Читать книгу бесплатно Темная сторона медали прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Темная сторона медали
Сергей Сергеевич Мусаниф

Темная сторона медали #1
Легко быть героем, когда в твой успех верят миллионы людей, волшебники приносят тебе зачарованный клинок и верная дружина сопровождает тебя на всем пути.

А если судьба распорядилась таким образом, что ты вынужден играть роль злодея? На каждом шагу тебя подстерегают ложь и предательство, ты не знаешь, кому можно верить (и можно ли верить вообще хоть кому-нибудь?!), и целые народы желают твоей гибели. Когда твой выбор ограничивается только двумя вариантами: позволить себя убить или стать тем, кем тебя видят другие и кем ты быть не хочешь. Утопить мир в крови или захлебнуться в ней самому?

Есть ли третий путь? И если он есть, то хватит ли у тебя сил, чтобы по нему пройти?

Сергей Мусаниф

Темная сторона медали

Пролог

Две недели до начала осады

– Мы такие, какие мы есть, – сказал граф, наливая себе вина. – И это никому не под силу изменить. Я не верю в свободу выбора.

– А я верю, – сказал я. – Если не верить в свободу выбора, во что же тогда вообще верить?

– В судьбу.

– Вы фаталист, – сказал я.

– Я реалист, – сказал он. – Хотя вполне допускаю мысль, что это одно и то же. Я слишком долго живу на этом свете и хорошо понял, что так называемая «свобода выбора» всего лишь иллюзия. Мы становимся такими, какими нам суждено было стать от самого рождения.

– Может быть, для нас с вами это и так, – сказал я. – Вы, в конце концов, потомственный аристократ и так далее, о себе вообще умолчу… Из скромности. Но, к счастью, мир населен не только такими, как мы. Давайте поговорим о простых людях.

– Простых людей нет, – сказал граф. – Каждый человек, когда-либо топтавший эту землю, считает себя центром вселенной.

– Он и является центром своей маленькой вселенной, – сказал я. – И в этой вселенной он сам себе хозяин.

– Такое представление о реальном мире мало соотносится с действительностью, – сказал граф.

Солнце село быстро, как это принято в наших широтах, и сразу стало прохладнее. Я запахнул теплый плащ, поднялся с кресла и подошел к стене. Широкие бойницы обеспечивали прекрасный обзор.

Расстилающаяся вокруг равнина была спокойна и пустынна, лишь ветер шелестел невидимой в темноте травой.

– Значит, вы полагаете, что свобода выбора – это иллюзия? Миф? – уточнил я. Это был наш старый спор с графом, который начался чуть ли не в день нашего знакомства, и мы никак не могли убедить друг друга переменить свою точку зрения.

Жизненный опыт свидетельствовал в пользу графа. Последние годы я постоянно ощущал себя марионеткой в чужой игре.

Но разве можно судить о таком глобальном и основополагающем понятии, как свобода, опираясь только на одну мою жизнь? Мне уже лет семь дико хотелось верить, что у других людей и жизнь складывается по-другому.

– Конечно, миф, – сказал граф. – Течение жизни каждого человека обусловливается многими факторами, взаимодействующими друг с другом, но свободы выбора в их числе нет. Есть лишь иллюзия выбора, тешащая людское самомнение, хотя на самом деле решение, принимаемое индивидуумом в тот или иной момент, предопределено заранее.

– Любопытное заявление, – сказал я. – Вы можете подтвердить его примером?

– Извольте, – сказал граф, делая глоток из хрустального бокала. Из-за отсутствия освещения темно-красная жидкость в бокале казалась черной. – Человек идет по улице и видит на мостовой кошель, плотно набитый золотыми. Для него существует два варианта последующего развития событий: он может либо взять деньги, либо пройти мимо. Согласны?

– Допустим, – уклончиво сказал я, хотя мог бы предложить и третий вариант: например, схватить кошелек и заорать на всю улицу: «Эй, пацаны, кто тут бабло потерял?!» Однако боюсь, что нормальному человеку такое в голову не придет.

– И от чего зависит то, как он поступит?

– Это вы мне расскажите, граф.

– Для чистоты дискуссии надо рассматривать каждый конкретный случай, – сказал граф. – Допустим, человек этот беден. Он нуждается в деньгах, у него большая семья, больная мать, плохая работа или ее вообще нет, и кошель с золотом ему совсем не помешает. Более того, для него этот кошель – чудо, единственная надежда выжить. Конечно же он возьмет деньги, ведь у него нет выбора. Вы можете представить хоть один вариант, при котором наш парень пройдет мимо?

– Бедняк мимо не пройдет, даже если он видел, как этот кошель выпал из руки человека, умирающего от чумы. Ну а если наш прохожий – богач?

– А кто откажется стать еще богаче, не прикладывая к этому никаких усилий? Богатый человек не был бы богат, если бы упускал такие возможности. Поднять потерянный кем-то кошелек – в этом поступке нет ничего аморального, ничего противоестественного, ничего незаконного. Узнать, кто этот кошель уронил, и вернуть его потерявшему практически невозможно. В такой ситуации любой человек возьмет деньги. Это предопределено.

– Не любой.

– Хорошо, – сказал граф. – Допустим, не любой. Конечно, наш прохожий может оказаться монахом какой-нибудь секты, исповедующей аскетизм. Он не возьмет денег, но и в этом случае у него тоже нет выбора. Ибо он даже не способен помыслить присвоить найденный кошелек. Золото для такого человека – это зло, грех и искушение. Итак, я хочу сказать, что выбор человека в каждый отдельно рассматриваемый момент будет обусловлен всей его предыдущей жизнью, воспитанием, представлениями о морали, чести и достоинстве, жизненными нуждами, а также давлением сиюминутных обстоятельств, поэтому можно считать, что выбора нет.

– А можно считать, что вы привели не совсем удачный пример, – возразил я.

– Таких примеров множество.

Я посмотрел на часы и сказал:

– Думаю, что остальные примеры мы обсудим чуть позже. Вам уже пора отправляться.

– Вы знаете, что я предпочел бы остаться здесь, милорд.

– Нет, – сказал я. – Я вполне способен решить данный вопрос самостоятельно.

– Это может быть опасно, – сказал граф.

– Не так уж опасно, граф. По крайней мере, для меня.

– И все же…

Настал момент бить графа его же оружием.

– Что вы там говорили о свободе выбора? – спросил я. – У вас-то ее точно нет. Являясь моим вассалом, вы обязаны выполнять мои распоряжения.

– Да, милорд, – чуть более официально, чем обычно, сказал он, поставив на столик пустой бокал, поднимаясь на ноги и расправляя свой плащ. – Мне действительно пора.

– Удачи вам, граф.

– Удачи нам всем, милорд, – сказал он, шагнул с башни в пустоту и растворился во тьме.

У него всегда это здорово получалось. Никто не способен растворяться в ночи столь же эффектно, как граф. Научиться подобному трюку нельзя, с такими способностями рождаются.

Если это можно назвать рождением. Даже я так не могу. Похоже – могу, но так, как это делает граф, – ни черта.

Я сел в кресло, закурил сигарету и закрыл глаза. Сегодня у меня образовалось часа два свободного времени, а это сейчас – непозволительная роскошь. Война на носу, черт побери.

Но вопрос с башней надо было решать, и, хотя сделать это можно было и без моего участия, я считал свое выступление необходимым с точки зрения правильного пиара.

Дело следует делать не только эффективно, но и эффектно.

Дозорная башня вряд ли являлась достойным памятником архитектуры, хотя лет ей было немерено. Но если вы видели хоть одну дозорную башню в Бескрайней Степи, то можете считать, что видели их все.

Выглядит она таким тридцатиметровым каменным наростом, торчащим на сером теле равнины. Камень, из которого она сложена, настолько стар, что покрывается трещинами и рассыпается в пыль от хорошего удара каблуком, так что о ее способности противостоять тарану речи не идет. Башня имеет около десяти метров в диаметре, внутри нет ничего, кроме винтовой лестницы, с обеих сторон зажатой стенами и ведущей на смотровую площадку.

Подобные сооружения обычно способны вместить в себя гарнизон до пятидесяти солдат, но я не видел смысла держать здесь больше десяти. И только в качестве декорации.

С тех пор как я призвал Рамблера и подчинил его своей воле, всякая необходимость в дозорных башнях как в средстве наблюдения за происходящим на границах моего влияния отпала. И те десять солдат, точнее, восемь солдат, маг связи и офицер, командующий гарнизоном, служили вывеской, дающей понять любому случайному путнику, что у меня все под контролем и граница все еще на замке. Дань традиции, черт бы ее побрал.

Сегодня утром я эвакуировал гарнизон. Его командир никак не мог взять в голову, почему надо эвакуироваться, а не принимать бой, тем более что на место событий прибыл сам я, великий и ужасный. К счастью, его служба никоим образом не связана со способностью понимать мои тактические решения.

После ухода графа я остался на башне один. Возможно, мне следовало использовать оставшееся время с большим толком, заняться планированием, просмотреть какие-нибудь отчеты или просто помедитировать. Но я никогда не умел распоряжаться свободным временем рационально и просто сидел, ждал и курил. И мысли мои плавно текли по течению.

Привычка табакокурения, завезенная с соседнего континента, весьма пагубно отражается на здоровье. По крайней мере, существует такое мнение. Лично у меня мало шансов подтвердить или опровергнуть его.

Как выяснилось не так давно, я имею в виду, не так давно для меня, остальные знали об этом гораздо раньше, среди восьми поколений моих предков мужского пола не было ни одного человека, который умер бы от какой-то болезни или от старости. Естественной смертью для мужчин моего рода всегда была смерть в бою.

Возможно, что табак убивает человека. Но в моем случае гораздо быстрее это делает старая добрая традиция.

Я курил и ждал. Мне ничего не хотелось делать, и никакие эмоции по поводу предстоящего меня не тревожили. Прошло время эмоций, простите. Существует работа, которую надо сделать и которую никто не сможет сделать лучше меня.

Моя работа появилась на полчаса раньше, чем я ожидал.

Они пришли из темноты. Они были быстры и бесшумны, словно их породила сама степь. Я вряд ли обратил бы внимание на темные тени, выскользнувшие из окружающей башню травы и бросившиеся к дверям старинного укрепления, если бы вышеупомянутые двери не были бы столь стары. И если бы их хотя бы иногда смазывали.

Видимо, стоило бы попенять командиру гарнизона на недостаточно тщательный уход за вверенным ему фортификационным сооружением, однако скрип старых петель отвлек меня от моих мыслей и заставил подготовиться. Я подтащил кресло поближе к люку, ведущему на смотровую площадку башни, закурил очередную сигарету и стал ждать.

Подъем по винтовой лестнице занял у них десять минут. Вдвое больше, чем потратил бы на это одноногий старик, страдающий близорукостью. Очевидно, они никак не могли взять в толк, что яростного сопротивления, которого они ожидали, не будет.

Зато потом они увидели меня. Это произвело странный, но вполне просчитываемый эффект. Не думаю, что кто-то из этих парней мог видеть мое лицо раньше, однако все они сразу поняли, кто я такой. И что я такое.

Смерть.

Осознав сию нехитрую мысль, они остолбенели. Передние ряды не решались идти вперед, а отступить назад им не давали те, кто напирал со спины и еще не вышел из-за поворота, поэтому и не видел, с кем свела их злодейка-судьба на узкой лестнице. Некоторое время никто ничего не предпринимал. Противостоящие стороны замерли в пространстве, как на картине, написанной неведомым автором, и оценивающе разглядывали друг друга. Потом их оторопь частично прошла, а может быть, они просто решили, что терять им нечего, и двое индивидуумов бросились на меня с отчаянием камикадзе. Они пытались пронзить меня мечами, но не особенно надеялись на успех и прекрасно понимали, что обречены.

Я пошевелил указательным пальцем, и оба смельчака умерли прямо в движении. На таком расстоянии сделать это мне было совсем несложно. Тела их по инерции совершили еще по два-три шага вперед, потом ноги подкосились, мечи выпали из ослабевших пальцев, и трупы скатились к ногам их пока еще живых товарищей.

Я потушил сигарету и встал.

– Джентльмены, – сказал я. – Позвольте принести вам извинения за этот маленький инцидент. И за следующий маленький инцидент тоже. На данный момент вы не сделали мне ничего плохого, поэтому я не питаю к вам враждебных чувств и не стоит расценивать мои следующие действия как направленные лично против вас. Просто вам выпала плохая карта, а мне надо работать на свой имидж.

Я щелкнул пальцами, и лестницу залил поток бушующего огня.

Эта история – одна из многих, повествующих о вечном противостоянии между силами Добра и Зла, Света и Тьмы, Порядка и Хаоса. Это рассказ о локальном Армагеддоне.

Это сага об эпохе великих свершений, о политике и войне, дружбе, любви и предательстве, отваге и чести, о древних пророчествах и забытых легендах, о великом союзе между людьми, гномами и эльфами. Здесь будут действовать отважные герои с магическими мечами, древние волшебники, наделенные великими знаниями и мудростью, могучие армии, затмевающие пространство от горизонта до горизонта. Здесь будут фигурировать зачарованные клинки и могущественные зловещие артефакты. Здесь будет действовать боевая магия и реками литься кровь. Драконы снизойдут на землю с заснеженных горных вершин и примут участие в великом сражении. И могучая армия бросит вызов толпам зомби, ордам орков и легионам демонов.

Словом, все как всегда.

Есть только одно небольшое отличие.

Потому что рассказ поведу я. И вы впервые сможете взглянуть на, казалось бы, привычные события с другой стороны.

Со стороны Тьмы.

Часть первая

Игра наследника

Семь лет до начала осады

Глава 1

Это было просто восхитительно.

По крайней мере, это было восхитительно первые пятнадцать минут. А может быть, и все двадцать. Не знаю, как все, но я в такие моменты на часы не смотрю. В любом случае это было восхитительно ровно до тех пор, пока не раздался стук в дверь.

Стук был властный и настойчивый. Это был стук человека, уверенного в себе. И еще уверенного в том, что он попал именно туда, куда собирался. К вышеизложенному я бы добавил, что это был стук человека нетерпеливого. И может быть, даже несколько разозленного. А что самое обидное – стук не смолкал.

– Опа, – сказал я.

Горничные так не стучат. Они осторожно скребутся в дверь. Горничные не работают по ночам.

– Это мой муж, – сказала Светлана.

Это уж наверняка, подумал я. Шампанского в номер мы не заказывали, так что это и не официант. И вряд ли это ночной портье пришел спросить, все ли нас устраивает и не желаем ли мы чего-нибудь еще. В такое время суток подобные визиты просто бестактны. Особенно если пара снимает номер на ночь.

– Откуда бы тут взяться твоему мужу? – поинтересовался я.

– У него везде свои люди, – сказала она. – Он же префект этого района, ты забыл? И криминальный авторитет к тому же.

– Что будем делать?

– Может, прыгнуть в окно? – предположила она.

– Пятый этаж.

– Спрятаться в шкаф?

– Это банально. Туда он посмотрит в первую очередь.

– Под кровать?

– Туда – во вторую.

– Что же делать? – спросила она.

– Не знаю, – честно сказал я.

– Ты мужчина. Придумай что-нибудь.

– Как-то в голову ничего не приходит.

– Он тебя убьет, – сказала она. Можно подумать, такие заявления способствуют ускорению мыслительного процесса.

– Только меня?

– Ага. Меня он слишком любит. Кроме того, он мой муж и государственный чиновник. Плохая пресса ему не нужна.

– Если он твой муж, – парировал я, – так ты что-нибудь и придумывай.

За дверью послышались новые шаги. Чей-то голос угодливо осведомился, чего соизволит уважаемый товарищ. Уважаемый товарищ соизволил, чтобы ему открыли дверь. Голос пообещал, что скоро вернется, и отчалил за ключом. Не думаю, что он будет торопиться.

Если репутация отеля будет замарана убийством, парню может влететь от руководства.

– Знаешь, – сказал я, – у меня возникла одна очень интересная мысль.

– Лучше одевайся!

– Я и так одеваюсь, – заметил я, натягивая штаны. – Но все-таки… Мы пробыли в отеле не больше получаса. Отсюда сорок минут езды до префектуры и больше часа до твоего дома. Даже если твоему мужу стукнули о нашем присутствии, едва мы забрали ключи у стойки, что вполне возможно, то это все равно не объясняет, каким образом он умудрился отреагировать столь оперативно.

– Он ездит с мигалкой, – сказала она. – И вообще, я не знаю. Лучше застегни мне вот это.

– А я знаю, – сказал я, застегивая «вот это». – Твой уважаемый супруг тоже был в этом отеле или в гостинице неподалеку, и занимался он тем же, что и ты. То есть изменял своей второй половине. В данном случае – тебе.

– Ты так думаешь?

– Факт, – сказал я. – Может, попробуешь его на этом подловить?

– Он нас застукал, – ответила она. – Он нас, а не мы его.

– И все равно, – сказал я. – К тому же он нас еще не застукал.

Кстати, о стуке.

Удары в дверь, на время затихшие, возобновились с новой силой.

Я выглянул в окно. Этаж все еще был пятый, но, похоже, что других вариантов просто нет. Рядом с окном проходила водосточная труба. На вид она была довольно прочной, но испытывать эту самую прочность мне не хотелось. Падение с пятого этажа не вписывалось в мои жизненные планы на ближайшие пятьсот лет.

Однако, возвращаясь к этому моменту в своих воспоминаниях, я склонен частично согласиться с графом. Иногда выбора у нас просто нет.

Я надел воображаемую шляпу и встал на подоконник.

– Мадам, – сказал я, – это были прекраснейшие полчаса в моей жизни. Жаль, конечно, что нас так грубо прервали, но ничего не поделаешь. В любви – как на войне, и теперь мне пора отступать.

Я ухватился за водосточную трубу и перенес на нее часть своего веса. Вроде пока держит.

– Я не говорю вам «прощайте», мадам, – произнес я. – До свидания. Передавайте привет своему рогоносцу и позвоните мне, когда он отвалит куда-нибудь подальше.

Мадам ойкнула, когда я обхватил трубу обеими руками и стал спускаться. На ощупь труба была холодной. Хорошая труба, повторял я про себя, словно мантру. Прочная, хорошая труба. Не подведи меня, осталось совсем чуть-чуть. Прочная труба, хорошая труба, я так на тебя надеюсь…

Но труба моих надежд не оправдала. Сволочные они твари, эти водосточные трубы. С виду обещают безопасный выход из щекотливого положения, а на самом деле… На уровне второго этажа труба не выдержала моих домогательств, и от стены отвалился целый ее пролет. С ним в обнимку мы и полетели навстречу земле.

Если бы только это была земля! Мягкая после недавнего дождика, укрытая ковром каких-нибудь неколючих цветов, смягчающих падение…

Асфальт больно ударил по моему копчику, а остатки ирригационного сооружения ушибли левую ногу. Но если рассуждать в общем и целом, то я был невредим.

Я поднялся на ноги, и кто-то сразу же довольно бесцеремонно схватил меня за плечо. Так хватают людей за плечо только представители весьма ограниченного круга профессий.

– И что это ты тут делаешь? – Был вопрос.

Я оглянулся и выдохнул от облегчения. Это был не образцовый страж порядка, совершающий обход подконтрольной ему территории, и не громила, состоящий на службе у мужа моей сегодняшней подружки, а простой гостиничный секьюрити, вышедший покурить на свежий воздух.

– Ммм, – глубокомысленно сказал я.

– Что ты тут делаешь? – Очевидно, данного мною ответа ему было недостаточно.

– Падаю, – честно сказал я и двинул охранника в челюсть. Фонарей рядом не было, да и мне вряд ли скоро доведется побывать в этом районе, так что я не слишком рисковал, что впоследствии он сможет меня опознать. Москва – город большой.

Секьюрити выпустил мое плечо и повалился на асфальт. Парня сейчас интересовали явно более важные проблемы, чем причина моего местонахождения под данными окнами. А я сделал ноги.

Неудовлетворенное либидо требовало продолжения банкета, но время было позднее, и позвонить кому-нибудь из моих постоянных подружек было бы неудобно, бестактно и, что самое печальное, бесполезно. Поэтому я взял такси, благо в Москве не проблема найти тачку ночью, и отправился в одно из моих любимейших увеселительных заведений, работающих круглые сутки.

В казино.

Персонал казино меня любит. Потому что я даю хорошие чаевые, когда выигрываю, и являюсь для ребят одной из прямых статей дохода. А владелец казино – терпеть не может. Потому что выигрываю я постоянно и являюсь для него одной из статей прямых убытков.

Не знаю, почему, но так уж повелось, что я с самого рождения никогда не проигрываю в азартных играх, даже когда играю с записными шулерами, и, что самое интересное, без всяческих усилий с моей стороны.

Когда я выиграл вторую тысячу долларов, к столу с рулеткой подошел шеф охраны и сообщил, что ему, конечно, все равно и это не его собачье дело, разумеется, однако, на его взгляд, мне уже пора. И директор заведения с его точкой зрения абсолютно согласен.

Конечно, это было их субъективное мнение, с которым я мог бы и не соглашаться, но я посмотрел на часы, увидел, что полночь миновала пару часов назад, вежливо согласился с высказанным предположением, обменял в кассе фишки на бабки и отправился домой. По дороге я заскочил в круглосуточный супермаркет, затарился горючим, которое должно было если не полностью, то хотя бы частично компенсировать полученный моральный ущерб.

Поганое это дело – пить в одиночку. Поганее может быть только поиск компании для распития спиртных напитков в половине четвертого утра. Максимум, на кого вы можете рассчитывать, это пара бомжей. И то при условии, что вам удастся выманить их из подвала.

Я выпил немного. Где-то около пол-литра водки, смешанной с кока-колой. Если бы я знал, что случится утром, нажрался бы вдрабадан.

А потом было утро.

Похмельем я не маялся, однако ощущал вполне обычную с утра невменяемость, которая, как правило, пропадает при второй чашке кофе и третьей сигарете. Именно на эту невменяемость я возлагаю ответственность за то, что трижды прошел мимо обеденного стола, на котором лежала новая цацка.

Задним умом, которым мы все крепки, я понимал, что цацка лежала там с самого утра. Возможно, она появилась даже до того, как я проснулся. Но заметил я ее, только когда потянулся за часами, чтобы выяснить, который сейчас час и не опоздаю ли я на тренировку.

Цацка лежала точно в центре стола между швейцарскими часами «радо» и солнечными очками «рей-бан». И это было удивительно, потому что я эту цацку домой не приносил. И вообще видел ее в первый раз.

Это было нечто между браслетом и напульсником. На мой взгляд человека, чурающегося нательных украшений, он был слишком массивным, но удивительно для своей массивности легким. Титановый, наверное, подумал я тогда. Длиной он был как раз с мое запястье, шириной около пяти сантиметров. Выполненный из какого-то тусклого металла, он был весь покрыт то ли каббалистическими знаками, то ли тайными рунами, то ли откровенной фигней.

Пробы, равно как и клейма производителя, на ювелирном изделии не обнаружилось.

– Любопытно, – сказал я, снимая трубку телефона. – Охрана?

– Да, Константин Георгиевич.

– С моей квартирой все нормально?

– В смысле?

– В прямом. Никто не вламывался?

– Мониторы слежения ничего не зафиксировали. А что, у вас что-то пропало?

– Нет, – сказал я. – Извините за беспокойство.

– Ничего страшного, Константин Георгиевич. Никакого беспокойства.

Зато я беспокойство ощущал. Конечно, у меня ничего не пропало, а, наоборот, кое-что непонятное появилось, и этот факт говорил только об одном – в квартире кто-то был. А если этот кто-то сумел проникнуть в мою квартиру, расположенную в элитном и тщательно охраняемом жилом комплексе, и не оставил никаких следов на камерах наблюдения, это значит…

Я не успел придумать, что это значит. Потому что как раз на середине этой мысли в дверь позвонили. В полной уверенности, что это кто-то из соседей, я открыл, не спрашивая.

На пороге стоял незнакомый мужчина. Он был одет в очень дорогой черный костюм, лакированные туфли, темные очки и шляпу. На вид ему было около сорока. И даже в том, как он стоял, чувствовалось что-то аристократическое и властное.

– Здрасте, – сказал я.

– Добрый день, – сказал он. – С вашего позволения я пройду.

И он прошел. Причем так быстро и элегантно, что я даже не понял, как он это сделал. В какой-то момент он стоял на пороге и вдруг проскользнул мимо меня, словно ветерок, и оказался в квартире.

Я запер за ним дверь и догнал его уже в гостиной. Он стоял у двери и внимательно осматривал комнату. Потом его взгляд остановился. Проследив направление, я убедился, что глаза гостя прикованы к цацке. С одной стороны, это было логично. Новая цацка, новый знакомый, и они связаны. С другой стороны, это был полный абсурд.

– Ваша? – спросил я.

– Нет, – сказал он, четко поняв, о чем идет речь. – Ваша.

– Ага, – сказал я. – Понятно. Не ваша. Наоборот, моя. Кофе хотите?

– Хочу, – сказал он.

– Тогда пошли на кухню.

Кофеварка была горячая, так что я быстро налил нам по чашке, после чего мы сели за стол. Сидел он тоже весьма аристократично.

– Сигарету? – предложил я.

– Спасибо, я не курю.

– Очень за вас рад, – сказал я. – Курение убивает.

– Множество вещей убивают, – сказал он.

– Это факт, – сказал я. – Может, познакомимся? Меня Константином зовут.

– Нет, – сказал он и покачал головой.

– Не хотите знакомиться? – спросил я.

– Хочу, – сказал он. – Очень хочу. Вы даже не представляете себе как. Только вас зовут не Константином.

– Весьма любопытное заявление, – сказал я. – Показать вам мой паспорт?

– Паспорт – это такая бумага?

– Да.

– Что какой-то кусок бумаги может знать об истинном положении вещей?

– Звучит вполне логично, – сказал я. – Но мои родители с самого детства звали меня Константином.

– Они лгали, – сказал он.

Кухонный стол имеет в ширину меньше метра. Мы сидели по разные его стороны, и ничто не мешало мне попытаться врезать парню в челюсть, даже не вставая со своего стула.

Он увернулся, причем настолько легко, что мне стало несколько не по себе. Если парень может отклониться от моего первого неожиданного удара, да еще так ловко, что и капля кофе не пролилась из его чашки, понятно, что бить его во второй раз не стоит и пробовать. Я ему явно не конкурент.

– Неплохо, – сказал я.

Он молча кивнул.

– Тогда, для разнообразия, может быть, вы представитесь, – предложил я. – И заодно объясните, зачем ко мне пришли и чего от меня хотите.

– Мое имя не имеет значения, – сказал он. – Но для удобства обращения вы можете называть меня графом.

– Это кличка или реальный титул?

– Титул, – сказал он.

– А фамилия к нему не прилагается?

– Я уже говорил, что это не имеет значения, – сказал он. – Имеет значение тот факт, что я был близким другом и соратником вашего отца.

– Я вас не помню, – сказал я. – У отца было много друзей и соратников, но дворян среди них точно не было.

– Я имею в виду вашего настоящего отца, – сказал он.

– Этим заявлением вы пытаетесь оскорбить мою мать или же намекаете мне на что-то, чего я не знаю? – спросил я. – Интересуюсь чисто академически.

– Те люди, которых вы считали своими родителями, на самом деле ими не были. Они вас усыновили. А я прибыл к вам от вашего настоящего отца.

– Который через двадцать два года все-таки вспомнил, что у него есть сын? – поинтересовался я. – И чего ему надо?

– Ему ничего не надо, – сказал граф. – Он умер.

Мои родители погибли в авиакатастрофе, когда мне было пятнадцать лет.

Папа был человеком далеко не бедным, если не сказать, очень богатым, и самолет, сверзившийся с высоты пяти тысяч километров и унесший жизни пяти человек, принадлежал ему. Пилотировал он сам.

Кроме него и мамы на борту находилась семейная чета отцовских компаньонов по бизнесу и мой дядя. Других родственников у меня не было, так что после аварии, произошедшей, как показало расследование, из-за ошибки пилота, я остался совсем один.

Тут бы мне и прямая дорога в детский дом, но вдруг оказалось, что дядя мой тоже был, по меньшей мере, очень богатым человеком, если не сказать, олигархом. Не знаю, как ему это удалось, точнее, не знаю, сколько ему это стоило, но его адвокаты не дали попечительскому совету, или как там это еще называется, приблизиться ко мне на расстояние пушечного выстрела. Все свое состояние, как и отец, он завещал мне. В права наследования я должен был вступить в день своего совершеннолетия, а до тех пор мне полагалась некая сумма на карманные расходы. Должен вам сказать, что она была очень неплохая. Наверное, дядя думал, что у меня очень большие карманы.

И когда мне исполнилось восемнадцать, я стал миллионером. Долларовым миллионером, разумеется.

Существовала, правда, одна закавыка. В завещании был обозначен целый ряд условий, которые я должен был выполнять, чтобы получить наследство. В частности, дядя настаивал, чтобы я посещал занятия по рукопашному бою, указав при этом вполне конкретного учителя. Зная дядину экстравагантность, я предположил, что учитель окажется, по меньшей мере, монахом Шаолиньского монастыря или престарелым японским самураем, и был очень удивлен, придя по указанному адресу и обнаружив там вечно пьяного, низкого роста, но очень широкого в плечах мужика, с ног до головы заросшего густыми черными волосами.

Занятия были персональными. И на первом же уроке я понял, что этот индивидуум способен завязать в узел все шаолиньское братство и швырнуть этот комок с горы, размазав поднимающийся по склону отряд самураев.

В Палыче, как звали моего учителя, скрывалась дикая мощь. Может быть, и первозданная, хотя я лично в этом сильно сомневаюсь. Не думаю, что во все времена существовало много таких людей. Я не видел, может ли он гнуть руками подковы, но рессорный лист от задней подвески «Волги» он с легкостью завязывал тройным морским узлом.

Одной силы мало, скажете вы. Совершенно с вами согласен. Но Палыч обладал не только силой, а также скоростью, ловкостью и феноменальной реакцией. И мастерством. Он был Ван Гогом разбивания голов и Ростроповичем ломания конечностей. Виртуозом, одним словом.

О своем возрасте он никогда не говорил, но на вид ему было около пятидесяти. Полагаю, что долгое время он проработал в какой-нибудь спецслужбе, потому что такой опыт, как у него, может быть приобретен только годами, если не десятилетиями практики.

Огнестрельное оружие Палыч почему-то не признавал, в основном он обучал меня драться голыми руками или с использованием холодного оружия: ножей, топоров и даже мечей. Конечно, в наш просвещенный век, когда ствол есть у каждого десятого, это было несколько странно, но мне дико нравилась моя теперешняя жизнь, и я не задавал лишних вопросов во избежание долгих и продолжительных бесед с дядиными адвокатами.

Палыч говорил мне, что я уже достаточно хорош, не уточняя, для чего именно, и мне оставалось верить ему на слово, ибо в реальной жизни с серьезными противниками я не сталкивался. Драки по пьянке не в счет.

На момент визита человека, называвшего себя графом, мне было двадцать два года, я был молод, богат, хорош собой и вполне доволен жизнью, так что весть о моем вдруг объявившемся и сразу же скончавшемся отце меня не слишком огорчила. Трудно было бы ожидать чего-то другого в такой ситуации. Даже если бы граф говорил правду и умерший на самом деле был моим отцом, то я не видел этого человека ни разу в жизни и никаких чувств к нему не испытывал.

Разве что одно чувство.

Любопытство.

– Когда он умер? – спросил я.

– Сегодня утром, – ответил граф.

– От чего? – Вдруг это какая-то наследственная зараза? Стоило проявить благоразумие.

– От естественных причин, – сказал граф.

– А если поподробнее?

Граф встал и подошел ко мне. Я слегка напрягся, но он просто дотронулся двумя пальцами до моего левого плеча.

– Его ударили мечом, – сообщил граф. – Вот сюда. А потом разрубили его вот досюда. – Граф провел линию, указывая, как именно разрубили моего папочку. Получилось, что почти до пояса. – А потом ему отрубили голову, – закончил граф. – Но к этому времени он был уже мертв.

– И в каком диком месте такие причины называют «естественными»? – поинтересовался я.

– На вашей родине.

– Варварское место, эта моя родина, – сказал я. – В каком уголке земного шара находится эта дивная страна? Неужели Колумбия? А почему я тогда такой бледный?

– Не думаю, что прямо сейчас вы готовы к этому знанию, – сказал граф.

– Тогда что вам от меня вообще надо?

– Там, в комнате, на столе лежит вещь, принадлежавшая вашему отцу, – сказал он. – А до него – вашему деду. И еще множеству поколений ваших предков. Наденьте ее, пожалуйста.

– Зачем?

– Потому что так надо.

– Кому?

– В первую очередь вам.

– А во вторую?

– Мне и моим коллегам.

– А кто вы такой и чем занимаются ваши коллеги?

– Не думаю, что прямо сейчас вы готовы к этому знанию, – сказал он.

– Зашибись, – сказал я. – Вы хотите, чтобы я что-то сделал, причем не объясняете, зачем и что будет дальше. И вы почему-то склонны считать, что я это сделаю? Это, по меньшей мере, не очень разумно.

– Я не желаю вам зла.

– Откуда я могу это знать?

– Действительно, – сказал он. – Это проблема.

– Проблема в том, что вы ничего не хотите мне объяснить, – сказал я.

– Я не говорил, что я этого не хочу, – сказал он. – Просто вы еще не готовы мне поверить. И первое, что вам нужно сделать, чтобы получить информацию, это надеть браслет.

– Давайте начнем с малого, – сказал я. – Для начала расскажите мне, как этот браслет вообще здесь оказался. Я его точно не приносил, вы – тоже, потому что появился он до вашего прихода, в квартире кроме меня никого не было, и охрана не заметила посторонних. Тогда, каким образом эта хреновина оказалась у меня на столе?

– Вы верите в телепортацию? – спросил он.

– Нет, – сказал я.

И тут он исчез со стула, на котором сидел, и оказался у меня за спиной. Но как только я обернулся, он снова исчез и обнаружился рядом с раковиной. Дав мне несколько мгновений на то, чтобы насладиться зрелищем, он исчез еще раз и вернулся на стул. В руке у него по-прежнему была чашка кофе.

Позднее я выяснил, что граф меня надурил. Его перемещения в пространстве вовсе не были телепортацией, как он пытался меня убедить. Его исчезновения и появления в другом месте объяснялись просто феноменальной скоростью, которую он мог развивать. Он двигался настолько быстро, что движение само по себе невозможно было заметить. Виден был только результат. Но как бы там ни было, на тот момент демонстрация меня впечатлила.

– Кажется, мне нужно время, чтобы переосмыслить некоторые вещи, – сказал я. – Готово. Переосмыслил. Теперь я верю в телепортацию. Значит, браслет мне тоже телепортировали?

– Совершенно верно.

– Вы? Или этот фокус не является вашей монополией?

– Не я. Не является. Браслет телепортировался к вам сам. Есть у него такая способность. Это произошло в тот самый миг, как ваш отец умер.

– С руки трупа ко мне на стол?

– Да.

– Сам по себе?

– Да.

– Что вы скажете, если я заявлю, что это бред?

– Это не бред.

– А что это?

– Это магия.

– Я не верю в магию.

– Пять минут назад вы не верили в телепортацию.

– Логично, – признал я. – Но телепортацию вы мне только что продемонстрировали. А магию – нет.

– Я думаю, что после первой демонстрации вам стоит поверить мне на слово.

– Хорошо, – сказал я. – Допустим, я верю каждому вашему слову. И про моего отца, и про телепортацию, и про магию, и верю даже, что та безвкусная цацка, которая лежит на моем столе, способна и на то и на другое. Но я до сих пор не понимаю, чего вы от меня хотите.

– Я только хочу, чтобы вы стали тем, кто вы есть.

– И кто я есть?

И вот тут он мне выдал по полной программе.

У меня был один знакомый шизофреник. Не скажу, что он любил вещать на подобные темы, но изредка в его речах что-то похожее на рассказ новоявленного дворянина проскальзывало. И говорил он всегда с тем же самым серьезным выражением лица, которое в этот момент наблюдалось у графа.

Итак, кто я есть по версии графа.

До сегодняшнего утра меня звали Константином, однако граф утверждает, что мое настоящее имя – Кевин.

До сегодняшнего утра я был молодым человеком с неопределенной судьбой. Я употреблял спиртные напитки, зависал в казино, ухлестывал за чужими женами, заканчивал очень престижный институт, прогуливал занятия, занимался зубрежкой перед экзаменами, и все мои проблемы казались мне либо очень далекими, либо легко решаемыми.

Граф утверждает, что имя, данное мне при рождении, никуда не делось, по-прежнему остается со мной, только оно не имеет особого значения и всем на него наплевать. По большому счету его никто и не помнит. Гораздо важнее мои титулы. И прозвища. Великое множество людей знает их наперечет и суеверно плюется или тянется за оружием при одном только упоминании.

Бред, скажете вы? Это я еще только начал.

Граф утверждает, что моими титулами пугают непослушных детей. Ими всегда пугали непослушных детей, только тогда они не имели никакого отношения ко мне.

Сейчас я вам перечислю самые интересные из прозвищ, которые он мне сообщил.

Император Тьмы! Привет, Джордж Лукас.

Повелитель Хаоса! Здравствуй, Мерлин, сын Корвина.

Пожиратель Смерти! И тебе привет, Воланд-де-Морт, враг Гарри Поттера.

Темный Властелин! А как же в таких делах без Толкина?

Девятый Лорд Мрака! Вот тут уж не знаю, кого поблагодарить.

Граф был очень серьезен и убедителен. Клинический случай, скажете вы? Так он еще не закончил.

Граф утверждает, что я повелеваю армией орков. (Вдвойне любопытно, если принять во внимание тот факт, что орков придумал Толкин.) Вполне возможно, утверждает граф, что я командую еще и ордами зомби, это при том условии, что Повелитель, кем бы он ни был, выжил и не утратил своего искусства. Помимо этого граф утверждает, что я являюсь хозяином Черной Цитадели (а кто бы сомневался, что она Черная), если, конечно, сумею восстановить ее из руин.

Понятно, что ни один нормальный человек – а я считал себя нормальным, по крайней мере, до сегодняшнего утра – не захочет для себя ничего подобного. Естественно, что я этого тоже не хотел и даже не помышлял ни о чем таком. Но…

Граф утверждает, что всем вышеперечисленным обладал мой отец, и теперь, когда он умер, все это перешло ко мне по наследству. Надо сказать, что, если это правда, отец подложил мне громаднейшую свинью, позволив себя убить. Кабана размером с Кремль.

У вас возникает вполне логичный вопрос, где находится Империя Тьмы, если мы живем в двадцать первом веке и СССР уже давно развалился? У меня он тоже возник. Разумеется, владения моего покойного папочки, опять же, если верить графу и никто из нас двоих не сошел с ума, располагаются в параллельном мире. И мой папа, и граф, и я, как выяснилось, являемся обитателями этого мира, хотя лично я редко выбираюсь дальше Московской кольцевой дороги.

Граф утверждает, что родителей не выбирают, а мне достался вот такой вот папочка – Император Тьмы и Восьмой Лорд Мрака.

Граф утверждает, что теперь у меня множество подданных, армия слуг и ответственность, которую – это уже не граф, это я утверждаю – не пожелаешь и заклятому врагу.

Я – сумма страхов параллельного мира.

Я – средоточие всех его зловещих пророчеств.

Я – гроза разумного, доброго и вечного.

Темный Лорд, короче говоря.

– Я надеюсь, вы понимаете, что я не поверил ни единому вашему слову? – спросил я.

– Догадываюсь, – сказал граф. – В такое сложно поверить. Кажется, в вашем мире это называется культурным шоком.

– Не знаю, как насчет культурного, но если вы меня убедите, то для меня это точно будет шок. Кстати, а что насчет лично вас? Вы уверены, что вы не псих?

– Уверен.

– Тогда кто вы?

– Я – вампир.

Я рассмеялся.

Вот теперь уж понятно, что он псих. В принципе я и раньше не сомневался, что он сумасшедший, и не верил ни одному его слову, а слушал его только потому, что, во-первых, он мог быть опасным сумасшедшим и лучше бы мне не выводить его из себя, а во-вторых, мне было немного любопытно.

Самое любопытное – где сумасшедшие могут научиться телепортации и откуда взялся этот чертов браслет.

Наверное, самое простое объяснение, что это гипноз. Ну почему я никогда не ходил на сеансы Кашпировского? Тогда бы точно знал, подвержен я гипнозу или нет.

– Сейчас день, – сказал я, – и кухня залита солнцем. Вампиры днем неактивны. А солнечный свет для них смертелен.

– Все так, – сказал граф. – С одной небольшой поправкой. Я – истинный высший вампир, один из самых старых, и меня все эти ограничения не касаются.

– Самый старый, да? А как ваша фамилия, граф? Не Дракула, случаем? А зовут вас не Владом?

– Нет, – сказал граф. – Я другой граф. И я на самом деле вампир. Хотите, выпью чью-нибудь кровь для наглядности?

– Мою?

– Зачем же вашу, – сказал он. – Соседа вашего, например.

– Но не мою?

– Во-первых, – сказал он, – в мою задачу входит приложить все усилия к тому, чтобы вы остались живы, и не в моих интересах причинять вам вред. Во-вторых, вампиры пьют кровь людей. А вы – не человек.

История моего рода, по версии графа, который не Дракула, а другой, но тоже вампир, выглядит примерно таким образом.

Главным автором заваренной каши, Первым Лордом Тьмы, как он сам себя обозвал, был некий ничем ранее не примечательный индивидуум по имени Джек. Не самое зловещее имя, как я заметил.

Граф утверждает, что имени Джека уже почти никто не помнит, так же как впоследствии не вспомнят и о моем настоящем имени. Граф искренне верит, что он говорит правду.

Граф утверждает, что Джек был амбициозен, тщеславен и очень жаден до власти. Граф не знает, почему так.

Моя версия, рожденная сведениями о психоанализе: в детстве его слишком часто обижали, и когда он вырос, то решил дать сдачи всему миру. А вот версия, с которой мог бы согласиться старина Фрейд: мама не докормила его грудью или папа слишком часто прикладывал свой ремень к его заднице, что и послужило причиной возникновения сих болезненных проявлений. А может быть, и нет.

Как бы там ни было, поставив перед собой задачу показать всему параллельному миру кузькину мать, Джек подошел к ее решению вполне основательно. Как это заведено у маниакальных личностей, тридцать лет он посвятил исследовательской работе, а также постижению тайн магии. В конце концов, перелопатив уйму заросших мхом и похороненных в пыли манускриптов, а также перекопав квадратные километры забытых курганов, он отыскал нечто, из чего сотворил себе нехилую цацку. Это был кусок металла, происхождение которого неизвестно до сих пор. По одной версии, это был обломок неведомо когда упавшей в параллельный мир звезды (метеорита то бишь), по другой – кусок первозданного Хаоса, из которого сотворили параллельный мир, согласно третьей – этот металл доставили моему предку из самой преисподней в обмен, разумеется, на его душу.

Говорят также, что с тех пор ни у одного из его потомков души нет.

Возможно, что истина лежит где-то между и среди этих версий нет ни одной правдивой. Скорее всего, так оно и есть.

Но найти кусок металла – это еще не все. Граф утверждает, что в сотрудничестве с одной весьма могущественной персоной Джек выковал себе браслет, который давал обладателю, невиданную доселе мощь. Здравствуй еще раз, Толкин, привет тебе, Саурон, да здравствует Кольцо Власти.

Граф утверждает, что, надев Браслет Власти, Джек перестал быть человеком. Кстати, многие говорят, что Джек не был человеком и раньше, но никаких фактов, которые могли бы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу, нет.

После того как Джек нацепил на себя цацку, он принялся строить свою империю, начав с самого нуля.

Много лет о нем ничего не было слышно. Тем временем та самая могущественная персона, принимавшая участие в создании Браслета и разработке проекта «Разгром», испугалась, что поспособствовала Джеку в неблагодарной затее и помогла выпустить в мир нечто, способное этот мир уничтожить, и тут же принялась верещать о необходимости соблюдения равновесия.

Граф утверждает, что в процессе работы над артефактом персона заныкала энное количество материала и в итоге оказалась счастливым обладателем семи кусочков вышеупомянутого металла непонятного происхождения. Кусочки были расплавлены и смешаны с другими металлами, а из получившегося в итоге сплава было выковано Семь мечей. Их обладателям Браслет Власти вреда причинить не мог. И только таким мечом можно убить обладателя Браслета.

(Еще граф утверждает, что вышеупомянутый Браслет лежит на моем столе в соседней комнате.)

Граф утверждает, что персона раздала мечи семи наиболее могущественным магам, являвшимся записными долгожителями, и приказала хранить их как зеницу ока, тонко намекая, что скоро эти мечи могут понадобиться. То ли персона обладала пророческим даром, то ли для подобных выводов никаких пророчеств и не требовалось, но мечи понадобились уже через восемь лет.

Именно столько времени потребовалось Джеку, чтобы сплотить разрозненные племена орков, обитающих в Горах Скорби, и сколотить из них мощную армию. Заодно парень воздвиг в горах наш родовой замок, Черную Цитадель, призвал под свои знамена множество заклинателей и чернокнижников, заручился поддержкой самого старого на континенте дракона и провозгласил себя Императором и Темным Лордом.

Граф утверждает, что мощь Императора обрушилась на континент и расположенным на нем государствам пришлось забыть о своей перманентной междоусобной грызне и объединить свои силы для достойного отпора. И все же они чуть не проиграли.

Граф утверждает, что война длилась двенадцать лет и Империя Тьмы расширила свои владения на половину материка. И еще он говорит, что это был самый большой военный успех нашей семьи. С тех пор последующим Императорам о подобном оставалось только мечтать.

– Не человек? – уточнил я, немного обалдевши.

– Нет.

– А кто?

Граф вздохнул.

– Послушайте, это бред, – сказал я. – Вы приходите ко мне и вываливаете на меня столько странной информации, что в том случае, если я поверю вам хотя бы наполовину, у меня должна съехать крыша. Вы хотите, чтобы я бросил всю свою прежнюю жизнь и отправился в другой мир, или я неправильно вас понимаю?

– Правильно.

– Я что-то такое читал. Много раз. Но в этом другом мире я должен стать не его надеждой и защитой от вселенского зла, а именно тем самым вселенским злом, страшным кошмаром континента. Я все еще вас правильно понимаю?

– Да.

– Какой нормальный человек согласится на такое? Хотя бы задумается об этом?

– Вопрос о том, согласитесь вы или нет, на повестке дня не стоит, – сказал граф. – У вас нет выбора.

– Вот как?

– Да.

– И почему, хотелось бы знать?

– Потому что если вы этого не сделаете, вас убьют.

– Вы?

– Нет, конечно. Те, кто убил восемь поколений ваших предков.

– С этого момента поподробнее, – сказал я.

Граф утверждает, что Темного Лорда можно убить наверняка только одним из Семи мечей. Интересное выражение «убить наверняка», не находите?

И семеро могущественных магов, Хранителей мечей, только и заняты тем, как бы найти какого-нибудь героя, хорошо владеющего холодным оружием, и натравить этого героя на Темного Лорда. Кстати, счет в матче «маги-Хранители – Повелитель Хаоса» на данный момент составляет восемь – ноль. То бишь все личности, бывшие моими предками, были укокошены магами и героями и ни одного мага или героя им достать не удалось.

Граф утверждает, что теперь Хранители придут за мной.

– Ваш отец отправил вас сюда для того, чтобы спасти вашу жизнь, – сказал граф. – Хранители охотятся только за самим Лордом, однако его наследника может убить кто угодно. Вы себе не представляете, сколько ваших родственников не дожили до совершеннолетия.

Интересно, когда на мою кухню ворвется Валдис Пельш с букетом цветов и тортом, на котором будет написано «Розыгрыш»? Давно мечтал увидеть себя на первом канале.

– Похоже, что наш род притесняют все кому не лень, – сказал я.

– Таковы правила игры, – сказал граф. – За могущество приходится платить.

– Даже тому, кто никакого могущества не желает? – спросил я. – И потом, что это за могущество, если всех моих предков ухлопали? Как именно умер мой отец?

– Ваш отец был сражен, – сказал граф.

– Это я уже слышал, – сказал я. – Меня интересуют подробности.

– Он попал в засаду во время охоты на гарпий, – сказал граф. – Засада была хорошо организована, и его охрану положили в первые же секунды столкновения.

– А где в этот момент были вы?

– В замке.

– Почему?

– Я не люблю охоту.

– Вампир, который не любит охоту?

– Вампиры не убивают без причины, – сказал граф. – Я не был голоден, к тому же кровь гарпий нашему племени те подходит.

– А разве вы не должны были охранять своего босса?

– Охрана не входит в мои функции, – сказал граф. – Кроме того, мы не ожидали нападения на нашей территории.

– Хреновая у вас контрразведка, – сказал я. – Кто убил моего отца?

– Эрик Киннский.

– Что вам о нем известно?

– Что он какой-то мелкий дворянчик.

– Чертовски большое дело для мелкого дворянчика, – сказал я. Следует ли мне опасаться этого Эрика? Или мне следует ему отомстить? Или мне следует обратиться к психиатру? – И как ему это удалось?

– Его вел сам Делвин, Хранитель Шестого меча. Делвин давно не вступал в игру, несколько столетий. С тех пор, как помог убить вашего прадеда.

– Значит, Делвин самый опасный из Хранителей?

– Думаю, вполне возможно, – сказал граф. – По-прежнему один из самых опасных.

– И ему больше двухсот лет?

– Больше восьмисот, – поправил граф.

– И чего старику дома не сиделось?

– Долг призывал его к действию, – сказал граф. – У него – свой долг, у вас – свой.

– Черт бы вас всех побрал с вашими долгами, – сказал я. – Кроме смерти моего отца случилось ли что-нибудь еще?

– Цитадель была разрушена с помощью магии, – сообщил граф.

– Были жертвы? – Надо подловить его на каком-нибудь несоответствии, чтобы наверняка понять, что он прет. Нет, верить ему нельзя. Он – псих. Какой-то ненормальный с парапсихологическими способностями. Чего ему от меня надо?

– Незначительные, – сказал граф. – Все ваши основные вассалы остались живы.

– Подробности! – потребовал я.

– У вас еще будет время, чтобы оплакать своих мертвецов и отомстить за них. – Кажется, он меня неправильно понял. – Теперь же вам надлежит действовать.

– Как именно действовать?

– Цепь не должна прерываться.

– На фиг вашу цепь, – сказал я. – Кто уцелел? На кого я могу рассчитывать?

– Многие уцелели, – сказал граф. – После падения Цитадели орки укрылись в своих пещерах, их оттуда можно выкурить только с помощью армии, каковой Делвин с собой не прихватил. Их Хан мертв, он тоже был на той охоте… Думаю, что Повелителю зомби удалось уйти. Ваш отец отослал Киндаро за несколько дней до своей гибели, так что Киндаро тоже жив.

– Кто такой Киндаро? – спросил я.

– Дракон, – ответил граф.

– А, – съерничал я. – Конечно. Дракон. И какие они, драконы?

– Большие и смертельно опасные, – серьезно сказал граф.

– Так я и думал, – произнес я. – Кто еще выжил?

– Сэр Клод, – сказал граф. – Если в его случае применительно слово «выжил». Возможно, кому-то удалось уйти через подземный ход. Подвальные части замка уцелели.

– А Эрик и Делвин? – А я даже запоминаю имена! Является ли безумие заразной болезнью?

– Они ушли сразу после падения Цитадели. Их никто не преследовал.

– Конечно, после драки кулаками не машут, – сказал я. – Но почему же, черт побери, никто не захотел им отомстить?

– Вы не понимаете, – невозмутимо проговорил граф. – Отомстить им можете только вы.

– Мне просто решили оставить такую честь?

– Нет. – Он отрицательно мотнул головой. – Никто, кроме самого Лорда, не в состоянии справиться с магом-Хранителем.

– Скажите, а вы не пишете романы в жанре фэнтези? – спросил я. – И не пробуете ли вы сейчас на мне одну из своих идей?

– Нет, – коротко бросил граф.

– И вы сами свято верите во все, что мне сейчас рассказали?

– Да.

– Ладно, – сказал я. – Так я и думал. Тогда – прощайте.

– В каком смысле? – спросил граф.

– Я прошу вас удалиться, – пояснил я. – Мне нужно время. Хотя бы немного.

– Понятное дело, – согласился граф, не двигаясь с места.

– Тогда почему вы не уходите? – спросил я. – Исходя из того, что вы мне изложили, со смертью моего отца я становлюсь вашим сюзереном и вы должны выполнять все мои распоряжения. Так идите прочь.

– Вы – не мой лорд, – сказал граф. – И не будете им до тех пор, пока не наденете Браслет. Только его обладателю я подчиняюсь.

– Хорошо, – сказал я. – Вы сами напросились.

Если только такой ценой я могу избавить себя от его общества, так тому и быть. Я не видел ничего страшного, если на время надену эту штуку.

А как только граф уйдет, я ее тут же сниму.

Мы прошли в гостиную, и под внимательным взглядом графа я взял со стола браслет и надел его на правую руку. И ничего не почувствовал.

В смысле тяжесть ювелирного изделия на руке я ощутил. Но больше – ничего. А если верить рассказам графа, то сей нехилый волшебный артефакт должен был дать мне хоть что-то, чтобы я поверил в его могущество. Или нет?

– Вы довольны, граф? – спросил я.

– Да, милорд, – ответил он.

– Тогда закройте дверь, – попросил я. – Входную. С той стороны.

Глава 2

Мораль, которую можно вынести из первой главы, такова – не стоит экспериментировать с вещами, если есть подозрения о том, что они магические.

Как только граф выполнил требуемое и закрыл входную дверь со стороны подъезда, способность мыслить критически, не покидавшая меня никогда, обострилась до предела, и я расхохотался. Смеялся я в основном над собой, что хоть частично повелся на этот бред, и над графом, который, судя по всему, все-таки был ненормальным, ибо действительно верил в ту пургу, которую мне нес.

Когда я поймал себя на мысли, что в смехе проявляются истерические нотки и вообще смех в одиночестве даже без истерических ноток является не самым приятным симптомом, я оборвал себя и уселся в кресло.

На моей руке был браслет. Нет, не так.

На моей руке был Браслет Власти, самый могущественный артефакт параллельного мира, на протяжении восьми поколений, если верить графу, принадлежавший нашему роду. И я – последний из этого рода, Девятый Лорд. Мне надлежит хранить семейную реликвию.

Граф утверждает, что мне надлежит хранить не только ее. И, к сожалению, не только хранить.

На вид – обычная безделушка. Даже не золотая.

Граф утверждает, что Браслет сделан из металла, которому нет названия. И ни у кого из обитателей параллельного мира язык не повернется употребить по отношению к нему эпитет «обычный».

Граф утверждает, что Браслет вызывает невольный трепет в чужих сердцах, а также вызывает ненависть и страх, которые автоматически переносятся с Браслета на того парня, который вынужден его носить.

На меня.

Кроме того, если верить графу, этот Браслет – чрезвычайно заразная штука. Он заражает своих обладателей смертью.

И тогда я попробовал его снять.

Ха!

Браслет сидел на руке как влитой. Словно его делали исключительно для меня. Он не давил и не провисал, плотно охватывая запястье. Через пять минут я совершенно не чувствовал, что у меня на руке находится чужеродный предмет.

Только застежка исчезла.

Я не поверил своим глазам и покрутил рукой, надеясь найти место стыка. Как бы ни был искусен ювелир, при должном рассмотрении место стыка должно быть заметно. Но его не было.

Это казалось невозможным. Браслет не растягивался, тогда как я его надел? И я совершенно точно помнил, что у него была застежка. Обычная такая застежка, как на часах с металлическим браслетом. Я ее застегнул, помню, как я закрепил фиксатор, и…

Теперь не было ни застежки, ни фиксатора. И полоска металла на моем запястье выглядела абсолютно цельной.

Я ущипнул себя за руку. Нет, все-таки это абсурдное утро мне не снится. А жаль. Какие выводы мог бы сделать какой-нибудь последователь Фрейда на основе анализа такого сна! Диссертацию мог бы написать.

Водки, решил я. Литр, не меньше. А лучше бы – два.

В дверь позвонили.

Какого черта, подумал я, разве я не велел графу убираться? Или он решил, что отпустил мне достаточно времени на раздумья?

Я так не считал. Я собирался раздумывать целый месяц. Или год. Или всю жизнь.

Но когда я открыл дверь, за ней обнаружился не граф, который, согласно его уверениям, хотел для меня только хорошего и собирался помочь мне продлить жизнь как можно дольше. Напротив, за дверью обнаружились двое убийц.

Как я догадался, что это были именно убийцы? Да очень просто. Едва дверь распахнулась настолько, чтобы я мог рассмотреть тех, кто за ней стоял, первый рванул ее на себя, а второй шагнул в проем и сноровисто, по-деловому ткнул меня ножом в сердце. Согласитесь, что классифицировать этих личностей иначе как убийц было бы довольно нелепо.

Испытывая некоторое удивление, я сделал шаг назад, и тут первый пырнул меня ножом в живот. Я сделал еще шаг назад, и мы обалдело уставились друг на друга. Причины для взаимного обалдения у нас были весомые. Я обалдел от самого факта, что кто-то из киллеров удостоил меня своим вниманием, а их не меньше, впрочем, чем меня самого, озадачил тот факт, что я не умер. Мне и самому это было странно. Рукоятки двух ножей торчали из моего туловища, а я стоял на ногах, совершенно не испытывая боли, и пялился на тех, кто в меня эти ножи засадил.

Потом они додумались войти в квартиру и захлопнуть за собой дверь. А я додумался отступить от них еще на пару шагов.

– Добрый день, господа, – сказал я, посчитав, что на правах хозяина должен завести беседу первым. – Я – Коннор МакКлауд из клана МакКлаудов. Мне четыреста лет, и я бессмертен. Кстати, убить меня можно только отсечением головы. Да, совсем забыл. Должен остаться только один.

Убийцы были не робкого десятка и, несмотря на то – что клиент попался несговорчивый, решили довести дело до конца. Они почти синхронно сунули руки под куртки и достали оттуда пистолеты.

Узнать, переживу ли я еще и огнестрельные раны, в том числе и контрольный выстрел в голову, мне не удалось.

За спинами убийц бесшумно открылась дверь, в нее так же бесшумно просочился граф и свернул обоим шеи. Как цыплятам. И, очевидно, испытывал при этом такие же чувства, как птицевод, выполняющий свою рутинную обязанность.

– Весьма некрасиво с вашей стороны не выполнить моего пожелания, граф, – сказал я. – Вроде бы я просил вас удалиться.

– Прошу прощения, милорд. – Он и бровью не повел. – Вы не уточнили расстояние, на которое я должен удалиться, и я решил временно остаться в пределах досягаемости. И, как видите, не зря.

– По-моему, я и так неплохо себя чувствую, – сказал я и удивился, что это на самом деле так. Отсутствие боли на первых порах можно было списать на переживаемый мною шок, но то, что и спустя некоторое время я ее не испытывал и оставался стоять на ногах, в привычные рамки уже не лезло.

Я подошел к зеркалу. Так и есть, ножи из меня торчат. И футболка порвана в двух местах, а она обошлась мне в пятьдесят баксов. Но крови не было. И ощущения присутствия в организме несовместимого с жизнью количества металла тоже.

Тем временем граф оттащил трупы в ванную и вернулся оттуда со стаканом красного напитка в руке.

– Простите, – сказал я. – Это то, что я думаю?

– Да, милорд, – сказал он. – Сила вампира днем нуждается в некоторой подпитке, ибо расходуется куда быстрее, и эти люди весьма любезно предоставили мне такую возможность.

– И как, вам стало легче?

– Значительно, – сказал он. – Милорд, вы бы вытащили из себя эти кинжалы. Не подумайте, что у меня есть какие-то предрассудки, но со стороны это выглядит не слишком эстетично.

– Я опасаюсь, – сказал я. – Я читал, что, если вытащить кинжал из раны, тут же фонтаном ударит кровь и человек очень быстро умрет от ее потери. Или это не так?

– Ну так, – сказал он. – По крайней мере, я тоже об этом читал. Однако к вам это не относится, милорд. Вы же не человек.

– А кто?

– Темный Лорд, – сказал он. – Повелитель Хаоса, Пожиратель Смерти. С тех пор как вы надели Браслет, обычным оружием вас уже не убить.

– Похоже, что я надел Браслет чертовски вовремя, – сказал я. – Так, по-вашему, я вполне могу вытащить кинжалы из ран?

– Никаких ран там нет. Вытаскивайте смело, милорд.

Я взялся за рукоять кинжала, торчащего из живота, и потянул. Подался он легко, и я аккуратно вытащил его из себя. Потом поступил так же со вторым кинжалом и подошел к зеркалу.

Крови по-прежнему не было. И ни единой царапинки. Единственное, что напоминало о попытке смертоубийства, – две дырки на дорогой футболке.

– Вот такие мы, настоящие Терминаторы, – сообщил я невесть кому. Но уж не графу, это точно. Если он то, что о себе рассказывает, вряд ли он знаком с творчеством губернатора Калифорнии.

Граф допил красную жидкость и, к великому моему облегчению, пошел на кухню и вымыл стакан.

– Кто это был, граф? – спросил я после его возвращения.

– Обычные местные наемники, – сказал граф. – Магия, защищающая вас и скрывающая ваше местонахождение, исчезла со смертью вашего отца, и теперь вы видны Хранителям, как маяк в лунную ночь.

– А почему наемники?

– Во-первых, Хранителям нужно некоторое время, чтобы прийти сюда лично и привести с собой героев. Во-вторых, маги могли заплатить этим парням, исходя из соображения, что вы еще не надели Браслета, и тогда наемники вполне могли вас убить. Ну и это можно считать пробой сил. Ваших сил.

– Понятно.

– Неудача первой попытки означает лишь то, что скоро состоится вторая, и она будет подготовлена куда лучше.

– Это нехорошо, – сказал я. – Кстати, граф, допустим, если вы говорите правду, а не разводите меня каким-то невообразимым образом, то как меня вообще можно ухлопать? В принципе? А то, сдается мне, что семейный бизнес может оказаться довольно опасным.

– Браслет Власти хранит Темного Лорда от обычного оружия и магии средней руки, – сказал граф. – Вас можно уничтожить магией высшего порядка, но таких знатоков остались считаные единицы, и почти все они являются Хранителями. Наверняка вас можно ликвидировать только одним из Семи мечей. Любым другим зачарованным оружием вас можно только ранить, достаточно болезненно, но не смертельно.

– Это хорошо.

– Думаю, что в данный момент кто-нибудь из Хранителей уже здесь, а другие готовятся открыть портал в этот мир, – сообщил граф, хотя я его об этом не спрашивал и на данный момент мог бы без такой информации обойтись. – И они будут не одни. Нам надо уезжать отсюда, и как можно быстрее. Здесь небезопасно.

– А где, по-вашему, для меня вообще безопасно?

– В Горах Скорби.

– Если мне не изменяет память, это то самое место, где сегодня утром убили моего отца? – уточнил я. – А еще до этого вырезали несколько поколений моих предков?

– Даже там сейчас безопаснее, чем здесь, – сказал граф.

– Сильно в этом сомневаюсь, – сказал я. – Очень сильно.

Граф промолчал.

– Вы никак не можете понять одну вещь, – сказал я. – Даже если я вам поверю, это еще не значит, что я с вами куда-то пойду.

– Это рок, милорд, – сообщил он. – И боюсь, что от вашего желания здесь ничего не зависит. Чем раньше вы смиритесь с этим, тем будет лучше.

– Для кого лучше?

– Для всех, – сказал граф. – И в первую очередь для вас.

– В этом я тоже сильно сомневаюсь.

– Допустим, в целом вы мне до сих пор не верите, – сказал граф. – Хотя, при наличии фактов, это сложно понять. Но поверьте мне хотя бы в малом: из этого дома надо уходить.

– Почему?

– Потому что скоро здесь будет куча служителей правопорядка, – сказал он. – Ментов, как их тут называют.

– С какой радости?

– Те двое, – граф неопределенно махнул рукой в сторону ванной, – не являясь вампирами, не могли подобраться к вам незамеченными, и им пришлось убить охранника внизу. И еще двоих в комнате для охраны.

– Откуда вы знаете?

– Я – высший вампир, – напомнил он. – И я очень хорошо чувствую смерть, когда она рядом.

Вот с этим доводом мне пришлось согласиться. Действительно, имея в ванной двух свежеиспеченных покойников с ярко выраженными признаками насильственной смерти в виде свежесвернутых шей, довольно глупо оставаться здесь и ожидать приезда милиции. Камеры слежения наверняка зафиксировали если не саму сцену покушения, то уж квартиру, в которую эти двое собирались вломиться. Поэтому я быстренько собрал предметы первой необходимости, спустился в гараж, озираясь по сторонам, несмотря на то, что граф прикрывал мой тыл, погрузился в свой «порше», позволил графу занять место на пассажирском сиденье и отправился на дачу. Тоже не самый умный ход, чтобы спрятаться от милиции, если она озаботится моими поисками, но пока ничего более путного в голову не приходило.

Едва мы отъехали от дома, во дворе послышались милицейские сирены. Действительно, элитный жилой комплекс. Обычно служители правопорядка, которых здесь называют «ментами», не приезжают так быстро.

Мое «фамильное гнездо» находилось в двадцати с лишним километрах от МКАД, плюс около восьми было от нее до моего дома. Так что с учетом перманентных дневных пробок у нас с графом было много времени на дорогу.

Иногда я думаю, а на кой хрен я купил себе «порше», если вечером я, как правило, пьян, а днем в городе можно ползти только со скоростью того, кто плетется перед тобой, а не со скоростью, на которую способна твоя машина.

Наверное, я купил «порше» просто потому, что мог себе это позволить. Многие мечтают о «порше». А у меня он есть.

Вырулив на радиальное шоссе, я откинулся в кресле, выставил локоть в окно и закурил сигарету. Граф ничем не выдавал, что он незнаком с данным видом транспорта, вполне возможно, что и знаком.

Если он вампир, а не просто психопат, хлещущий кровь стаканами, то легенды о вампирах на Земле вполне могут иметь реальные основания.

– Вот что меня интересует, – спросил я, – а каким образом вы, граф, способны перемещаться в наш мир?

– Путями вампиров, – ответил он. – Никто, кроме нашего племени, не может воспользоваться этим способом.

– Тогда каким образом здесь очутился я? И как сюда попадут Хранители?

– С помощью магии, – сказал граф. – Достаточно сильный адепт способен открыть портал между мирами и переместить через него необходимое количество людей и оружия.

И как я сразу не догадался? Такие порталы есть в любой компьютерной игре.

– Подумайте о своей прежней жизни, милорд, – сказал граф. – И скажите, насколько она могла быть возможной без магии вашего отца? Вы всегда выигрываете в азартные игры, вам незнаком страх, вы совершенно спокойно прыгаете с высоты второго этажа и ничего себе не ломаете, вам патологически везет во всех ваших начинаниях, у вас отбоя нет от представительниц противоположного пола, у вас куча денег, ради которых вы и пальцем о палец не ударили. Как вы можете это объяснить, если не побочным эффектом оборонительной магии, полем которой накрыл вас ваш отец?

– Я никогда не думал о своей жизни в таком ключе, – сказал я. – И не пытался все это каким-то образом объяснить.

– Тогда подумайте, – посоветовал он. – И попытайтесь.

Я подумал. Действительно, что-то как-то мне все слишком легко давалось. Если хорошенько вспомнить, я практически ни разу не выкладывался по полной программе. Даже на занятиях Палыча. Все давалось слишком легко. Стоило только захотеть и обозначить усилия.

Поступление в институт без блата и денег, что само по себе звучит достаточно фантастично. Конечно, я бы заплатил, если бы в этом возникла необходимость, но она не возникала.

От армии меня отмазали дядины адвокаты. Девчонки сами вешались мне на шею. Я никогда не испытывал нужды в деньгах. И если я когда-то и подозревал, что для остальных людей жизнь не так проста и приятна, то уж о своей исключительности точно никогда не задумывался.

Самым большим эмоциональным шоком, который я испытал в жизни, для меня была та самая авиакатастрофа, в которой погибли мои родители. Или, как утверждает граф, мои приемные родители.

Правда, граф также утверждает, что мои приемные родители вовсе не погибли, а просто исчезли из моей жизни по настоянию моего отца, который решил, что мне пора учиться самостоятельности и привыкать быть одному. Если опять-таки верить графу, суровый у меня был родитель.

Но если верить графу, то моего родителя сделала суровой сама жизнь.

В общем, можно на ситуацию посмотреть двояко. А врет граф или не врет, это вообще непонятно.

Нынешним утром в мою жизнь ворвались непонятные явления. Граф объяснял это магией, но если отбросить ее и вернуться к фактам…

Во-первых, все началось с того, что у меня на столе непонятным образом оказался Браслет.

Во-вторых, пришел граф и начал гнать пургу.

В-третьих, надев Браслет, я обнаружил, что не могу его снять и что его застежка вообще исчезла.

В-четвертых, вслед за графом пришли убийцы, дважды поставили меня на «перо», а я почему-то не умер. И не только не умер, но оказался вообще невредимым.

В-пятых, граф их обоих убил, а из одного еще и выпил кровь.

Все? Вроде бы да.

Этим утром вокруг меня стали появляться трупы. На данный момент их пять. Двое в принципе сами напросились. Но трое охранников, которые явились побочным ущербом операции по моему устранению, здесь были ни при чем.

Опять же, если верить графу и охранники действительно мертвы. Косвенно факт их смерти подтверждается прибывшей к моему дому милицией. Потому что у меня в ванной точно нет камеры слежения, и приехать по поводу лежащих там жмуриков милиция явно не могла. По крайней мере, до тех пор, пока жмурики не начнут благоухать.

Нет, все это странно и непонятно. И дальше становится все страннее и непонятнее.

Мне требовался независимый источник информации. Кто угодно или что угодно, только не граф. Была только одна загвоздка: я понятия не имел, где такой источник можно раздобыть.

– Ладно, – сказал я, выбрасывая сигарету в окно. – Мне кажется, я уже созрел для полного знания, граф. Выкладывайте.

Глава 3

Небольшой двухэтажный кирпичный дом, участок десять соток, обнесенный двухметровым деревянным забором, подъездная площадка на две машины, беседка, маленький бассейн и обветшавший уличный туалет – вот и вся моя дача. А, забыл, еще сорняки.

На даче я бывал редко, наездами в компании друзей, так что сорняки были уже выше забора. Загнав машину во двор, я поздоровался с безвылазно живущими в поселке соседями, запер ворота, открыл дом и плюхнулся в кресло-качалку на веранде.

– Граф, – сказал я. – Тут недалеко лес, будьте добры, погуляйте там некоторое время. Мне надо переварить информацию, которую вы на меня вывалили.

Граф кивнул и удалился. Умеет он удаляться, тут уж ничего не скажешь. Даже калитку за ним закрывать не надо. Наверное, он на самом деле вампир.

Я прогулялся до кухни, нашел в шкафу початую бутылку водки, налил полстакана, долил до краев колой и вернулся в кресло. Трезвым о таких вещах думать просто невозможно. А пьяным я не могу думать в принципе. Так что мне следовало каким-то образом дойти до границы этих двух состояний и остаться на нейтральной полосе. Довольно сложная задача.

От разговоров с графом я начинал чувствовать себя героем произведения в жанре фэнтези. Точнее, антифэнтези. Потому что на моей памяти еще ни одного героя литературного произведения так явно, прямо и в лоб не призывали на сторону Тьмы.

По словам графа, все в параллельном мире было не так уж однозначно.

Джек, самый первый Темный Лорд, действительно был маньяком, психом, военным преступником и желал властвовать над всем миром. Но, по словам того же графа, он был единственным моим предком, кто абсолютно подходил под определение прислужника Тьмы.

Когда Джека таки грохнули, что было весьма и весьма непросто и явилось результатом предательства, его сын воспылал жаждой мести. А это уже вполне объяснимая реакция, свойственная любому человеку. Даже я, хоть и не видел своего отца ни разу в жизни, никаких теплых чувств к Делвину и Эрику из Кинна не испытывал.

Сына Джека грохнули тоже.

И внука Джека.

Наученный горьким опытом трех поколений своих предков, правнук Джека прилюдно отказался от Браслета Власти, но снять его не смог, и его тоже грохнули. Прямо там, где он отказывался, и минут через пять после того, как поняли, что попытки снять Браслет бесполезны.

Само собой, магическая цацка тут же переместилась к наследнику, и тот, испытывая свойственное всем живым существам желание оставаться живыми, пустился в бега. Хранители выследили его и тоже грохнули. Но ребенка он сделать-таки успел. Этот ребенок оказался поумнее своих предшественников, о чем говорит срок его жизни, гораздо более продолжительный, чем у его отца и деда. Успев усвоить, что безопасного места для него не предусмотрено, он решил его создать. Поэтому он вселился в покинутую всеми Черную Цитадель, возобновил контракт с орками, создал небольшую армию и принялся укреплять свой замок.

Он логично рассудил, что чем большая территория будет контролироваться из Черной Цитадели, тем безопаснее станет жизнь ее обитателей, и начал расширение владений. Примерно на пятидесятом году войны, или на семидесятом году его правления, противник наскреб нехилую армию, и этого Лорда тоже убили. Но начало традиции было положено, и с тех пор каждый Темный Лорд правил своей страной, сидя в родовом замке и всеми силами стараясь расширить свою территорию. Так что ко всем прежним мотивам, двигавшим моим семейством, прибавилась еще и самооборона.

Граф утверждает, что мой отец ни разу не предпринимал попыток экспансии. Напротив, он пытался договориться с королями сопредельных стран о мирном сосуществовании и в целях укрепления добрососедства пожертвовал несколькими приграничными областями.

Такая политика оправдывала себя какое-то время, а потом пришел Делвин, которому на все светские договоры было начихать, привел с собой Эрика из Кинна, и тот папочку зарезал.

Итак, всех моих предков убили, и теперь настала моя очередь носить Браслет.

Это граф так говорит.

А я еще не решил, во что мне верить и что мне делать.

Меня всегда удивляла легкость, с которой герои фэнтези принимали свою новую роль и очертя голову бросались на поиски приключений.

В моей ситуации было только одно отличие.

Обычно героев фэнтези призывают именно на роль героев. Их зовут стать последним щитом между существами, населяющими целый мир, и мировым злом. А я должен заметить, что стать героем, на которого возлагает надежды неимоверное количество народу и которому все готовы помогать и содействовать, гораздо проще.

Меня же открытым текстом призывали стать тем самым мировым злом, от которого надо спасать все сущее. Пусть я никому и не угрожал, но стоит мне только принять предложение графа, как на меня ополчится… Лучше не думать, сколько народу на меня ополчится.

Я еще ничего и не сделал, а меня уже попытались убить. И почти в этом преуспели.

Если отбросить версию о моем сумасшествии как несостоятельную, объяснение сегодняшним событиям могло быть только одно: граф говорил правду.

Версия с сумасшествием мне не нравилась. Я понимаю, что она бы не понравилась никому на моем месте и мало кто в современном мире может со стопроцентной уверенностью сказать, что он психически здоров, но все же психом до такой степени я себя не чувствовал.

Как говорится, если отбросить все невозможные решения, то оставшееся будет единственно верным, сколь бы невероятным оно ни казалось.

Граф сказал, что моя жизнь была легкой до этого момента только благодаря магии моего отца. И что, настала пора платить?

Интересно, а если отпилить себе руку, Браслет с нее свалится? Что-то мне подсказывало, что нет.

– Кевин!

Это вот так меня теперь зовут. Кевин, сын Роджера. А вовсе не Константин, сын Георгия.

Лажа какая-то. Вся моя предыдущая жизнь оказалась ложью.

– Кевин!

И тут до меня дошло, что меня действительно кто-то зовет. Причем зовет тем именем, которое я услышал только этим утром от графа, и зовет меня не граф.

Зовет из моего собственного дома.

Заинтригованный, я пошел на зов со стаканом в руке, но на первом этаже никого не обнаружил. Я поднялся на второй, обшарил обе расположенные там спальни, небольшую кладовку и тоже никого не нашел. Наверное, галлюцинации на нервной почве начинаются.

– Кевин!

Вот, опять.

Я осмотрелся по сторонам, и вдруг мой взгляд уперся в зеркало.

В зеркале была рожа.

Рожа была не моя. Она принадлежала субъекту неопределенного возраста, весьма смахивающему на голубого. Рожа была холеная, не по-мужски смазливая и весьма самодовольная.

– Кевин! – в четвертый раз сказала рожа.

Знаете, какое лучшее средство против чужих рож в вашем зеркале? Стакан. Даже если он пустой, его веса вполне достаточно, чтобы убрать рожу с ваших глаз. Пусть и вместе с зеркалом. Но не сожалейте о потере зеркала. Душевное здоровье дороже.

Граф вернулся с прогулки вечером и обнаружил меня мирно спящим в кресле. Он весьма деликатно растолкал меня и напомнил, что расслабляться не стоит, а вот поужинать – стоит. И я обнаружил, что в самом деле голоден.

Пока я жарил замороженные котлеты, купленные в супермаркете по дороге, граф попивал купленное там же красное вино, любовался природой и выдавал мне все новые порции информации, которую я не хотел бы знать. Это привело к тому, что, когда котлеты были готовы, никакого аппетита я уже не испытывал.

Оказалось, что я не просто наследник своего отца и Девятый Темный Лорд. Я, оказывается, еще и последняя надежда нашего рода на могущество, на которое весь род рассчитывал.

Число девять имело в мире графа мистическое значение, и я, как обладатель сего номера, был ключевой фигурой нескольких пророчеств, которые, как и свойственно всем настоящим пророчествам, противоречили и взаимоисключали друг друга.

Вот цитата из пророчества, которое особенно грело моих предков и о котором граф рассказал мне в первую очередь:

…Девятый Лорд станет истинным воплощением Тьмы и чумой пройдет по этому миру, и мир склонится перед ним, а те, кто не склонится, будут уничтожены огнем и мечом, и тысячу лет будет длиться его победное шествие, и ад будет идти по правую его руку…

А вот перл, который, вне всякого сомнения, согревает душу моим многочисленным врагам:

…И умрет Девятый Лорд, не родив наследника, и будет он последним отродьем мрака, и со смертью его прервется цепь зла…

Не имею ни малейшего желания выяснять, который из пророков ошибся.

Но существовал еще и нейтральный вариант, который не отдавал предпочтения ни одной из сторон, и вообще непонятно было, для чего его сочинили:

…Все решится во время жизни девятого поколения, и либо Тьма на веки воцарится над нашим миром, либо Свет воссияет над ним, и сила Семи должна будет встретиться с силой Одного и в честном бою решить судьбу нашего мира…

Ничего не скажешь, странные у них представления о честном бое – семеро на одного.

И у всех есть пророчества. А мне что прикажете делать?

Я – обычный молодой человек. Приятной наружности, но без зловещей ауры и лишенный какого-либо ореола тьмы. По крайней мере, лично я ничего подобного за собой не наблюдаю и не имею ни малейшего желания приобрести. Почему мама не родила меня простым олигархом?

Смерть всегда идет по пятам за нашим родом. Смерть и война, огонь и разрушение. Честный бой, говорите?

Браслет один, а Хранителей – семеро. И одна Черная Цитадель против всего мира.

Не хочу.

– Любезный граф, – сказал я. – Вот теперь я попрошу вас предельно четко и ясно сформулировать, что именно вы от меня хотите. Начиная прямо с этого момента и далее, до тех пор, пока кто-нибудь из ваших драгоценных Хранителей меня не укокошит.

С помощью вина мне удалось пропихнуть в желудок две котлеты и немного чипсов, а теперь мы сидели на веранде и курили. Точнее, я курил, а граф просто сидел.

Пассивное курение в четыре раза опаснее, чем активное, однако на высших вампиров это правило вряд ли распространяется.

– В первую очередь нам нужно вернуться в наш мир, милорд.

– В мир варварского Средневековья, где замки, короли, драконы, рыцари, орки, зомби и маги-убийцы?

– Да.

– Почему?

– В этом мире слишком опасно.

– Здесь нет Семи мечей.

– Они здесь будут, милорд. Если они еще не здесь.

– Но почему? Ведь пока Браслет здесь, ваш мир может спать спокойно.

– Хранители не будут спать спокойно до тех пор, пока жив последний представитель вашего рода, милорд. В этом мире вам не скрыться от них, и вы не сможете защититься от их магии. Только стены Черной Цитадели могут послужить вам защитой.

– Они еще никого не уберегли.

– Ваш отец дожил до восьмидесяти семи лет, милорд. А если вы останетесь здесь, под вопросом даже ваше двадцатитрехлетие.

– Допустим, я вернулся. Что мне делать дальше?

– Мы отправимся в Горы Скорби и укроемся в потайной пещере, о которой из ныне живущих знаю только я. Мы проведем там столько времени, сколько понадобится, а потом вы восстановите родовой замок, соберете армию и проживете гораздо дольше, чем если вы останетесь здесь.

– А что будет, если я останусь?

– Не останетесь, милорд. Ваша судьба зовет вас за пределы этого мира. Никто не сможет избежать своей судьбы.

– А были такие попытки?

– Ваш отец, милорд, медлил с принятием решения три недели после гибели вашего деда, потом он свой выбор сделал…

– И куда это его привело? Под клинок Эрика из Кинна?

– …но на самом деле выбора ни у кого нет.

– А как давно лично вы участвуете во всем этом?

– С самого начала, – сказал граф. – Я приносил свои клятвы Первому Лорду.

– Значит, вы застали в живых основателя династии, – повторил я. – Вы видели его расцвет и его падение. Более того, насколько я понимаю, вы видели падение всех его потомков, которые по совместительству являются моими предками. Так скажите же мне, какой во всем этом смысл? И есть ли он вообще?

– Это сложный вопрос, милорд.

– Зачем мы все это делаем, граф? Почему?

– Это традиция, милорд.

– Но как только я вернусь в Горы Скорби, против меня обернется сила Семи мечей.

– Вы неправильно оцениваете ситуацию, милорд. Сила Семи мечей уже обращена против вас.

Я представил себе, как по улицам центрального мегаполиса нашей Родины пробираются семеро волшебников с длинными бородами и сучковатыми посохами тащат с собой семерых героев, этаких Конанов-варваров, вооруженных и пахнущих соответственно, и мне стало смешно. И было смешно ровно до тех пор, пока я не вспомнил о пяти трупах, оставшихся в моем жилом комплексе.

Интересно, сможет ли Хранитель меча противостоять батальону спецназа? И на самом ли деле я хочу это выяснить?

– Я ношу Браслет с самого утра, граф. И я ни черта не ощущаю. Вы знаете, как им пользоваться?

– Нет, милорд. Это может знать только тот, кто носит Браслет.

– И инструкции по применению к нему не прилагается?

Граф пожал плечами. Какие, к черту, инструкции?

– А если это ошибка? И я не смогу его применять?

– Этого не может быть. Вы – сын вашего отца, и Браслет нашел вас после его гибели. Значит, со временем знание придет.

Главное, чтобы перед знанием не пришел какой-нибудь Эрик и не выпустил из меня кишки.

– Это невероятно, – сказал я.

Граф покачал головой.

– В это всего лишь трудно поверить, – сказал он.

Утром на даче появился гость.

Нет, не новая напасть. Это был всего лишь мой учитель рукопашного боя, старый знакомый по имени Палыч. Думаю, не следует объяснять, что занятия проводились по инициативе моего отца и Палыч прекрасно знал, кого и для чего он натаскивает. Более того, Палыч тоже не был коренным жителем Земли.

Когда я проснулся и спустился на кухню в поисках кофе, Палыч уже сидел там за столом и уплетал яичницу с колбасой и помидорами.

– Здорово, Костя, – сказал он, поймал укоризненный взгляд графа, сидевшего в углу, и сразу же поправился: – Доброе утро, лорд Кевин.

– Сойдет и «здорово, Костя», – сказал я. – Какие ты для меня припас сюрпризы, Палыч? Ты тоже вампир?

– Нет, я орк.

– Ага, – кивнул я. – Орк. Не могу сказать, что я сильно удивлен этим заявлением, однако раньше я как-то по-другому вас представлял.

– Я замаскировался, – пояснил Палыч. – На самом деле я зеленый и в пупырышках. Жрать хочешь?

– Хм, – укоризненно хмыкнул граф.

– Извините, – поправился Палыч. – Не изволите ли откушать, лорд Кевин?

– Брось придуриваться, Палыч, – сказал я. – Я изволю кофе с сахаром и сигарету.

Граф дождался, пока я сооружу себе утренний бодрящий коктейль из коричневого порошка и кипятка, закурю сигарету, а потом подошел ко мне и протянул конверт.

– Что это? – спросил я.

– Откройте.

В конверте оказался десяток снимков, сделанных «поляроидом». Нет, граф все-таки отвратительный психолог. Стоило мне взглянуть на снимок, лежащий сверху, как чашка выскользнула из моих пальцев и разбилась об пол.

На фотографии был человек, которого я всю жизнь считал своим отцом. Чуть постаревший по сравнению с тем, каким я его помнил. Семь лет прошло все-таки.

Он был мертв. У него не было правой руки, а на груди зияла огромнейшая рана. Отец лежал в луже крови. Рядом с ним лежала газета.

На следующем снимке, сделанном с более близкого расстояния, можно было рассмотреть ее название: «Московский комсомолец».

На третьем снимке можно было даже разобрать дату. Вчерашнее число.

На четвертом снимке была моя мать.

На пятый я не стал даже смотреть. Трясущимися руками засунул фотографии в конверт, обнаружил, что сигарета потухла, и долго не мог зажечь следующую.

– Все-таки ты дурак, хотя и граф, – ровным голосом произнес Палыч. – Нельзя было пацану так, без подготовки, эти фотки подсовывать. Чего ты добиваешься, а?

Высший вампир выглядел смущенным.

– Извините меня, милорд, – сказал он. – Я не мог предположить…

– Что он любит своих родителей? – уточнил Палыч. – И что для него такие фотки будут шоком? Нет, не зря вас все-таки нежитью называют.

Я наконец-то раскурил сигарету.

– Кто? – спросил я.

– Не знаю, – сказал граф. – Видите ли, милорд, я подумал, что, если представлю вам ваших приемных родителей живыми, это поможет вам окончательно поверить в то, что я говорю, и отправился к ним. По просьбе вашего отца они изменили имена и жили в другой стране, чтобы вы даже случайно не могли на них наткнуться, но у меня была возможность доставить их сюда и разрешить все ваши сомнения. Но когда я прибыл, то обнаружил их мертвыми… Тогда я добыл фотоаппарат, свежую газету, чтобы сразу было понятно, когда это произошло, и сделал данные снимки. Мне это показалось хорошей идеей. А потом я отправился за Палычем.

– И это было самое разумное из того, что ты сделал минувшей ночью, – сказал Палыч.

– А пошли вы все, – сказал я.

Но они не пошли. Напротив, остались и продолжали на меня пялиться: Палыч – сочувствующе, а граф – бесстрастно.

Тогда я сам ушел наверх.

Я, как и всякий нормальный человек, любил своих родителей. Даже если бы я знал, что на самом деле они не мои родители, а люди, которые согласились меня растить, я бы все равно их любил. И когда они погибли, я испытал настоящую боль. Несколько дней я не мог разговаривать.

Похороны организовали дядины адвокаты. Трупов не было. Мне объяснили, что самолет взорвался от удара о землю и все пассажиры сгорели. К этому моменту они уже должны были быть мертвы.

На кладбище закапывали пустые гробы. Я помню этот день. Была осень, собралось много людей, часть из которых я толком не знал, шел дождь, и это было кстати, потому что никто не мог рассмотреть моих слез.

Сейчас я тоже плакал.

Прошло семь лет, боль притупилась, я научился жить, сознавая, что мои родители умерли, и смирился с этим. И теперь вот узнаю, что на самом деле все это время они жили в другой стране и кто-то убил их этой ночью.

И боль потери вернулась, как будто никогда и не уходила.

Часа через два ко мне поднялся Палыч.

Наверное, правильно, что это был именно он, а не граф. Все-таки Палыча я знал уже давно, и, наверное, он был самым близким мне человеком на тот период жизни.

– Мне жаль, Костя, – сказал он, присаживаясь на край моей кровати.

– Мне тоже, Палыч, – сказал я. – Семь.

– Что «семь»?

– Семь трупов начиная с вчерашнего утра.

– Восемь, – сказал Палыч. – Думаю, ты должен знать. У твоих приемных родителей, когда они оставили тебя, родился ребенок. Мальчик. Ему было пять лет.

– Его… тоже?

– Да. Правда, граф додумался не делать фотографий.

– Но за что?

Палыч пожал плечами.

– Таковы правила игры. Живыми не оставляют никого.

Палыч подошел к окну.

– Я знаю тебя достаточно хорошо, Костя, и понимаю, что тебе сейчас очень нелегко. Нелегко поверить в то, что рассказал тебе граф. Но он рассказал правду.

– И что мне делать, Палыч?

– Это очень непростая ситуация, – сказал он. – За тобой сейчас откроют охоту много опасных личностей. Конечно, я помогу тебе всем, чем смогу, но решение останется за тобой.

– Граф говорит, что у меня нет выбора.

– Ты не можешь отказаться от Браслета, – сказал Палыч. – Но только ты можешь решить, что тебе с ним делать.

– А что с ним вообще можно делать?

– Не знаю, – сказал Палыч. – Вот ты и разберись. Хочешь, я расскажу тебе о моем племени?

– Это зависит от того, что именно ты собираешься мне рассказать.

– Орки были диким народом и почти не владели человеческой речью. Мы жили в горах и занимались охотой, а охота – ненадежный источник пищи. Бывало, наши охотники не могли найти дичи, и тогда племена жили впроголодь. Кроме того, мы делились на множество кланов и постоянно грызлись между собой. Мы были настоящими дикарями. И остальные народы, населяющие наш мир, относились к нам, как к настоящим дикарям. Это было смутное время. Из всех достижений цивилизации мы знали только огонь и каменные топоры, а это, согласись, даже для нашего мира, отсталого по сравнению с этим, не так уж и много.

– Да, – сказал я. – Это почти ничего.

– Твой предок, основатель Империи, сделал для нас многое. Он собрал вождей всех кланов за единый костер и заставил их договориться о мире между племенами и выбрать единого правителя. Так у орков появились ханы. Орки перестали убивать друг друга, и это уже значило очень много. Хотя все мы понимали, что Лорд использует нас в своих целях, мы принимали его дары. В горах есть несколько небольших долин, и он научил нас обрабатывать землю и выращивать плоды, разводить скот, и орки перестали умирать от голода. Он научил нас работе с металлами, и у орков появилось настоящее оружие, и соседи стали задумываться, прежде чем связаться с нами. Многие мои соплеменники полегли в войнах Империи, но мы все равно благодарны твоей семье, Костя. Вы стали первыми из неорков, кто обращался с нами, как с равными. Вы подарили оркам уважение к себе.

– Насколько я понимаю, моя семья подарила вашему народу еще и смерть.

– Война – это наше любимое занятие, и она была таковой и до прихода твоего предка. Изменились только враги.

– Вас же всех поубивают.

– Всех не поубивают, – возразил Палыч. – Горы большие, и никто не знает их лучше нас.

– Партизанить будете? – спросил я.

– Будем, – сказал он на полном серьезе.

– Понятно. – Кивнул я. – Где граф?

– Отбыл домой на время, – ответил Палыч. – Сказал, что ему необходимо посоветоваться с маркизом Моро.

– Кто такой маркиз Моро?

– Шеф разведки Черной Цитадели.

– Главный шпион?

– Ага, – сказал Палыч. – Главный шпион. Мы с графом разговаривали о событиях этой ночи и пришли к выводу, что Хранители обнаружили тебя слишком быстро и слишком легко. И вычислили твоих приемных родителей тоже слишком быстро. Граф подозревает, что у нас может возникнуть внутренний кризис.

– Утечка информации, – догадался я.

– Кто-то стучит, – подтвердил Палыч. – Хотелось бы знать кто.

– Ты здорово насобачился в местном сленге, – сказал я. – Или у вас тоже есть стукачи?

– Нет, ты не понял, – сказал Палыч. – Кто-то стучит в калитку.

– Хранители? – спросил я.

– Хранители стучат в ворота, – сказал Палыч. – Тараном.

Местного участкового звали Васей.

Именно Васей и никак иначе. И звали его только для того, чтобы выпить.

Мятая форма всегда висела мешком на его угловатой фигуре, фуражка, несмотря на все усилия, постоянно съезжала на затылок, а пистолета с собой он не носил, потому что боялся потерять.

В общем, типичный деревенский мент. Главная Васина беда заключалась в том, что деревня находилась слишком близко к Москве. Начальству было на него наплевать, а дачникам нравилось спаивать представителя закона. Думаю, что через пару лет Васю уволят за профнепригодность. Если только «белочка» не посетит его раньше.

Именно он ломился в мою калитку. И поскольку был уже навеселе, ломиться мог хоть до вечера. Тем более что через щели в заборе он прекрасно мог видеть мою машину и понять, что я на даче.

– Это местный мент, – сказал я Палычу, забыв, что он прожил в этом мире достаточно долго для того, чтобы знать милицейскую форму. – Я с ним поговорю.

– Хорошо, – сказал Палыч.

Он проводил меня до веранды, достал из-под стола большую спортивную сумку, которую, очевидно, привез с собой ночью, и вытащил из нее тяжелый топор. Причем не плотницкий или, скажем, для колки дров, а обоюдоострый боевой топор, предназначенный для проламывания чужих голов и отсечения конечностей. Я присвистнул.

– Прикрою, – пояснил Палыч, устраиваясь около двери.

– Ну-ну, – сказал я и пошел открывать калитку. Из-за нее так пахнуло перегаром, что мне захотелось закусить.

– О, – воскликнул Вася. – Костик! Ты здесь?

– Здесь.

– Выпить есть?

– Нету.

– А полтинник до зарплаты?

– Это пожалуйста, – сказал я и полез в карман. Если дать ему выпить, он никогда не уйдет, а если дать ему денег, то сразу же свалит в магазин.

– Спасибо. – Полтинник сразу же исчез в пустой кобуре. – Ты меня фактически спас.

– Ага. – Согласно кивнул я в ответ.

– Я отдам, не сомневайся.

Я и не сомневался. Вася, сколь бы пьяным ни был, всегда помнил, сколько и у кого брал, и исправно возвращал долги. Это всех настолько удивляло, что одалживали Васе охотно. Наверное, ждали, когда его память наконец-то даст осечку.

– Ладно, – сказал я. – Бывай, Вася.

– Не, – сказал он, – постой. Чего-то я еще хотел.

– Да ну?

– Точно, хотел. Только забыл.

– Так заходи, когда вспомнишь, – сказал я и попытался закрыть калитку, но в щель тут же вклинилась Васина нога в неуставной кроссовке.

– Убери ногу, – сказал я, опасаясь, как бы Палыч не счел эту выходку за угрозу и не отчекрыжил бы Васе вышеупомянутую нижнюю конечность. Или еще чего-нибудь не менее ценное.

– Я вспомнил, – сказал Вася. – Мне звонили.

– Очень рад.

– Из Москвы, – сказал он, как будто мы находились не в двадцати километрах от города, а где-нибудь на Чукотке.

– Рад вдвойне.

– Из убойного отдела, – сказал Вася. – У них есть к тебе вопросы. Кого ты убил?

– Это их вопрос или лично ты интересуешься?

– Это лично я, – сказал Вася. – Меня просили узнать, нет ли тебя на даче. А я шел мимо, смотрю, тачка твоя стоит. Вот и узнал.

– Топай, звони в свой отдел, – сказал я.

– И потопаю, – сказал Вася. – И позвоню. Только это не мой отдел, а убойный. Костик, ты что, пьяный?

– Нет.

– А чего тогда тупишь?

– Я не туплю.

– Тупишь. Кого ты грохнул?

– Никого.

– Опять тупишь. Если ты никого не грохнул, с какой радости убойный тебя ищет?

– Тебе чего от меня надо, Вася? Ты меня арестовывать пришел?

– Не, – сказал Вася. – Ты опять тупишь. Я пришел узнать, здесь ли ты.

– Узнал?

– Узнал.

– Так и вали отсюда.

– Грубо, – сказал Вася.

– Разве это грубо? – спросил я. – Вот сейчас будет грубо. Пошел к черту.

Я толкнул его в грудь, и, видимо, это спасло нас обоих.

Я почувствовал жжение в правой руке в том месте, где ее охватывал Браслет, что-то сиреневое пронеслось рядом с моей головой и прожгло дыру в калитке. Если бы я не дернулся, такая дыра могла бы быть в моем черепе. Впрочем, если судить по ее размерам, черепа бы у меня просто не было вообще.

Палыч крутанулся на крыльце, и топор тяжелой хищной птицей покинул его руку и отправился в полет. Он легко пробил трухлявые доски забора и исчез на улице. Судя по хрусту и последовавшему вскрику, он во что-то попал.

Второй сгусток энергии должен был проделать дыру в моей груди, но к тому моменту, как он достиг места, где я стоял, я уже лежал в высоких сорняках и соображал, что делать дальше.

И тут мне на спину бросился Вася.

Ни разу в моей жизни я не сталкивался с ситуацией, когда драться приходилось всерьез. Я имею в виду, когда мой противник пытался не показать мне, что он круче, сильнее или трезвее, но стремился меня убить.

Именно этим занимался сейчас Вася. Он схватил меня за горло, по-прежнему сидя у меня на спине, и пытался то ли задушить, то ли свернуть шею. Хватка у этого щуплого на вид паренька была железная.

Первым делом я ударил его затылком в лицо. Три раза, пока не услышал хруст ломающегося носа. Потом пару раз наугад ткнул локтем в ребра, уперся руками в землю и со второй попытки перевернулся. Вася оказался между мной и землей, я еще дважды боднул его в лицо, и пальцы на моей шее ослабили хватку. Тогда я вцепился в них руками и принялся отрывать от себя. Над головой трижды коротко просвистели метательные ножи Палыча. Вася охнул и выпустил меня. Посчитав, что подниматься во весь рост еще рановато, я скатился с него и отполз в сторону. Вася же явно был не в себе, поскольку за мной не пополз, а, наоборот, поднялся. Только для того, чтобы сразу же рухнуть обратно в траву с рукояткой ножа моего учителя, торчащей между глаз.

– Вставай, Костя, – сказал подошедший Палыч. – Надо отсюда валить.

Я был с ним совершенно согласен. Как бы то ни было, дача явно перестала быть безопасным местом.

Палыч вышел за калитку, подобрал два метательных ножа, третий был оплавлен и превратился просто в кусок металла, и поднял с земли топор. Он был весь в крови, и земля под ним – тоже. Но трупов на улице не было.

Засыпав лужицу песком из соседней строительной кучи, Палыч закрыл за собой калитку, затащил на веранду тело участкового, побросал в сумку все свои причиндалы, кинул ее на заднее сиденье «порше», и мы отбыли.

Второй раз за последние два дня я покидал принадлежащее мне жилище, оставляя за спиной трупы. Только в этот раз я понятия не имел, куда ехать.

Глава 4

Трудная работа у Хранителя любого из Семи мечей.

Во-первых, надо беречь сам меч. Хранитель отвечает за его сохранность чуть ли не своей жизнью, поэтому большая часть великолепной семерки вынуждена либо таскать железяку с собой, либо тратить на охранные заклинания процентов семьдесят своего магического потенциала, что превращает их из великих и могущественных магов во вполне посредственных.

Во-вторых, следует избегать искушений. Мечей всего семь, а государств на континенте гораздо больше, и каждое хочет, чтобы один из могущественных артефактов хранился на его территории. Обладание мечом – это некий показатель влиятельности государства и его престижа. Поэтому Хранители проживают на территории самых богатых и могущественных держав.

В ход идет все, кроме силовых методов, ибо волшебники крайне отрицательно относятся к покушениям или попыткам давления на своих коллег по цеху. Зато никто не мешает политикам подкупать магов деньгами, властью, должностями, башнями, замками, титулами и всем прочим. Когда один из Хранителей умирает, а такое случается даже с магами, Совет Высших Волшебников, или как их там еще, выбирает преемника из числа самых достойных, и свистопляска начинается заново.

Пятеро из ныне действующих Хранителей живут в собственных замках, пожалованных им короной, являются дворянами, не ниже графского титула, двое возглавляют собственные оккультные университеты, и шестерым еще при жизни поставили памятники.

Да, один маг является личным советником короля Иллирии, самого влиятельного государства на континенте.

Третья проблема, с которой сталкиваются Хранители, это подбор персонала. Когда для очередного волшебника настает его черед бросить вызов господству зла, он, прежде всего, должен найти героя, которому вручит меч на время выполнения миссии. И который потом вернет меч Хранителю безо всяких колебаний. А то, как говорит Палыч, были прецеденты, когда сразивший очередного моего предка герой отказывался расставаться с принесшим ему пожизненную славу и пенсию оружием, и выцарапывать железку из его загребущих лап приходилось чуть ли не силой.

В герои рвутся многие. Еще бы, работенка у героев достаточно халявная, ибо большая ее часть падает опять же на плечи самого Хранителя.

Темный Лорд не может убить героя с помощью своего основного оружия – Браслета Власти. Более того, номерной меч экранирует героя от любого магического воздействия, и героя даже невозможно обнаружить с помощью магических средств слежения. Цель у героя одна – добраться живым до Темного Лорда и поставить его на нож.

Убить героя с помощью холодного оружия может кто угодно, ибо принадлежащий ему магический артефакт не обладает свойствами бронежилета. Поэтому в задачу Хранителя входит не только поиск самого героя, но и доставка его на место преступле… подвига.

Поскольку Темные Лорды тоже не идиоты, они стараются Хранителю всячески в этом помешать, и редко, какой Хранитель тащит героя навстречу подвигу в одиночку. Герой, видите ли, не должен быть один. Их должна быть целая толпа.

Обычно мобильная группа по истреблению злодеев насчитывает от пяти до пятнадцати человек, маги не отказались бы и от большего числа спутников, однако крупные вооруженные отряды привлекают к себе слишком много внимания. В спутники героя может попасть кто угодно, независимо от пола или расовой принадлежности, лишь бы он был полезен в походе или бою. К самому герою предъявляются более жесткие требования.

Он должен быть молод, силен и искусен в обращении с мечами, ведь именно ему предстоит финальная схватка. Он должен обладать приятной наружностью, ведь впоследствии его будут изображать на множестве картин и памятников.

У него должна быть незапятнанная репутация, ибо негодяй не должен войти в историю.

Еще он должен быть женат или, по крайней мере, морально устойчив, ибо на его примере будут воспитывать следующие поколения. Он не должен иметь дурных привычек, нежелательных родственников, не должен быть чрезмерно богат или титулован, чтобы не затруднять короне процесс осыпания героя милостями, и прочее, прочее, прочее.

В общем, когда очередной Хранитель объявляет о поисках героя, на собеседование является целая толпа, а пригодных к работе людей в ней, как и в любой толпе, считаные единицы. И именно из них Хранитель должен выбрать парня, из которого ему будет легче всего вылепить настоящего героя.

Четвертая сложность работы Хранителя заключается в том, что, даже когда поход закончен и мир в очередной раз спасен, его жизни все равно может угрожать опасность, если не от прихвостней убитого Лорда, сгорающих от жажды мести, то от всяческих психопатов, страдающих синдромом Герострата. Один из Хранителей был банально зарезан местечковым сумасшедшим во время торжественного выступления на площади, так что с тех пор Хранители избегают людных мест.

Машину мы бросили в лесу километрах в пяти от города и остальной путь проделали пешком. Что ни говори, а «порше» – слишком заметный летательный аппарат, и вычислить его в общем потоке машин очень легко.

Если у убойного отдела имелись ко мне вопросы после посещения моей квартиры, то уж после стычки на даче интерес к моей персоне со стороны правоохранительных органов должен был вырасти в разы. Вполне возможно, что я уже объявлен во всероссийский розыск и мои фотографии украшают все стенды «Их разыскивает милиция». Ибо теперь на меня можно повесить еще и убийство милиционера, ведь Вася, хоть он и был придурком и алкоголиком, все равно носил форму, и нож в его черепе явно не сойдет мне с рук.

Получалось, что у меня не было иного выбора, как отправиться в свой «родной» мир и сделаться его пугалом, однако и этот вариант мне активно не нравился.

По словам Палыча, на даче произошли следующие события.

Связка Хранитель – герой подобралась к калитке одновременно с Васей или чуть раньше. Пока мы беседовали с ныне покойным ментом, Хранитель окопался в кустах напротив моего участка, а герой, с мечом в руках, естественно, пытался подкрасться ко мне вдоль забора. Вася находился под частичным контролем мага, а посему этого передвижения заметить не мог.

Когда Палыч почувствовал опасность своим орочьим чутьем и вышел на крыльцо, Хранитель попытался атаковать меня, дабы отвлечь внимание от героя. Палыч говорит, что, даже если бы я не уклонялся от выпада, он все равно не смог бы причинить мне никакого вреда, ибо на моей руке был Браслет. И с помощью этого Браслета я мог бы размазать атаковавшего меня мага по стенке. Расчет Хранителя строился на том, что я, как злодей молодой и начинающий, еще не умею вовсю пользоваться Браслетом, а потому ответного удара не нанесу.

Палыч, которого такими детскими штучками не проймешь, реально оценил, что непосредственная опасность для моей драгоценной персоны исходит отнюдь не от клоуна в балахоне, которого я так и не увидел, а от парня с железкой, и своим эффектным броском топора сквозь забор вывел героя из игры. По словам Палыча, топор героя не прикончил, но вывел из строя, по крайней мере, на пару дней, пока Хранитель не залижет его раны.

Потеряв основную ударную силу, Хранитель впал в ярость, захватил безобидного алкаша Васю под свой полный контроль и натравил на меня. Возможно, он рассчитывал, что, пока мы будем барахтаться в траве, раненый герой доползет и ткнет меня мечом под ребро, а возможно, просто запаниковал. Палыч атаковал Хранителя, тот расплавил в полете один из его ножей, а потом, определив, что гамбит с Васей был проигрышным ходом, прихватил своего героя и свалил в неизвестном направлении с помощью магического портала.

А Палыч убил Васю, потому что, по его словам, после такого грубого вмешательства в его мозг он уже никогда не стал бы нормальным человеком. А психопатов, одержимых манией убийства, в этом мире и так полно.

Кроме того, и эта причина гораздо весомее, орки не оставляют за своей спиной живых врагов.

В общем, число трупов в нашей игре дошло до девяти, и не было никаких оснований предполагать, что на этом счет и закончится.

К вечеру мы устроились на привал в лесополосе в паре сотен метров от МКАД, я плюхнулся на траву и закурил сигарету, Палыч же просто бросил свою объемную сумку рядом и прислонился спиной к стволу.

– Куда дальше-то? – спросил я.

– Не знаю, – ответил Палыч. – Тебе решать.

– Может, к тебе?

– Нет, у меня тоже могут ждать, – сказал Палыч. – Думаю, что все места, где ты часто бывал раньше, сейчас под наблюдением.

– Значит, надо пойти туда, где я раньше не был, – сказал я. – Например, в Горы Скорби.

– Как хочешь, – пожал плечами Палыч.

– И ты не настаиваешь на этом варианте?

– Нет.

– Почему? Или ты не считаешь, что там мне будет безопаснее?

– Может, и будет. А может, и нет.

– Странно, – сказал я. – Граф спит и видит, как бы затащить меня туда.

– Нет смысла, – оптимистично сказал Палыч. – Рано или поздно ты сам туда попадешь.

– Даже так?

– Я не имею в виду, что ты в обязательном порядке сядешь на место твоего отца в Черной Цитадели, – сказал Палыч. – Но ты носишь Браслет, и снять его ты уже не сможешь до самой смерти. И рано или поздно либо Браслет, либо твое любопытство, либо что-то еще приведет тебя туда, где жили и умирали твои предки.

– Но не прямо сейчас?

Палыч снова пожал плечами. Плечи у него были широкие и бугристые.

– Я не только твой учитель, но и твой подданный, – сообщил он. – И не собираюсь оспаривать твои решения. Хочешь в Горы Скорби – я сделаю все, чтобы ты туда попал, не хочешь – буду всеми силами защищать тебя здесь.

– Граф считает, что данный вопрос принадлежит не к категории «хочешь – не хочешь», – заметил я, – а к категории «должен».

Третье пожатие.

– Граф – потомственный дворянин. У него свои представления о… обо всем. И его мировоззрение сильно отличается от мировоззрения любого другого живого существа. Но, – сказал Палыч, – граф предан твоему роду всем телом, ибо души у него нет. Просто… Он не видит за титулом человека, носящего Браслет, самого человека, и иногда это раздражает. Но он такой, какой есть. Нежить.

Да, в свете представленных доказательств трудно было не поверить всему, что мне рассказывали. Даже у психов, я думаю, не бывает таких четких, детально проработанных и последовательных галлюцинаций.

Мне активно навязывали роль, которая не могла мне понравиться и которую я не хотел играть. Причем навязывали прямо, в лоб, не пытаясь замаскировать настоящее положение дел или хоть как-то сгладить углы. Меня вынудили принять Браслет. Меня выжили из моей квартиры и с моей дачи, более того, поставили вне закона. Мне показали, что моя предыдущая жизнь была всего лишь прикрытием для того, что начиналось теперь. На пальцах объяснили, кто мне враг, а кто друг. Нарисовали всю картину. Только я в нее никак не вписывался и вписываться не хотел.

Идея власти над миром кажется абсурдной любому нормальному человеку, так что уж говорить о власти над миром, в котором я никогда не был. Я не желал такой власти и понятия не имел, как ее добиваться и что с ней делать потом. Меня вполне устраивала моя жизнь до вчерашнего утра. Только было чертовски похоже, что вернуться туда я уже не смогу.

Не дадут.

На игру Хранителей и Браслета, несмотря на то, что она успела коснуться и лично меня, я все равно смотрел как-то со стороны. Не мог мой жалкий мозг осознать все факты, и, хотя рассудок уже смирился с ними, подсознание упорно все отрицало. Не может быть, чтобы все это было правдой, говорило оно. Просто не может быть, потому что не может быть никогда.

Мы вошли в город пешком и остановились на ночлег в небольшой частной гостинице, где не надо было предъявлять документы, чтобы получить комнату. Первым делом Палыч запер дверь, а потом проверил вид из окна на предмет поиска альтернативных путей отхода. Номер располагался на втором этаже, и до земли было совсем недалеко. Под окном находилась клумба, так что падение будет довольно приятным. Не в пример приятнее того, что мне пришлось пережить не так давно.

Хотя я не испытывал особого аппетита, Палыч настоял на ужине, и мы перекусили на скорую руку приготовленными бутербродами. Потом он завалился в койку и захрапел нечеловеческим образом, а я налил в ванну воды, прихватил с собой пачку сигарет, пепельницу, бутылку пива и отправился размышлять.

Обсудив ситуацию еще в лесу, мы с Палычем пришли к единому мнению, что, прежде чем предпринимать какие-то шаги, следует дождаться возвращения графа и выслушать информацию, которую он может добыть.

Меня этот вариант устраивал как нельзя больше, потому что позволял оттянуть момент принятия каких бы то ни было решений на неопределенный срок. Неизвестно, когда граф вернется в этот мир и сколько времени у него уйдет на наш поиск. Правда, Палыч утверждал, что с этим у графа проблем не возникнет. Ориентирование на местности у вампиров в крови. Наверное, не одного туриста на этом съели.

Гадский граф объявился сразу после ужина. Но откладывать принятие ванны я не стал. Чего бы там ни накопал истинный вампир, мы с ним потом поговорим.

Во время одной из бесед с Палычем и графом я затронул вопрос эльфов. Меня интересовало лишь, существуют ли они на самом деле. Раз уже есть орки, то почему бы не быть и эльфам?

Ответ я получил развернутый.

Вкратце его можно озвучить так.

Эльфы есть. Эльфов никто не любит.

А потом пошли подробности.

Высшие вампиры не любят эльфов, потому что те практически несъедобны.

Орки не любят эльфов. Говорят, невкусные они. А может, просто готовить не умеют.

Люди не любят эльфов, и корни этой неприязни лежат очень глубоко.

Эльфы появились на материке гораздо раньше людей, которые приплыли из-за моря. Эльфы поголовно красавцы и красавицы, живут очень долго, людским болезням не подвержены, своих не имеют, весьма искусны во всем, чем бы ни занимались, и поэтому относятся к людям как к низшей расе.

Примерно так же, как люди относятся к оркам.

Люди эльфам завидуют.

Эльфы людей презирают.

Правда, людей больше, ибо они имеют способность размножаться со скоростью, которая Дивному Народу и не снилась. Эльфы, если можно так выразиться, берут качеством, а люди – количеством, и количество рано или поздно возьмет верх. Эльфы и так уже уступили человечеству львиную долю своих территорий.

И гномы есть. И тоже не любят эльфов – из-за полного несоответствия жизненных приоритетов, должно быть.

Эльфы – дети природы. Они любят леса, луга, небо, звезды и прочие цветочки-лютики, а гномы предпочитают зарываться под землю, дышать спертым воздухом пещер и испытывают агорафобию, выходя на поверхность. Отношения эльфов и гномов можно уподобить отношениям гринписовцев и шахтеров. Не любят и не понимают друг друга, но и особо не конфликтуют, потому что территориально почти не пересекаются.

Орки не любят эльфов… это я уже говорил.

Эльфы любят вмешиваться в чужие политические игры. Плести интриги – вот искусство, которое они довели до совершенства.

Они всегда хранят непроницаемые лица, и ты никогда не поймешь, что им надо от тебя на самом деле. Они используют остальные расы как пешки в своей многоходовке. И заботят их только собственные, им одним понятные интересы.

Собственно, а за что их таких любить?

На ванную комнату хозяин гостиницы не поскупился.

Конечно, это была все-таки ванна, а не джакузи, но в емкости довольно большого размера можно было заниматься сексом втроем. А чтобы было еще интереснее, хозяин сотворил зеркальный потолок.

После второго глотка пива на этом потолке появилась незнакомая мне рожа.

Хорошее пиво, подумал я.

Поскольку было не слишком разумно бить зеркальный потолок, находясь непосредственно под ним, а также было жалко пива и лень вылезать из теплой воды, я принялся рассматривать рожу. Она принадлежала неопределенного возраста холеному созданию с длинными волосами, сильно смахивающему на педераста. Одетый в бесформенный балахон, скрывающий фигуру, незваный посетитель сидел на деревянном стуле, росшем прямо из земли, и за спиной его был зеленый лес. Ну деревья там всякие, кустарники, травка… В общем, экологически чистая атмосфера.

– Граф, – позвал я и только дошел до буквы «ф», как вампир уже был на пороге ванной. – Вы тоже это видите? – спросил я, показывая на потолок.

Лица графа и слащавого создания одновременно исказили презрительные гримасы.

– Значит, видите, – сказал я. – Кто этот парень?

– Это Эдвин, – пояснил граф. – Владыка эльфов, Пресветлый Король.

– Ага, – сказал я. – А чего это он отражается в моем зеркале? Не первый раз, кстати.

– Так эльфы общаются на расстоянии, милорд, – сказал граф.

– Попахивает вуайеризмом, – заметил я.

– Отошли свою нежить. – И голос у Эдвина был как у педераста. – Нам надо поговорить.

– Граф, – сказал я, – как вы считаете, мне есть о чем разговаривать с этим хамом?

Граф пожал плечами:

– Сейчас вреда от этого не будет, милорд.

– Хорошо, – сказал я. – Тогда оставьте нас.

Граф вышел.

Насколько прилично вести переговоры, будучи одетым исключительно в теплую воду? Я немного подумал и решил, что вполне. В конце концов, время и место выбрал не я.

Да и договаривающиеся персоны весьма своеобразные. Пресветлый Король эльфов и Темный Лорд, он же Повелитель Хаоса. Неужели мы не равны по положению?

Я глотнул еще пива и дружелюбно задал свой первый вопрос:

– Чего надо?

– Я давно хотел познакомиться с тобой, Кевин.

– Зови меня Костей, – сказал я.

– Меня ты уже знаешь, – сказал он. – Я – Эдвин.

– Уже знаю, – сказал я. – Поэтому и повторяю вопрос. Надо чего?

– Того же, чего и всем в нашем мире.

– Неужели тишины и покоя?

– Равновесия.

– Что ты под этим разумеешь? И при чем здесь я?

– Ты уже надел Браслет.

– Как я слышал, зрение эльфов всегда было вне конкуренции. Может, еще и уши покажешь? Говорят, они у вас заостренные.

– Ерничаешь, – констатировал Эдвин. – Зря. Я желаю тебе только добра.

– Весьма странная позиция, – сказал я. – Кто-нибудь еще о ней знает?

– Я тебе не нравлюсь?

– А должен?

– Если говорить откровенно, я от тебя тоже не в восторге, – заявил он. – Однако я тебя уважаю, как уважал всех твоих предков, и надеюсь на ответное уважение с твоей стороны.

– Допустим, – сказал я. – Чего ты от меня хочешь?

– Видишь ли, – сказал он, – в нашем мире действует множество сил, каждая из которых, будучи предоставлена самой себе, способна этот мир уничтожить. Поверь мне, когда я говорю «уничтожить», я не преувеличиваю. Наш мир просуществовал достаточно долго только потому, что все эти силы взаимодействуют между собой, противодействуют друг другу, и только в этом режиме достигается хрупкое равновесие. Если оно будет нарушено и одна из этих сил выйдет из системы, то мир полетит в тартарары.

– Что ты хочешь сказать?

– Долг каждого из нас – по мере сил и возможностей поддерживать систему на том месте, которое уготовила для нас судьба.

– Ты способен говорить прямо? Насколько я понимаю, ты хочешь, чтобы я унаследовал семейный бизнес?

– Да, и как можно быстрее. Ты должен вернуться в Черную Цитадель и занять свое место.

– Я никому ничего не должен.

– Ты надел Браслет Власти и тем самым принял все права и обязательства, которые он налагает на своего обладателя. Прими мои поздравления.

– Не с чем.

– Ты не прав. Ты занял свое место в истории, возглавил один из полюсов, вокруг которых вращается жизнь нашего мира.

– Еще не занял.

– Не стоит обманывать себя, Кевин. Ты надел Браслет.

– Я… – Стоит ли сообщать ему, что надел побрякушку по неведению? Наверное, нет.

Я принялся рассматривать древесный трон, на котором восседал главный эльф. Искусная работа. Ножки, резные, витые, с всякими финтифлюшками, уходят прямо в землю. Наверное, при эльфийском короле есть придворный, в чьи обязанности входит полив королевского трона.

– Ты должен немедленно отправиться в Горы Скорби.

– Странно, но моя, как ты изволил выразиться, нежить советует мне то же самое. И при этом тоже употребляет слово «должен». А я никогда не был в вашем мире и вряд ли кому-то что-то там должен.

– Опасное заблуждение – думать таким образом, – сказал Эдвин. – Все мы – лишь сумма наших долгов и обязанностей, наложенных на нас еще до нашего рождения.

– Тебе не перед кем больше философствовать?

– Добро не может существовать без Зла, Свет не может существовать без Тьмы, сам Порядок невозможен, если рядом нет Хаоса. Это всего лишь части одного уравнения, и, если ты уберешь одну переменную, нарушится вся формула. Последствия этого могут быть непредсказуемыми. И весьма печальными.

– По-моему, это лажа.

– Испокон веков человеческие государства воюют между собой, и единственное, что хоть как-то удерживает их от тотального уничтожения, это их общий страх перед Империей Тьмы. Убери из этого уравнения Империю, и спустя всего несколько лет материк захлебнется в крови. Мы, эльфы, сохраняем нейтралитет, такова наша позиция и наш вклад в общее равновесие, но мы живем рядом с людьми, и, если будет большая война, она затронет и нас. He говоря уже о том, что в отсутствие Императора орки снова примутся резать друг друга и совершать набеги на соседние земли. Это будет мир Хаоса, Кевин.

– Костя, – поправил я. – Похоже на то, будто ты призываешь меня совершить ритуальное самоубийство из альтруистических побуждений. Едва я только объявлю себя Девятым Лордом, как моя жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

– Не заблуждайся, твоя жизнь не стоит ломаного гроша уже сейчас, – сказал он. – Хранители сидят у тебя на хвосте, и они последуют за тобой, куда бы ты ни отправился. Единственное место, где ты сможешь чувствовать себя в относительной безопасности в окружении своих преданных слуг. – Черная Цитадель.

– Черная Цитадель лежит в руинах, – напомнил я. – И она стала кладбищем моего рода. Вряд ли это можно назвать безопасным местом.

– То, что было разрушено с помощью магии, может быть с ее помощью и восстановлено.

– А оно мне надо?

– Оказывая услугу самому себе, ты окажешь услугу нашему миру, и как можно более скорое принятие титула – это твой долг.

Как можно отказать, когда такие лю… личности просят? Вот так.

– Нет.

– Нет?

– Нет. НЕТ!

– Ты не можешь отказаться. Твой рок тебя все равно найдет.

– Тогда зачем весь этот разговор?

– Я просто хочу облегчить року его поиски, – сказал Эдвин. – Кстати, ты знаешь, что на твой след вышел Грегор?

– Кто такой Грегор?

– Спросишь у своего ручного вампира, – сказал Эдвин. – Думаю, тебе вряд ли понравится ответ.

– Это все, что ты хотел мне сообщить? Или дальше меня стращать будешь?

– Мы еще увидимся, – сказал Эдвин.

– Не дай бог, – сказал я.

– Кто такой Грегор? – спросил я.

– От кого вы слышали это имя, милорд?

– От субъекта, который назвал вас «моим ручным вампиром», граф.

– Грегор – это вариант «два в одном», Костя, – сказал Палыч. – Он одновременно является и Хранителем Седьмого меча, и его героем. Единственный из магов, кто умеет владеть холодным оружием не хуже профессионального убийцы. Очень опасный человек. Что конкретно ты о нем слышал?

– Что он идет по моему следу.

– На даче был не он, – сказал Палыч. – Значит, теперь Хранителей в этом мире уже двое.

– Насколько опасен Грегор? – спросил я.

– Представь себе человека, который оттачивал навыки владения мечом несколько сотен лет, – сказал Палыч. – И, кроме того, он может сам себе обеспечить магическую поддержку.

– Час от часу становится веселее, – сказал я.

– Что еще говорил Эдвин, милорд?

– Примерно то же, что и вы, граф. О долге, равновесии, системе противовесов и прочей чепухе. Настаивает, чтобы я принял титул и бразды правления как можно раньше.

– Подумайте, милорд, если одно и то же вам советуют с совершенно разных сторон, то это, скорее всего, правильный совет.

– Не давите на меня, граф. Что вы узнали в вашем мире?

– Только то, что вы уже знаете. Хранителям известно ваше местонахождение, и они отправились сюда, чтобы убить вас. Те, что напали на вас на даче, – это Гилиган, Хранитель Третьего меча, и Бен, его герой. Не самая опасная пара, и они еще не привыкли к этому миру, так что вам повезло. Но когда вместо них сюда придет Грегор, у нас начнутся настоящие неприятности, милорд.

– Вы опять давите.

– Это не я давлю, милорд, а обстоятельства.

Глава 5

Проснулся я от прикосновения графа к моему плечу. Истинный вампир нависал над моей постелью с весьма озабоченным выражением лица.

– Крови хотите? – поинтересовался я.

– Не время шутить, милорд, – сказал он. – Одевайтесь.

– Что стряслось?

– Опасность рядом.

– Грегор?

– Скорее всего.

Палыч был уже одет и полностью готов к бою. В одной руке он сжимал тяжелый кинжал, в другой – тот самый топор. Интересно, и куда это мы ночью с таким арсеналом пойдем? До ближайшего милиционера?

А мои спутники явно были настроены куда-то идти. Они уже успели собрать свои немногочисленные пожитки, распахнуть окно и подпереть дверь диваном.

После первых двух происшествий я уже ничему не удивлялся, потому молча оделся, спрятал под куртку выданный мне Палычем кинжал и шагнул к окну.

Дверь вынесло, как будто взрывом, хотя иных звуков, кроме треска дерева, я не услышал. Взрывной или еще какой волной диван протащило по полу и впечатало в стену. Окно перед моим носом захлопнулось с такой силой, что стекла задребезжали. Старенькие штапики не выдержали ударной нагрузки, и одно из стекол вывалилось из рамы и, как в дрянном кино, разбилось о мою голову, осыпав меня осколками.

На пороге номера стоял Грегор.

Он не был похож на мага, по крайней мере, на мага в моем понимании этого слова.

И на героя он тоже не был похож, несмотря на то что держал в правой руке меч.

В левой руке он держал шаровую молнию.

У меня было лишь несколько секунд на то, чтобы его рассмотреть, и он напомнил мне типичного представителя крестьянства. Среднего роста, плотного телосложения, с некрасивым и грубым лицом. Одет он был в дешевый коричневый однобортный костюм на голое тело и кроссовки китайского происхождения, волосы на голове топорщились во все стороны. Комбайнер Вася Пупкин встает с большого бодуна.

Шаровую молнию Грегор подарил Палычу. Орк взмахнул рукой, отправив кинжал в смертоносный полет, и в этот момент сгусток голубоватой субстанции ударил его в грудь. Тело орка выгнулось дугой, словно под действием электрошока, и по нему побежали искорки разрядов.

Грегор отбил бросок движением меча, и изменивший траекторию движения кинжал вонзился в стену. В тот же миг Палыч рухнул на ковер.

Граф исчез с того места, где он стоял, возник рядом со мной, обнимая меня, словно партнера в диком танце, и одним резким движением выбросил меня в окно. И опять сделал это сквозь стекло. Сгруппироваться я не успел исключительно от неожиданности, поэтому больно ударился об асфальт ладонями и коленями.

Чертыхнувшись, я поднялся на ноги и бросил взгляд в окно покинутого мною номера. Оттуда доносились повизгивания соприкасающейся на больших скоростях стали и виделись вспышки голубого цвета. Рассудив, что ничем не могу помочь графу, да и не слишком беспокоюсь о безопасности истинного вампира, я предпринял единственное, что казалось мне разумным на тот момент времени: удрал.

Утро застало меня в Измайловском парке. Я сидел на скамейке, курил и раздумывал… нет, не о грустном будущем. О печальном настоящем.

Итак, квартира, дача и прочие места, где я часто бывал в моем родном городе, были для меня небезопасны. По поводу произошедшего меня наверняка разыскивает милиция, жаждущая задать вопросы относительно некоего числа жмуриков, в последнее время имеющих обыкновение скапливаться вокруг моей персоны. Граф и Палыч, единственные люди, которые не совсем люди, представляющие, что происходит на самом деле и способные оказать поддержку, скорее всего, мертвы. А по моему следу идут убийцы. И, судя по легкости, с какой они меня каждый раз находят, мое физическое устранение – это только вопрос времени.

Я огляделся по сторонам. Никого.

Для шести часов утра это нормально. Люди просыпаются в такой час отнюдь не для того, чтобы гулять по паркам. Разве что собаку вывести. Но я находился в глубине парка, куда собачники не забираются. Так что никто, кроме Грегора, не должен нарушить моего уединения, по крайней мере, часов до десяти утра.

Интересно только, каким образом Хранители меня находят и с какой скоростью они могут передвигаться по незнакомому им мегаполису. Допустим, они способны отслеживать испускаемые Браслетом флюиды в магическом диапазоне. Эта мысль звучит бредово, но, похоже, что вся моя жизнь оказалась настоящим бредом. Что я могу предпринять по поводу этих флюидов?

Ничего. Снять Браслет не представляется возможным, а как заблокировать исходящее от него излучение и существует ли это излучение вообще, я не знал.

Значит, все упирается в скорость передвижения. Если, например, я буду целый день раскатывать на метро, Хранитель сможет меня засечь, но сможет ли он меня догнать?

Даже если не сможет, это тоже не выход. Во-первых, метро закрывается в час ночи, а во-вторых, не могу же я кататься на нем всю жизнь.

Тогда что делать? Обратиться за помощью? К кому? Графа и Палыча нет, остальные, даже если и примут мой рассказ серьезно и не сдадут меня в психушку, вряд ли смогут помочь. Кто в нашем мире может остановить настоящего боевого мага, если словосочетание «настоящий боевой маг» встречается исключительно на страницах романов в жанре фэнтези?

Интересно, а можно ли Хранителя элементарно застрелить или пули от него отскакивают? Жаль, что у меня нет пистолета, чтобы сие предположение проверить.

Вообще, не очень честно получается. Грегор – маг, а я – нет. У Грегора есть меч, чтобы меня зарезать, а что у меня? Кинжал, который дал мне Палыч и который оставил мне синяки на ребрах по время прыжка из окна.

С кинжалом против меча много не нафехтуешь.

Эдик работал в автосервисе.

Конечно, автосервисом сие заведение можно было назвать только с большой натяжкой. Два смежных гаража в обычном гаражном кооперативе и рекламный щит на дороге, главной частью которого служила красная стрелка, указывающая направление.

Клиентов было немного, в основном соседи по гаражу. Зато и расходы небольшие – аренду платить не надо, зарплату тоже, ибо работал он один. Сколько заработаю, все мое, говорил Эдик.

Не знаю, сколько он зарабатывал, но ездил на «порше». Собственно, мы и познакомились с ним в клубе любителей спортивных автомобилей.

Эдик хвастался, что может отремонтировать любой автомобиль. Не знаю, не проверял, свой я ремонтировал в фирменном сервисе.

Сколько я к Эдику ни заезжал, очереди клиентов к его гаражам никогда не было.

Еще Эдик хвастался, что может достать все что угодно. И если это правда, то, наверное, именно так он и зарабатывает деньги на содержание «порше». За «все что угодно» обычно хорошо платят.

На место своей работы он приперся часов в одиннадцать. К этому времени я уже с полчаса подпирал двери гаража, а на земле рядом со мной валялись три свежих окурка.

– Кастет! – радостно заорал Эдик при виде меня. – Какими судьбами? Где твоя тачила?

– В лесу, – сказал я.

– Сломался? Эвакуатор вызывал? Буксир нужен?

Неужели он на самом деле думает, что, если бы у меня сломалась машина, я обратился бы за помощью к нему?

– Давай зайдем внутрь, – сказал я. – Поговорить надо.

Он отпер двери, и мы вошли.

Гараж был здоровый, хоть вертолет паркуй. У правой стены стоял Эдиков «порше», левая была занята верстаками, на которых в полном беспорядке был разбросан инструмент, перемежавшийся с отслужившими свое запчастями.

Эдик с размаху плюхнул свою барсетку на верстак, извлек из нее пачку сигарет, закурил, открыл отделение здоровенного металлического шкафа, стоявшего в углу, и включил в розетку обнаружившийся внутри электрический чайник.

– Какие проблемы? – спросил он, разлив по кружкам кипяток и бросив в каждую по чайному пакетику. – Кофе не пьем, извини. Сахара сколько?

– Пол-ложки.

– Чудненько. – Ложка застучала по стенкам кружек. – Так что стряслось?

– Я к тебе не по автомобильному поводу, – сказал я.

– Тогда чего тебе надо?

– Ствол есть?

– В смысле?

– В смысле пистолет. Оружие.

– Ты шутишь?

– Ты же говорил, что можешь достать все.

– Могу. Я и хотел сказать, что ты шутишь, потому что ствол у меня есть.

– Чистый?

– Детективов насмотрелся? – Эдик отхлебнул чаю. – Тебе, вообще, зачем? В киллеры решил податься?

– Типа того. Так у тебя есть?

– На какую сумму вы рассчитываете, молодой человек?

– Так у тебя их несколько?

– Несколько – это не то слово, – сказал Эдик. – На любой вкус. Начиная с «вальтера» времен Великой Отечественной и заканчивая «береттой» или «глоком». Все по деньгам.

– И где ты такой арсенал держишь?

– В надежном месте.

– А что у тебя есть прямо сейчас?

– Ты имеешь в виду – здесь?

– Да.

– Дай подумать, – сказал он. – «Макаров» есть, правда, неизвестного происхождения. Это баксов шестьсот. За штуку могу предложить «стечкина».

– Что самое лучшее?

– «Глок» есть. И три обоймы патронов к нему.

– Сколько?

Он назвал сумму.

– Дорого.

– Дорого? Ты с ума сошел? Ты знаешь, сколько вообще «глок» стоит?

– Сделаем так. Ты дашь мне «глок» с тремя обоймами, а я назову тебе то место в лесу, где стоит мой «порше». И с этого момента ты можешь сделать с ним все что угодно.

– А документы?

– Только техпаспорт. Доверенность писать времени нет.

– Доверенность я сам напишу. Но… что-то тут не так. Конечно, для меня сделка хорошая, но ведь «глок» «порта» не стоит.

– У меня проблемы, – сказал я. – И срочно нужен ствол. А «порше» по-любому засвечен, сразу предупреждаю. Лучше на запчасти его разбери.

– Ты кого-то грохнул?

– Пока нет.

– Ладно, жди.

Эдик вышел в соседний гараж, некоторое время оттуда доносился металлический лязг и глухой стук, потом все стихло и Эдик вернулся, держа в руках пистолет и три обоймы.

– Все рабочее, – сообщил он, выкладывая арсенал на верстак передо мной. – Но я все равно чувствую, что должен тебе. Может, ребятам позвонить, чтоб стрелку кому надо забили?

Я представил себе стрелку между боевым магом из иного мира и местной братвой. Смешно.

Сунув пистолет за пояс по соседству с кинжалом и рассовав по карманам запасные обоймы, я зашел в ближайший гипермаркет и в салоне сотовой связи купил себе недорогой телефон, уже подключенный к сети и с деньгами на счете. Потом зашел в кафе и позавтракал.

Еда и пистолет несколько подняли мне настроение. Но оно снова упало после первого же звонка по новому телефону.

– Алло. – Мужской голос. Сколько я не встречался с Ириной? Около двух недель. Неужели за это время она успела меня забыть? Обидно, но в свете последних событий не смертельно. Потерю подруги я способен пережить. А вот потерю жизни…

– Будьте добры, пригласите Ирину к телефону.

– А кто ее спрашивает?

– Знакомый.

– Как вас зовут, знакомый?

– Извините, а вы сами кто?

– Я – капитан Петров. Подъезжайте, поговорим.

– А что случилось? – спросил я, хотя каким-то образом уже знал что. Чувствовал.

– Подъезжайте, поговорим, – отрезал капитан Петров и положил трубку.

А я еще хотел на дачу к ней напроситься. У нее хорошая дача километрах в ста от города. Место глухое, идеальное, чтобы устроить засаду на Грегора.

Проклятье!

Наташе я позвонил просто так. Чтобы удостовериться, что с ней все нормально. В ее квартире трубку так никто и не снял. Не успев решить, хорошо это или плохо, я позвонил Светлане на мобильный. Телефон был отключен или находился вне зоны действия сети.

Стас преподавал философию в МГУ, и все его знакомые были безмерно благодарны ему за то, что в разговорах с ними он избегал цитировать Канта и Шопенгауэра.

Было ему лет тридцать пять, он жил в центре Москвы в доставшейся от родителей квартире, ездил на работу на мотоцикле и каждый учебный год заводил себе новую любовницу из числа выпускниц.

Вроде бы он должен был служить примером для своих студентов, но использовать его в подобном качестве можно было, только повесив ему на грудь табличку «Не делай, как я». Отловить его дома до полуночи было вообще нереально, так что я устроил ему засаду на кафедре философии.

Стас ворвался в аудиторию вместе со звонком, возвещающим о начале очередной пары, и толпой студентов.

Увидев меня, сидящего за его столом, он изменился в лице, мигом посерьезнел, махнул рукой, призывая следовать за ним, сообщил студентам, что они могут начинать без него и пусть пока чего-нибудь почитают, и пулей вылетел в коридор. Там я его и догнал.

– Ты чего творишь, Костик? – спросил он, озираясь по сторонам.

– А чего я творю?

– Ты в курсе, что тебя менты ищут? Ко мне уже приходили.

– Сюда?

– Домой.

– Петров?

– Кто Петров?

– Приходил капитан Петров?

– Нет, блин, майор Соловец. Откуда я знаю? Я что, фамилию каждого мента запоминать должен? Ты чего сделал, а?

– А они о чем спрашивали?

– Ага, – сказал Стас, немного успокоившись. – Значит, твоя криминальная деятельность насчитывает уже несколько эпизодов.

– Стасик, хватит шутить.

– Какие шутки, – сказал он. – В твоей квартире нашли два трупа. Причем мне рассказали, что ты их не только убил, но еще и сотворил с ними нечто противоестественное. Ты их что, домогался?

– Это все?

– А ты не знаешь, что нет? Третьего жмурика у тебя на даче откопали. Мента, между прочим.

– Оперативно работают.

– А то, – сказал Стас. – Маньяка в активной стадии надо нейтрализовать как можно быстрее. А то быть беде.

– Чего еще спрашивали?

– Спрашивали, как я думаю, мог ли ты всех троих ухлопать.

– И что ты сказал?

– Сказал, что мог бы. В принципе. Я ж знаю о твоей физической подготовке и тренировках этих твоих странных. И помню, как в прошлом году на шашлыках ты ножи на спор кидал.

– Спасибо большое, Стасик.

– Не за что, Костик. Я им еще сказал, для того чтобы тебя до такого состояния довести, постараться нужно. Ты ж спокойный, как удав. Кстати, я чисто из академического интереса спрашиваю – это ты их?

– Нет. Просто фатальное стечение обстоятельств. Я тебе потом все объясню.

– Вот уж жду – не дождусь, – сказал Стас. – Ты от меня чего хотел-то?

– Слушай, у тебя Наташа сегодня на лекции была?

– Твоя подружка из второй группы? Черненькая такая?

– Ага.

– Нет, не была.

– Черт, – сказал я. – Стас, если ты ее увидишь – а ты постарайся ее сегодня увидеть, домой съезди, если что, я адрес дам, – ты скажи ей, чтобы она на время из города уехала. Ладно?

– По причине?

– Придумай какую-нибудь сам, ты же философ.

– Ладно, – сказал Стас. – Может, у меня пару дней перекантуешься? Ко мне ведь уже приходили, шанс, что нагрянут вторично, минимален.

– Ты серьезно?

– А то.

– Спасибо тебе большое, – искренне сказал я. – Но не могу. Видишь ли, наша доблестная милиция на данный момент не главная из моих проблем.

– О как, – сказал он. – А вы круто начинаете, молодой человек.

– А то, – сказал я. – В общем, найди Наташу, ладно?

– Найду, – пообещал Стас. – Ты, если что, имей меня в виду.

– Угу.

– Ладно, удачи. У тебя жизнь интересная, понимаю, жмурики, менты, девушки… А у меня – студенты и лекции. И все, понимаешь ли, без меня не могут.

– Пока, Стасик.

– Угу. – Кивнул он и побежал к своим студентам и лекциям.

Я принял решение взять тайм-аут и спрятался от Хранителей под землей. Пусть ищут меня в Московском метрополитене, где и приезжие из других городов часами плутают, что уж говорить о пришельцах из другого мира.

Особых иллюзий по поводу своего будущего, в смысле что оно у меня будет, я не испытывал. Даже если мне каким-то чудом и удастся отвертеться от проблем с нашей родной милицией, которая готова повесить на меня трех покойников, и я могу ее в этом стремлении понять, то уж Хранители мне точно жизни не дадут. Они уже предприняли три попытки прервать мой жизненный путь, и каждая следующая была обставлена серьезнее предыдущей.

Может, следовало согласиться с графом и сесть на трон Черной Цитадели сразу после первого предложения?

С другой стороны, нет большой разницы, где тебя убьют. Судьба предложила мне две дороги, и обе они вели в тупик. Ненавижу такие ситуации.

Хотя подождите. О каких двух дорогах идет речь?

Граф мертв – конечно, если это слово можно употреблять, когда речь идет о вампирах. Палыч тоже мертв, да и даже если бы он был жив, он все равно ни черта не понимает в магии и не сможет переправить меня в мой «родной» мир. Браслетом, какой бы могущественный он ни был, я пользоваться не умею, да и учиться нет никакого желания.

Значит, вариант один – оставаться здесь, отстреливать приходящих по мою душу Хранителей оптом и в розницу, при этом ухитриться не загреметь в милицию или психушку.

Задача нарисовалась интересная. Она мне сразу понравилась.

Задача явно была для психа. А что может быть лучше, чем псих?

Правильно, два психа.

Сотовые под землей не работают. По этой причине я выбрался из метро в районе Арбата и сразу же набрал номер самого отъявленного психа из числа моих знакомых.

– Внимательно, – сообщил мне голос психа после девятого звонка.

– Это Костя.

– А это Вася. В смысле Петя. То есть Серега. Что за тема?

– Поговорить.

– В смысле «выпить – поговорить» или «просто поговорить»?

– Просто поговорить.

– Это хорошо. А то с выпивкой я завязал.

– Ты дома?

– Да. В смысле нет. Я на даче.

– Я подскочу?

– Да. Подожди. Я не на своей даче. – Не удивляйтесь, он всегда так по телефону разговаривает. Язык обгоняет мысль.

– А на чьей? – Если кроме Серега там есть кто-то еще, это облом.

– Так, у барыги одного, – сказал Серега. – Пиши адрес.

– Вас там много?

– Тут вообще никого нет, – сказал Серега.

Если называть вещи своими именами, то это была не дача. Это был домик в деревне. Маленький такой домик о двух этажах общей площадью около двухсот пятидесяти квадратных метров. Кирпичная громада скалой возвышалась над морем невысоких деревянных построек, и найти дорогу по указанным Серегой ориентирам оказалось несложно.

Серега был самым странным человеком из всех, кого я когда-либо знал, – правда, до того, как в мою жизнь самым бесцеремонным образом вломился Браслет Власти и связанные с ним неприятности.

С ним меня познакомил наш общий приятель Гоша, с которым, в свою очередь, я познакомился в клубе любителей «порше». «Порше» у Гоши был антикварный, семьдесят какого-то года выпуска, но в отличном состоянии, а сам Гоша был высококлассным хакером, компьютерным убийцей. Ну а Серега…

Одно только слово – писатель.

А вот другое слово – спецназовец. Пусть и бывший, но Серега утверждает, что бывших спецназовцев не бывает.

Серега. Взбалмошный и непредсказуемый, вечный задира, бабник и скандалист, любитель выпить и подраться, всегда режущий правду-матку в глаза и в своих книгах практически уже зарезавший ее совсем. В его жизни многое зависело от настроения, и он был полон противоречий. Костолом, пишущий книги, любитель быстрой езды, владеющий убитыми «жигулями», он регулярно ходил на выборы, не пропуская ни одной кампании, и всегда голосовал одинаково – против всех. Ему часто говорили, что в таком случае нет никакого смысла отмечаться на избирательном участке, потому что его голос ни на что не влияет, и все равно кого-нибудь да выберут, на что он отвечал, что выполняет гражданский долг и выражает свою точку зрения.

Зато Серега всегда мыслил категориями войны, еще даже до того, как попал в армию и угодил в Чечню. Жизнь для него была одним большим полем боя, а большинство людей – врагами, начиная с самого детства. Школьные учителя – враги, они хотят подловить тебя и влепить плохую оценку; если им это удалось, ты проиграл, но если ты получаешь «пять», ты выигрываешь. Издатели – враги, они не хотят печатать твои книги, если тебе удалось пропихнуть хоть одну, ты выиграл. Читатели – самые злейшие враги, победить их можно только одним способом – заставить купить твою книгу, используя при этом все приемы и средства – яркую обложку, шокирующее название, намеки на скандальное содержание и пр. Гаишники – враги, удалось обойтись без штрафа – победа! Чеченские боевики и наемники, сидящие в своих горах и нападающие исподтишка, тоже были врагами, но Серега утверждал, что их победить было легче всего. В них можно было стрелять.

Более того, Серега считал врагом самого себя и вел сам с собой постоянную борьбу. Выпил чуть меньше, спал чуть меньше, выкурил чуть меньше, поработал чуть больше, сделал зарядку – каждый день маленькая победа или крупное поражение.

Изредка в бесконечной войне наступало затишье, бывали перемирия, привалы, появлялись союзники или новая категория врага. Серега понимал, что в конечном итоге свою войну проигрывает каждый и все кладбища для него были братскими могилами, но никак не мог избавиться от своей не слишком логичной жизненной концепции.

Вывод: если вы псих и вам срочно нужен союзник, страдающий тем же маниакальным психозом в той же степени, что и вы, лучше этого парня вам не найти.

Калитка была открыта.

Серега сидел на четырехсоткилограммовом бетонном кольце, пил пиво «Миллер» по полтора доллара за бутылку, курил «Мальборо» и лениво отмахивался от комаров. На нем были дырявые джинсы, футболка непонятного цвета и драные кроссовки, и он был с ног до головы заляпан глиной. Я, конечно, слышал, что творческие люди могут искать свою музу в разных местах, но на моей памяти еще никто не искал ее под землей.

По улице бродили дачники. Как правило, компаниями не меньше трех человек, иногда встречались парочки, а совсем редко – одиночки. Одиночки – это те, кто идет за «Клинским». «Клинского» в местном магазинчике должно быть навалом. А вот где Серега взял «Миллера», это большой вопрос. Наверное, привез с собой.

– Здравствуй, Костя, – меланхолично сказал Серега. – Рад тебя видеть.

– Здравствуй и ты, – сказал я. – Только вот что-то радости на твоем лице я не вижу.

– Прости, – сказал он. – Я все пытаюсь думать о чем-то приятном и возвышенном, но мысли в голову лезут какие-то подземные.

– И не только мысли, судя по твоему виду. Ты чем тут занимаешься?

– Септиком.

– Это новый вид сексуальных извращений?

– Типа того. Пива хочешь?

– Нет.

– Это хорошо. А то всего две бутылки осталось. Зато минералки полно. Хочешь минералки?

– Хочу.

– На веранде стоит холодильник.

Холодная минералка – это хорошо. Конечно, холодное пиво было бы куда приятнее, но я предпочитал быть трезвым. Неизвестно, когда Грегор в следующий раз заявится.

– Ты тут что-то роешь? – спросил я.

– Потрясающая наблюдательность, – сказал Серега. – Ты знаешь, сколько существует разновидностей такого, казалось бы, примитивного инструмента, как лопата? Есть лопата штыковая, лопата совковая, лопатка саперная, есть лопата для уборки снега, наконец…

– Эк тебя плющит, – сказал я. – Так чего роешь-то?

– Септик.

– Слушай, я и в первый раз так услышал. А это что?

– Ты не знаешь, что такое септик? – спросил он.

– Не знаю.

– Считай, что тебе повезло.

– Слово какое-то нерусское. Септик. Это как-то связано с антисептиками?

– Ага. Септик против антисептика. Септик, друг мой Костя, это – большая яма в земле.

– Зачем?

– Фиг знает, – сказал Серега. – Слушай, давай не будем об этом. Я на прошлой неделе тоже ничего о септиках не знал и был от этого совершенно счастлив. Теперь я могу читать лекции на тему канализации, чего я, кстати, сегодня и сделал, завоевав уважение всех соседей, но довольным жизнью меня теперь не назовешь.

– Ты эти кольца, что ли, закапываешь?

– Ага.

– Они же тяжеленные. Неужели в одну рожу?

– Нет, – сказал Серега. – В две. Теоретически мы тут вдвоем работаем – я и сосед. Но он только кольца опускать помогает и землю выкидывать. А вниз не лезет, говорит, у него на глубине голова кружится.

– Типичный приступ клаустрофобии.

– Черта с два. Типичный приступ алкоголизма.

– Ничего, один покопаешь. Тебе полезно.

– Кто тебе сказал? – насторожился Серега.

– Хемингуэй, – сказал я. – Говорил, что лучшим занятием для писателя, когда он не пишет, является тяжелый физический труд.

– Хемингуэй жрал круассаны в Париже, любовался корридой в Испании и стрелял львов в Африке, – сказал Серега. – Кроме того, старина Хэм не копал септиков и пустил себе пулю в голову в солнечном Ки-Уэст, штат Флорида.

– Еще он говорил, что лучшей жизненной школой для писателя является тяжелое детство.

– Тут мне повезло.

– Так зачем ты роешь?

– За деньги.

– А как же твои авторские гонорары?

Серега вздохнул.

– Они имеют нехорошее свойство заканчиваться. А чувство голода никогда не уходит насовсем.

– Писателям так мало платят? – ужаснулся я.

– Смотря каким, – сказал Серега. – Хотя вам, потомственному олигарху, нас, бедную творческую интеллигенцию, никогда не понять.

– Опять все пропил?

– Нет, – гордо сказал Серега. – Не все. Большую часть проиграл в казино.

– Орел.

– А то, – сказал Серега. – Кстати, а ты хотел чего-нибудь или просто меня проведать приехал?

– Хотел, – сказал я. – Не знаю, как бы тебе это объяснить, но… Короче, история долгая. Может быть, в дом зайдем?

– Давай, – согласился Серега, спрыгивая с кольца. – Посидим, о делах наших скорбных покалякаем.

Одно дело, когда ты участвуешь в чем-то непонятном, невероятном, во что очень трудно поверить. Поскольку ты во всем этом участвуешь сам, то рано или поздно тебя либо увезут в психушку, либо ты найдешь происходящему какое-то логичное объяснение. Ну пусть даже не слишком логичное. Главное, что оно тебя удовлетворяет.

И совсем другое дело, когда ты эту историю рассказываешь человеку, в ней не участвующему. Например, Сереге.

Мы сидели на кухне, где посреди грязной посуды, пустых упаковок быстрорастворимой лапши, бутылок пива, сигаретных пачек, дрелей, перфораторов и шуруповертов стоял новенький Серегин ноутбук, и я смотрел на лицо писателя-землекопа. Оно было непроницаемо, никаких эмоций не выражало и только и делало, что курило во всю ивановскую.