Читать книгу бесплатно Живые отражения: Цветные осколки прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Живые отражения #3
Третий том цикла «Живые отражения».

После некорректного использования машины времени Александра получает память всех «Красных королев». Ее психика не справляется и она оказывается в психиатрической клинике. Сможет ли она найти себя среди сотен отражений чужих личностей, что теперь живут в ее памяти.

Глеб Кащеев

Живые отражения: Цветные осколки

Глава 1

Этот день не задался с самого утра, когда я открыла глаза и недоуменно уставилась на подозрительно яркое и высокое солнце за окном. Минуты две пыталась понять, что же за смутная тревога бьется в сердце, пока не взяла телефон в руку. Он не среагировал на включение, хотя шнур зарядки торчал из его задницы как мышиный хвостик. Потянула за него и противоположный конец легко выскочил из-за подушки мне в ладошку. Будильник в смартфоне не сработал, потому что ночью зарядник вывалился из розетки, или я вообще забыла его воткнуть.

Чувство долга и совесть подстегнули меня так, что, я воскликнула: «Ах ты ж…», – вскочила с кровати и заметалась по квартире, пытаясь понять, как еще можно выяснить время. Других часов у меня не водилось. Я до сих пор жила среди голых окрашенных стен: все недосуг было заниматься украшательством. Матрас лежал прямо на полу. Кроме него в единственной комнате имелся только встроенный шкаф для вещей, да нелепый горшок с вялыми хризантемами на окошке – недавний подарок… кого-то. Я не могла вспомнить кого именно.

Спешно натягивая брюки, я на одной ноге прискакала на кухню. Там на микроволновке все время раздражающе мигали цифры часов и минут. Сейчас она показывала 23:15. Уже не сдерживаясь, от души выматерилась. То ли электричество скакало, то ли я так и не удосужилась настроить ее когда-то, но попытка узнать, насколько я опаздываю постепенно превращалась в какой-то квест.

Мой босс терпеть не может, когда я опаздываю. Ведь я – вся его жизнь.

А вся моя жизнь ежедневно была расписана по минутам начиная с восьми утра и до позднего вечера, и каждая из них принадлежит боссу. За это мне платят такие деньги, которые большинство офисных клерков только в розовых снах видят. Для начальника я и левая рука, и правая, и даже часть его мозга – та, что помнит все его планы на недели вперед. Сегодня впервые он пришел на работу, а меня нет. Опаздываю и даже не знаю на сколько именно. Пришлось пристать к какому-то симпатичному молодому человеку на бегу с вопросом: «Который час». Он вытащил смартфон и сообщил мне приговор: «Десять тридцать», – а потом сопроводил недоуменным взглядом. Я рванула так, что только ветер в ушах свистел. Хорошо еще, что квартира в пятнадцати минутах пешком от офиса. Это значит всего пять минут бегом.

Когда я добралась до рабочего места и украдкой заглянула в кабинет начальника, то поняла, что зря так мчалась. Босс куда-то уехал. Самое страшное, что я вообще не представляю куда, так как в его расписании, которое я помню наизусть, в это время как раз странное пустое окно. Плюхнулась в свое кресло, поставила смартфон на зарядку и вдавила кнопку включения. Руки дрожали.

Так и есть. Три пропущенных от того, кто в моих контактах располагался на самом верху под кодовым обозначением «№1». Сердце несколько раз судорожно дернулось, а потом вообще замерло.

Поколебавшись пару секунд, я перезвонила. Босс скинул звонок.

«Это залет», – тихо сказала я вслух, бессильно откинувшись в кресле. Пульс не успел прийти в норму после пробежки и теперь кровь билась в висках от волнения с темпом и громкостью ударника Рамштайна. Голова вообще не соображала. Наверное, это и называют панической атакой.

Взгляд упал на раскрытый на столе большой ежедневник со списком дел. Да, у меня все продублировано и в телефоне, и в компе, но бумага все равно была удобнее. Куда же он мог уехать то? И, главное, надолго ли? Невольно я зацепилась за заметку на полях, которую поставила себе же два дня назад: нужно было забрать его костюм из химчистки.

Спешно набрала девушку с ресепшена на первом этаже. Она среди этих кукол с наращенными ресницами была самой вменяемой и наименее вредной. Как же ее звали то? Забыла. Вообще серпентарий на первом этаже меня сразу воспринял в штыки – наверняка каждая из них втайне мечтала оказаться на моем месте – поэтому все мои просьбы игнорировал принципиально. Но этой стоило только чуть намекнуть, как я ей сочувствую, что ей, такой умнице, приходится круглый день торчать в таком ужасном коллективе, так ее и прорвало. Мы проболтали больше часа и в итоге я для нее стала единственной отдушиной, которой можно вывалить все внутренние сплетни, а она для меня – источником необходимых сведений.

Она сообщила мне, что босс вообще пока не приходил, то есть про мое отсутствие точно еще не знал. Значит он куда-то умотал прямо из дома и на работе до сих пор не появлялся, так что мой косяк не заметил, но гадючник из секретарш на ресепшене наверняка все ему доложит. Эти бестии меня ненавидели. Так что нужно срочно придумать объяснение, где я задержалась по делу. Сегодня я должна была забрать его костюм из химчистки, так что у меня в голове родился авантюрный план. Разве я не могла заехать за его костюмом с утра перед работой? Так что я не проспала. Я делом занималась. Была только одна проблема – синяя тройка до сих пор висела где-то в прачечной. Нужно было успеть сбегать за ней пока он не вернулся.

Я переодела обувь, со стильных туфель на удобные кроссовки, чтобы точно успеть сбегать минут за десять, схватила телефон и помчалась к лифту. Пока спускалась вместе с какими-то симпатичными парнями с маркетингового этажа, мой желудок начал предательски неприлично урчать, напоминая, что его обделили завтраком. Да и ужином, если припомнить, тоже. Вчера так устала, что брякнулась в кровать, пообещав себе съесть сковородку омлета с беконом утром. Пришлось по пути в химчистку заскочить в магазин и прикупить себе немного снеди.

Когда я вышла из дверей супермаркета, все и случилось.

Мимо меня прошел странный светловолосый и довольно чумазый парнишка, смахивающий на бомжа, пристально ощупывая взглядом… нет, не ноги и даже не фигуру, а сумку и смартфон в руках. Одет он был чудаковато, словно сбежал со съемок исторического фильма: широкие грязные штаны из светлой грубой ткани и подпоясанная кожаным шнурком мешковатая полотняная то ли куртка, то ли толстая рубаха.

Обычно я не особо замечаю прохожих, но этот мальчишка лет пятнадцати застрял в голове и никак не хотел забываться. Хоть и прошла уже, наверное, метров сто, но все-таки решила обернуться. Из-за этого все и произошло. Так бы он вырвал у меня пакет из рук, и я, потеряв от неожиданности равновесие, скорее всего упала бы, и уж точно не успела сориентироваться и погнаться за ним. Но я обернулась. Он был совсем близко: уже приседал на бегу и протягивал руку к сумке. Покупки я, конечно, удержать не смогла – больно сильно этот ворюга дернул – но адреналин уже вспрыснулся в кровь, а захлестнувшее меня возмущение таким наглым грабежом средь бела дня придало сил и скорости. Я с места рванула в погоню.

У него не было никаких шансов. Мало того, что на коротких дистанциях я уделывала всю школу – ноги то длиннющие, да и бегать люблю – так он еще и обут был в какие-то нелепые разваливающиеся мокасины. Куда им против специальных беговых кроссовок по триста баксов за пару?

Парень оглянулся, понял, что дистанция между нами сокращается, а останавливаться я не намерена, и резко свернул в парк. Дорожки там уже развезло сентябрьской грязью и кроссовки было немного жаль, но уж слишком я разозлилась. Хотя до сих пор не представляла себе, что я сделаю с этим пацаном, когда наконец догоню.

А действительно, зачем я гонюсь? Какое-то шестое чувство подсказало мне, что я делаю глупость. Ну догоню, и что, драться начну? Да может фиг с ней, с едой? Закажу доставку в офис.

Я остановилась и еще некоторое время следила, как впереди мелькают ноги паренька, а затем отвернулась и пошла обратно к химчистке.

Интуиция говорила мне, что я поступаю правильно.

Через неделю я уже и не вспоминала про этот нелепый случай. Все эти дни я возвращалась к полуночи, плюхалась на лежащий на полу матрас, а утром опять мчалась на работу. У босса предстоял совет директоров, к которому он активно готовился, так что объем работы у меня умножился на три, если не на четыре. От недосыпа я периодически подвисала, уставившись в одну точку, но, начальник, слава богу, этого не замечал.

Сам совет должен был случиться в Лондоне, но босс решил лететь туда через Париж, попутно встретившись там с кем-то по делам. Как бы я хотела побывать хоть в одном из этих городов, а еще лучше в обоих сразу, но начальник никогда бы не давал хоть малейших поводов считать, что у меня с ним есть какие-то отношения. Так что я не могла и мечтать о поездке с ним. Зато меня взяли на встречу во французскую торговую палату в Москве в качестве референта – я должна была зафиксировать результаты переговоров с какими-то представителями французского бизнеса перед отлетом.

Место, где мы сидели, было очень красивое: не казенная переговорка, а шикарный просторный холл, со множеством зелени и искусственным водопадом: по вертикальной гранитной стене плавным потоком стекала вода. Ни намека на турбулентность или журчание: если бы я не коснулась пальцем, то сначала бы даже не поверила, что это не покрытый стеклом гранит, а настоящая вода.

Мы сидели прямо у водопада. Босс и пара французов за небольшим столиком, на котором стояли бокалы с коньяком, а я чуть поодаль, как тень, просто разместилась на стульчике с планшетом на коленях и клацала коготками по экрану, записывая основные пункты их договоренностей.

Деловая часть скоро закончилась, они принялись смаковать коньяк, а я заскучала. Сидела и смотрела на то, как течет по граниту вода. Удивительно, как они добились такой гладкой поверхности? В ней как в зеркале отражался французский флаг на противоположной стене. Хотя, если присмотреться, то не так уж и идеально: все-таки незначительные потоки внутри глади делали его кончик размытым, как будто рваным.

Похоже, я опять подвисла. Засмотрелась на потоки и легкую рябь. Она как будто притягивала меня. Я ощутила странный зуд, как будто что-то внутри просилось наружу. Что-то, что я с детства прятала где-то глубоко и вот сейчас, по дрожи в кончиках пальцев, я поняла, что что-то вырвется и я больше не могу с этим совладать.

Меня притягивала вода так, что я не могла сопротивляться. Я приблизила лицо так, что отражение затмило для меня весь остальной мир. Серый гранит и неровный французский флаг. Казалось, дальше нельзя. Еще миллиметр и я просто обмакну в воду нос. Но что-то дернуло меня, я подалась вперед… и провалилась в отражение. На секунду я потеряла ориентацию, мир вокруг меня закружился, и неожиданно я пришла в себя на пыльной улочке. Вокруг оживленно кричал народ, а передо мной висел обгоревший французский флаг.

Я в растерянности обернулась. Вокруг больше не было стен торговой палаты. Обычная парижская улочка. Только город был не современным, а словно сошедшим со старых картин.

Мимо меня пробежала группа людей, крича: «Libertе! Еgalitе! Fraternitе!»

«Свобода, равенство, братство», – машинально перевела я.

Спасибо школьной учительнице французского, старенькой Марии Сергеевне, которую еще чуть ли не декабристы обучали. Но что вообще происходит? Я оказалась на съемочной площадке какого-то исторического фильма? Только сколько не оборачивалась, никак не могла найти софиты и камеры. Где-то слышалась стрельба, крики толпы. Слишком масштабно, чтобы быть декорациями режиссера.

Группа плохо одетых граждан пробежала мимо с тревожными криками. За ними еще несколько человек. Они явно спасались от чего-то, но я плохо разбирала в хаотичных криках от чего именно.

Думать было некогда и я помчалась следом за ними. Мы миновали несколько вонючих переулков, и, наконец, выбежали на более-менее широкую улицу. Тут я неожиданно налетела на спины тех, кто был впереди, потому что они остановились. Машинально я протолкалась вперед, чтобы видеть, что их остановило.

Перед нами стоял ряд солдат с ружьями наизготовку. Сидящий на коне офицер что-то отрывисто приказал, и солдаты синхронно приложили ружья к щеке.

Я не верила своим глазам. Что это? Где я? Как это возможно? Да не могут же они в самом деле стрелять.

Офицер махнул саблей и ружья выстрелили.

Меня отбросило назад на брусчатку. И только после падения в груди и в правом боку взорвалась боль. Я почувствовала, что внутри словно надувался мяч из боли, так, что места для воздуха в легких становилось все меньше. Вскоре он наполнил меня так, что я больше не смогла вдохнуть, и мир для меня померк.

***

Я открыла глаза в полной темноте. Попробовала пошевелиться, но ничего не вышло. Я точно где-то лежала. Где-то. Когда-то. Кто я?

Вопросы подвисали в воздухе как мыльные пузыри, всплывали медленно под потолок, который я не могла разглядеть во тьме, и лопались. Это было так смешно, что я невольно хихикнула, а потом тут же испугалась: вдруг кто услышит?

Где я? Когда я?

Зачем я?

Еще один мыльный пузырь уплыл во мрак.

Вокруг только пустота, в которой плавает маленькое зернышко моего сознания. Безымянное, неопределенное. Не помнящее ничего настоящего и, наоборот, помнящая всю вселенную разом. Во всех ее ликах и проявлениях.

Нужно найти хоть какую-то точку опоры. Хоть крупицу смысла. Что-то незыблемое, настоящее, и тогда я смогу освободиться, встать, найти себя и понять кто я такая.

Очередная порция пузырей поднимается, лопается и брызгами щекочет мне щеки и нос. Я снова хихикаю.

Как глупо. Глупо веду себя. От этого мне тут же становится грустно, и я плачу.

Впрочем, уже через несколько мгновений… а может быть и лет, и я забываю почему рыдаю и снова тупо смотрю во тьму.

Глава 2

Утро мне подарило не только не вычесываемые соломинки в рыжей гриве, но и угрызения совести. Я чувствовала себя воровкой. Еще неделю назад с презрением думала о пареньке, который спер у меня пакет с продуктами, а теперь сама ему уподобилась. Бомжую по застрявшим в прошлом мирам, и не вижу никаких перспектив к улучшению своего положения. Найти в незнакомом обществе приличную работу и честно получать свой хлеб? Это и в родном городе?то не просто, а странно выглядящей чужачке с акцентом, в грязном пальто и следами ночевки в курятнике это вообще невозможно. Единственный для меня способ не сдохнуть от голода – это хватать жратву и сбегать с ней в отражения. От этого я сама у себя вызывала омерзение, но лучше варианта найти не могла.

Следующие два дня мне было стыдно вспоминать. Я ныряла в отражения в кружках с каким?то пойлом, в крынку с парным молоком и даже в лужицу конской мочи у выхода из таверны, когда хозяин уже мчался за мной с дубиной в руках. Хватала еду, убегала, ныряла в первое попавшееся отражение, и снова убегала. Ни разу мне не попался мир хоть отдаленно похожий если не на двадцать первый, то хотя бы на двадцатый век. Средневековье, какие?то полуголые люди в серых туниках, еще более дремучее средневековье, еще более грязные мужики в грубом рубище и так далее.

Пару раз меня успевали схватить за одежду, поэтому один рукав у модного пальто теперь был оторван, а на брюках на коленке появилась дыра после особенно неудачного падения.

Однажды при очередном побеге через миску с молочной лапшой, мне повезло. Я оказалась в спальне утопающей в кружевах толстой мадам и нагло прямо на ее глазах стырила расческу. Женщина сразу заверещала на ультразвуке, и я сбежала оттуда при помощи флакончика духов. Надеялась, что по этому случаю перенесусь в какой?нибудь Версаль, но так как в флаконе в тот момент отражалось голубое небо за окном, то оказалась на берегу неизвестного озера. Вот так опытным путем я совершила очередное открытие: место перемещения меньше зависело от вида жидкости и сосуда, а больше от того, что отражается в ее поверхности.

Вода была достаточно теплой, лес обступал озеро со всех сторон, а людей вокруг не наблюдалось, так что я решила в кои?то веки помыться. Полностью разделась, искупалась и даже кое?как без мыла постирала белье. Сидеть голой на берегу и ждать, пока оно высохнет, не решилась, поэтому надела на себя мокрое и принялась расчесывать волосы новоприобретенной и только что тщательно вымытой расческой.

Кусты за моей спиной зашуршали.

Я взвизгнула от неожиданности и вскочила, чем изрядно напугала выбежавшую на берег светловолосую девицу. Она бросила на меня быстрый сердитый взгляд и помчалась к воде так, словно за ней гналась рота озабоченных солдат. Одета девушка была презабавно: высокие сапоги?ботфорты с широченными голенищами, кожаные штаны на единственной подтяжке, идущей диагонально через плечо, и белоснежная мужская рубашка с кружевными рукавами. Мне стало любопытно: она что, предполагает прямо так в одежде купаться, или собирается переплыть озеро?

Девушка подбежала к воде и присела, специфически приблизив голову к поверхности. Еще когда она только начала клониться к воде, я уже поняла, что сейчас произойдет.

– Стой! – крикнула я. Блондинка все?таки среагировала: быстро удивленно глянула на меня, но все равно повернулась к отражению и тут же пропала.

Я подхватила с травы пальто, подбежала к тому месту, где на мокром песке еще виднелись отпечатки ее ног, и присела в том же месте. У меня была твердая уверенность, что я ее догоню. Не важно, какое там отражение было в озере – словно идущая по следу гончая, я знала, что перемещусь в нужное место. Ее удивленное лицо стояло перед внутренним взором, так что я совсем не удивилась, когда оказалась на берегу реки, столкнувшись нос к носу с этой блондинкой.

– Я же просила подождать! – сказала я с улыбкой.

Ее глаза нужно было видеть.

– To je nemoznе, – прошептала она.

– Еще как можне. Мне надо поговорить с тобой. Жаль только не знаю, на каком языке, – я старалась выглядеть как можно более миролюбиво.

– Я говорю по?русски, – ответила она с легким акцентом, – но как ты смогла? Я же возвращалась, схлопывала петлю. Отследить такое перемещение невозможно!

– Значит, мне повезло.

–Ты что, из мрака? – девушка сделала шаг назад, но затем, оглядев меня с ног до головы, усмехнулась. – Пожалуй, нет. Мрак никогда бы не позволил себе так жалко выглядеть. Ты кто такая и что с тобой приключилось?

Да, выглядела я на ее фоне как бомжик рядом с фотомоделью. У моей собеседницы только одежда выглядела нелепо, словно она сбежала с маскарада, где изображала из себя мушкетера. В ее ушках поблескивали бриллиантиками небольшие сережки, а накрашенные ресницы, зеленоватые, в цвет глаз, тени и идеально чистая гладкая кожа позволяли отправиться на фотосессию хоть сейчас. Практически модель, в историческом костюме. Круглолицая зеленоглазая красавица?блондинка.

– Я потеряла дорогу домой. Теперь скитаюсь по мирам и пытаюсь выжить. Ты первая ныряльщица, которую я встретила. Пожалуйста, не сбегай.

– Откуда тогда ты знаешь термин «ныряльщики», если ни разу не была в Тресте? – она прищурила глаза.

Ого, логика у нее работала как у следователя.

– Встретила одного паренька. Он учился в какой?то школе ныряльщиков, пока не сбежал, и кое?что мне рассказал. Но потом мой путь к нему засыпали, и я больше не смогла его найти. А что за Трест?

Блондинка, скептически скривив губы, осматривала меня, явно принимая какое?то решение.

Я где?то слышала, что оставить человека в беде, когда ты знаешь его имя, несколько сложнее.

– Меня, кстати, зовут… я замялась. В голове роилась целая куча имен. Екатерина, Александра, Жанна… какое же настоящее? Я не могла определить. При воспоминании о матери и отце я четко видела лица, но вот какое имя они произносили, склонившись над кроваткой? Или кричали в раздражении, типа: «Жанка, ешь! Сколько можно ложкой по тарелке возить?»

Все. Все имена. Я четко помнила и «Сашка», и «Жанка», и «Катька», и даже «Ариадна»

Блондинка ждала пару секунд, а потом скривилась, решив, что я не хочу представляться.

– Помоги мне. Я буду должна тебе. Поверь, я способная, – я постаралась, чтобы звучало уж совсем жалобно.

Она закусила губу и слегка сморщила носик. Посмотрела в сторону реки. Потом тряхнула локонами, повернувшись ко мне:

– У тебя петля не закрыта. Так что мне вперед, тебе назад. Или ты хочешь, чтобы за тобой мрак пришел? Ты вообще в курсе правил?

– В курсе, в курсе.

Особенно если учесть, что в кармане моего пальто лежит куда более веская причина для этого таинственного мрака гнаться за мной.

– Тебе нужно вернуться, но там на берегу меня уже могут ждать. За мной гнались, вообще?то. Так что я туда не пойду.

– Ты что?то натворила?

– Тебя это не касается! В общем, тебе туда, а мне оттуда.

– Тогда я иду с тобой! Черт с ней, с петлей. Пусть лучше меня арестует мрак, чем опять жить как бомж.

– Как кто? А… ну, в общем, понятно. Настолько все плохо?

В ее голосе наконец проявилось сочувствие. Я, потупив глаза, кивнула и посмотрела на нее исподлобья.

Она принялась думать, сжав губы и шевеля ими влево?вправо, от чего кончик ее носа смешно двигался.

– Ладно, давай так, – наконец произнесла она, – вернуться тебе надо в любом случае. Если сможешь смотаться от моих преследователей, то жди меня на том месте, куда сейчас вернешься, в полночь… то есть, – девушка посмотрела на необычно массивные часы на руке, – через девять часов. Обещаю, что приду за тобой. Сейчас я должна завершить задание. Все. Удачи.

Блондинка махнула мне рукой, отвернулась, подошла к реке, присела и снова исчезла.

Спешить было некуда. Если за этой девицей действительно гнались, то сейчас как раз погоня рыщет по берегу, пытаясь понять, куда же она пропала. Где-то через пару часов они уйдут.

Сушить на себе белье, да еще в достаточно прохладную погоду оказалось сомнительным удовольствием. Я опять замерзла. На озере было гораздо теплее. С трудом выждала те самые два часа и подбежала к воде и, потянула за нить перехода и вернулась к озеру.

На берегу песок действительно хранил отпечатки множества ног, но ни одной живой души не было видно. Я села у воды и решила полюбоваться закатом. Когда сзади раздалось еле тихое звяканье, то, задумавшись, не сразу обратила на него внимание. Так расслабилась, что сигнал тревоги дошел до разума только спустя пару секунд. Зато после этого пульс у меня подскочил, и я моментально среагировала, как лань: рванула прочь с низкого старта. Оглянулась уже на бегу.

За мной, придерживая перевязи со шпагами, мчались двое мужчин в одинаковых красных кожаных куртках и черных широкополых шляпах. Солдаты все?таки остались в засаде в зарослях сторожить берег. Если бы не обилие металлических пряжек на их одежде, то меня, брыкающуюся, уже давно тащили бы в местную тюрягу.

Силы были примерно равны. Они бегали не хуже меня, но моя обувь – осенние ботиночки без каблука – была намного удобнее их разношенных сапожищ. Дистанция еле заметно увеличивалась, но я уже начала выдыхаться. Долго в таком темпе бежать по песку было невозможно, поэтому, обогнув по самой кромке берега вывернутую с корнем сосну и скрывшись от глаз преследователей, подбежала к воде, усыпанной желтыми и бордовыми листьями, и тут же нырнула в отражение.

Я снова оказалась у пруда с огненно?красными деревьями. На другом берегу по?прежнему манил к себе белый домик в японском стиле.

Место казалось слишком знакомым. Болезненно-знакомым. Вроде бы еще ни разу не была в том домике, но он манил меня, как давно забытое детское воспоминание.

Я продралась к нему через грязь и заросли, вышла на площадку перед домиком и замерла. Мне почему-то стало страшно.

Вокруг не было ни одной живой души. Стояла невероятная тишина. Даже птиц не слышно. Вроде сиди и наслаждайся тишиной и спокойствием, но мне было очень тревожно.

Там внутри ждало меня что-то очень важное. Жизнеопределяющее.

Общая точка сбора всей меня.

Хотя, о чем я? Сейчас я сама не понимала свои мысли.

Не знаю сколько простояла на гравийной дорожке, хотя помнила, что время тут течет быстрее. Минута здесь могла превратиться полчаса на озере. Откуда я это знала? Я не помнила.

Внутри домика действительно было мало места. Размеры единственной комнатки составляли примерно три на три метра, но все пространство съедал большой алтарь в центре. На черной гранитной глыбе лежала алая атласная ткань, на которой покоилась пустая подставка из красного дерева.

Там должно было что-то быть. Что-то, без чего мой дальнейший путь не имел смысла. Как часть души, без которой я была неполноценным человеком.

Я села на пол перед алтарем, как молящийся, и постаралась погрузиться в нечто вроде медитации. Медитировать я не умела, но чувствовала потребность в самоанализе и размышлении. Что-то пошло не так. Здесь должна была меня ждать какая-то вещь. Символ. Сила. Атрибут. Раз ее нет, значит что-то пошло не так. Но где я ошиблась?

Где я ошиблась?

Где я ошиблась?

Эта мысль, как гвоздь засела в моей голове и не вылезала. Она была важнее текущего момента и касалась не только пустого домика. В моей жизни где-то, как заноса, застряла ошибка, из-за которой каждый раз все идет не так.

Где-то там, на далеком берегу озера уже давно прошло отпущенное мне время. Блондинка, чье имя я так и не вспомнила, искала и не нашла меня, решила, что я схвачена солдатами, и навсегда покинула это место. С ней у меня должна была быть связана важная часть жизни, но она не случилась и не могла случиться без вещи, которой полагалось находиться в японском домике. Но и тот путь с блондинкой был ошибкой. В нем меня всегда ждала смерть. Меня казнили на площадях перед кучей народа, меня тихо закалывал наемный убийца в спальне подруги, меня закрывал своей грудью единственный любимый человек и получал пулю в сердце вместо меня. Смерть, смерть, смерть.

Ошибка точно есть. Где-то в самом начале моего пути, потому что потом, какой путь в лабиринте судьбы не выбирала, все равно итогом была гибель.

И, главное, не только моя. Всегда мои действия приводили к смерти огромного числа людей. Моих армий, солдат противника, групп ренегатов, сотрудников Мрака, детей, которых я стремилась закрыть своей грудью, заговорщиков, сторонников, друзей…

В этой точке сборки, где пересекались все пути, на которых я не умирала еще раньше, я видела ясно и четко все варианты. И среди них не было правильного.

Значит, ошибка была допущена еще раньше. Мне нужно вернуться к истоку.

Осквернять это место не хотелось. Так что я нырнула в Москву на крышу многоэтажки, в которой жила какое-то время, разбежалась и молча прыгнула вниз.

Удар. Смерть.

Я снова оказалась в невесомости в пустоте и темноте. Только пузырей на этот раз нет и мне не смешно, хотя меня пытаются развеселить два глиняных садовых гномика. Они болтаются где-то в вакууме и шепчутся, но делают это так громко, что их мог не услышать только глухой.

– Не приходила в сознание?

– Нет. Но мозг чрезвычайно активен. Это даже не сновидение. Она как будто уравнения в уме решает.

Интересно, как они говорят? У них же даже рты не шевелятся. Один в красном колпачке, другой в зеленом.

– В коме? – я слышу скепсис у более крупного гномика.

– Я констатирую факты.

– Возможно, нужно сменить схему препаратов. Эта не работает. Нет никакой динамики.

– Я бы так не сказал. Динамика есть. Отрицательная. Она уже не реагирует на внешние раздражители. Когда ее привезли сюда, она дралась, а теперь все ближе к овощу. Но мы перепробовали уже все. Без понимания причины ее состояния мы не можем подобрать правильное лечение. Первоначальные гипотезы оказались ошибочны. Это не шизофрения.

– Я читал ее дело и, вроде бы, все было очевидно.

– Да, мне тоже так казалось

– Может быть попробовать электрошок?

Слово мне знакомо. Оно колючее и страшное. Что-то такое со мной уже было. И я очень боялась повторения. Я хотела закричать: «Нет», – но у меня не было рта. Ни ног, ни рук, ни туловища. Не уверена была насчет головы. Где-то же «Я» нахожусь. Глаза, что видят гномиков и та штука, что ворочает мысли. Чтобы думать, нужен мозг. Мозгу нужна оболочка. Называется голова.

У меня нет рта, нет тела, но глаза точно имеются. Можно попытаться поморгать.

Я старательно начала думать про веки. Я не хочу видеть гномиков и мне нужно зажмуриться.

– Вы видели? Активность мозга изменилась. И, кажется, дернулись веки, – воскликнул маленький гномик.

– Она может нас слышать?

– Я ничего не могу исключать.

– Попробуем еще раз. Я назначаю ей электрошок!

– Опять есть реакция!

– Значит она все-таки как-то воспринимает реальность. За это можно зацепиться. Выведите ее из комы как можно скорее, иначе процесс станет необратимым, – сказал крупный гномик, и добавил громко, вроде как специально для меня, – иначе мне придется назначить э-лек-тро-шок!

Главное, его голос показался мне подозрительно знакомым, но я не могла вспомнить откуда.

Глава 3

Врач пришел, когда я уже могла сидеть. Это был среднего роста мужчина чуть за сорок, который явно стеснялся своего уже существенно наметившегося пуза. Халат он напялил поверх мерзкой оранжевой водолазки, горло которой торчало над белым воротничком. Как только он заговорил, я тут же распознала в нем маленького гномика из моих то ли глюков, то ли сновидений.

– Здравствуйте. Мы еще не представлены друг-другу, но я знаю вас уже три месяца.

– Кто был второй? – спросила я.

Мысли текли вяло, а голова слегка кружилась, как будто я махом опрокинула в себя пару бокалов шампанского после того, как не спала пару суток. Мозг вроде бы работал, но на четверть оборота, иногда сбоил и зависал.

– Вы о чем? – нахмурился врач.

– У моей постели вы утроили консилиум с кем-то главнее вас. Он отдавал вам приказы. Кто это был?

– Давайте вопросы тут буду задавать я, – нахмурился врач. – Мы обсуждаем вас, а не персонал больницы.

– А… ну удачи, – ухмыльнулась я.

– Вы зря относитесь к этому с таким скепсисом. Три месяца вы провели в коме и чуть не умерли. Да и сейчас вы в сознании только благодаря препаратам. Если вам кажется, что с вами все в порядке, то это не так.

Я промолчала, глядя ему в глаза. Он открыл перед собой старую картонную папку. У меня сразу возникла ассоциация с советскими фильмами, где следователи тоже во время допроса всегда держали на столе «Дело» подозреваемого. Интересно, в каком я времени или мире? Никак не могла понять. Водолазки были в моде в королевстве, когда я… что? Правила или только появилась там, бегая по заданиям Казимира? Я не могла вспомнить.

– Как ваше имя? – спросил он.

– Как будто вы сможете это проверить, – усмехнулась я, – Я сейчас назову любое женское имя и что?

– Назовите, – терпеливо повторил он.

Я ненадолго растерялась. В голове роилось множество имен. Ирина, Александра, Жанна, Екатерина. Все были одинаково родными. Я пыталась вспомнить как называл меня папа и в памяти тут же всплывали все варианты. Вот он склоняется над кроваткой и говорит: «Ирочка, Сашенька, Жанночка, Катюша».

– Ну, допустим, Жанна.

Он нахмурился и что-то записал на бумажке в папке.

– Когда вы родились?

– Не знаю, – честно ответила я.

Он нахмурился и мне пришлось пояснить:

– Приемный ребенок. Настоящая дата рождения неизвестна. Отец нашел меня в сугробе.

– Хорошо, – он удовлетворенно кивнул, что-то записал и уточнил, – ну год рождения то вы помните?

И что ему ответить? Год от рождества того бога, о котором тут даже не слышали?

– Мне двадцать два года.

Он прищурился:

– А какой сейчас год?

– У вас что, календаря нет? – я оглядела комнату в поисках подсказки, но, как назло, никаких зацепок не нашла.

– То есть не знаете?

Я сжала губы. Конечно, даже представления не имела. Дорогой, я попала сюда на сломанной машине времени, откуда мне знать, какая у вас тут хронология, если мне до сих пор не попался на глаза ни один календарь или даже паршивая газетенка.

– А где вы находитесь? – продолжил он.

– В больнице, – тут же выпалила я.

– В какой стране?

– Откуда я знаю, куда меня увезли в бессознательном состоянии?

– Выкручиваетесь. Я не понимаю: почему вы воспринимаете меня как врага? Это не экзамен. Я хочу помочь вам. Выявить ту проблему, что чуть вас не убила и помочь ее решить. Без этого вы через некоторое время впадете в кому и уже навсегда. Ваша личность окончательно разрушится.

Я промолчала. Это могло быть правдой, а могло и не быть ей. Если бы я хотела у кого-то выманить нужную информацию, то тоже придумала бы легенду в том же роде.

– Что вы вообще можете о себе рассказать? – врач откинулся на спинку стула.

Вопрос на засыпку. Я понятия не имела какие мои воспоминания истинные, какие ложные, а какие вообще приснились во время комы. Конечно, я могла выдать любую из версий реальности, что тысячами кружились в моей голове. И даже, наверное, могла построить из них стройную картину, но что, если он действительно прав? Может ли существовать человек в состоянии, когда он не понимает кто он такой и какую жизнь прожил? Это сейчас на таблетках я брожу в лабиринтах памяти, стукаясь, как слепой котенок, в стенки носом, разбивая его в кровь и вновь пытаясь найти себя. А ведь где-то в центре ждет минотавр. Но самое интересное, что будет без лекарств. Моя голова просто пухла от количества воспоминаний. Наверное, человеческий мозг имеет все-таки ограниченную память, рассчитанную на одну, пусть даже очень долгую жизнь. Ну, возможно, природа позаботилась о некоем резерве, которого может хватить еще на две-три. Но не тысячи же. Я даже примерно не могла оценить количество личностей, прячущихся внутри меня. И у каждой свои воспоминания, своя жизнь, свой характер. Мне в равной степени хотелось как расплакаться, жалуясь доктору на свою жизнь, так и расквасить ему нос, от того, что так нагло смеет разговаривать с королевой, подозревая ее в сумасшествии.

Врач истолковал мое молчание по-своему:

– После комы у вас могут быть провалы в памяти, это нормально. Давайте начнем с простого. Что вы помните последним, Жанна?

Что я помню последним? А что я вообще помню? В чем уверена? Точка начала: меня находит в сугробе тот, кого я потом шестнадцать лет подряд буду звать «папой». Точка конца: я у дворца пялюсь на статую Анастасии и понимаю, что в этом мире меня никогда не существовало, а моя подруга из многих вариантов жизни теперь жирная престарелая императрица. Посередине между этими точками целый лабиринт с бесконечным количеством путей. Наверное, конечная точка и есть последнее наиболее правдивое воспоминание.

– Я оказалась у дворца, – коротко ответила я.

– А дальше?

Было что-то дальше? В памяти просто черная дыра.

– Ну я расстроилась, села на тротуар и, кажется, заплакала. Все, – я неопределенно пожала плечами.

– То есть вы не помните, как ворвались во дворец, требовали срочную аудиенцию у самой императрицы, заявляя, что знали ее в молодости и она непременно вас признает? Не помните, как кричали, что вы королева и она украла у вас трон?

– Я много перед этим выпила? – удивленно спросила я.

– Нисколько. Анализ не показал в вашей крови ни алкоголя, ни других воздействующих на психику веществ.

Могла я такое сделать? Могла. Если упустить контроль и дать демонам внутри меня взять бразды правления в свои руки, то многие из моих личностей и не на такое способны.

– Понятно. Ну подумаешь, у девушки была минутка слабости и отчаяния. Зачем же сразу в психушку? Можно было просто пинками выкинуть из дворца.

– О, охрана на входе и попыталась это сделать. Только у нее ничего не вышло. Они сами не могут понять, как это произошло, но четверо здоровых гвардейцев с вами не справились.

– Надеюсь я никого не убила… – настороженно уточнила я.

– Вы были близки к этому. Но вам повезло. Всего пара переломов и несколько синяков. Иначе мы бы сейчас разговаривали не в клинике, а в тюрьме.

– Это полный список того, что я натворила?

– О нет. Перед тем, как пытаться в одиночку штурмовать дворец, вы еще протаранили на мобиле памятник императрице Анастасии и разрушили его.

– Я же снесла свой памятник! – ухватилась я за похожее воспоминание.

Врач внимательно на меня посмотрел, и я осеклась.

– Вы считаете, что памятник был поставлен вам?

– Ну… не этот. И не в этом городе.

– А в каком?

– Я не помню. Что, я действительно сломала скульптуру императрицы?

– Да. Но не волнуйтесь, ее уже восстановили.

– Так, хорошо. Я снесла памятник, надавала охране, орала несусветную чушь. И это все причины, почему я здесь? – фыркнула я. – Хорошо, я раскаиваюсь в содеянном, была не в себе. Отпустите?

Врач ухмыльнулся:

– Нет. Вы же как минимум ничего не помните. Это уже достаточно серьезный звоночек. Даже имя свое назвать нормально не в силах. Изворачиваетесь, придумываете ложь на ходу, лишь бы выйти за пределы больницы. Но вы не понимаете, что так вы просто себя убьете.

– Откуда вы знаете, что я не Жанна?

– Вы орали другое имя, когда требовали пропустить вас к Императрице.

– Ну я тогда была не в себе.

– А сейчас? Вы изворачиваетесь. Я думаю, что и тогда, и в данный момент вы в себе. Просто у вас диссоциативное расстройство идентичности. Проще говоря, расщепление личности. Каждый момент времени вы ощущаете себя абсолютно здоровой, пока не сменится личность. Вы непредсказуемы и опасны, в первую очередь, для самой себя. И провалы в памяти вызваны ровно тем же. Одна личность не помнит, что творила другая. Обычно это следствие пережитой в детстве психологической травмы или насилия, но эти воспоминания чаще всего вытесняются первыми, так что вы этого не можете вспомнить. Кстати, люди, страдающие ДРИ, как правило, вообще не инфицируют свое состояние как проблемное или как болезнь. Однако, очень редко, но это именно ваш случай, дезинтеграция личности не стабилизирована. Она продолжается. Ваше сознание дробится и дробится. Так как это сопровождается разделением памяти, то очень скоро вы разучитесь делать даже элементарные вещи. И скоро превратитесь в овощ.

Он посмотрел в мои испуганные глаза и добавил:

– Поэтому наша с вами задача на ближайшее время – это реинтегрировать вашу личность в одну хорошо функционирующую идентичность. Склеить вообще все кусочки воедино мы не сможем, но хотя бы стабилизируем вас в состоянии, когда вас можно будет отпустить отсюда без опасений за ваше ближайшее будущее. Но для этого вы должны сотрудничать, а не сопротивляться. И я будут повторять эту мысль каждой вашей личности, которая будет со мной контактировать.

Неужели со мной все так плохо? А что, если он действительно прав? По холодку в пальцах и ознобу в позвоночнике, я поняла, что верю ему.

– Я понимаю. Постараюсь… вам помочь, – прошептала я.

– Ну и замечательно. Тогда на сегодня закончим. Увидимся с вами завтра.

Крупная медсестра с рыхлым квадратным лицом и подбородком боксера, аккуратно придерживая меня за руку, как будто я могла грохнуться в обморок в любую секунду, повела меня по длинному пустому неуютному коридору. По пути я не видела ни одного окна, только желтоватое тусклое освещение от старомодных ламп накаливания. Пациентов тоже рассмотреть не удалось: нам встретился только немногочисленный персонал клиники.

– А много тут еще больных? – спросила я у медсестры.

С таким же результатом можно было пробовать пообщаться со стеной. Моя сопровождающая, а, скорее, конвойная, была сильной и уверенной в себе дамой. У меня даже мысли не возникало пытаться ей сопротивляться или возражать.

Она подвела меня к железной двери моей палаты, открыла ее двумя ключами и настойчиво протолкнула меня внутрь.

– А мне не полагаются прогулки? Они же способствуют душевному здоровью. Наблюдение там за природой, умиротворение…

– Нет, – коротко отрезала она и закрыла железную дверь.

Я села на кушетку и оглядела свою конуру. Похоже, что я влипла крепко. И надолго.

Через несколько минут, ко мне заявилось сразу две медсестры. Та же конвойная, что теперь молча встала у двери, и еще одна худенькая и невысокая, лет за сорок. Она вкатила тележку с пузырьками, не торопясь смешала в поллитровой баночке три компонента и подошла ко мне.

– Закатайте рукав.

– А что вы мне колите?

– То, что врач прописал, – мягко, но настойчиво ответила медсестра.

Она наверняка тут общалась со всякими психами, так что разговаривала со мной как с неразумным ребенком. Добиться от нее сути лечения было невозможно. Да и что б я поняла в названиях местных лекарств, когда даже из тех, что в моем мире ничего кроме обезболивающих не знала.

Я подставила руку, и она ввела мне в вену иглу, а затем повесила пузырек с лекарством на специальную подставку.

– Ложись, деточка, ложись. Голова кружиться может от лекарств то.

Пришлось послушаться, а то мир вокруг и впрямь поплыл. Пришлось полчаса тупо лежать и смотреть в потолок.

Впрочем, никакого занятия лучше у меня в ближайшее время не предвидится. Только лежать, пялится на больничные стены, изучая мелкие трещинки на штукатурке и пытаться разобраться где в каше воспоминаний, от которых готова лопнуть голова, настоящая я.

Глава 4

– Сеанс второй, – медленно по слогам произнес врач, старательно записывая эту фразу в свою тетрадь, – Что ж. Давайте начнем.

– С чего?

– С начала. Как вас зовут?

– Я не помню. В голове крутится сразу несколько имен.

– Постарайтесь перечислить всех. Возможно, это даст понимание сколько личностей вы осознаете.

– Ира, Саша, Жанна, Катя. Пожалуй все. Александра и Жанна… как будто сильнее остальных. С ними связано больше воспоминаний.

– Хорошо, будем считать их основными личностями и сконцентрируемся на них, постаравшись исключить побочные. Кстати, очень необычные имена для этих мест. Прочем, как и их краткие формы. У нас никто не стал бы называть Александру Сашей. Откуда вы родом?

– Не отсюда, – коротко ответила я.

Врач терпеливо смотрел мне в глаза и ждал. А я не понимала, что дальше говорить. Если вывалить всю правду, то меня упекут в дурку уже пожизненно. С другой стороны, я и так в психушке. Вдруг он прав, и я действительно разрушаюсь, как личность? Тогда, если продолжать играть с ним в прятки, то шансы выйти отсюда станут еще призрачнее.

– В то, что я скажу, будет сложно поверить. Можете списать это на бред шизофреника, но другой версии у меня для вас не будет. Я родилась и выросла в другом мире. Не в иной стране, а в мире, который намного опережает ваш по уровню развития. Лет на сто. Чуть больше года назад я ненадолго обрела способность путешествовать между мирами. Погналась за приключениями, сделала ошибку, потеряла дорогу домой, в конце концов попала в ваш мир, где и обосновалась, потому что нашла работу в Тресте.

– Так… помедленнее. Давайте сделаем паузу и разберемся в том, что уже прозвучало, – врач помахал в воздухе рукой, словно отгоняя невидимый сигаретный дым. – Как вы получили способность к путешествию?

– Мне кажется это врожденное. Передается по наследству. Я не знала родителей, однако подозреваю, что у кого-то из них тоже была такая способность. Но, чтобы осознать это умение и научиться его использовать, нужен какой-то толчок.

– Но вы же сказали, что получили эту способность ненадолго.

– Некоторое время назад меня пытали электрошоком, и после этого я больше не могу путешествовать между мирами.

Я произнесла это на автомате, и тут же поняла, что сказала неправду. Это было, да, но было только в одной нити моей судьбы. Одна из Александр действительно пострадала, тогда как Жанна, например, никогда не теряла способность к ныркам в отражения.

– Допустим, хотя, согласитесь, звучит это так себе. Получается, что теперь проверить ваши слова невозможно, – ухмыльнулся врач.

– Почему же? Можно попробовать, – улыбнулась я. – Дайте пожалуйста попить.

Он пожал плечами, встал, налил из-под крана воды и поставил передо мной. Я тут же склонилась над стаканом, разглядывая отражение окна в нем. Никаких ощущений. Я все-таки не могла нырять.

– Да, вы правы, проверить невозможно, – сказала я врачу, который с любопытством наблюдал за моими действиями. – И я передумала насчет имени. Зовите меня Александрой.

Он улыбнулся:

– Согласен. Я тоже считаю эту личность основной. Именно это имя вы кричали во дворце, а в период эмоциональных всплесков чаще всего доминантная личность лидирует, – кивнул он, – но давайте пойдем дальше. Вы упомянули работу на некий трест. Что это за компания?

– Она объединяла подобных мне. Тех, кто умел путешествовать между мирами. Это даже не компания. По сути, она и была государством. Королевством. Просто, чтобы не афишировать перед обывателями то, откуда страна получает крутые технологии, ныряльщиков в отражения выделили не в министерство, а вроде в коммерческую компанию, которую возглавлял регент королевы. А потом ее возглавила я. Более того, я же ее и создала когда-то.

– Погодите, я запутался.

– Нет, это вы погодите. Я еще не начала вас запутывать. Все еще впереди. Потому что потом, пытаясь спасти… кого-то… я уже не помню кого, мне пришлось воспользоваться механизмом, который, по идее, должен был переместить меня назад во времени. Но инструкций к нему не прикладывалось, и я что-то сделала не так. Аппарат взорвался, а я в результате перенеслась не назад на пару дней, а вперед лет на сорок. Примерно. Точнее смогу сказать, если вы скажете возраст императрицы. Главное, что я оказалась в какой-то другой ветви реальности. В вашем мире никогда не было ни Красной Королевы, ни самого королевства, ни Треста. У вас все объединила под собой империя, но там, где жила я, страны было две. И я была знакома с Анастасией, вашей императрицей, когда ей было около двадцати и она даже не думала о троне. Это я потом ее короновала. Теперь понимаете мое отчаяние, когда я оказалась у дворца и поняла, что произошло?

– Вы все-таки живете в каком-то своем внутреннем придуманном мире, который только иногда пересекается с действительностью. Простите, что говорю это в лоб, но вы, как мне кажется, не обделены интеллектом, и можете критически оценивать свою историю.

– Да, если бы мне рассказали такое, я бы тоже не поверила. И доказательств у меня нет. Я, конечно, могу выдать некие подробности из молодости вашей правительницы, которые никто кроме нее не может знать, но это вам не поможет – не пойдете же вы на прием к ней, чтобы выяснить правда ли она блевала в занавеску на приеме у одной княгини? К тому же, я не уверена, что в вашей ветви времени все происходило именно так, как я помню, – сказала я и тяжело вздохнула.

– Мы пойдем другим путем. Попробуем найти в вашей истории противоречия, которые покажут вам, что она выдуманная. Когда вы сами усомнитесь в созданной вашим мозгом реальности, то настоящие воспоминания смогут пробиться наружу. Так что вы подробно расскажете все, а я со стороны прослежу за тем насколько ваш рассказ логичен и непротиворечив. Так что давайте опять начнем по порядку.

Я усмехнулась:

– Видите ли… в своих воспоминаниях я неоднократно пользовалась перемещениями во времени, так что я не совсем понимаю в какой хронологии рассказывать – по общемировой, или по своим внутренним часам.

– Естественно по вашим ощущениям. А потом разберемся.

– Если бы, – вздохнула я, – я и сама то разобраться не могу.

– Начните с детства. Вы сказали, что вас удочерили. Ваши приемные родители обижали вас?

– Отец души во мне не чаял, а мать… ну скажем так: она никогда меня особо не любила, но свой родительский долг исполняла честно, насколько могла. Мне не на что жаловаться. Я росла в глухой провинции и после совершеннолетия переехала в столицу. Погналась за красивой жизнью.

– В Тверь или в Прагу? В каком году переехали?

– В Москву. В две тысячи двадцатом.

Врач оторвался от записывания в тетрадь и с удивлением посмотрел на меня.

– Я говорила, что мой родной мир совсем не похож на ваш. Другое летоисчисление, более развитые технологии. У нас и империи то нет уже давно. Я девочка из будущего, да еще и не из вашего. Я изучала этот феномен – почему у нас настолько отличается история и, кажется, нашла причину. В моем мире жена князя Игоря – княгиня Ольга – отомстила за смерть мужа и сожгла Тверь. После этого город никогда не стал уже таким центром, каким был ранее, и постепенно столицей стала более молодая Москва. А у вас жена князя Игоря умерла при родах.

– Давайте обойдемся без лекций по истории. Меня интересуете вы.

– Хорошо. В первый год жизни в столице, как я уже говорила, я обрела способность перемещаться между мирами и попала в какую-то версию вашего мира, в Прагу. Там существовала организация людей с такими же способностями – Трест. Она была создана легендарной Красной Королевой. Трест был настолько интегрирован с властью в королевстве, что он и был королевством. Меня наняли на работу. Не без приключений, конечно, но я настойчивая. Мне поручили искать следы той самой Красной Королевы, которая возникла ниоткуда, создала королевство и исчезла без следа.

– Я же просил без экскурсов в историю. Мы теряем время. Давайте говорить о вас.

– А я и говорю обо мне, потому что выяснилось, что Красная королева и есть я, – мне пришлось перейти на крик.

– Вот сейчас не понял, – врач удивленно почесал переносицу.

– Тогда слушайте и не перебивайте! – резко огрызнулась я.

Врач ухмыльнулся, откинулся в кресле, сложив руки на животе и с любопытством уставился на меня.

– Что, теперь стало интересно? – ехидно спросила я.

– Не ваш рассказ, а то, как вы ловко забираете инициативу в разговоре. Вы нигде этому не учились?

Я вскочила, оперлась руками на стол и нагнулась к нему и прошипела:

– Я правила большой страной несколько лет, организовала три революции, свергнув правительства и императоров, а вы сомневаетесь, что я могу управится с жалким мозгоправом?

– Интересная трансформация. Похоже сейчас всплыла какая-то новая личность. Я все еще говорю с Александрой?

На секунду я задумалась: а действительно, с чего так распсиховалась? Но я ведь действительно помнила, как отдавала жесткие приказы армиям, готовым за меня порвать кого угодно.

– Вы неисправимы, – я рухнула обратно в кресло и обреченно вздохнула. – Считайте что хотите. Мне продолжать историю?

– Конечно, – он все еще иронически улыбался.

– Меня узнали, понимаете? Когда меня показали ветеранам боевого крыла Треста, они, как один, рухнули на колено, признав во мне ту самую королеву, которой уже служили в прошлом. Тогда я не понимала почему и как.

– А сейчас понимаете?

– Конечно! Я помню. Я помню, как была этой грозной королевой много-много лет.

– Но вам едва ли больше двадцати.

– Именно. Поэтому слушайте внимательнее. Может хоть так я и сама разберусь. Линий судьбы очень много, и я помню их все. В Тресте я познакомилась с Анастасией. Узнала о ее правах на трон и постаралась сделать императрицей. Но во всех линиях судьбы империя и королевство сваливались в кровопролитную войну. Где-то мне удавалось ее прекратить до полного взаимного уничтожения, где-то нет, и тогда я умирала. Знали бы вы, сколько раз я умирала! На площади от топора палача, от взрыва на войне, от кинжала убийцы. Это было очень больно. Но если я оставалась в живых, я непременно хотела предотвратить бессмысленные смерти и обращалась к машине времени. И вот тогда начинались проблемы. Я перемещалась в прошлое и пыталась сделать так, чтобы в будущем обе страны не истребили друг друга. Основывала королевство с другим сводом законов, учреждала Мрак или наоборот, разгоняла его, разрушала империю на раннем этапе, чтобы она не оказала сопротивления в будущем. И прочие глупости.

– И что, это не сработывало? – ехидно спросил доктор, явно не веря ни одному моему слову.

– Я не знаю. У ныряльщиков в отражения в воде – именно так происходит перемещение между реальностями – есть заповедь. Всегда беречь ту водную поверхность, при помощи которой ты нырнул, потому что иначе ты навсегда потеряешь дорогу домой. Миров бесконечное количество, и если нить, связывающая тебя с тем самым единственным родным, оборвется, то найти в бесконечности пустыни нужную песчинку больше никогда не получится. Со временем я решила для себя эту проблему и забыла про дурацкое ограничение. Почувствовала себя всесильной. Игнорировала все собственные предупреждения не использовать чертову машину времени. Так вот выяснилось, что у нее то нет никакой нити. С ее помощью ты ныряешь, но не во времени. Точнее не только во времени.

– Кажется я снова запутался, – доктор покачал головой.

– Сейчас я помню, что в одной из жизней я все-таки прочла статью о физике времени, где все объяснялось. Мы все почему-то считаем время линией, по которой все несемся вперед – наука утверждает, что со скоростью света. Можно предположить, что машина времени должна переместить нас назад или вперед ровно по этой же линии, но это не так. Время двумерно. И каждый раз, используя чертов аппарат, я смещалась на другую линию. И когда пыталась вернуться в будущее, снова смещалась. Все мои усилия были бессмысленны. Я никогда не попадала в ту же реальность. Машина времени была слишком примитивна и не позволяла управлять этим процессом. Она просто перебрасывала наобум. И найти песчинку своей жизни в бескрайней пустыне потом было невозможно. Я теряла себя и все, что мне было дорого навсегда.

Врач неожиданно подался вперед:

– Почему?

– В смысле? – я опешила.

– Вы оставались собой. Я могу понять причину переживаний, когда вы теряете свой родной мир – там остаются родные, друзья, детские воспоминания. Но когда вы смещаетесь в параллельную ветку реальности – в чем проблема? Там те же люди, просто иной поток событий, насколько я вас понял. Да, возможно вам не получалось предотвратить войну или какую-то гуманитарную катастрофу, но откуда столько трагедии в голосе?

– Если то, чему вы посвятили свою жизнь, рушится в один миг, вы бы не расстроились? – возмутилась я.

– Нет. Тут что-то личное. Вы теряли не дело или что-то общечеловеческое. Вы теряли кого-то очень важного. Кого?

Я растерялась. Что за чушь он несет? Я старалась спасти людей! Но чувство горечи после каждого перемещения было таким сильным! Весь мой мир рушился. Каждый раз, когда я понимала, в какую ловушку машины времени попала, мне казалось, что моя жизнь кончилась. Что все дальнейшее бессмысленно. Я начинала метаться, используя машину снова и снова, как будто искала что-то бесконечно ценное. Даже зная, что меняю реальности, как перчатки. Даже с учетом этого, я билась как птичка в клетке, щелкая и щелкая тумблером на проклятом аппарате в красном замке. Что же я искала?

– Это самое важное в нашем сегодняшнем разговоре, – продолжил врач, – меня, конечно, удивляет просторы вашей фантазии, но, кажется, мы только что докопались до сути. Кто занимал вас настолько, что его потеря оказывалась настолько фатальной?

Я растеряно моргала, лихорадочно копаясь в памяти, но не находила ответа. Словно наталкивалась на непрошибаемую стену.

– Я вижу, что вы не готовы сейчас ответить. С этого мы и начнем наш следующий сеанс, а сейчас возвращайтесь к себе в палату и отдыхайте.

По его сигналу в кабинете опять возникла необъятная медсестра-конвоир. Так же, как и ранее, меня повели по узкому коридору. Наверняка я скоро выучу его наизусть.

Когда мы проходили мимо двери с понятными всем международными значками с фигуркой женщины и мужчины, мой нос уловил запах табака.

– Я хочу в туалет. Срочно.

Мои губы произнесли это против моей воли. Для меня это было куда большим шоком, чем для медсестры, которая и бровью не повела. Окинула взглядом наш дальнейший путь, прикинув время и так же молча, схватив меня за локоть, потащила в сортир.

Помещение было небольшим – всего на две кабинки. И там было окно. Только сейчас я поняла логику своей неожиданной просьбы. Никто не стал бы курить в комнате без возможности ее проветрить. Ни в коридоре, ни в моей палате окон не было. Толку правда от того, что здесь оно присутствовало, никакого. Сбежать тут не вышло бы: снаружи окно закрывала толстая решетка. Стекла были замазаны белой краской настолько, что прозрачная часть показывала только пасмурное небо. Но неизвестный курильщик все-таки приоткрыл створку, оставив небольшую щель, и в ней я успела разглядеть вроде бы бескрайнее море с высоты примерно третьего этажа.

– Проходи, – заявила медсестра и подвела меня к кабинке, а сама бросилась закрывать окно. Я мгновенно присела и подняла с пола брошенный еще тлеющий бычок. Спрятав его в ладони, я зашла в кабинку.

Что я делаю? Зачем? Кто управляет моим телом? Неужели врач был прав и во мне живет множество личностей, которые мне не подчиняются? Сейчас я, похоже, не контролировала свои поступки, хотя мыслила вроде ясно. Что, среди тех королев, что живут в моей голове, вдруг появилась одна заядлая курильщица, что не может жить без затяжки?

Подождав немного, я спустила воду и вышла. Медсестра подхватила меня и повела дальше в палату. Кажется, она не заметила спрятанного в моем кулаке бычка. Я уж ожидала, что дойду с ним до палаты, чтобы успеть тихо затянуться тайком в палате, но моя рука вдруг сама спряталась за спину и мастерским метким щелчком пульнула окурок в сторону.

Я хотела было повернуть голову, чтобы проследить его полет, но мышцы шеи словно парализовало. Максимум смогла скосить глаза. Кажется, бычок улетел на мягкое кресло у небольшого журнального столика. Туда, где в прошлый раз сидел охранник, который сейчас куда-то отлучился, оставив на кресле сложенную газету.

Зачем я это делаю? Кто это делает за меня?

Этот вопрос мучал меня и когда я оказалась в палате, и когда через несколько минут ко мне вкатили тележку с капельницей. Маленькая медсестра опять смешала три компонента раствора – два из маленьких пузырьков: с желтой и розовой меткой вылила в большой, подвесила его на кронштейн и ввела иглу мне в вену.

В этот момент завопила противопожарная сирена. Медсестра конвоир тут же выскочила в коридор, из которого в палату тут же пахнуло дымом. Увидев, что за дверь пожар, маленькая медсестра тоже испугалась и выбежала из палаты следом.

Стремительности движений моих пальцев позавидовал бы фокусник. Я моментально схватила и спрятала под одежду пузырек с желтой меткой, а потом толкнула тележку так сильно, что она покатилась к стене, стукнулась об нее и опрокинулась. Раздался звон: оставшийся на ней пузырек разлетелся вдребезги.

В палату тут же ворвалась медсестра-конвоир, окинула взглядом перевернутую тележку и яростно взглянула на меня.

– Это не я! Она сама покатилась! Ваша коллега убегала и задела ее ногой! – тут же крикнула я.

Медсестра поджала губы, открыла дверь в коридор, где все еще было довольно дымно, и крикнула:

– Уборщицу сюда! Быстро.

Мысленно я облегченно вздохнула. Осколки подметала какая-то темноволосая пожилая женщина в синем рабочем халате, в то время как маленькая медсестра, которая могла бы заметить нехватку осколка с желтой отметкой, сидела рядом с моей кроватью и следила за капельницей.

Ловко я это провернула.

Понять бы еще зачем.

Глава 5

Утром у меня было немного приватного времени во время утренних водных процедур, когда за мной никто не наблюдал. Медсестра терпеливо ждала снаружи. Дверь в санузел была открыта, так что она не нервничала и не особо за мной приглядывала. Да и стояла я к ней спиной, так что руки мои она видеть не могла. Спасенный вчера пузырек был заткнут за пояс больничной пижамы. Если избавиться от него, то только сейчас. Зачем он мне и что с ним делать? Если выйду в коридор, то медсестра наверняка его заметит. Он достаточно сильно торчал и бросался в глаза даже под пижамой. Если же оставлю в номере, спрятав под подушку или матрас, то его найдет уборщица или кто там еще заправлял мне кровать каждый раз, пока я сидела у доктора на приеме.

Пока я расслабленно рефлексировала, моя рука сама потянулась к струе воды и наполнила пузырек, а затем я неожиданно присела и засунула его за раковину, аккуратно поставив на сифон для слива воды. Заметить его теперь можно было только если лечь на пол под раковиной.

«Все страньше и страньше», как сказала бы Алиса. Я сама не понимала свой гениальный план, который, судя по многоходовости, действительно был крайне продуман. Вопрос только кем и зачем.

По пути в кабинет врача я отметила обугленную дыру в кресле для охранника. К вопросу о продуманности плана – один бросок окурка привел не только к тому, что я зачем-то подготовила пузырек для подмены лекарства, но и добилась того, что охранник теперь сидел в самом конце коридора, возле кабинета врача и намного дальше от моей палаты.

По пути к нему мне вдруг стало любопытно: как они так разруливают все визиты пациентов к врачу, что я ни разу по пути не встретила ни одного больного? Или тут я одна на весь этаж?

На этот раз на столе врача лежал допотопный катушечный магнитофон. Я такой только в старых фильмах до этого видела.

– С вашего позволения, я хотел бы записать наш сегодняшний разговор.

– А у меня есть выбор? – холодно поинтересовалась я.

Он развел руками. Тогда я спросила:

– Для кого?

– Что?

– Кому вы хотите прокрутить запись?

– А… это для себя, чтобы потом ничего не забыть.

Я ему не поверила. До этого, он вполне комфортно чувствовал себя со своими дурацкими записями ручкой в папке. Магнитофон нужен для второго гномика, перед которым врач отчитывается о моем состоянии. Дорого бы я заплатила, чтобы узнать кто обо мне так заботится. Или, наоборот, арестовал меня здесь, чтобы добиться… чего?

– Итак, вы подумали над нашей проблемой? – спросил он.

– Нашей?

– Конечно, мы же оба хотим, чтобы вы вылечились. Вы пробовали анализировать вопрос, на котором мы вчера остановились? Кого вы потеряли после ваших воображаемых перемещений?

– Если они воображаемые, то я никого не теряла! Нет. Если честно, то от ваших капельниц голова как не своя. Вся в тумане. Я ни о чем думать не могу. Что вы мне колите? Зачем?

– Препараты тормозят вашу психику и предотвращают дальнейший распад. Без них вы опять пойдете вразнос. Деградация личности продолжится, и вы очень скоро превратитесь в овощ. То, что вы сейчас чувствуете себя более-менее адекватно – заслуга этих лекарств. Но давайте начнем сеанс. Пожалуйста, перечислите всех ваших близких знакомых и родных по очереди.

Я пожала плечами:

– Папа, мама… ну те, кого я таковыми считала, потому что физиологических родителей не видела. Наста… то есть Анастасия – это ваша императрица в молодости. Мирра – ее начальница в Тресте, ставшая потом моей подругой и верной соратницей. Дальше сложнее – остальные персонажи есть не во всех реальностях. Часто встречался Том – жених Насти. Но не всегда. Еще я помню Ника – в некоторых воспоминаниях он учил меня премудростям ныряльщика. Вроде все, если не считать уж совсем далеких персон вроде девушки Ника и так далее.

– Нет. Не подходит никто из описанных. Вы говорите о них отстраненно, безэмоционально и спокойно. Мне нужен тот, кто вызывает яркие чувства. До дрожи в пальцах и озноба в позвоночнике. Тот, о ком вы очень не хотите говорить, и даже вспоминать его, так как с ним связаны травмирующие воспоминания. Я подозреваю, что те самые воспоминания, что привели к распаду вашей личности. Они вытеснились и заменились на фантазии о других мирах, а ощущение вины, связанной с этим человеком, привело к расщеплению вашего «я».

– Другие миры – это не фантазии! – крикнула я.

– Естественно, вы в этом сейчас уверены. Но не будем сейчас погружаться в дискуссии – нам важен главный вопрос: кого вы прячете от самой себя?

– Никого! Я больше никого не помню! А чтобы вы больше не трындели тут что я все фантазирую, то я вспомнила, как могу вам доказать кое-что. Проверьте-ка у меня пульс.

Я протянула ему руку. Врач недоуменно посмотрел на меня и взял за запястье. Некоторое время он молчал, отсчитывая про себя. Потом нахмурился, прислушиваясь к ощущениям в пальцах.

– Странно. Словно эхо какое-то.

– У меня двойной пульс. Потому что я не человек. И если вы обнаружили это только сейчас, у меня много вопросов к вашей квалификации. Вообще у вас странная больница. У человека в коме ни анализ крови не взяли, ни пульс не измеряли. У вас как, ЭКГ уже изобрели? – ехидно спросила я.

– Что?

– Электрокардиография. Ну исследование сердца…

– Я понял. Да, у нас есть такое оборудование.

– Ну вот сделайте мне кардиограмму и удивитесь. Я не человек. У меня нет группы крови, у меня двойной пульс от двух сердец, так что от ЭКГ у вас вообще волосы дыбом встанут. Причем второе сердце вы не найдете, даже если вскроете мне грудную клетку. Это тоже можно придумать? – с триумфом произнесла я и осеклась.

Во время моей пафосной речи врач вообще не проявил удивления. Он только сделал вид, приподняв брови, но актер из него был никакой. У меня было стойкое ощущение, что я не сказала для него ничего нового. Он все это знал. С самого начала знал. Все они сделали: и ЭКГ, и и анализ крови.

– Что за цирк тут вообще происходит? – сердито спросила я

– Вы о чем?

– Да вы издеваетесь надо мной! Твердите, что я все придумала, хотя прекрасно осведомлены и о ныряльщиках, и о моих особенностях! Зачем?

Он, не моргнув глазом, ответил:

– Для терапии. Да, естественно я в курсе, как и все наши граждане, что наша императрица умеет перемещаться между мирами, благодаря чему наша страна в развитии намного опережает всех соседей и занимает лидирующее положение в мире. Ваш рассказ о перемещениях для меня не новость, но мое сомнение должно было вывести вас из равновесия, потому что вся ваша история – это сложная смесь реального и вымышленного. Фантазией вы замещаете какую-то травму. Моя задача – понять какую именно. А также заставить вас усомниться в том, что вы помните, чтобы настоящие воспоминания всплыли на поверхность.

– А в чем вы еще мне врете?

– Ни в чем, – не моргнув глазом ответил он, – я предельно честен. Вы спросили, я ответил.

– С кем вы совещались у моей постели, пока я была в коме? – быстро выпалила я.

– С директором больницы. Он же ее владелец. Мы частное заведение.

– Как его зовут?

– Карл. Карл Финстернис. И что это вам дало? – ехидно спросил он.

– Ничего, – смущенно произнесла я.

В кабинете повисла долгая тяжелая пауза.

– Давайте поступим так, – он достал карандаш и листок из папки, – я хочу попросить вас нарисовать.

– Что именно?

– Что угодно из тех историй, что вы понарассказывали. Любое воспоминание. Но максимально подробно.

– Но я не художник. Я не умею рисовать. Ладно там домик, дерево, фантастическое животное, как меня просили на собеседовании на работу. Но картину…

– А я вас и не на выставку собираюсь отбирать. Мне важно не качество рисунка, а сюжет: что именно вы нарисуете. Если я что-то не пойму, то попрошу вас объяснить: что именно вы старались изобразить.

Я пожала плечами, взяла карандаш, твердую папку, которую он предложил в качестве планшета и листок бумаги.

Что же нарисовать? Хотелось что-то такое яркое, впечатляющее. Но даже приступить было страшно: выйдет то полная фигня.

И тут моя рука самопроизвольно слегка дрогнула и поставила на бумаге штрих.

– Ой, а ластик у вас есть? – спросила я.

– Если ошибетесь – не страшно, – улыбнулся он, но все-таки достал из ящика стола ластик и протянул мне.

Я потянулась за ним левой рукой, отвлекшись от карандаша в правой и она чуть задрожала как будто от напряжения и неудобной позы. Когда я взглянула на листок, там уже мелкими ровными штрихами был начат непонятный мне рисунок: на бумаге проявился угол какого-то предмета.

Моей рукой кто-то управлял. Когда я отвлекалась, этот кто-то получал больший контроль над конечностями и явно пытался что-то сказать.

Что ж. Если со мной врач зашел в тупик, то может позволить общаться с доктором моему альтер эго? Я постаралась максимально расслабить руку. Отпустить и не мешать.

И на листке бумаги начало появляться отчетливое изображение. Угол, как оказалось, принадлежал помосту для казни. Неизвестный художник, управлявший карандашом, очень неплохо изобразил и палача, и зрителей, и даже мою собственную испуганную физиономию. На бумаге был изображен момент, когда мне на голову накинули петлю и собирались уже открыть люк в помосте.

Я с удивлением уставилась на готовую картинку. Да, безусловно, я помню этот момент. Одна из неудачных ветвей моей судьбы. Ту меня схватили в империи как шпионку и все-таки повесили.

– А вы говорили, что рисовать не умеете. Никогда бы не заподозрил за вами подобной скромности, – с удовольствием и удивлением произнес врач. – Вы позволите? – он протянул руку, и я отдала ему листок.

Минуту он разглядывал изображение.

– Очень хорошо! Мне кажется, мы нашли нужный метод, – с удовольствием сказал он, подошел к шкафу и достал оттуда плоскую коробочку, которую положил передо мной на стол.

– Цветные карандаши? – удивилась я. – Как в детском садике?

– Да. Вот вам альбом, – он достал из стола склейку белой бумаги размером примерно с лист А3, – и домашнее задание: рисуйте. Рисуйте все, что вспомните, что взбредет в голову. Не задумывайтесь, отпустите себя. Действуйте интуитивно. На этом мы сегодня закончим. Не хочу сломать тот тоненький мостик к вам настоящей, что мы нащупали. Завтра покажите мне не менее пяти рисунков.

Я встала и подошла к выходу, но у двери обернулась, заставив занервничать сестру-конвоира.

– Если вы частная клиника, то кто оплачивает мое пребывание у вас?

Врач развел руками:

– Финансы не моя забота. Я просто не знаю. Вам нужно будет спросить это у директора, когда вы с ним увидитесь.

По пути в палату у меня прихватило мочевой пузырь и мне снова удалось уговорить медсестру проводить меня в туалет в коридоре. Пока я мыла руки, то совершенно неосознанно сунула под резинку пижамы небольшой обмылок с раковины: так, чтобы никто не заметил.

Происходившее со мной и пугало, и интриговало одновременно. Периодически мое тело начинало действовать против моей воли, и это точно были разумные действия с далеком просчетом. Даже в трезвом уме я бы никогда не смогла придумать тот план, который реализовывал неизвестный в моей голове.

Оставшись ненадолго в своей палате в одиночестве, я легла на кровать, расслабилась и таинственный гость в моем теле тут же начал действовать, захватив полный контроль над телом. Отстраненно, словно находясь в трансе, я смотрела за его приготовлениями: моя рука сунула один из карандашей в щель у ножки кровати, так, чтобы он изрядно торчал наружу. Затем я положила обмылок на пол, раздавила ногой и размазала по кафелю так, чтобы не было заметно. Отмерив ровно два шага, я положила на пол ластик, а затем забежала в туалет, вынула из-за сифона желтый пузырек и вместе с ним прыгнула в кровать. Успела ровно за секунду до того, как распахнулась дверь и в комнату вошли две медсестры – конвоир и та, что ставила капельницы.

Крупная встала у двери, а маленькая, как обычно, вскрыла пузырьки, а затем покатила тележку к моей кровати. Переднее колесико наехало на ластик и намертво застопорилось. Медсестра подергала тележку взад-вперед, чертыхнулась, обошла ее, встала ко мне спиной, приподняла колесики возле себя, чтобы переехать невидимое препятствие. Когда она сделала шаг назад, ее нога наткнулась на карандаш. Женщина потеряла равновесие, сделала еще один неуклюжий рефлекторный шаг назад, взмахнув руками, и попала пяткой ровно на невидимое мыльное пятно. Белый тапочек заскользил, как на катке, нога подлетела в воздух, и медсестра со всей дури грохнулась на пол, здорово приложившись затылком о кафель.

Она застонала и перевернулась на бок, схватившись за голову. Мой конвоир зыркнула на меня, но я лежала в кроватке паинькой и делала вид, что совсем не причем и вообще очень испугана происходящим шоу. Карандаш от удара скользнул под кровать и его уже не было видно. А скользкий пол? Что ж, я не при чем – все вопросы к уборщице.

Крупная медсестра подбежала, подняла под мышки маленькую и потащила ее в коридор. Как только она скрылась за дверью, мои пальцы мгновенно выхватили из-под кровати желтый пузырек с водой и подменили его на также де вскрытый, что лежал на тележке.

Крупная медсестра тут же заглянула ко мне через пару секунд, но я уже снова спокойно лежала под одеялом.

Вскоре в палату заявилась еще одна сестра – длинная и худая, как жердь. Она смешала оба пузырька в физрастворе и повесила капельницу на подставку. Конвоир все это время внимательно следила за мной, а худая сидела рядом пока последняя капля лекарства не ушла мне в вену. Все это время я гадала: что будет с человеком, если закачать ему в кровь обычную водопроводную воду?

Странно, но голова кружилась и шумела после процедуры даже сильнее, чем обычно. Я даже заволновалась, но через полчаса меня отпустило, и я почувствовала себя лучше. Тогда я все-таки взяла в руки карандаши и альбом, закрыла глаза и отпустила руки, позволив неизвестному художнику, живущему в моем голове, вовсю проявить себя.

Глава 6

– Вот