Читать книгу бесплатно Невероятная доктор Белль и Повелитель драконов прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Невероятная доктор Белль и Повелитель драконов
Айлин Лин

Роковой случай и вот я дочь графа, и в моей крови бурлит колдовская сила.

Но однажды близкие люди предали меня и сдали инквизиторам.

Огонь костра уже подступал к подолу платья, когда мои отчаянные мольбы были услышаны Высшими силами, и мне дали еще один шанс.

Теперь я – обыкновенная горожанка в другом магическом мире, где, к счастью, нет Святой инквизиции, но хватает иных опасностей, где женщинам не светит стать кем-то выше, чем домохозяйка, служанка или поломойка. Я должна выстоять и преодолеть все невзгоды и неурядицы, щедро подкинутые Судьбой. А мои знания и умения, полученные в иной жизни, помогут доказать, что женщина достойна уважения.

Подписка.

Проды Вт, Ср, Чт (иногда по Пт)

Спасибо всем, кто ставит звёзды и оставляет комментарии! Получая их, я понимаю, что вам нравится моя история)))

Айлин Лин

Невероятная доктор Белль и Повелитель драконов

Глава 1. Сжечь её! Сжечь дотла!

– Сжечь её! Сжечь дотла!!! – орала толпа бородатых мужиков, потрясая над головами ярко горящими факелами, в их неровном свете хищно сверкнуло серебром холодное оружие.

– Лови ведьму! Не дай ей уйти!

Человеческие голоса, лай собак и лязг металла – вся эта ужасающая какофония толкала меня в спину, заставляя бежать всё быстрее. Я мчалась, не разбирая дороги, сердце громко стучало в ушах, дыхание срывалось, ноги подводили. Ночной густой лес казался бесконечным лабиринтом, ветки немилосердно хлестали по лицу и рукам, каждый сучок стремился зацепиться за одежду, словно желая остановить. Поймать. Не дать уйти. Будто всё вокруг было на их стороне. Массивные стволы деревьев вздымались к небу, туда, где их густо сплетенные кроны создавали непроницаемый полог.

Непроглядная тьма обступала меня, я видела лишь очертания деревьев, поэтому пришлось положиться на интуицию, на некое звериное чутьё. Хотелось ещё раз обернуться, чтобы понять, насколько далеко от меня преследователи, но я, собравшись с силами, продолжала движение вперёд.

Бух. Бух. Бух.

Гулко колотилось в груди.

Вот интересно, если меня поймают и отправят на костёр…, то как быстро сердце не выдержит и остановится?

Хмм… Думаю через пять – десять минут, не больше. Многое ведь зависит от того, какой интенсивности будет огонь. Мучительная смерть, когда сердечная деятельность прекращается из-за ожогового болевого шока, вкупе с острой гипоксией и резкого падения кровяного давления. Если я окажусь в лапах святош, то меня ждёт страшная смерть, впрочем, она никогда не бывает красивой.

С этой мысли я переключилась на другую: предательство Оливии стало для меня ударом! Как ножом в спину. А я ведь рискнула ради её сына всем на свете!

Задумавшись об этом, я не заметила кочку и, естественно, об неё споткнулась – подошвы домашних тряпичных туфелек заскользили по влажной земле, но я успела сохранить равновесие и следующее подобное препятствие просто перепрыгнула, после чего продолжила свой сумасшедший смертельный забег.

Сосредоточилась, яростно ругая себя за посторонние, бесполезные мысли, и помчалась вперёд, уже не поднимая головы, глядя строго под ноги. Сердце гулко стучало, мысли путались, но я не могла позволить себе остановиться. Потому и не сразу заметила, как передо мной, словно по воле злого рока, выросла непроницаемая стена из деревьев и высоких кустов. Резко затормозила, едва не врезавшись в зелёный заслон. С отчаянием в душе я тяжело выдохнула, пытаясь справиться с накатывающим ужасом.

Мой взгляд метался, как загнанный зверь, в поисках хоть малейшей щели, проблеска между плотно сплетёнными ветками. А напряжение всё росло, сжимая грудь – я отчаянно, почти болезненно жаждала найти выход.

И вдруг – вон там! Выход! Не раздумывая ни секунды, рванула вперёд, нырнула в узкий, едва заметный проход и, стиснув зубы, зашагала так быстро, как могла. Через некоторое время тоннель расширился и я снова перешла на бег, стараясь не думать об усталости и вскоре вырвалась на открытое пространство, зеленая стена осталась позади.

– А-а! – заорала я от прострелившей боли – настолько сильно треснулась ногой о булыжник, но тут же захлопнула рот, обрывая крик – нельзя, чтобы преследователи узнали моё местоположение. Не удержав равновесие, беспомощно взмахнула руками и кубарем, молча покатилась вниз. Острые камни больно впивались в открытые участки тела, до крови царапали нежную кожу, рвали тонкую ткань платья. Меня несло стремительно, я не могла ни за что ухватиться, только сцепить зубы и терпеть.

Бах! Смачно приложилась всем телом. Остатки воздуха выбило из груди, мир перед глазами поплыл и я потеряла сознание.

***

Несколько месяцев назад

Операция длилась восемь долгих часов. Я устала так, что буквально засыпала на ходу.

– Операция прошла успешно, – первым делом сказала я родственникам пациента, выйдя к ним в зал ожидания. – Всё будет хорошо.

– Ирина Михайловна, нам вас сам Бог послал, не иначе! Никто другой не брался за нашего сына. Только вы дали согласие. Спасибо вам… – Нина, мама Антона, обхватила мои руки и трепетно сжала. А у меня не было сил даже улыбнуться.

– Да, Ирина Михайловна, нашей благодарности нет предела… – вторил её супруг, невысокого роста мужчина лет пятидесяти.

Я вежливо и максимально быстро с ними простилась, оставив своего помощника беседовать с четой Комаровых, сама же улизнула в ординаторскую. Стоило мне войти в помещение, как все молча вымелись вон, оставив меня одну – мои все знали, если босс после сложной операции, то её лучше не трогать хотя бы первые четверть часа, а на их вопросы я так или иначе отвечу, никуда не денусь.

Благодарно им кивнув, села на диван и вытянула гудящие от усталости ноги.

Прикрыла веки – мне хотелось просто посидеть в тишине комнаты.

В районе сердца вдруг противно заныло, я тихо охнула и прижала правую руку к груди, с силой потёрла, но боль всё не желала утихать, она нарастала, заставляя меня буквально задыхаться от недостатка воздуха.

Последней мыслью было позвать на помощь, но изо рта вырвался едва различимый сип и мир заволокла алая пелена…

– Отец Томас, моя девочка поправится? – встревоженный голос ворвался в моё плывущее сознание, становясь то громче, то превращаясь в невнятное бормотание.

Давление в груди постепенно ослабевало и в итоге сошло на нет, боль разжала свои острые когти, вцепившиеся в моё бедное сердце, позволяя мне наконец-то свободно вдохнуть и беспрепятственно выдохнуть.

– Леди Джульетта, лихорадка сошла на нет, это хороший знак. А всё благодаря проведённому вчера кровопусканию, ваш супруг правильно сделал, согласившись на эту процедуру! Полагаю, теперь леди Изабелла пойдёт на поправку. Сегодня для усиления эффекта, можно было бы добавить клизмы с травяной лечебной настойкой, но я, увы, спешу. Потребно принять роды у молодой герцогини Хэпшир, а ехать далеко, сами понимаете, каждая минута на счету. Так что, простите, кхм-кхм…

Мой слух, наконец-то, полностью восстановился, я приоткрыла глаза и увидела странно одетую женщину напротив высокого мужчины в тёмной рясе с истёртыми краями.

Галлюцинации? Какие объёмные и красочные! Или всё же сон?

Стало вдруг любопытно и я продолжила тихо наблюдать за несуразной парой.

Фигура монаха почти сливалась с тенями в полумраке комнаты, лишь серебряный амулет со змеёй тускло поблескивал в свете свечей. Лекарь не выказывал ни нетерпения, ни жадности – его жилистые руки были степенно сложены на выпирающем животе, а в глубоко посаженных карих глазах читались смирение и усталость после тяжких трудов на ниве целительства.

Незнакомка вынула из многочисленных складок своего платья чёрный увесистый мешочек и протянула мужику, тот привычным движением принял характерно звякнувшее подношение и ловко спрятал, будто и не было.

– Благодарю, леди Элисон. Молитесь денно и нощно. Я вернусь так скоро, как смогу, – слегка поклонился отец Томас, подхватил со стола потёртую временем сумку и, не оборачиваясь, вышел вон, тихо прикрыв за собой дверь.

Я же снова закрыла глаза, голова вдруг закружилась, накатила дикая слабость. А ещё растерянность и страх: что это за игра воображения? Это явно не палата в больнице…

Слуха коснулось шуршание многослойной ткани, и вот та самая незнакомка коснулась ладонью моих волос, ласково погладила и негромко сказала:

– Живи, моя девочка. Белла, просто живи.

Глава 2. Новая я

Итак, я Ирина Михайловна Шмелёва, главврач хирургического отделения крупной больницы, необъяснимым образом оказалась в теле Изабеллы Элисон, дочери барона Мортимера Элисона и его прекрасной супруги Джульетты.

Как только я смогла себя ощупать, поглядеться в зеркало и убедиться в смене тела, то испытала шок. Ни с чем не сравнимое душевное потрясение. Потому первые дни после этого ошеломляющего открытия я провела в оцепенении, бездумно глядя в одну точку и пытаясь осмыслить случившееся.

Сначала накатило отрицание, затем гнев на судьбу-насмешницу, после чего я пыталась торговаться сама с собой, борясь с глухой тоской по дому, родным и любимейшей работе.

Затем нагрянуло тяжкое смирение. А с принятием новой реальности, я чётко осознала – всё это не бред, не сон, не… и ещё много раз не.

Моя новая мама, леди Джульетта, являла собой воплощение доброты и заботы – и это не могло не радовать. Будь иначе, чисто психологически я бы долго не выдержала. Она часто навещала меня, тихо читая романы о рыцарях и трепетных леди, а я больше молчала, изредка что-то шепча в ответ или просто делая вид, что дремлю. Окружающие меня люди говорили на английском, чертовски сложном, непривычном, но тем не менее, как бы удивительно это ни звучало, я понимала абсолютно каждое слово.

Священник отсутствовал около недели, но вскоре вернулся с неизменным намерением провести очередное кровопускание – процедуру, от которой, вероятно, и скончалась прежняя Белла – либо же настойчиво предлагал поставить клизму. За немалые деньги, разумеется. Лишь благодаря Джульетте он так и не добрался до моего скелетоподобного тела и уходил ни с чем, бормоча слова о том, что Господу виднее, а его устами глаголит именно он.

– Отец Томас, думаю, более нет нужды приходить к Изабелле, она совершенно точно идёт на поправку, – когда лекарь заявился ко мне в опочивальню в очередной раз, графиня не выдержала. – Так что не тратьте на нас своё драгоценное время. Всего вам доброго, – и та-ак строго поглядела в глаза монаха, что тот чуть растерялся, но быстро взял себя в руки и выдал:

– Но ваш супруг велел мне следить за состоянием молодой мисс…

– Мой муж отбыл в столицу. Вернётся не скоро. А потому отныне все решения в его отсутствие, принимаю я, – припечатала хозяйка дома. Эскулапу ничего не оставалось, как ретироваться – он лишь осуждающе нахмурил седые брови и вымелся вон, но сдержался и хлопать дверью не стал.

Я же тихо облегчённо выдохнула: кровопускание в подобном состоянии, в коем я сейчас находилась – последнее, что можно было предложить.

Несмотря на душевный раздрай, я всё же старалась хорошо питаться, понемногу, но часто. Горячий мясной бульон, подсушенный хлеб, разваренную на воде овсяную кашу, овощные пюре. Сама же и составила для себя меню, со мной не стали спорить, сделали, как велела.

Постепенно тело крепло, как и мой дух, а вместе с ними и воля к жизни.

И вот вторая неделя моего пребывания в новом мире и новом теле подошла к концу.

– Белла, доброе утро! – мама вошла в мою опочивальню, на её губах играла привычная ласковая улыбка. Женщина подошла к окну и одёрнула портьеры, впуская в комнату солнечный свет.

Моя комната располагалась в восточной башне замка, где первые солнечные лучи, проникая сквозь узкие стрельчатые окна-бойницы, медленно ползли по каменным стенам, окрашивая их в теплые золотистые тона. В те первые дни, когда отчаяние захлестывало с головой, именно эти рассветные часы возвращали мне душевное равновесие.

Массивная кровать под резным балдахином занимала большую часть пространства. Дубовые столбы, поддерживающие тяжелый темно-синий полог, были украшены искусной резьбой – виноградные лозы переплетались с фигурами мифических существ. Отец заказал эту кровать специально для единственного ребёнка у лучших мастеров Аландрии, когда ей исполнилось четырнадцать.

Всю противоположную стену занимали внушительные сундуки, окованные железом. В них хранились платья девушки, пошитые из тонкой шерсти и шелка, привезенные купцами из далёких земель. Рядом с кроватью, на тумбе, стоял небольшой сундучок для украшений, инкрустированный перламутром и слоновой костью. Подарок матери любимой дочери в день её первого причастия.

Молитвенная скамья у окна, если верить личной служанке, была любимым местом Изабеллы. Здесь она проводила часы за чтением псалтыри, расшитой золотыми буквицами, на стене над ней висел гобелен с изображением цветущего сада – работа монахинь из соседнего аббатства. Местами холодный пол устилали овечьи шкуры: две лежали у камина, и столько же по бокам от моей кровати.

Камин… Самой ценной частью комнаты для меня был именно он. Каждый вечер в нём тихо потрескивали дрова, тепло, идущее от очага, согревало моё вечно зябнущее в этих каменных стенах тело. Подле него (камина) стояло два резных деревянных кресла, куда я пару дней как начала садиться, завернувшись в тёплый плед и слушая, как огонь медленно сжигает поленья. Над камином висел старинный щит рода – тёмный, потускневший от времени, с едва различимым гербом. Он был напоминанием о доблести предков прежней хозяйки тела.

В одной из ниш располагался туалетный столик из полированного дуба с «зеркалом», сделанным из бронзовой, натёртой до блеска, пластины. Рядом стояла скамеечка, где по утрам моя служанка Агнес расчесывала мои волосы костяным гребнем.

По вечерам комнату освещали восковые свечи в бронзовых подсвечниках, их мягкий свет создавал причудливые тени на стенах. В такие моменты мне казалось, что фигуры на гобелене оживали и бабочки вот-вот выпорхнут из своего сада.

Запах лаванды и розмарина, которые служанка раскладывала между простынями, смешивался с ароматом горящего в камине можжевельника.

На стенах висели гобелены. Их нити, сотканные руками женщин рода, показывали сцены охоты и праздников, и каждый раз, когда я смотрела на них, мне казалось, что я погружаюсь в прошлое, будто становлюсь частью неведомого мне чужого прошлого.

– Доброе утро! Мама, – я замялась, собираясь с духом.

– Да, доченька?

– Не знаю, как сказать…

– Как есть, так и говори, – подбодрила она меня.

– В общем, я не помню, кто я есть, – выпалила я, вся сжавшись внутри от напряжения: из меня плохая актриса, но сейчас от разыгрываемой сцены зависит многое. – Я… совсем ничего не помню… – едва слышно договорила, чувствуя, как что-то внутри дрогнуло и безо всякого притворства по щекам покатились настоящие горячие слёзы, долгое время сдерживаемые железной волей.

Глава 3. Белла, что ты такое говоришь?

– Белла… Что ты такое говоришь? – ахнула женщина, всплеснув руками. Она мигом оказалась подле кровати, села рядом со мной и, крепко прижав к себе, стала нашёптывать что-то успокаивающее, нежно поглаживая меня по спине и волосам.

Потихоньку я успокоилась. Давно меня так не накрывало, чтобы с соплями, да размазывая их по лицу, до икоты и опухших глаз и носа. Я редко когда позволяла себе быть слабой, а уж в присутствии по сути совершенно постороннего человека тем паче. Джульетта подала мне чистый платок, с вышитой собственноручно монограммой в уголке. Я промокнула глаза, высморкалась, на что родительница лишь слегка поморщилась, но никак не прокомментировала.

Я же посмотрела на неё пристальнее и сразу же заметила некоторую одутловатость и скованность в движениях. Сегодня графиня Элисон выглядела хуже, чем вчера или даже неделю назад. Тем не менее, измождённый вид не мог скрыть природную утончённую красоту Джульетты: удлинённый овал лица с тонкими чертами, обрамляли золотистые волосы, заплетённые в две длинные косы, перевитые жемчужными нитями. Высокий чистый лоб, брови, словно нарисованные тонкой кистью, изящно изгибались над глазами цвета летнего неба. На припухших щеках, несмотря на искусно наложенную белую пудру, проступали тени усталости, а под глазами залегли тёмные круги. За косметикой явно пытались скрыть какие-то проблемы со здоровьем. Я могла бы назвать множество болезней, под которые подходят эти симптомы: от анемии из-за принятых тут кровопусканий, до проблем с почками. Мне очень хотелось обследовать Джульетту, но я пока не могла себе этого позволить.

Сегодня матушка облачилась в платье небесно-голубого цвета, сшитое из тончайшей шерсти. Длинные рукава, расширяющиеся книзу, были отделаны серебряной тесьмой и подбиты белым шёлком. Талию стягивал пояс из серебряных пластин, украшенных гравировкой и драгоценными камнями – свадебный подарок супруга.

Верхнее платье, распахнутое по бокам, открывало нижнее, из тонкого льна. По подолу шла искусная вышивка, каждый шаг заставлял ткань переливаться, будто воды горного ручья на солнце. Тонкие пальцы украшали кольца – знаки союзов между благородными домами, каждое со своей историей и значением.

Движения графини были исполнены той грации, которую годами прививали ей учителя танцев и этикета: спина прямая, подбородок слегка приподнят – осанка, выдающая благородное происхождение. Она всем своим видом соответствовала положению, уготованному ей рождением и воспитанием. И делала всё, чтобы не показать, как ей больно ходить.

– Я не помню вас, матушка, папеньку, своего детства, своих увлечений. К имени Изабелла едва привыкла.

Женщина не спешила с ответом, но её безмятежное лицо говорило о том, что моё признание не стало для неё откровением. Не успела я выразить своё беспокойство её затянувшимся молчанием, как она заговорила:

– Ощущаешь ли ты в себе силы подняться со мной на крышу, прогуляться по «дозорному пути*»?

Я прислушалась к себе: слабость в теле всё ещё присутствовала, но твёрдо стоять на ногах в течение получаса, без желания присесть, я уже могла.

– Да, вполне, – кивнула я. – Если ненадолго.

Тут в дверь дробно постучали, створка открылась и на пороге показалась Агнес, моя личная служанка, пышнотелая женщина лет тридцати – но тут я могла ошибаться, – время диктовало свои условия и порой совсем молодые выглядели куда старше прожитых лет. В её руках покоился широкий, даже на вид тяжёлый деревянный поднос, уставленный разнообразной посудой.

– Ох! Ты же ещё не завтракала! – всплеснула руками Джульетта и вспорхнула с моей кровати. – Давай помогу одеться.

Я сама, безо всякой поддержки сходила в местный аналог туалета – в отдельную маленькую комнатушку с дыркой в полу, из которой знатно поддувало. И воняло. Затем сама же умылась водой из таза, а вот одеваться уже пришлось с дополнительной помощью, ибо была опасность преждевременно устать: сорочка, нижнее и верхнее платья, какие-то висюльки на волосы, на пояс. Всё вместе оно ощутимо весило.

– Потерпи, милая. Раз уж тебе предстоит выйти из комнаты, ты можешь попасться на глаза обитателям замка. А посему выглядеть должна согласно статусу и положению, – вещала матушка, поправляя складки на ткани то справа, то слева.

На завтрак мне подали несколько ломтей серого, ноздреватого хлеба, тонко нарезанный сыр, варёное мясо, одно яйцо, сваренное вкрутую и овсянку на молоке. В высокий серебряный кубок налили воду, разбавленную красным кислым вином. На десерт я с удовольствием насладилась запечённым в меду яблоком.

Мы вышли из комнаты и неспешно направились по коридору. Стены украшали гобелены с охотничьими сценами, их плотная ткань слегка колыхались от сквозняка, проникающего через узкие окна-бойницы. В тусклом свете, что лился из их узких проёмов, я могла различить потускневшие от времени фрески на сводчатом потолке. Миновав большую залу, где слуги уже убирали после утренней трапезы остатки еды с массивных дубовых столов, свернули в западное крыло замка. Здесь было темнее – свет проникал лишь через редкие окна-щели, прорезанные в толще стен. Под ногами поскрипывала солома, из рассказов Агнесс я знала, что эту подстилку менял кастелян каждую неделю. Вскоре добрались до винтовой узкой лестницы.

По мере того, как мы поднимались выше, холодный воздух становился всё пронзительнее. В редких световых колодцах кружились пылинки, танцующие в узких лучах света. Я придерживалась за шершавую каменную стену – верёвочные перила, натянутые вдоль лестницы, не внушали мне доверия.

На площадке третьего яруса я остановилась перевести дух. Мама терпеливо замерла рядом. Последний пролёт был самым крутым. Каменные ступени стали уже, а потолок опустился так низко, что приходилось пригибать голову. Тяжёлая дубовая дверь, обитая железом, отделяла лестницу от дозорного пути. Её засовы и петли регулярно смазывали, чтобы в случае опасности защитники могли быстро попасть на стены.

Мама потянула на себя тяжёлую створку и на нас тут же налетел мощный порыв ветра. Впереди простирался дозорный путь – широкая площадка, огороженная зубчатым парапетом. Между мерлонами были устроены бойницы для лучников, а в полу виднелись отверстия машикулей – через них на головы осаждающих можно было лить кипящее масло или смолу.

– Это место самое моё любимое в замке. Отсюда открывается просто невероятный вид на город и лес за стеной, – поделилась со мной Джульетта, я же шагнула вперёд, чтобы насладиться захватывающим дух зрелищем.

– Ты потеряла память из-за проснувшегося дара, – тихо произнесла матушка, когда мы отошли подальше от двери, туда, где нас точно не могли подслушать. – В моём роду через поколение рождаются дети с необыкновенными способностями.

Прим. автора:

*В средневековых замках открытая площадка на крыше, огражденная зубчатыми стенами (парапетом), называлась «боевой ход» или «дозорный путь» (walkway или battlements на английском, «chemin de ronde» – на французском).

Эта площадка выполняла несколько важных функций:

Служила местом для дозорных, наблюдавших за окрестностями;Использовалась для обороны замка (через бойницы и между зубцами стреляли лучники);Позволяла быстро перемещаться между башнями замка;В мирное время могла использоваться для прогулок.

Зубчатые стены, огораживающие эту площадку, назывались «мерлоны» (выступающие части) и «кренели» (промежутки между ними). Через кренели защитники замка могли вести стрельбу по противнику, а мерлоны служили им укрытием.

В некоторых замках над боевым ходом могли устраивать навесы для защиты от непогоды, а также делать специальные отверстия в полу (машикули) для защиты подножия стен.

Глава 4. Изабелла, ты стала ведьмой

– Мама рассказывала мне о случаях, когда в нашем роду после инициации женщины теряли свои воспоминания. Им приходилось начинать свою жизнь с нуля. Тебя эта участь, увы, тоже не миновала.

От услышанного я замерла, не зная, как реагировать. О чём речь? Инициация? Дар?

– Ты о чём? – я остановилась и взволнованно поглядела на собеседницу.

– Изабелла, ты стала ведьмой, – грустно улыбнувшись, пояснила Джульетта. – Все подумали, что тебя одолела лихорадка, но я знала… Всё знала. Не хотела подпускать к тебе священника, чтобы он ни о чём не догадался. Иначе…

– Иначе?.. – выдохнула я, подозревая, что услышанное мне сильно не понравится.

– Ведьм жгут. Прежде могут крепко избить батогами.

Я с трудом сглотнула вдруг ставшей вязкой слюну.

– Девочка моя! – всполошилась матушка. – На тебе лица нет!

Вместо ответа я медленно прошла вперёд и опустилась на кованую скамью.

– Расскажи, пожалуйста, всё, что мне следует знать.

Графиня понятливо качнула головой и присела рядом. Помолчала.

– Я никакими способностями не обладаю. Но моя матушка, покойная баронесса Ровена МакДуглас, была сильнейшей колдуньей северных земель Эрсландии. Она могла вылечить человека от любой хвори, но также проклясть до смерти. Её страшились. Власть церкви на тех землях слаба, потому матушка не боялась Святой инквизиции. Если бы не роковое коварство её же собственного мужа! Ровена непременно дожила бы до твоего рождения и передала бы тебе все свои знания. Но вышло иначе и вот я замужем за графом соседней страны, а ты отныне в опасности.

Джульетта подбадривающе сжала мою ледяную ладонь и продолжила:

– Главные правила: скрывать свои способности ото всех. Используй силу лишь тогда, когда есть возможность остаться незамеченной. При малейшем риске быть пойманной, забудь о магии и держись в стороне. Не вмешивайся! – Графиня понизила голос ещё немного: – Ближе к тридцати годам в тебе разовьётся редчайшая способность. Ты научишься возвращать умерших с того света.

С каждым её словом мои брови поднимались всё выше, а на последней фразе я и вовсе офиге… обомлела.

– Мама, я не ослышалась?!

– Да, но есть определённые условия, – пояснила Джульетта. – Вернуть оживить человека можно лишь в первые сутки после смерти. Позже ничего не выйдет.

– И-и? – прищурилась я, понимая, что за такое чудо и спросят много.

– Воскресив усопшего, ты отдашь за это пять лет собственной жизни, – припечатала рассказчица. – Потому, прежде чем решиться на столь опрометчивый шаг, все тщательно обдумай. Крепко подумай, Белла.

Я хмуро посмотрела вперёд. Город с кривыми улочками теснился у подножия нашего замка. Почерневшие от времени дома под соломенными крышами, снующие туда-сюда, словно муравьи, люди. Каменная церквушка с приземистой колокольней на центральной площади. За городской стеной раскинулись вспаханные крестьянами поля, там же сверкала широкой лентой синяя река, на её правом берегу виднелась мельница, а по дороге в нашу сторону мчалась группа всадников, оставляя позади себя облако пыли. Обычная пасторальная картина, за которой теперь крылось пугающее непредсказуемостью будущее.

– А как пользоваться своими способностями? – спросила я после недолгого молчания.

– Интуитивно. Дар сам тебя поведёт.

– Мама, ответ более чем расплывчатый, – криво улыбнулась я. – И, если честно, я в себе никаких сверхъестественных сил не ощущаю.

– Ты ещё полностью не оправилась. Как только окрепнешь, так и поймёшь всё, что нужно. Я сама, увы, не ведьма, поэтому мало чем смогу помочь, – грустно улыбнулась она.

– Матушка, у тебя ведь что-то болит? – раз уж тут такие откровенности, то можно спросить о том, что давно меня тревожит.

– Болит, – не стала отрицать она. – Я надеюсь, денно и нощно молюсь Всевышнему, чтобы твой дар проявился как можно быстрее и ты успела мне помочь. С каждым днём терпеть эту муку становится всё сложнее.

– Расскажи подробнее, – попросила я.

– По утрам встаю и будто вся опухла, – начала она. – Потому в последнее время принимаю настойки травницы Ниты, они мне хорошо помогают. Сегодня, правда, я ничего не пила, тошнило с утра так, что думать о еде или питье не могла. Частенько болит голова, хочется спать. Аппетита почти нет, заставляю себя съесть пару кусочков мяса.

– Мама, приляг на скамью, – велела я, внимательно её выслушав.

– Что? Прямо здесь? – округлила прекрасные глаза графиня.

– Идти до моей комнаты далеко. Да и смысл? – развела руками я.

Я внимательно вгляделась в лицо своей первой в этом мире пациентки: характерная бледность кожных покровов, отчётливые тёмные круги под глазами, несильная одутловатость лица, особенно заметная под нижними веками. При надавливании пальцем на отёчные участки оставалась характерная ямка, которая медленно расправлялась – верный признак скопления жидкости в тканях.

Мои руки осторожно прощупали нижнюю часть спины, сначала справа, затем слева. Когда я слегка постучала ребром ладони по пояснице, женщина поморщилась: явная болезненность в проекции почек.

Обследование живота я начала с лёгких круговых движений, проверяя напряжённость мышц. Затем осторожно надавила глубже, особое внимание уделив правому подреберью, пытаясь через переднюю брюшную стенку определить размеры печени. Голени и стопы оказались тоже немного отёчными. Я проверила все доступные лимфатические узлы – они не были увеличены. Пульс прощупывался – частый, напряжённый – ещё один тревожный признак. Приложив ухо к груди Джульетты, различила учащённое сердцебиение.

– Спасибо, матушка, присядь. Могу я тебя ещё кое о чём спросить?

– Да, конечно, – кивнула она, медленно поднимаясь.

– Расскажи, как часто ты ходишь в уборную и какого цвета моча?

– О таком даже отец Томас никогда меня не спрашивал, – тихо рассмеялась графиня.

– Ему нет нужды искать причины, потому как для него существуют лишь два способа лечения, и они сразу ото всех болезней – кровопускание в тандеме с клизмой, – зло фыркнула я.

– Да, тут я с тобой соглашусь. Всё же знаю, что можно помочь хворому и иначе. И чем же тебе понадобились этакие подробности цвета моей мочи?

– Много чем. Поверь мне, – я твёрдо заглянула в её необыкновенные голубые глаза.

Женщина недоверчиво качнула головой, но всё же удовлетворила моё любопытство – порции мочи стали меньше и она помутнела.

Всё складывалось в характерную картину почечного недуга.

– Мам, – прошептала я сокрушённо, – у тебя острый гломерулонефрит.

А эту болезнь надо лечить комплексно, однозначно с антибиотиками. Которых пока не существовало.

И той колдовской силы, что могла бы помочь, я не чувствовала в себе ни капли.

Глава 5. Откуда ты всё это знаешь?

– Что это за хворь такая? – нахмурила тонкие брови Джульетта.

– Болезнь почек. Как часто тебя беспокоит горло?

– Боюсь спросить, откуда ты всё это знаешь, названия такие странные. Бабушка, даже потеряв память, подобным образом никогда не изъяснялась, но людей касалась, наверное, так же, как ты, только что трогала меня, но я точно не помню, – вздохнула мама, поправила подол платья, задумчиво посмотрела мне в глаза и всё же ответила: – Часто. Иногда до слёз, когда даже без страданий сглотнуть невозможно.

– Поня-ятно, – задумчиво протянула я.

Стрептококковая инфекция стала причиной? Без лабораторных исследований мои предположения равны гаданию на кофейной куще.

– Возможно, меня прокляли? – тихо молвила женщина. – У Мортимера уже больше года имеется связь на стороне. Летиция спит и видит, как захватить место хозяйки этих земель.

Было заметно, как сложно даются эти слова Джульетте.

– Я ведь после твоего рождения так и не смогла снова зачать. Отец Томас пускал кровь, делал очистительные клизмы, ставил пиявок. Мной были посещены все аббатства в округе. А потом Мортимер встретил её. Как-то напился и заявил: что я мешаю быть ему счастливым.

Как утешить женщину, находящуюся в отчаянии? Я могла лишь приобнять и молча выслушать.

– Но он слишком любит тебя, Белла. И потому сопротивляется чарам содержанки. Наш брак держится благодаря тебе.

– Почему отец уехал в столицу, когда его ненаглядной дочери было так плохо? – спокойно уточнила я, хотя внутренне негодовала: за время знакомства с Джульеттой я видела от неё только добро, потому сейчас искренне ей сочувствовала и злилась на отца Изабеллы.

– Прибыл гонец и привёз приказ Его Величества. Проигнорировать приказ короля смерти подобно.

– Ясно, – вздохнула я.

– Летицию он взял с собой, – вдруг добавила она, в её голосе было столько тоски, что моё сердце сжалось.

– Погоди, – дошло до меня, – хочешь сказать, что любовница папы живёт здесь, в этом замке?

– Да. В его комнате, – ещё тише, одними губами, ответила матушка.

Когда в сердце такое, то болезнь ждать долго не приходится. Большинство наших недугов из-за душевных переживаний.

– Мам, с этим мы разберёмся. А пока следует заняться твоим здоровьем. И, не забывай, если ты не нужна Мортимеру, то жизненно необходима мне!

– Ой, доченька! – слёзы покатились по бледным щекам, оставляя дорожки на пудре.

Мы сидели, обнявшись и глядя на мир вокруг.

В нашем молчании было так много!

Джульетта делилась со мной наболевшим, я эту боль принимала, и ей становилось пусть чуточку, но легче.

– Итак, – некоторое время спустя заговорила я, – у нас ведь, кроме лекаря-монаха, есть и другие сведущие в целительстве люди? – говорила я бодро и уверенно. Матушка промокнула лицо платком и тут же ответила, настроившись на мой деловитый тон:

– Нита прекрасная травница-знахарка. У неё лечатся те, кто не может себе позволить обратиться к отцу Томасу.

– Отлично! Могу ли я послать за Нитой кого-то из слуг?

– Я распоряжусь. Она живёт в деревне за городом. Кто-нибудь из воинов её привезёт.

– Почему Ниту всё ещё не сожгли? – вопрос вылетел сам собой. – Она ведь отнимает клиентов у священника, – едва слышно фыркнула я.

– Твои предложения стали длиннее, в них добавились странные слова, но я почему-то понимаю их смысл, – удивлённо покачала головой графиня. – Отец Томас с отцом Генри пытались, но ничего у них не вышло. Они вызвали столичного инквизитора, тот проверил Ниту и уехал, не тронув травницу. А дёргать инквизиторов ещё раз опрометчиво, если вызов снова окажется ложным, святые отцы не избегут наказания.

Беседуя, мы встали со скамьи и направились на выход с крыши. Я, если честно, замёрзла несмотря на по-весеннему ласковое солнышко. Мне хотелось поскорее оказаться подле камина и согреться.

Спускаться всегда проще. Подниматься сложнее. Назад в мои покои мы вернулись куда быстрее, нежели достигли «дозорного пути».

Матушка тут же оставила меня одну, сама же ушла отдать распоряжение – привезти травницу в замок и проверить всё ли в её доме идёт своим чередом.

Я устроилась в кресле напротив очага, накинула на плечи шерстяное покрывало и расслабилась. Благодатное тепло очага и тихое потрескивание поленьев успокаивали.

Стрессы и переживания, сквозняки, гуляющие по замку, частые ангины, вероятно, наследственная предрасположенность. Всё вместе вылилось в непростое заболевание – острый гломерулонефрит.

Лечение в таких условиях возможно, но только травками. Потому мне нужна Нита, чтобы понять, чем я располагаю.

Незаметно задремала. Очнулась от тянущей боли во всём теле – затёкшие мышцы реагировали на малейшее движение. Шея одеревенела, плечи свело, а поясница нещадно ныла. Боже, и угораздило же заснуть в эдаком жёстком кресле! Осторожно подалась вперёд, упираясь ладонями в подлокотники. Тело протестующе заныло. Закусив губу, медленно выпрямилась. Кряхтя, будто старушка, я, наконец, встала. Колени предательски дрожали, а в икрах поселились сотни колючих иголочек. Пришлось помедлить, переминаясь на месте, пока неприятные ощущения не отступили.

Хотела было прилечь на кровать, но тут в дверь постучали, створка распахнулась, и в комнату вошла матушка, а следом за ней незнакомая мне женщина.

– Белла, это Нита, – сказала Джульетта, остановившись посреди помещения.

– Леди Изабелла, – травница неуклюже поклонилась. – Доброго дня.

– Добрый день, – кивнула я, стараясь скрыть своё удивление: Ниту я представляла совсем иначе! Думала, что она древняя старуха с горбом и бородавкой на носу. А оказалось, что сельская знахарка молода и полна сил. Я бы дала ей от силы лет сорок. Нита была высокой, крепкого телосложения. Крепкие, загорелые, с мозолями руки. Русые волосы, тщательно убранные под холщовый платок, с выбившимися тёмными прядями у висков.

Травница была одета в старенькое ниже колен чистое платье из некрашеной шерсти. Широкий пояс являлся скорее необходимостью, нежели украшением: он весь был увешан мешочками для трав и потёртыми кожаными чехлами для инструментов. На плечи женщина небрежно набросила полинявший овчинный жилет с обтрепавшимися краями. На шее, на простом шнурке, висел медный амулет с зеленоватым камешком, похожий на малахит грубой обработки.

Широкое добродушное лицо было самым обыкновенным, за исключением глубоких карих глаз: выразительные, опушённые длинными тёмными ресницами, в них светились природный ум и живое любопытство. Я улыбнулась:

– Давайте перекусим?

Джульетта чуть воздухом не поперхнулась: где это видано, чтобы леди делила стол с простолюдинкой?

– Мама, я проголодалась, – сделала глаза полные мольбы.

– Хорошо, – вздохнула матушка. Подошла к стене и потянула за верёвку. На другом конце был привязан колокольчик, который находился в комнате Агнес. Даже если она не у себя, кто-то другой точно услышит.

– А пока ждём мою помощницу, давайте побеседуем? Матушка, прошу, присядь, – я с нежностью взглянула на Джульетту. – Ты целый день провела на ногах, а покой сейчас важнее любых снадобий. И вы, Нита, – я жестом указала знахарке на кресло, – устраивайтесь поближе к теплу. Нам предстоит интересный разговор.

Глава 6. Травница

Мы чинно расселись, глядя друг на друга. Травница, не скрываясь, внимательно меня изучала.

– Вы что-то хотите сказать? – спросила я.

Да. Леди Изабелла, как ваше самочувствие? Меня к вам не допустил отец Томас, а хозяину нашептал, что я со своими травами никоим образом не смогу помочь, а сделаю только хуже, – в голосе женщины слышалась затаенная обида на священника и графа.

– Я от ваших настоек отказываться не намерена. Но мне нужно понимать, из чего они приготовлены. По правде сказать, я мало сведуща в травах. Вы станете моим главным помощником в этом деле. И наставником.

Нита, от прозвучавших слов, чуть гордо расправила плечи: когда за человеком признают его мастерство, это всегда приятно. А то, что я уже слышала о знахарке, было только хорошее. И графиня её хвалила, и Агнес.

– У мамы болят почки, – заговорила о важном я. – Вода задерживается в теле, ей тяжело ходить, редко справляет нужду, жидкость мутная.

– Да, знаю. Потому я делала для леди Джульетты настойку из хвоща, брусничного листа и зверобоя, так ей полегче было.

– Хороший набор, – кивнула я. – Но нужно кое-что добавить. У нас тут растут «медвежьи ушки»*? Это кустарник с красными ягодками, – я подтянула к себе церу – дощечку, натёртую воском, и стилус, быстро нарисовала, чтобы было понятно, о чём речь.

– Да, – с первого же взгляда узнала растение Нита. – Но далеко растёт, потому я его и не собираю. В те места одной ходить опасно, волки загрызут.

– Снарядим отряд из воинов тебе в сопровождение, – решительно заявила я. – Да, мама?

– Если нужно, – сомневаясь, кивнула Джульетта. – Распоряжусь.

– Хорошо.

Тут в дверь постучали, и в комнату вошла моя служанка.

– Агнес, принеси три порции горячего, закуски и вино, – распорядилась графиня.

– Да, госпожа, – поклонилась служанка.

– И позови Лили, – попросила я её. Лили – помощница мамы, следящая за её гардеробом, помогающая решать дела в замке. Правая рука, если можно так выразиться. Женщина молчаливая, себе на уме. Я пока не поняла, как к ней относиться и чего ждать. Но свою работу Лили знала, тут придраться было не к чему.

Агнес ушла, а я продолжила тему:

– Мама, тебе нельзя переохлаждаться, но и греть спину тоже! Нита, скажи, что может помочь уменьшить боль?

– Отвар коры ивы, – не раздумывая ответила знахарка. – Как вернусь, приготовлю свежий, передам с воином, только ему надо будет погодить.

– Конечно, он непременно дождётся! – заверила я её.

– А настойку из хвоща, брусничного листа и зверобоя я привезла с собой. Вот, – и вынула из сумки, которую носила через плечо, глиняный кувшин, с плотно притёртый деревянной пробкой. Три глотка с рассветом, три, когда солнце в зените, и ещё столько же перед ужином.

– Я помню, – устало вздохнула Джульетта.

Вскоре принесли еду, и с Агнес к нам заглянула Лили.

– Проследите, чтобы в комнате вашей госпожи было тепло, но не душно; чтобы леди Элисон не забывала принимать настойки Ниты. Никаких масштабных водных процедур в ближайшее время. В пищу включить каши на воде, супы на бульоне из птицы, но само мясо не давать не только белое, но и красное. Можно несколько ложечек мёда до начала трапезы. Вопросы? – и строго посмотрела на женщину. Впервые за долгое время маска на её бесстрастном лице чуть треснула, и я заметила, насколько она растеряна.

– Да, леди Изабелла, вопросы есть. Что такое машабаных э-э, водных процедур?

В отличие от земного средневековья, когда знать могла принять ванну всего пару раз в жизни**, в этом мире с гигиеной было куда лучше.

– Бочки с горячей водой на некоторое время отменяются. Гигиенические, – я вовремя закрыла рот и перефразировала, – подмывания тёплой водой остаются, – сказала как есть.

Лили закивала, давая понять, что всё уяснила.

– Дочка, постельный режим на три дня? Скажи, верно ли я поняла: мне нужно лежать и не вставать?

– Справить нужду и поесть. Всё остальное время отдыхать. Читай книги, высыпайся и ни о чём не беспокойся.

– Как же ж это?! Не тревожиться? У меня хозяйство, замок, обитатели, которых надо кормить.

– Лили, ты со всем этим сама справишься? – выслушав причитания матушки, уточила у экономки.

– Да, госпожа. За три дня ничего не случится.

– Ну и я буду помогать, – удовлетворённо кивнула я, Джульетта открыла было рот, чтобы возразить, но я её опередила: – Матушка, я всё тебе объясню потом. А пока давай поедим. Агнес, Лили, можете быть свободны. Ах да! – я выразительно посмотрела на ноги служанок. – Лили, пусть нам с мамой свяжут по две пары таких же шерстяных чулок до колен, как у вас и отдельно пошьют штаны по нашим фигурам. Завтра, чтобы всё было готово. Матушка, – я повернулась к родительнице, – нам с тобой следует носить штаны под платьем, для сохранения тепла.

Джульетта округлила глаза, посомневалась, но в итоге кивнула – спорить не стала, судя по теням под её глазами и общему измождённому виду, чувствовала она себя не очень хорошо. Откровенно плохо.

– Да, леди Изабелла, всё сделаем, как велели, – обе женщины уважительно присели и ретировались.

– Что же, давайте поедим, и ты, Нита, расскажешь мне о тех травах, которые растут на этих землях и их свойствах.

Через полчаса я отпустила травницу. И повернулась к Джульетте, но что-то сказать не успела, графиня меня опередила:

– Милая, я готова пить горькие настойки, носить мужские штаны, хотя благородной даме не пристало облачаться в мужские одежды! Но вот лежать я себе позволить никак не могу! Мортимер может вернуться, а дом не убран, – тут я закатила глаза, – его любимую еду могут не так приготовить, – я едва слышно фыркнула, едва сдержавшись от колкости. – Нужно подождать немного, и в тебе проснётся сила, тогда ты быстро меня излечишь и я…

– Вот именно, пока отца нет дома и следует пролечиться! А вообще, желания Мортимера, даже если бы он был тут, вторичны. Ты и твоё самочувствие на первом месте. И пусть весь мир подождёт. Ты же чувствуешь, что даже настойка Ниты уже не так помогает, как раньше? Тебе с каждым днём всё хуже. Боли усиливаются.

– Да, – прошептала Джульетта, – но…

– Никаких «но», – покачала головой я. – Я не чувствую в себе никаких сверхспособностей. Когда они проявятся – неизвестно. Так что не будем рисковать и начнём лечение незамедлительно! К тому же постельный режим я тебе с семи дней сократила до трёх. Потому что знаю, на больший срок ты ответишь категоричным нет.

– Ох, Белла, – покачала головой мама. – Поступлю, как скажешь.

Я радостно улыбнулась:

– Вот и славно. И никто не станет тебе мешать выдавать распоряжения прямиком из опочивальни.

Джульетта вдруг расслабилась и тоже улыбнулась.

– Да, и правда. Чего это я, будто кто-то меня в аббатстве запереть собирается, – выдохнула облегчённо.

Прим. автора:

*Толокнянка: современная медицина применяет толокнянку как дезинфицирующее, противовоспалительное и мочегонное средство при заболеваниях мочевого пузыря и мочевыводящих путей.

Что в листьях ценного: арбутин оказывает сильное мочегонное и антисептическое действие, угнетает рост возбудителей урологических инфекций, улучшает работу почек, выводит вредные вещества и токсины; дубильные вещества обладают противомикробными и противовоспалительными свойствами: оказывают вяжущее действие на слизистые оболочки желудочно-кишечного тракта, формируя защитную пленку; флавоноиды борются с вирусами, бактериями и микробами, способствуют нормальному выведению внутренней жидкости почками; органические кислоты: урсоловая кислота стимулирует образование и выделение желчи, галловая кислота обладает противомикробными и антиоксидантными свойствами.

**Средневековая Европа пахнет нечистотами и смрадом гниющих тел. Королева Испании Изабелла Кастильская (конец 15-го века) признавалась, что за всю жизнь мылась всего два раза – при рождении и в день свадьбы. В средневековой Европе чистые здоровые зубы считались признаком низкого происхождения. Знатные дамы гордились плохими зубами.

Все гигиенические мероприятия сводились к лёгкому ополаскиванию рук и рта, но не всего лица.

Большинство аристократов спасались от грязи с помощью надушенной тряпочки, которой они протирали тело. Подмышки и пах рекомендовалось смачивать розовой водой. Мужчины носили между рубашкой и жилетом мешочки с ароматическими травами. Дамы пользовались только ароматической пудрой. Средневековые «чистюли» часто меняли белье – считалось, что оно впитывает в себя всю грязь и очищает от неё тело.

Глава 7. В замковом хозяйстве главное – иметь верных слуг

Три дня постельного режима матушки пролетели незаметно. Я проводила большую часть светового дня подле неё. Отдых и лечение травами пошли ей на пользу: исчезла болезненная бледность, отёки пропали, щёки окрасил здоровый румянец, а в глазах появился прежний блеск. Джульетта словно помолодела, расправила плечи и не охала при каждом движении. В итоге я убедила её полежать ещё денёк.

– Давно мне не было так хорошо, милая моя! – улыбка коснулась её красивых губ. – Спасибо вам с Нитой. Чудеса наяву и никакой магии! – подмигнула она мне. – Даже без кровопусканий, пиявок и клизм обошлись! – в её мелодичном голосе слышалось невероятное облегчение. – Кстати, Белла, хотела с тобой обсудить, да всё из головы вылетало. Твоя речь, манеры – всё стало другим. Те, кто знает тебя с рождения, быстро смекнут, что дело нечисто. Потому прошу тебя, пообещай мне помалкивать и больше слушать. Договорились?

Я вздохнула:

– Мама, не могу же я всю жизнь провести «зашив рот» и в изоляции.

– Я не говорю о таком долгом сроке. Вскорости ты отправишься в столицу, Мортимер давно хлопочет о твоём назначении, станешь прислуживать младшей королевской дочери, Её Высочеству Шарлотте. А по возвращении никто не удивится ни странным словам, ни иным манерам.

Эта новость застала меня врасплох:

– Когда?

– В начале лета, если твоему отцу не отказали.

– Ясно, – вдруг стало тоскливо. Я только привыкла к новому дому, к Джульетте, Ните и Агнесс, даже к шумным вечерам в основном зале, когда жители замка собирались трапезничать. А тут – пугающая неизвестность.

– Белла, на тебе лица нет! – заметила моё состояние графиня. – Не расстраивайся! Обычно срок службы не больше года, за это время тебе следует подсуетиться и найти себе достойного супруга из благородного рода. Впрочем, твой отец уже озаботился и составил список подходящих молодых людей, тебе надлежит лишь познакомиться с кандидатами и выбрать кого-то из них.

Ах, вот оно в чём дело! Всё стало понятно.

– Ты наследница Эллисонов, тебе принадлежат обширные земли. Белла, ты весьма завидная невеста.

Я кивала, но молчала. У этого мира свои правила. А я чужая тут, заведённые в этом обществе порядки казались мне в корне неверными. Я привыкла к свободе слова, выбора. Я не хотела замуж, во всяком случае, пока. Я жаждала сделать что-то полезное, чтобы всем стало чуточку легче жить. По крайней мере, чтобы роды и аппендицит перестали быть смертельной угрозой.

– Обещай, – Джульетта наклонилась вперёд и обхватила мою руку, сжала, требовательно заглядывая мне в глаза.

– Хорошо, – сдалась я, – обещаю быть осторожной.

– Сдержи слово. У тебя кроткий, молчаливый характер. Был. Притворись временно, что таковым и остался. Лили уже донесла мне, какие слухи бродят среди челяди. Пока все тебя жалеют и всё списывают на последствия затяжной хвори. Потому не рискуй. Пока все эти шепотки не докатились до святых отцов.

Последняя фраза меня отрезвила. Какие новшества, если тут такое? Меня ведь могут сжечь, и это не шутки, это отныне та реальность, с которой придётся мириться! Правда, я всё равно не отступлю от своих планов, попробую зайти с другой стороны, вероятно, если помогу кому-то из королевской семьи, то это станет тем самым шансом?

В течение трёх дней матушка успела о многом поведать, и о моём детстве в том числе, пытаясь таким незатейливым образом помочь мне всё вспомнить. Затем поделилась мудростью ведения хозяйства в таком большом доме, как средневековый замок. Оказывается, без твёрдой руки хозяйки тут всё в кратчайшие сроки загадят и растащат по своим норам, и за воровство никто не посчитает – рыцари и их семьи равно часть семьи самого графа.

– Как хозяйка замка, я руковожу большим хозяйством, но одна ничего не смогла бы. У меня хватает помощников, – начала мама свой рассказ. – Моя правая рука – мистрис Лили, старшая ключница. Она следит за всей женской прислугой и докладывает мне о любых непорядках. После утренней молитвы в часовне мы с Лили обходим замок и пристройки. Первым делом я лично проверяю запасы специй, вина и масла, всё это выдаётся под подпись. В подчинении у Лили находятся младшие экономки, каждая отвечает за свою часть хозяйства. Мистрис Агата руководит кухней, сыроварней, пивоварней и коптильней, отвечает за заготовку припасов на зиму: соление мяса, копчение рыбы, квашением капусты. У неё хватает своих помощников. В общем, всё, что связано с питанием, лежит на нехрупких плечах мистрис Агаты. Кроме того, она же следит за поварами и кухонной прислугой. Столы в замке накрываются по старшинству: отдельно для благородных господ, отдельно для челяди… Дочка, подай воды, что-то в горле пересохло, – попросила Джульетта.

Утолив жажду, продолжила:

– За ткацкой мастерской присматривает мистрис Джоан. Под её началом трудятся швеи, прядильщицы и вышивальщицы. Я лишь проверяю качество работы. Леди Элеонора, третья дочь барона, наставляет юных благородных девиц из обедневших семей, которых Мортимер привечает. Лечебницей заведует отец Томас, – тут я недовольно нахмурилась. – Он отчитывается только графу. Когда мой супруг отсутствует, то военной частью замка заведует капитан стражи – сэр Роджер Прескотт, а казной – мистер Ллойд. – Мама сделала ещё один глоток. – Моя задача следить, чтобы все эти люди работали слаженно, – графиня аккуратно заправила выбившийся локон за ушко. – Каждый вечер принимаю отчёты от старших слуг, решаю спорные вопросы и планирую важные мероприятия. В замковом хозяйстве главное – иметь верных слуг и правильно распределять обязанности между ними.

Матушка оправданно полагала, что все эти знания мне однозначно пригодятся в дальнейшей жизни…

Следя за самочувствием Джульетты, я сама не забывала учиться у Ниты. Каждый раз она приносила мне пучки разных трав, чтобы я могла их рассмотреть и запомнить. Также мы с ней договорились, что как только я полностью поправлюсь, знахарка сводит меня в лес на практику. Я знала, что в травничестве время суток для сбора имеет важное значение. Но Нита расширила мои знания, сказав, что ориентироваться только на время суток неверно, нужно смотреть и на сезон, и на фазу Луны, и даже на погодные условия. Это было древнее искусство, требующее большого терпения и внимательности к мелочам.

И вот четвёртый день маминого вынужденного безделья подошёл к концу. Джульетта проявляла явное нетерпение – так рвалась поскорее вернуться в привычную ежедневную рутину.

– Доброй ночи, матушка, – пожелала я ей, собираясь к себе.

– И тебе, милая моя, – улыбнулась она, закрывая глаза. – Я так, наверное, никогда не отдыхала. Не лечение – сказка.

Я молча улыбнулась, подоткнула одеяло ей под бока и вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

В большом зале царила тишина, лишь челядь неслышно убирала со столов остатки снеди. На скамьях вдоль стен спали захмелевшие рыцари, не добравшиеся до своих покоев в западном крыле замка. У большого камина лежали охотничьи псы графа Мортимера.

Я пересекла галерею, с которой можно было наблюдать за тем, что происходило на первом этаже, и прошла к своим покоям. Агнес уже ждала меня, чтобы помочь подготовиться ко сну.

Устроившись на постели, накрылась тёплым шерстяным покрывалом и прикрыла глаза. Ехать в столицу, чтобы стать буквально служанкой наверняка избалованной принцессы не хотелось. Совсем. Но я не в том положении, чтобы диктовать условия. Придётся прогнуться и поступить, как велят.

Измученная переживаниями о своей дальнейшей судьбе, уснула далеко за полночь.

Вот вроде только закрыла глаза, как сон вдруг резко, грубо прервали звуки со двора: надрывный лай собак, затем противный металлический скрежет воротных цепей – всё это заставило меня буквально подскочить с кровати, тревожно озираясь. Сердце колотилось в груди, как птица в клетке. Я метнулась к узкому окну, отодвинула тяжелый полог, забралась на стул, чтобы смочь увидеть происходящее во дворе.

Массивная герса (тяжелая решетка, опускающаяся вертикально перед воротами средневекового замка для дополнительной защиты) медленно поползла вверх, открывая проезд внушительному отряду всадников. Свет факелов озарял закованных в тяжёлые латы воинов.

Граф Мортимер вернулся домой.

Глава 8. Граф вернулся

Я хотела было вернуться в свою нагретую постель и досмотреть сны, как увидела выпорхнувшую из крытой повозки женщину в длинном тёмном плаще с капюшоном, накинутым на голову. О, та самая любовница? Как её, кажется, Летиция.

Ну, теперь-то я точно спать не лягу, надо быстро одеться и спуститься в Большой зал, чтобы поддержать Джульетту.

Матушка уже наверняка там – по традиции жена обязана встретить мужа, и неважно, что на дворе глубокая ночь.

По словам мамы, я знала, что любовница отца следовала принятым правилам и редко показывалась на глаза хозяйке дома и её юной дочери. Хозяйские покои, как и положено, занимала Джульетта. До появления в замке сиротки Летиции граф делил ложе с законной супругой. Однажды, когда Джульетта сильно захворала, он перебрался в дальнюю опочивальню под предлогом, что не хочет мешать жене лечиться. Вроде как обитал там один, но все знали: кто к нему наведывается по ночам и исчезает перед рассветом.

Не успела я натянуть первое попавшееся платье, как в дверь постучали.

– Госпожа, я принесла свечу, – донёсся голос Агнес. Я отодвинула засов.

– Проходи. Помоги с нарядом и причёской, простой косы будет вполне достаточно.

– Да, госпожа. У нас есть время, хозяин общается с сэром Роджером в дозорной башне. Пока тот ответит на все его вопросы, вы успеете собраться, – и принялась споро мне помогать. Я лишь отказалась от тяжёлого пояса с серебряными накладками и прочих украшений.

Меньше чем через десять минут я покинула покои. Агнес шла впереди, освещая путь восковой свечой в серебряном подсвечнике. Мы миновали коридор, где в нишах тускло мерцали масляные светильники, и вышли на галерею, огибавшую Большой зал на уровне второго этажа.

В воздухе витал характерный запах – смесь горящего воска, масла и едва уловимого аромата можжевельника, которым натирали дубовые столы и лавки.

Глаза мои были прикованы к тому, что происходило внизу: матушка замерла на нижней ступеньке помоста, где обычно трапезничал феодал со своей семьёй и приближённые к нему люди.

А перед ней стояла Летиция: она уже сбросила плащ и красовалась в своём одеянии – платье-блио с широкими рукавами, сшитое из тончайшей заморской ткани глубокого винного цвета, подпоясанное витым шнуром с золотым шитьём. При каждом движении наряд облегал фигуру женщины, подчёркивая соблазнительные изгибы её тела.

– Приветствую вас, моя госпожа! – произнесла Летиция вполне обыкновенным голосом, неглубоко склонившись перед Джульеттой. Лицо матушки было бледным, а губы сжаты в тонкую гневную линию.

Я намеренно громко зашагала по каменным ступеням. Звук эхом разнёсся под сводами.

– Доченька! – облегчённо выдохнула мама, но тут же нахмурилась. – Ты почему встала? Ещё ведь не до конца поправилась.

– Отец вернулся. Решила, что следует его как положено встретить, – тепло улыбнулась я ей, чувствуя на себе пристальный взгляд Летиции.

– Доброй ночи, леди Изабелла…

Я даже головы в её сторону не повернула: прошла мимо, словно женщины и вовсе не было в помещении. Протянула раскрытые ладони Джульетте, та тут же обхватила мои руки и благодарно их сжала. Краем глаза заметила, как у Летиции вытянулось лицо – она явно не ожидала такого поведения со стороны кроткой дочери графа, но удивление на её хорошенькой физиономии быстро сменилось выражением надменного превосходства, которое она, опомнившись, быстро погасила. Летиция, недолго думая, отступила туда, где тусклый свет масляных светильников едва достигал каменного пола.

Не успела я перемолвиться с матушкой и парой слов, как тяжёлые дубовые двери со стальными накладками распахнулись, и в Большой зал вошёл граф Элисон. Мортимер оказался истинно благородным господином. Удивительно я представляла его совершенно иначе, точно не таким грозным и привлекательным. Я недавно видела своё отражение в бронзовом зеркале. И теперь точно могу сказать, что Белла пошла в отца, лишь цвет волос ей достался от матери.

– Мои прекрасные леди! – прогудел он зычным басом и подошёл к нам, удивлённо посмотрел на жену. – Моя госпожа, вы прекрасно выглядите, давно вас такой не видел!

«Молчать! Молчать! Ни в коем случае не показывать характер отцу. Иначе будут проблемы. Не только у меня, но и у мамы, а ей нельзя волноваться», – я буквально прикусила кончик языка, чтобы не ляпнуть лишнего.

Граф Элисон выглядел лет на сорок-сорок пять. Высокий и широкоплечий, он держался с той особой властностью, что присуща людям, привыкшим командовать. Тёмные волосы, едва тронутые сединой на висках, спадали до плеч свободными волнами. Густая ухоженная борода, в которой уже проглядывала седина, обрамляла волевое лицо с резкими чертами; прямой нос и тяжёлый подбородок выдавали в нём человека решительного и непреклонного. Серо-стальные глаза смотрели цепко и внимательно, словно стремясь заглянуть в душу собеседника.

Мортимер был одет в длинный сюрко из добротного сукна, подбитого мехом, накинутый поверх льняной туники, перехваченной кожаным поясом с серебряными накладками. Тяжёлая цепь с родовым гербом на груди подчёркивала его высокое положение. У пояса висел длинный меч с рукоятью, украшенной драгоценными камнями – не просто благородное оружие, а верный спутник опытного воина.

– Благодарю, мой господин. Я рада видеть вас живым и здоровым, – матушка зарделась от его слов, словно юная дева. Я едва сдержала своё удивление – такое ощущение, что граф вообще никогда не делал комплименты жене, либо же звучали они крайне редко!

– Белла, – Мортимер перевёл взор прозрачных голубых глаз на меня. – И ты встала на ноги? Рад, весьма рад, дорогая моя! Щедро награжу отца Томаса, он заслужил.

– Папенька! – я присела в лёгком реверансе, скромно опустив глаза. – Я молилась о вашем благополучии. Наконец-то вы дома.

– И я рад вернуться. Но поговорим утром, после завтрака, а пока, Белла, отправляйся почивать, – велел, не терпящим возражений тоном, отец. – Тебе положено отдыхать в это время суток.

Тут за дверями послышались многочисленные мужские голоса, и в залу вскоре вошли рыцари. Их шаги гулко отдавались от каменных плит пола. Воины уже сняли тяжёлые доспехи, сейчас на них были кожаные жилеты и штаны из грубой ткани.

– Иди, дочь моя, доброй тебе ночи, – Мортимер едва коснулся губами моего лба и обратил всё своё внимание на заполнивших помещение воинов. Слуги уже суетились, накрывая столы при свете больших свечей в бронзовых подсвечниках. Матушка осталась надзирать за их работой, мне же пришлось последовать прямому приказу графа.

Рыцари, уставшие после долгой дороги, почтительно расступались, завидев меня. Они склоняли головы и вежливо приветствовали – ни один не осмелился косо посмотреть либо сказать что-то неподобающее в адрес дочери своего господина. Но я видела, как двое воинов, ухмыляясь, потянули руки к проходившим мимо служанкам. Впрочем, те, похоже, были не против такого внимания.

Я шла мимо прибывших, стараясь дышать через раз – от них исходил крепкий дух конского пота и дорожной пыли.

Поднявшись на галерею, бросила взгляд вниз, выискивая Летицию. Но женщины нигде не было видно – она словно растворилась в полумраке. Должно быть, ушла в покои графа? Не удивлюсь, если так. Но я видела, как отец смотрел на Джульетту. Есть все шансы, что эту ночь он проведёт в объятиях жены. И матушка явно этому радовалась, а меня передёрнуло от омерзения. О времена, о нравы! Я бы ни за что не смогла простить измену. Впрочем, о чём это я? В моём мире подобное встречается не реже.

Покачав головой, отвернулась от освещённого зала, где разгорался самый настоящий пир.

Агнес ждала меня с зажжённой свечой в руках, готовая проводить в покои. Тени затейливо плясали на стенах, когда мы шли по тёмному коридору. А я думала о том, что же отец собирается мне сказать после утренней трапезы? Догадывалась, конечно, но так хотелось ошибиться…

***

Утром пришла Нита, оставила для Джульетты настойки и заглянула ко мне.

– Нита, – обратилась я к травнице, – а скажи, есть ли у тебя хорошие знакомые в замковой кухне?

Женщина, ни на секунду не задумавшись, сразу же ответила:

– Да. Супружница моего брата там работает. И её старшая дочка, она там на посылках, но зато всегда сыта и в тепле.

– Хорошо. Можешь кое-что для меня сделать? – понизила голос я, твёрдо глядя в глаза знахарке.

– Для вас, леди Белла, всё, что попросите, – так же уверенно кивнула Нита.

За завтраком в общем зале собралась тьма народу: прибывшие рыцари влились в ряды тех, кто остался охранять замок. Служанки только и успевали заносить полные подносы с нехитрой снедью и выносить пустые миски. Я решила, что время выйти из своих покоев. И раз уж говорить я пока не могу, зато никто не запрещает мне смотреть и слушать. А я умею анализировать поступающую информацию, подмечать то, что по первости кажется малозначительным. Эта способность часто помогает врачам найти причину заболевания. А иной раз и спасти жизнь пациенту: неестественный блеск кожи и её напряжение вокруг послеоперационного шва могут указывать на развивающийся абсцесс, расширенные или суженные зрачки пациента под наркозом – на критическую глубину анестезии, а нарастающее выпячивание и напряжение брюшной стенки с одной стороны часто свидетельствует о кровотечении. И многое, многое другое.

Летиция на завтраке присутствовала, она сидела за столом в основной части зала, там, где ели воспитанницы леди Элеоноры. И выглядела столь скромной, что у меня невольно заныли зубы. Надо же, какая тихоня. А я представляла её совсем другой – дерзкой. Но реальность была иной: передо мной благочестивая молодая женщина, которая помогает гувернантке Элеоноре с воспитанием девочек из обедневших аристократических родов.

Матушка же выглядела прекрасно: улыбалась мужу, тихо что-то ему говорила на ухо, он благосклонно кивал в ответ и отвечал ей вполне развёрнуто.

Агнес с утра поделилась со мной всеми слухами, в том числе и о том, что за время путешествия между любовницей и папенькой что-то произошло, она знатно ему досадила, и он на неё разгневался.

Вернувшись в замок, Мортимер увидел цветущую (не его молитвами и усилиями) благоверную. И мигом метнулся назад, к законной жене. Ага-ага. С другой стороны, маме просто некуда деваться – в этом времени нет разводов. Если Джульетта по какой-то причине сильно прогневит мужа, он вправе отослать её с глаз долой в монастырь, и дело с концом. Святая церковь признает брак недействительным, и здесь это в согласии с законом. Супруг продолжит радоваться жизни, а бедная бывшая жена медленно зачахнет за высокими стенами обители.

– Изабелла, – отец сидел за обеденным столом, в зале уже никого не было, слуги вымелись вон, стоило графу недвусмысленно нахмурить брови.

– Да, папенька, – прошептала я, опустив глаза долу.

– Я рад, что ты поправилась. Потому как болеть времени нет. В начале лета ты отправишься в столицу. Его Величество, да продлятся его дни, дал своё высочайшее дозволение, и вскоре ты станешь придворной дамой Её Высочества принцессы Шарлотты.

Глава 9. Змеиный корень

Прошло три дня после объявления отца. И пусть я ждала именно этих его слов, всё же сильно расстроилась. Одно дело полагать, другое – знать наверняка.

Но услышанное лишь утвердило меня в целях: избавиться от Летиции, выдав её, например, замуж за какого-нибудь рыцаря, желательно, чтобы он жил как можно дальше от земель Элисонов; довести лечение матушки до конца, прежде отыскав тех, кто повинен в таком её состоянии. И после – хоть на край света.

Я подошла к столу, на котором лежал исписанный пергамент. Я уже знала перечисленные в нём имена наизусть. Кто-то явно постарался и дал краткую характеристику каждому кандидату. Вот только какую-то однобокую: плюсы и никаких минусов.

– Вот список, – Мортимер протянул мне серо-жёлтый свиток, перетянутый алым шнуром, – у тебя будет из кого выбрать, дочь. В других семьях подобное редкость, на кого укажут, за того девица замуж и идёт.

И та-ак на меня посмотрел типа: «Цени, Белла. Вона я какой щедрый!»

С листа перевела взор на полированное бронзовое подобие зеркала. Изабелла Элисон была девушкой красивой: солнечные лучи, проникавшие в узкий оконный проём, путались в моих светлых волосах, заплетённых в две косы длиной до талии, вспыхивали на прядях расплавленным золотом; выразительные серо-стальные глаза, обрамлённые тёмными ресницами, смотрели внимательно и серьёзно. Высокие скулы и тонкий прямой нос придавали моему лицу благородную строгость, а чуть приподнятые уголки губ намекали на скрытую улыбку. Сегодня на мне было платье-блио из тонкой шерсти глубокого зелёного цвета, плотно облегающее стройный стан до бёдер, откуда струилось широкими складками до самого пола. Длинные, расклёшенные к запястьям рукава, были подбиты светлым шёлком. Тяжёлый пояс, с затейливой вышивкой из алой нити и утяжелённый нашитыми серебряными пластинами, подчёркивал тонкую талию, на шее поблёскивала цепочка с крестом – эти два украшения дозволялось носить незамужней девице. Белоснежная льняная сорочка, виднеющаяся в вырезе платья и из-под рукавов, говорила о достатке семьи.

Я ещё раз глубоко вздохнула и отвернулась от своего нового облика, к которому всё ещё не до конца привыкла, прошлась перед камином туда-сюда, по привычке сложив руки за спиной. Перекатилась с пятки на носок и вернулась в кресло: хотелось отвлечься и дочитать уже роман о принце и его несчастной любви.

И пусть язык был сложен и излишне витиеват, но хоть какая-то работа для ума. На самом деле, вместо чтения мне хотелось взять перо и бумагу и начать конспектировать всё то, что хранила моя память. Но каждый раз я себя одёргивала, понимая: попади эти записи в руки кому угодно, меня мигом попрут на костёр. Даже если я буду писать на русском языке.

Так же я мечтала пойти к ювелиру, заказать иглы, самые разные: прямые – тонкие и длинные, предназначенные для сшивания поверхностных ран, изогнутые полукругом – для глубоких; крупные, с трёхгранным остриём, чтобы проходить через огрубевшую кожу; круглые в сечении – для мягких тканей. Поговорить с кузнецом, сделать заказ и ему…

Но я не смела, ибо осторожность в новом мире – залог долголетия.

Я уже знала, что на этой планете есть страны, где Святая инквизиция не столь лютует, нежели в этом королевстве. Например, Родина Джульетты – Эрсландия, там магов не убивают, оправданно опасаются.

В списке потенциальных женихов все были жителями Аландрии. Грустно. В одиночестве я никуда не поеду – быть убитой разбойниками где-то по пути не хотелось. Мотнула головой, отгоняя ненужные мысли и открыла книгу на нужной странице, но тут в дверь тихо постучали.

– Леди Изабелла, – в комнату скользнула девочка – Данни, дочь Рози, снохи Ниты.

Понизив голос, она начала докладывать.

– Ты уверена? – округлила глаза я, тихо охнув от страха.

– Я два дня следила, госпожа, – округлила глаза девочка. – Они очень осторожны. Сегодня я видела, как она с утра что-то вынесла из своей комнаты. Дальше я за ней не пошла. Потому как, если меня поймают, то запорют на конюшне. До смерти могут. Хотела предупредить вас, но меня перехватила Злобная Мэри и сослала в деревню с поручением. Я вот только вернулась и сразу к вам.

– Ла-адно, – протянула я, встревоженно хмуря брови. Сердце само ускорило бег, ладони вспотели. Блин!

– Простите, – повинилась Данни, опустив голову.

Не успела я ей ответить, как в дверь вновь постучали – на этот раз гораздо настойчивее. Девочка шустро юркнула за выступ камина, слившись с тенями, а я громко позволила войти.

– Госпожа! – выпалила Агнес тяжело дышала, явно после длительного бега. – Леди Джульетта упала в обморок в ткацкой мастерской.

– Где она сейчас? – я буквально пулей вылетела из кресла в сторону распахнутой двери.

– Уже у себя в покоях, я, как узнала, мигом за вами побежала, и отправила охранника за Нитой.

– Всё правильно сделала!

Ожидаемо. Я предполагала, что всё так обернётся. Но мне нужно было поймать за руку тех, кто плетёт козни против моей мамы. И не успела! Ругая себя на чём свет стоит, ворвалась в комнату графини, там уже была толпа народу: отец Томас, мистрис Лили, гувернантка Элеонора, несколько малознакомых мне женщин. Летиции поблизости не наблюдалось, но оно и понятно почему.

– Приготовьте таз с водой, – командовал священник, деловито закатывая рукава рясы. После чего подошёл к своей сумке и вынул свёрток из холщовой тряпицы. Развернул. Внутри обнаружились ножи разных размеров, какие-то странные приспособы, назначение коим я затруднялась определить.

– Пустим госпоже Джульетте кровь, ей мигом станет лучше.

Этого позволить я никак не могла, потому шагнула вперёд, растолкав «зевак».

– Добрый день! Что здесь происходит? – спокойно уточнила я, замирая подле мамы и перекрывая доступ к её телу эскулапу.

Мама, заметив меня, протянула ко мне тонкую руку.

– Доченька, что-то худо мне, – с трудом прошептала она.

– Всё будет хорошо, – я погладила её по запястью в успокаивающем жесте. – Как давно тебе плохо?

– С утра. Мутило, в глазах двоилось.

– Почему сразу меня не позвала? – нахмурилась я.

– Так оно прошло, я и не стала тебя беспокоить, – махнула она рукой. Наверное, все мамы во всех мирах одинаковые!

– Леди Изабелла, отойдите, будьте добры, вы мне мешаете, а тут каждая минута на счету… – громко окликнул меня святоша, строго поджав тонкие губы.

– Погодите, я беседую с матушкой, – стараясь не огрызаться, спокойно ответила ему я, но мужчина всё равно задохнулся от возмущения.

– Что ты ела или пила перед сном? – продолжила спрашивать Джульетту, сама же измерила пульс, оттянула ей веки, проверяя состояние склер и цвет конъюнктивы, оценила размер и реакцию зрачков, осмотрела на предмет отёков.

Взгляд мамы был замутненный, белки покрыты сеточкой красных сосудов. Типичная картина отравления.

– Леди Изабелла! – дал петуха отец Томас. – Вы забываетесь! И чего это вы щупаете болезную? Мне нужно срочно пустить графине кровь!

– Не могу вам этого позволить, – я резко развернулась, остро посмотрев в глаза оппонента, привычно скрестила руки на груди и упрямо вскинула подбородок.

– Что вы себе позволяете? Я лекарь, много жизней спас!

– А если моя матушка понесла дитя? Я читала в какой-то книге, что в таком случае кровопускание опасно для жизни как матери, так и ребёнка.

Отец Томас со щелчком захлопнул рот, обрывая фразу на полуслове, его глубоко посаженные маленькие глазки суетливо забегали.

– Что здесь происходит?! – в дверях возник отец. Он цепко осмотрел нас всех, его серые глаза остановились на лежавшей ничком на кровати Джульетте. Я заметила в их прозрачной глубине тревогу? Надо же! Не показалось!

– Госпоже стало плохо, – вперёд вышла экономка, низко поклонилась хозяину и продолжила: – Мы её сразу же принесли в покои и вызвали отца Томаса.

– Ваша дочь полагает, что леди Джульетта в тягости, – подал голос священник. – Я в том могу убедиться, осмотрев её внимательнее и без посторонних.

– Непраздна? – ахнул граф, и такая надежда расцвела на его лице, и я мимоходом подумала, что ещё не всё потеряно.

– Вполне может быть, – закивал лекарь. – Потому кровопускание отменяется.

– Папа, – я внимательно посмотрела в лицо Мортимера, – нам нужно поговорить. А отец Томас пока пусть осмотрит матушку.

– Поговорить? – опешил граф.

– Да. Это очень важно!

– Загадками говоришь, дочка, – покачал он головой, ещё раз поглядел на жену. Отрывисто кивнул и приказал: – А ну, все на выход! Что столпились? Работы мало?

Пока слуги выметались вон, я наклонилась к матушке:

– Мама, ни в коем случае не давай священнику себя резать. На все вопросы о беременности отвечай положительно.

– Х-хорошо, – круглые глаза женщины о многом мне сказали. – Думаешь, я в положении? – одними губами.

Я лишь пожала плечами, но вслух своих сомнений не выразила. Просто сейчас выдвинутое предположение о её беременности нам только на руку – любой ценой нельзя допустить кровопускания.

– Мистрис Лили, погодите, – окликнула я экономку, которая замыкала выходивших за дверь. – Вы мне тоже нужны.

– Белла, становится интересно, – протянул Мортимер.

Плечи Лили напряглись, но она постаралась не показать вида, лишь кротко поклонилась.

Мы вышли в коридор, прикрыв дверь в опочивальню, где остались лекарь с Джульеттой.

Неподалёку стояло два рыцаря, явно ждавшие графа. Замечательно – мысленно потёрла руки в предвкушении.

– Папа, – ну что же, была не была! – Матушке стало плохо, потому что её отравили.

Мои слова как гром среди ясного неба буквально оглушили всех, кто стоял рядом.

– Ты знаешь, кто это сделал? – отмер граф.

– Мистрис Лили, проводите нас в свою комнату, – вместо ответа, я резко повернулась к ключнице. Женщина стала бледной, как полотно.

– Я-я… не понимаю, леди Изабелла.

– Веди! – прорычал Мортимер.

Мистрис ничего не оставалось – она зашагала в сторону лестницы.

За углом я заметила Данни. Девочка уверенно мне кивнула, значит, подельница экономки не успела ничего сделать.

Лили вставила ключ в замочную скважину, провернула и отошла в сторону.

– Не смей двигаться с места, – шепнула я ей, проходя мимо, следом за воинами. – Простучите все стены, ищите тайник.

Граф молча сел на скрипнувший под его весом единственный стул. В небольшой комнате экономки, расположенной на первом этаже замка недалеко от кухни, всё дышало строгостью и порядком. У узкой бойницы стоял тяжёлый сундук, где хранились личные вещи женщины. На крышке сундука лежали счётные дощечки, покрытые воском, и костяной стилос для письма. В углу пристроилась узкая кровать, застеленная грубым шерстяным одеялом.

– Пожалуйста, будьте уважительнее к чужим вещам, – попросила я, заметив, как один из воинов хотел выкинуть на пол платье Лили.

Ключница стояла в проёме едва дыша, но с каждой минутой, когда поиски так и не увенчались успехом, страх постепенно сменился уверенностью и самодовольством. А я расстроилась, на душе стало так муторно. Всё зря!

– Господин, ничего нет, – озвучил очевидное один из рыцарей.

Мортимер сидел, хищно прищурившись. Черты лица его обострились – этот человек прекрасно разбирался в человеческих душах и видел, что с Лили явно что-то не так.

– Полы простучите, – вдруг заявил он, Лили покачнулась, я едва успела её перехватить и не дать удариться о каменный пол…

Я, мистрис Лили, отец Томас и Нита стояли перед графом Элисоном, позади нас стеной замерла челядь и рыцари. И если я внешне была совершенно спокойна, как и Нита, то вот другие испытывали яркие эмоции: экономка – жуткий страх, настолько сильный, что она вся дрожала, будто в ознобе, а святоша торжествовал – а как же, к нему в руки скоро угодит несостоявшийся убийца, использовавший отраву.

– А теперь я жду объяснений, – граф, правитель этих земель, восседал на возвышении, и его хмурое лицо не предвещало ничего хорошего.

– Господин, – Нита низко поклонилась, – эта трава не растёт у нас. Я не ведаю о нём ничего.

– Зато я знаю, что это такое, – вперёд пружинисто шагнул священник. – Это растение носит название змеиный корень*. Если принимать его понемногу, смерть наступит далеко не сразу. Прежде человек будет до-олго страдать, а потом умрёт в муках.

– Хозяин! Я не хотела! – Лили бросилась вперёд, упала на колени и разрыдалась. – Это не я, это всё она. Она мне приказала! – И ткнула дрожащей рукой в мою сторону…

Прим. автора:

*Аристолохия (Aristolochia) в народе чаще всего называется кирказоном, змеиным корнем и т. д. Растение содержит аристолохиевую кислоту, которая обладает канцерогенным, мутагенным и нефротоксическим действием. Употребление его в пищу даже в виде отвара приводит к поражению почек – аристолохиевой нефропатии.

Глава 10. Зависть

– Я?! – вырвалось помимо воли.

Сердце замерло на мгновение, а затем рухнуло вниз, а после взметнулось к горлу, трепеща пойманной птицей. Вихрь мыслей закружился в голове, одна пронзила острее прочих: неужели Изабелла, чьё тело я заняла, могла пойти против родной матери? Но Джульетта всегда была добра ко мне, окружила заботой и лаской. И явно стояла на стороне дочери!

– Что?! – рык Мортимера слился с моим возгласом. Граф вскочил с кресла, возвышаясь над съежившейся Лили. – На конюшню мерзавку, что смеет порочить моё дитя! Выбить всю правду! – от его громового голоса у меня задрожали колени.

– Не л-леди Из-забелла, в-вы не та-ак п-поняли… – всхлипнула экономка, теперь указывая куда-то за мою спину.

Я зло прищурилась: миг назад ключница тыкала именно в меня, а теперь цель сменилась. Вот дура! Неужели она верила, что граф примет её ложь? Кто же так запугал несчастную, что она лишилась последнего разума?

Резко обернувшись, нашла глазами цель – в двух шагах, бледная как полотно, застыла… леди Элеонора!

Гувернантка, мигом всё поняв, пошатнулась, и она рухнула бы на каменный пол, не подхвати её кто-то из мужчин.

Мой взгляд заметался по взбудораженной толпе слуг и воинов в поисках Летиции, которая притаилась в дальнем углу, стараясь слиться с тенями.

– И Летиция тоже! – следом выкрикнула Лили. – Это она привозила змеиный корень всякий раз, возвращаясь из столицы!

Мортимер потемнел от гнева, светло-серые глаза заволокло чернотой, черты лица хищно заострились.

– Пошли все вон, кроме стражи и вас, – он грозно посмотрел на меня, ключницу, любовницу и гувернантку.

Разговор был долгим и неприятным. Леди Элеонору привели в чувство – грубо вылив на женщину ушат холодной воды. Мне на мгновение стало её чисто по-человечески жаль, но потом, когда я услышала правду… Грустно, когда в твоём собственном доме творится такое, а ты ни сном, ни духом.

Леди Элеонора, дочь барона Горвуда, жила в доме графа вот уже более десяти лет. Её отец погиб на войне, закрыв собой Мортимера. В благодарность граф забрал к себе возрастную дочь барона и пристроил к жене в помощницы. В итоге Элеонора стала заниматься воспитанием юных благородных девиц, каждый год приезжавших на земли Элисона.

– Я завидовала, – женщина говорила тихо, но с таким отчаянным душевным надрывом, что я ей верила: да, она завидовала Джульетте люто, всем своим существом! – У Джульетты было всё, о чём я могла лишь мечтать: богатство, привлекательность, красавец муж, ребёнок… А я? Наследница барона-нищеброда, который погиб, оставив своей семье одни долги… Когда я впервые увидела вас, господин, моё сердце дрогнуло. Но для вас я была лишь тенью, безликой служанкой, пусть и благородного происхождения.

Она судорожно вздохнула, сжимая побелевшими пальцами складки платья:

– Тогда я решилась… Забрала свою племянницу Летицию у её родителей, когда той исполнилось пятнадцать. Она молода, красива и обучена всем премудростям благородных девиц. Два года я вкладывала в неё всё, что знала сама. И когда представился случай… – её голос сорвался. – Я подстроила так, чтобы вы заметили Летти. Сначала планировала просто отдалить вас от жены, но потом… потом ненависть затмила разум.

В её потухших глазах вспыхнул лихорадочный блеск:

– Я тешила себя мыслью, что после смерти Джульетты вы возьмёте в жёны Летицию. А я… я навсегда осталась бы подле вас, пусть даже просто как тётка вашей новой супруги. Хоть какое-то подобие счастья.

Она ещё что-то говорила, а у меня на языке вертелись совершенно другие вопросы.

– Папа, – обратилась к отцу, когда злоумышленница сделала паузу, чтобы собраться с мыслями.

– Да, дочка? – посмотрел на меня граф.

– Позволь задать пару вопросов леди Элеоноре?

– Дозволяю, – коротко кивнул мужчина, устало откидываясь на высокую спинку своего кресла.

– Как давно вы травите мою маму? – поймав взор гувернантки, уточнила я.

– Год уж как, – спокойно ответила женщина.

– Неправильный ответ, – покачала головой я и, подойдя к ней ближе, настойчивее повторила: – Как долго вы добавляете в еду графини разные отравляющие тело травки?

– Я вас не пойму, леди Белла, – отшатнулась от меня Элеонора. – Я говорю правду!

– Допустим, змеиный корень и правда только год как.

С каждым моим словом лицо допрашиваемой становилось всё бледнее, даже губы потеряли яркость. Сколько Элеоноре лет? Ровесница Мортимера, может, чуть старше. Некрасивая и неприятная, напоминающая высохшую на солнце рыбину: длинная костлявая фигура терялась даже в плотно облегающем блио из серой шерсти. Платье, украшенное серебряной нитью по вороту и рукавам, лишь подчёркивало её болезненную худобу. Узкие плечи и впалая грудь придавали ей сходство с вешалкой. На длинном лице резко выделялся крючковатый нос, нависший над тонкими бледными губами, словно клюв хищной птицы; глубоко посаженные тусклые глаза бегали туда-сюда, высокий лоб прорезали глубокие морщины. Желтоватая кожа обтягивала острые скулы, делая их ещё более выпирающими. Седеющие волосы, собранные в тугой пучок на затылке, открывали большие уши и лишь подчёркивали общую угловатость её облика.

– Ах, я… – зашептала она, схватилась узкой ладонью за свою шею, будто задыхалась и выпучила глаза.

Краем глаза я заметила движение: отец покинул кресло и приблизился к нам, угрожающе нависая над трясущейся гувернанткой тёмной громадой.

– Говори… – одно слово, зато как произнесено!

– П-почти десять лет я подсыпала в вечерний отвар, предназначенный леди Джульетте, траву…

– Чтобы она не могла забеременеть, – договорила я, – так?

– Да… – одними губами.

И тут Мортимер не выдержал – его рука метнулась вперёд, и звук пощёчины эхом прокатился по залу. Голова Элеоноры дёрнулась в сторону, седые пряди выбились из тугого пучка, женщина не смогла удержаться на ногах и упала на пол. На её впалой щеке расцвёл багровый отпечаток графской ладони, гувернантка тихо протяжно заскулила от боли и вся сжалась в ожидании следующего удара.

– Если бы не мой долг твоему отцу, – тяжело роняя каждое слово, прорычал Мортимер, – мигом бы открутил голову и скормил псам! Но я чту память Джона, потому сегодня же ты отправишься в монастырь Уитби, – припечатал граф, – где сёстры соблюдают устав святого Бенедикта во всей его строгости. Там ты будешь вкушать лишь хлеб и воду, спать на голых досках и молиться от первой до последней службы.

От описанных перспектив Элеонора по-настоящему потеряла чувства.

Дальше допросили ключницу. Она давно пособничала гувернантке. Элеонора держала Лили на коротком поводке, раз поймав ту на воровстве.

– Три десятка ударов плетьми. Коли выживет, отправить в дальнюю деревню, пусть работает в поле, – ещё один приговор.

– А ты, – отец наконец-то обратил всё своё внимание на тихо стоявшую Летицию. – Ты знала, какую именно траву покупаешь? Для чего и для кого она предназначена?

– Тётушка говорила, что у неё болят ноги, и эта трава помогает ей снять боль, – прошептала девушка.

Я ей не верила, но Элисон уже поостыл, потому наказание для бывшей любовницы вынес максимально мягкое:

– Завтра отпишу герцогу Элейскому, ты отправишься к нему, и он выдаст тебя замуж за доброго рыцаря.

– Н-но… Господин! – вскричала Летиция, замечательная актриса, должна признать. – Я люблю вас! Я не смогу без вас жить…

– Уж как-нибудь справишься, – цинично усмехнулся Мортимер и сделал знак рукой своим рыцарям, чтобы увели женщин. – Что творилось у меня под носом? И как я не замечал?

– Бывает, – пожала плечами я забывшись.

– Что? – опешил граф.

– Мне нужно к матушке, худо ей, я должна находиться рядом.

– Да, ступай к ней, – кивнул отец. – А мне нужно побыть одному.

Глава 11. Благоденствие

Весенняя пора заливала средневековый замок теплом и светом. Хмурые каменные стены растворялись в жемчужном мареве, а зубцы на крыше словно окутались лёгкой дымкой. С первыми лучами солнца замковый двор оживал – слуги спешили по своим делам, стучал молотом по наковальне кузнец, чиня подковы для лошадей, орали петухи, кудахтали куры, гоготали гуси.

Ароматы весны врывались в высокие узкие окна покоев: тонкие запахи свежей зелени, цветущей яблони и нежное благоухание первоцветов. В графском зале на деревянных столах уже появились первые весенние угощения: сочные кусочки отварной рыбы, хлеб с козьим сыром, и ароматные травы, собранные в замковом огороде.

Природа расцветала, даря надежду на скорый приход лета и благоденствия.

И вся эта красота была для кого-то, только не для моей новой мамы, принявшей перемены дочери после её инициации легко и без подозрений.

Я полюбила эту спокойную женщину, она стала мне родной в этом странном чуждом мне мире.

С промыванием желудка я безбожно опоздала – яд Джульетта выпила на рассвете, а мне о том доложили лишь после полуденной трапезы. За эти семь часов вещество успело полностью впитаться в кровь.

Сейчас я бы отдала половину своей жизни за банальный физраствор, чтобы поставить капельницу матушке.

В течение нескольких часов мы отпаивали Джульетту настойкой из коры дуба – Нита твердила, что это поможет нейтрализовать яд, попавший в организм женщины. А я молчала, понимая, что нет не поможет.

И вместо того, чтобы сидеть у кровати, уснувшей беспокойным сном, графини, я решила занять голову и руки созданием активированного угля. На помощь мне пришли Агнеса и маленькая Данни.

– Итак, Данни, собери мне сухих веток. Только смотри, чтобы не было гнили или плесени. Понятно?

– Да, госпожа! – кивнула девочка и испарилась выполнять поручение.

– Агнес, отыщи глиняный или железный сосуд с крышкой. Нужен такой, чтобы плотно закрывался и выдержал сильный жар.

– Знаю, где взять, я мигом, хозяйка! – поклонилась помощница.

Не прошло и четверти часа, как девушки вернулись с затребованным. Мы тщательно очистили древесину от коры, измельчили её на мелкие куски и поместили в глиняный сосуд. В крышке горшка я проделала небольшое отверстие размером с мизинец – достаточное, чтобы выходил дым, но не настолько большое, чтобы внутрь проникало много воздуха. Края крышки плотно прижала к горшку и замазала глиной, оставив лишь то самое отверстие сверху. Убрали сосуд вглубь кухонной печи, где огонь горел жарче всего.

Главная кухарка не смела ворчать, но её недовольное лицо о многом мне сказало. Я игнорировала её взгляды, никак не объясняя свои действия.

– Сначала из отверстия пойдёт белый дым, – проинструктировала я помощниц. – Когда он станет синеватым и почти прозрачным, сразу вынимайте горшок и заткните дырку влажной глиной. А пока сядьте на лавку и наблюдайте, глаз с сосуда не спускайте!

– Поняли, госпожа! – почти хором отозвались служанки.

– А вы спокойно готовьте дальше, – обернулась к поварихе. – Места в очаге хватит с лихвой на всех. Главное, не гасите огонь. Я пойду к матушке, позовёте меня, когда изымете горшок из печи.

– Всё сделаем, леди Белла, – кивнула Агнес.

Я же поспешила к маме. Была маленькая надежда, что уголь поможет. Обязан!

Отца Томаса в замке не наблюдалось, как мне доложили – его вызвали в соседний замок, какого-то графа. Насколько я поняла, лекарь не был постоянным жителем на землях Элисонов, он оказывал услуги сразу нескольким именитым семействам. Хорошие целители тут были наперечёт. А я тихо порадовалась, что назойливый святоша не будет путаться под ногами с пиявками в одной руке и ножом для кровопускания в другой. И с клизмой в зубах, м-да. Я нервно хихикнула. И тут же тряхнула головой, отгоняя дурацкую картинку, возникшую в воображении. Меня по-настоящему потряхивало и колотило, настолько я извелась от переживаний за ставшего мне родным человека.

Войдя в комнату Джульетты, обнаружила там Мортимера, сидевшего в кресле подле кровати. Он держал тонкую кисть жены и смотрел в её бледное лицо с непередаваемым выражением… вины.

– Прости, папенька, что помешала, – негромко сказала я. – Зайду попозже.

– Нет, проходи, – откликнулся он. – Я пойду. Герцог вызывает к себе, нужно непременно быть. Вернусь завтра поутру… Этот святоша уехал так невовремя! Вся надежда на травницу. Скажи ей, коли она вытащит Джульетту золотом осыплю, до конца жизни ей хватит.

Граф прижался губами к внутренней стороне ладони супруги и, резко встав, вышел прочь. Ничего мне более не сказав.

– Интересно, он хоть что-то понял? – пробормотала я под нос и подошла к матушке.

Прекрасное лицо Джульетты стало неестественно бледным с землистым оттенком, черты лица заострились, светлые волосы, когда-то струящиеся золотыми волнами, потеряли свой былой блеск.

Обладая таким внушительным багажом знаний, сейчас я оказалась совершенно бессильна. И эта беспомощность злила! Время неумолимо бежало, утекая словно песок сквозь пальцы, а я могла лишь наблюдать, как жизнь мамы угасает на моих глазах.

Где же этот чёртов дар?! Почему он не просыпается, когда так нужен?!

Стараясь сдержать всхлип, с затуманенным слезами взором, села в кресло и начала… молиться.

Не знаю, сколько времени прошло, дверь скрипнула и меня окликнули:

– Леди Изабелла, мы вынули горшок.

– Агнес, – я подняла тяжёлую голову, в висках противно стучали молоточки, – вынесите сосуд во кладовую, нужно, чтобы он полностью остыл.

– Поняла, – кивнула женщина и закрыла за собой дверь.

– Милая, – донеслось до меня со стороны кровати.

– Мамочка! – я метнулась к ней. – Как ты себя чувствуешь? – облегчению не было предела. – Тебе нужно выпить вот это. Нита скоро вернётся с новой настойкой.

– Ты что, плакала? – заметила она мои красные глаза и нос. – Не плачь, доченька. Чему быть, того не миновать. Значит, судьба у меня такая.

– Н-не говори так, – прошептала я, – вот, прими лекарство, – стараясь не разреветься снова, я взяла со стола кружку и помогла ей сделать пару глотков.

– Какая горькая жуть, никак не привыкну, – выдохнула матушка, откинулась на подушки и устало прикрыла веки.

К вечеру того же дня активированный уголь был полностью готов. Когда горшок достаточно остыл, я разломила получившееся чёрное сырьё на мелкие части, на глаз отмерила нужное количество и заставила маму всё это проглотить.

– Что это такое, Белла? – морщась, она положила первый кусочек в рот и запила водой.

– Это активированный уголь, он поможет вывести из твоего тела яд.

Послушно съев сорбент, она удивлённо пробормотала:

– На вид страшный, а на вкус пресный.

На следующее утро, когда первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет, Джульетте стало лучше. Она даже нашла в себе силы выпить бульон и поговорить со мной почти час. Вернувшийся с опозданием отец, сменил меня у постели больной, и я оставила их наедине.

А ночью меня разбудила Агнес:

– Госпожа! Леди Джульетте плохо!

Я легла спать в платье, чтобы быть готовой в любой момент покинуть комнату, потому без проволочек на переодевание вылетела вон и побежала по коридору.

В покоях мамы находился Мортимер, он тоскливо посмотрел в мою сторону и, посторонившись, шепнул:

– Попрощайся, – после чего тихо вышел из помещения.

Отчаянно пытаясь спасти жизнь матери, мы с Нитой сначала прибегли к использованию настойки коры дуба, затем добавили активированный уголь. Всё в комплексе помогло, принеся больной первоначальное облегчение. Уголь вытянул какую-то долю ядовитых веществ из ослабленного организма. В итоге графиня почувствовала прилив сил. Но, увы, кратковременный.

Однако коварный яд змеиного корня нанёс серьёзный, необратимый урон её почкам. Эти жизненно важные органы не смогли полностью справиться с выведением токсинов, и последняя доза отравы стала фатальной.

Матушка оказалась настолько истощена и ослаблена, что её организм просто не смог противостоять губительному воздействию аристолхиевой кислоты. Увы, в условиях Средневековья, даже применение проверенных народных методов не могло обеспечить Джульетте необходимую жизнеспособную поддержку её страдающим почкам.

– Ма… мамочка! – просипела я, рухнув на колени перед ложем. Обхватила её ледяную руку.

Я видела, как постепенно краски сходят с лица Джульетты, как под глазами обозначились тёмные тени.

Слёзы потекли по моим щекам, но я не обратила на них внимания.

Матушка, единственный человек, принявший меня в этом мире без всяких подозрений, умирала.

Так и не придя в себя, она сделала последний судорожный вдох и застыла.

А я словно заледенела вся, внутри и снаружи.

Холод потери сковал члены, а в голове билась мысль, становясь всё громче, оглушая!

Там, далеко-далеко, в другом мире я не смогла спасти свою маму. Я не успела! И здесь я не успела!

И такая буря взметнулась в душе, вьюгой завыли чувства, что, казалось, разорвут изнутри. Отчаяние, боль и гнев слились в единый вихрь, и что-то древнее, спящее доселе, пробудилось в крови. Горечь потери обратилась в силу – дикую, необузданную.

Воздух вокруг сгустился, затрещал от напряжения. Кончики пальцев закололо, словно тысячи ледяных игл пронзили кожу. Я распахнула рот в беззвучном крике, чувствуя, как древняя мощь заструилась по венам, ища выход.

С трудом совладав с собой, подняла глаза и увидела Джульетту насквозь: как густая тьма заполнила её тело, концентрируясь в районе почек и печени…

И время застыло.

В ушах звенела тишина, прерываемая лишь гулким стуком моего сердца.

А потом… я дала себе волю!

Из груди вырвался крик, и комнату заполнило серебристое сияние, исходившее от моих рук.

Сила хлынула наружу ослепительным потоком. Ледяные кристаллы закружились вокруг, повинуясь моей воле, моему отчаянному желанию всё исправить! Магия, рождённая потерей, не ведала преград.

То, что пряталось глубоко внутри, то, о чём я даже не подозревала, теперь вырвалось на свободу.

И в этот момент я поняла: больше никогда, никогда не позволю смерти забрать тех, кого люблю.

– Живи, мамочка. Ты должна жить! – выдохнула я одними губами и прижала горящие огнём ладони к груди бездыханной женщины…

Глава 12. Сражение

Интерлюдия

Сумерки уже окутали замок, когда Нита закончила варить настойку. В коридорах слуги зажгли факелы, и их неровное пламя отбрасывало причудливые тени на каменные стены. Дождавшись, пока целебное зелье чуть остынет, она поспешила из кухни в покои госпожи, стараясь не расплескать драгоценное снадобье.

Весь день она металась между очагом и комнатой леди Джульетты. Лекарка сильно переживала за хозяйку: ни один человек за всё время не видел от неё ничего плохого. Графиня всегда была справедлива и даже чрезмерно добра. Её ценили все – от крестьян до мастеровых и рыцарей. Травница видела, как жители городка ходили в церковь помолиться за любимую леди Джульетту.

Также она с любопытством наблюдала за тем, что делали леди Изабелла и её служанки. И тихо про себя удивлялась: откуда взялись эта решимость, порывистость, а главное – знания у прежде тихой, послушной дочери Мортимера?

Нита вышла из коридора в общий зал и чуть не натолкнулась на отца Стефана.

– Святой отец! – слегка поклонилась женщина, прижимая к груди тёплый кувшин с настойкой. От Ниты исходил приятно-пряный травяной аромат, составлявший резкий контраст с запахом ладана, коим всегда был окутан священник.

– Ничего-ничего, – прищурил старик свои блекло-голубые глаза, в глубине которых читалось плохо скрываемое презрение к «ведьминским отварам», как он называл лекарства травницы. Его чётки тихо звякнули, когда он отстранился от спешащей женщины. – Ты куда так спешишь, дочь моя?

– В покои госпожи. Худо ей, а целебная настойка почти закончилась, вот новую приготовила.

– Уж, скорее всего, не понадобится графине твоё лекарство, – поморщился священник. – Она вот-вот Богу душу отдаст. За сим лорд Элисон и послал за мной.

– Как?! – ахнула Нита, подхватила юбки и стремглав бросилась к лестнице. Отец Стефан лишь осуждающе цокнул ей вослед, затем не спеша пошёл следом. Ноющие от артрита суставы не позволяли ему двигаться быстро.

А травница мыслями уже была там – в опочивальне графини. Рядом с плотно закрытыми дверями стояли слуги: Агнес, Ролана, рыцари. Чуть в отдалении застыл сам граф Мортимер. Владетель стоял, сцепив руки за спиной и глядя в виднеющееся в узкое окно ночное небо.

– Пропустите, – выдохнула, чуть запыхавшись, Нита. – Я настойку принесла.

– Там леди Изабелла. Хозяин приказал не беспокоить и дать дочери попрощаться с матерью.

– Я только кувшин занесу, вдруг лекарство нужно?

Нолан чуть поколебался, оглянулся на повелителя – тот даже головы в их сторону не повернул – и, сомневаясь, всё же согласно кивнул.

– Только тихо! – предупредил он и посторонился.

Нита, подойдя почти вплотную к двери, прислушалась – по ту сторону было тихо; чуть помедлив, целительница толкнула створку, та с едва слышным скрипом приоткрылась. Женщина заглянула в комнату и почти сразу нашла глазами молодую хозяйку, сидевшую на коленях с правой стороны кровати.

Просочилась в помещение, при этом стараясь быть как можно бесшумнее. Поставила кувшин на стол и собралась было уйти, как вдруг что-то необычное заставило её замереть на полушаге. В воздухе разлилось странное напряжение, от которого волоски на руках встали дыбом. Повернувшись к ложу графини, Нита увидела то, что заставило её застыть изваянием – светло-голубое свечение, струившееся из ладоней Беллы, окутывало леди Джульетту с ног до головы.

Открыв рот, знахарка едва удержала потрясённое восклицание. На непослушных ногах тихо обошла кровать и всмотрелась в лицо юной госпожи. Глаза Изабеллы были плотно закрыты, по её алебастровым щекам не переставая текли крупные слёзы.

– Живи… – донеслось до слуха Ниты едва слышное бормотание, и тут же завораживающее мерцание исчезло, а девушка, покачнувшись, распласталась на помосте, на котором стояла кровать.

Тут дверь резко распахнулась, и в комнату вошёл хозяин земель и священник Стефан.

– Что тут случилось? – пробасил Мортимер, быстро подошёл к дочери и подхватил на руки.

– Она упала без чувств, – ответила травница, отмирая, – наверняка переволновалась, бедняжка.

– Леди Джульетта ещё дышит? – подал голос святоша. – Надо бы попробовать её разбудить, чтобы провести все положенные ритуалы*.

Граф же, прижимая к груди Беллу, смотрел на жену и не мог поверить глазам: Джульетта едва заметно, но дышала. Её бледные щёки медленно наливались румянцем, а дыхание становилось всё ровнее и глубже.

– Ещё жива, – выдохнул он с трепетной надеждой в голосе. – Питер! – кликнул одного из рыцарей. – Отнеси леди Изабеллу в её покои. Агнес, сопроводи и позаботься о госпоже. Нита, останься.

Беллу унесли. Травница же смотрела ей вслед.

«Госпожа Изабелла, я вас не выдам. Никто и слова от меня не услышит о вашем даре. Эту тайну я заберу с собой в могилу», – поклялась она про себя, чувствуя, как внутри растёт благоговейный трепет перед юной колдуньей.

***

Первое, что я почувствовала, – тепло солнечного луча, который нежно целовал мои веки. В полудрёме я слушала, как за окном просыпается мир: вот чирикнула первая пташка, ей отозвалась другая, и вскоре целый птичий хор приветствовал рождение нового дня. Постепенно нарастал шум пробуждающегося ото сна замкового двора. Привычные звуки. Вот только я чувствую себя странно, не так, как всегда.

Приоткрыв глаза, залюбовалась тем, как играет свет на стенах моей комнаты. Пылинки, видимые в золотистых лучах, медленно кружились в своём бесконечном вальсе.

Воздух, свежий и прохладный, наполненный весенними ароматами, наполнил грудную клетку.

В такие моменты время, кажется, течёт иначе – медленно и вязко, как мёд, позволяя в полной мере насладиться каждым мгновением этого волшебного перехода от ночи к дню. Реальность и остатки сна переплетаются в причудливый узор, создавая то особое состояние души, когда весь мир кажется добрым и полным удивительных возможностей.

Я лежала, впитывая каждой клеточкой тела это умиротворённое состояние между сном и явью, когда вчерашние заботы ещё не обрушились на измотанную душу, а новый день ещё только-только начинает писать свою историю чистыми красками рассвета.

Выдохнула. Снова закрыла глаза. Прислушалась к себе.

Во мне плескалась сила, золотистыми искорками текла в крови. Это была та сама колдовская энергия, подаренная мне этим миром. Вот только как ей пользоваться, я пока и понятия не имела.

Но сейчас это всё неважно…

Главное другое… Я вернула маму в царство живых!

Я видела острые антрацитовые когти Смерти, тащившие душу Джульетты во тьму. При одном воспоминании меня пробил озноб – жуткие ощущения и зрелище.

На самом деле это было самое настоящее сражение! Но голой силой отогнать Костлявую не вышло бы, я точно это знала – откуда, не ведаю. Потому поступила так, как умела. Правильно!

Схватила душу Джульетты одной рукой, удерживая её в теле, другой бахнула по остановившемуся сердцу, запуская его бег. А затем приступила к исцелению…

Я «видела» внутренним зрением, как моя магия потекла по венам больной, устремившись к органам детоксикации, чтобы нейтрализовать ядовитые вещества. Моя сила достигла нефронов – крошечных фильтров жизни, и потоки целительной энергии медленно, но верно восстановили и нормализовали их функции. Вскорости способность почек фильтровать кровь полностью восстановилась. Я чувствовала, как наладилась реабсорбция, возвращая почкам их жизненно важную роль.

Затем моё внимание переключилось на печень. Токсины создавали нагрузку на гепатоциты, работавшие на пределе своих возможностей, пытаясь обезвредить вредные вещества. Направив в них поток силы, я помогала снизить воспаление в тканях печени. Магия действовала как идеальный гепатопротектор, поддерживая метаболические процессы без побочных эффектов. Под моим контролем улучшалась функция печени, способствуя общей детоксикации организма. Особое внимание я уделила улучшению кровоснабжения органа. Магия стимулировала микроциркуляцию в синусоидах, активизируя обменные процессы в гепатоцитах. Тёплые потоки силы коснулись сосудов, способствуя эффективному притоку крови и оптимизируя метаболизм.

Капля за каплей я вливала жизненную энергию в повреждённые органы. Со временем бледность кожи матушки сменилась здоровым румянцем, дыхание стало глубже и ровнее.

Последним этапом я направила свою колдовскую силу на поддержку естественных регенеративных процессов организма.

С каждым мгновением жизнь возвращалась в измождённое тело матушки, а когтистые пальцы смерти всё ослабляли и ослабляли хватку, пока наконец не отпустили свою добычу.

«Я жду новой встречи, дитя. Это была славная битва», – услышала я пробирающий до мозга костей потусторонний шёпот всемогущей сущности…

Тут моего слуха коснулось шуршание. Я быстро открыла глаза и увидела Агнесу – та, потянувшись, сладко и широко зевнула, повернулась в мою сторону и так и застыла.

– Ой! Госпожа! – и, захлопнув рот, вскочила на ноги. – Вы пришли в себя! Радость-то какая!

– Доброе утро, – кивнула я, медленно села, нигде ничего не болело, я чувствовала себя просто прекрасно. – А почему радость? И как моя матушка?

– С леди Джульеттой всё обошлось, – улыбнулась служанка, подходя ко мне, чтобы помочь подняться. – Она порывается встать и навестить вас, но хозяин не разрешает ей. Говорит, чтобы она прежде полностью оправилась. Даже стражу приставил, так хозяйка к вам рвалась. А вот вы сутки не приходили в себя. Спали так, что добудиться никто так и не смог. Кабы не румянец на щеках и глубокое дыхание, то мы бы подумали, что вы забрали хворь старшей госпожи себе, – тараторила женщина, подавая мне обувь – туфельки из мягкой, отменно выделанной кожи.

– Надо же. Видать, я сильно переволновалась.

Как я потом узнала, никакого шума из покоев Джульетты, когда я осталась с ней наедине, не было. Никакого света из окна не прорвалось. И это чрезвычайно меня удивило! Объяснений было множество и все они подходили, поскольку ранее я не встречалась с чем-то сверхъестественным настолько явно. Долго ломать голову над тем, почему никто не услышал мой полный боли и отчаяния крик не стала. И без того хлопот полон рот!

Лишь Нита, пришедшая ко мне вечером, чтобы проверить, как я себя чувствую, странно косилась, но и только. В её взгляде читалось что-то среднее между благоговением и материнской заботой.

Глава 13. Последствия

Я ощущала растерянность. Чувство странное и непривычное. Магия. Что это такое? Как к ней подступиться? Я человек науки, совершенно далека от чего-то сверхъестественного.

И пусть я не понимала, что и как делать с обретёнными силами, но всегда верила в…

В чудо.

Может быть, именно поэтому я и выбрала профессию врача? Ох, не знаю.

Опустив голову на прохладную столешницу, прижалась к ней левой щекой. Вдохнула и медленно выдохнула.

Каждый день врачи творят маленькие чудеса, и не только в операционной. Каждый спасённый человек – это победа! В моей практике хватало случаев, когда пациент, казалось бы, безнадёжный, вдруг шёл на поправку. Разве это всё не магия? Когда под твоими руками разорванные ткани срастаются, когда остановленное сердце вновь начинает биться, когда угасающая жизнь возвращается – разве это не чудо?

Но теперь… Теперь всё по-другому. Эта сила внутри меня – она другая. Живая, пульсирующая, как второе сердце. Она просто есть. И я должна научиться с ней жить, понять её природу.

Возможно, граница между наукой и магией тоньше, чем мы думаем? Возможно, то, что мы называем магией, – просто наука, которую я пока не могу объяснить? Как врач, я знаю: каждое открытие в медицине когда-то казалось невозможным. Каждый прорыв начинался с чего-то необъяснимого.

И сейчас, стоя на пороге чего-то неизведанного, я чувствую не только страх. Я чувствую трепет. Восхищение. Готовность учиться заново. Ведь чудеса случаются не вопреки науке, а благодаря нашей готовности принять неизвестное.

Я повернула голову в другую сторону, чтобы прохлада дерева сняла жар и с левой щеки тоже.

И вот мне интересно, требует ли моя сила скальпеля и швов? Это я узнаю лишь на практике.

Тут нет школ магии, нет никаких академий. Но точно есть Святая Инквизиция. Если кому-то будет плохо, смогу ли я просто пройти мимо?

Вдох-выдох.

Приподняла тяжёлую голову и посмотрела в зеркало напротив.

– Ну что же, Ирина Михайловна, – прошептала самой себе, – как-то будем выкручиваться. Жизнь ведь она такая, непременно заставит выбирать.

Прошло трое суток после того, как я вылечила Джульетту. В день моего пробуждения, ближе к обеду, меня навестила мама.

Я только закончила трапезничать, как дверь тихо скрипнула, и в комнату вошла графиня.

– Милая, я ненадолго, – воровато оглянувшись, прежде чем закрыть дверь, оповестила она. – Мне удалось отделаться от сэра Нолана, но думаю, он быстро раскусит мою хитрость, – женщина буквально подбежала ко мне – легко и свободно. – Как ты? – глаза, полные тревоги, заглянули мне в лицо. – Ты хорошо поела?

– Мамочка, я в порядке. Не волнуйся так. Ты сама как?

– Очень хорошо! Давно не ощущала такой прилив сил и желания что-то делать. Встаю легко, иду – лечу. Ем с удовольствием! Даже по нужде, – понизила голос, – теперь не в тягость, никакой боли! Но не обо мне сейчас речь.

Она села на соседний стул, обхватила мои ладони своими и сжала.

– Зачем ты это сделала? – и смотрела на меня так… пронзительно. Сожаление и благодарность – всё смешалось в её взоре.

– Иначе, матушка, нельзя. Ты – моя жизнь, – ответила я, как действительно чувствовала. И что-то внутри меня с этим было совершенно согласно. Эмоции, схожие с моими, но мне не принадлежащие. Неужели отголоски прежней Изабеллы? Кто его знает.

Джульетта тихо всхлипнула и порывисто меня обняла.

– И ты моя, Белла, – шепнула в ухо. – Я видела тьму, и, кстати, она не была такой уж плохой, – вдруг добавила она. – А потом яркий свет выдернул меня из тёмного холодного ничто и вернул туда, где больно. Страшно больно. Но боль со временем прошла.

Я внимательно слушала рассказ графини и делала выводы.

– Помнишь главное правило? Если ты решила вернуть почившего из-за грани, чем это для тебя обернётся? – вдруг спросила она.

Тут в дверь требовательно постучали. Джульетта мигом подобралась.

– Госпожа! Я знаю, что вы там. Прошу вас, выходите. Иначе господин осерчает, – донеслось до нас скорее просящее, нежели требовательно.

– Я пойду, не то Мортимер может расстроиться. Я обещала ему, что ещё денёк проведу в постели, – на лице мамы появилось самое мечтательное и влюблённое выражение, какое только возможно. – Он попросил прощения, – доверительно добавила она. – А я ведь столько лет жила с чувством вины. Осуждала себя, что так больше и не смогла родить.

– Мамочка, ты вообще ни в чём не виновата, – я заключила её в объятия. – Поверь мне, отныне всё будет хорошо. Но ты отцу скажи… Много чего скажи и не бойся выразить свои мысли. Он тебя не тронет. Я не помню, какой у папы характер, но по увиденному могу сделать вывод, что кормилец наш вполне адекватный человек.

– Да, он хороший. И да, ты права, в этот раз я не смолчу, – решительно кивнула графиня.

– Леди Джульетта! – послышалось из-за двери.

– Иду! Подожди немного! – громко откликнулась она. – Белла, милая, завтра ты будешь чувствовать себя нехорошо. Но это состояние пройдёт быстро. Смерть не ушла без добычи, – одними губами добавила она. – И странно, что ты смогла ей противостоять в твоём-то возрасте… Но мы ещё поговорим об этом. Позже.

И вот мне плохо. Бросает то в жар, то в холод. С раннего утра мучает дикая жажда. Я не придала тогда словам матушки большого значения, и вот они вспомнились. И ещё кое-что – шёпот, тот самый, пробирающий до мозга костей.

«Я жду новой встречи, дитя. Это была славная битва».

А ведь Костлявая ушла довольной. Она чуть ли не мурчала от удовольствия.

И тут же припомнились слова Джульетты: «Ближе к тридцати годам в тебе разовьётся редчайшая способность. Ты научишься возвращать умерших с того света».

– Но мне нет тридцати! – резко сев на стуле, натуральным образом возмутилась я. А потом ка-ак вспомнила! – Но моей душе далеко не семнадцать. Может, этот факт и повлиял? Получается, Смерть оттяпала у меня несколько лет жизни?

Озарение пришло с запозданием, хотя и Джульетта недвусмысленно заявила:

«И странно, что ты смогла ей противостоять в твоём-то возрасте».

– Блин блинский, – отёрла бисеринки пота, выступившие на лбу, медленно встала и побрела к кровати.

Во дворе замка послышалось оживление – народ проснулся и принимался за работу.

Я же растянулась на прохладной постели, тяжёлые веки сами сомкнулись.

Проспала до самого утра следующего дня. Не слышала ни того, как заходила Агнес, ни тренировку воинов отца – стук деревянных мечей доносился даже до моих покоев.

Проснулась как-то резко: хоп – и открыла глаза.

Прислушалась к себе. Жара нет, озноба нет. Суставы не ломит, голова не болит.

Выдохнула с облегчением и встала. Огонь в камине едва тлел, по помещению струилась утренняя прохлада. Сделав дела в уборной, вернулась в комнату, и тут голос подал жаждущий пищи желудок: бурр-бурр.

Дёрнула за верёвку, вызывая служанку и села в кресло в ожидании помощницы.

«Сколько же ты у меня забрала?» – билось в голове.

Агнеса пришла ко мне через четверть часа с тяжёлым подносом в руках.

– Ваша матушка просила передать, что зайдёт к вам попозже, и вы вместе с ней отправитесь в церковь. Отец Стефан примет у вас исповедь, а затем отслужит благодарственный молебен.

Да уж, не было печали, как говорится.

– Леди Джульетта полностью поправилась, вы пришли в себя. А то от волнений вас что-то сильно подкосило. Надобно за то поблагодарить Бога, – и размашисто перекрестилась. Немного не так, как я привыкла, но очень похоже.

– Хорошо, – кивнула я и приступила к завтраку – терпеть спазмы желудка больше не было сил.

А потом служанка помогла мне переодеться.

Мы с матушкой надели длинные платья из тёмной шерсти и накрыли головы белыми льняными покрывалами, закрывающими волосы и плечи – появляться в церкви с непокрытой головой считалось неприличным для женщины любого сословия.

Каменная церковь встретила нас прохладой, полумраком и запахом ладана; лишь редкие лучи утреннего солнца пробивались сквозь узкие окна, освещая клубы дыма от свечей.

В дальнем пределе церкви, где принимались исповеди, я опустилась на колени подле сидящего отца Стефана и призналась в пропуске служб из-за болезни. О своём даре я, естественно, умолчала, но вынужденная ложь всё же неприятно бередила душу. Отец Стефан слушал, благостно кивая, но его внимательные глаза, казалось, пытались проникнуть в самую душу – от этого пристального, полного подозрения взгляда священника по спине то и дело пробегал холодок.

Глава 14. Будни

– Каждый раз берёт по-разному, – Джульетта нервно теребила кружево на рукаве, делясь со мной знаниями, полученными от своей матери. – Матушка говорила, что чем дольше человек пробыл там, за гранью, тем больше сил требуется, чтобы его оттуда вывести. Лечить тело без души бессмысленно. – Она невесело усмехнулась. – Мама рассказывала, что только после того, как дух вернётся, можно искать причину, отчего человек умер, и устранить её (причину).

Порыв ветра растрепал волосы Джульетты, и она, машинально заправив выбившуюся прядь за ухо, замолчала. Её взгляд скользил по зеленеющим лугам, по согнутым спинам крестьян, словно она искала в этой привычной картине ответы на какие-то свои вопросы.

– Был случай, – её голос дрогнул, – когда сердце запустили, а душу вернуть позабыли. – Джульетта передёрнула плечами, будто от холода. – Вот и получилось, что вроде человек живой, а на деле пустая оболочка, которую надо кормить, ухаживать. Сосуд без мыслей и желаний.

Я внимательно слушала её рассказ, невольно возвращаясь мыслями к недавнему спасению графини. В груди разливалось тепло от осознания: то, к чему ведьмы из семьи Джульетты пришли со временем, я сделала по наитию. И сделала правильно.

– Может, года три она у тебя украла, – прошептала матушка, она резко отвернулась от пасторального вида и впилась в меня тревожным взглядом. – Если использовать такую свою способность слишком часто, однажды ты уснёшь и не проснёшься.

Холодок пробежал по спине от её слов. Да что там – я и без того была напугана сверх всякой меры. Как помогать страждущим, если с одной стороны костёр? С другой стороны… тоже костёр! И батоги, да ими бьют ведьм, чтобы они перед смертью прочувствовали весь калейдоскоп острых ощущений, ведь сжигания заживо маловато будет!

– Потому старайся лечить тех, кто ещё дышит. Не геройствуй.

– Мамочка, – голос предательски дрогнул, – я хочу жить. Но с не меньшей силой лечить. И как же быть? Ведь когда-нибудь меня поймают, – последние слова я почти прошептала.

Джульетта взяла меня за руки, её пальцы были прохладными, но удивительно успокаивающими.

– Я долго думала над нашей ситуацией. Размышляла о твоей судьбе. Милая, – она грустно вздохнула, крепче сжимая мои ладони. – Уезжать тебе из королевства надо. Из нашего. Но пока ты не можешь этого сделать. Отец не позволит. – В её глазах появился хитрый блеск. – Вот если бы ты нашла в столице заморского жениха, именитого, богатого, то тут возможны варианты… А с Мортимером в таком случае я поговорю. Он тебя любит, препятствовать счастью не станет.

– Но ему нужен наследник, – кивнула я, и вдруг улыбка сама собой растянула губы. Я посмотрела на Джульетту внимательнее и заговорщически добавила: – Я не только почки тебе вылечила. Я поправила у тебя вообще всё.

– Как всё? – она застыла, широко распахнув глаза.

– Мам, ты вполне сможешь зачать и выносить здоровое дитя. Родить без осложнений. – Я сжала её руку. – Только не пускай к себе во время родов отца Томаса. Пусть Нита будет рядом с тобой. Я ведь буду далеко.

Джульетта судорожно смяла подол платья, пытаясь совладать с эмоциями.

– Если вдруг, – её голос зазвучал хрипло, – я стану непраздна, то отпишу тебе мигом. Ежели получится, приедешь аккурат к родам. Но велик шанс, что принцесса тебя от себя не отпустит. Слухи ходят, капризна Её Высочество сверх всякой меры. Стервозна.

– Я предполагала всё это.

– Откуда? – удивление в её голосе было искренним.

– Когда человек растёт в роскоши и вседозволенности, когда он может решать, какова будет судьба того, кто ниже по положению, то чаще всего такие люди не самые приятные.

– Точно. Но бывают ведь и исключения. Например, мы с тобой, – тихо рассмеялась женщина и мягко меня обняла. В её объятиях было тепло и спокойно. – На исповеди я смолчала о твоём даре, пусть меня простит Господь, но я всем сердцем знаю, что поступаю правильно. И никто меня не убедит в обратном…

Дни побежали друг за другом, сливаясь в однообразную вереницу. Из замка я могла выехать на прогулку только в сопровождении стражников и всегда с дуэньей – молчаливой Мари, старшей из воспитанниц леди Элеоноры. Она держалась тихо, но я часто ловила на себе её внимательный, изучающий взгляд.

Касательно бывшей гувернантки – её давно выслали куда подальше. В монастырь с очень жёсткими порядками, в нём мало кто выживал. И мне было её совершенно не жаль. Она получила ровно то, что заслужила. Честное слово, без троицы злоумышленниц в замке стало легче дышать.

С дозволения графа я навещала Ниту и училась у неё разбираться в травах. Эти драгоценные два часа через день были отдушиной в моей размеренной жизни. Мы бродили по лесу в разное время суток – то на рассвете, когда трава ещё блестела от росы, то в полдень, когда солнце заливало поляны золотым светом, то на закате, когда некоторые травы раскрывали свои особые свойства.

Нита учила не только различать растения, но и чувствовать их силу, понимать, когда и как их собирать, как сушить, что пригодно к использованию: вершки, корешки или всё вместе, а что нет.

Я мотала на ус. И однажды всё же не выдержала и спросила:

– А могу ли я сделать заказ замковому или деревенскому кузнецу, чтобы мне смастерили кое-что?

Нита насторожилась, оторвавшись от сбора цветков зверобоя:

– А что именно тебе надобно?

– Вот такой нож, – я достала припрятанный пергамент и уголёк, нарисовала скальпель. – И вот такие две иглы. Вообще, с ними желательно обратиться к мастеру ювелирных дел, но у нас ювелиров не водится.

Лекарка бросила быстрый взгляд на набросок, нервно прикусила губу и решительно покачала головой:

– Даже и не думай с чем-то подобным соваться к кузнецам. Они оба сильно верующие люди.

– Фанатики?

– Не знаю такого слова, – она огляделась по сторонам, хотя стража ходила в отдалении, а компаньонка послушно ждала в карете. – Но оба пойдут и всё выложат отцу Стефану. После чего тот непременно начнёт тебя донимать, даже пошлёт письмо в Святую Инквизицию. Те явятся и начнут рыть землю носом. Побереги себя. Не стоит поступать опрометчиво. А вообще все и горожане, и крестьяне докладывают отцу Стефану на исповеди всё, каждое мелкое прегрешение и слухи. Имей это в виду, – наставница говорила так тихо, что я едва различала слова.

– Хорошо. Спасибо, Нита, – искренне поблагодарила её я, чувствуя, как внутри растёт тяжёлое осознание своего положения.

Вот так вот. Ну а чего я хотела? Эти люди выросли в этом времени, воспитаны согласно его нравам. И я одна не способна что-либо изменить, как-то повлиять на сложившуюся у местных картину мира. Уверена, спаси я кого-то из них своей магией, они после выздоровления первыми побегут меня сдавать.

Остаток весны я моталась между замком, лесом и… церковью! Вот уж чего избежать никак не вышло. Каждое утро мы с матушкой туда ходили и читали благодарственные молитвы. По правилам, тут принятым, посещать божий дом каждый день не было необходимости, кроме мессы по воскресеньям и в основные праздники церковного календаря. Но Джульетта настояла, якобы так с нас спадут все подозрения в чёрном колдовстве.

Видеть так часто маски лживого благодушия на лице старика Стефана и высокомерного всезнания на физиономии лекаря Томаса стало для меня настоящей пыткой. Каждый раз, встречаясь с их взглядами, я чувствовала, как немеют кончики пальцев от страха и напряжения. Это было настоящим испытанием силы воли.

Всё остальное время мне приходилось либо вышивать, либо ходить за матушкой хвостиком, дабы набраться ума в ведении такого большого хозяйства, как замок. Джульетта даже слушать не стала, когда я заикнулась о своём желании посетить лечебницу и помочь больным. Тут она оказалась категорична и даже резка. Но я не обиделась – в её глазах стоял такой страх за меня, что все мои доводы застревали в горле.

Пациентов у Ниты тоже было немного: крестьянам и горожанам просто некогда болеть.

В общем, практики у меня так и не случилось.

Не знаю, к добру ли? Возможно, Высшие силы таким образом меня оберегали?

– Дочь, – голос отца застал меня врасплох перед самым уходом. Ужин подошёл к концу, и народ уже разбредался по своим комнатам.

– Да, папенька? – я остановилась рядом и вежливо кивнула, пытаясь унять внезапно участившееся сердцебиение.

– Готовься к отъезду, через два дня отбываем, – в его голосе звучала привычная властность.

– Но ведь ещё есть время, – удивилась я. Почти неделя в запасе.

– Мне нужно срочно в столицу. Потому поедешь со мной и моими людьми.

Я молча кивнула, не смея возражать, и поспешила к себе. В голове роились мысли о предстоящих переменах. Будет ли мне лучше в столице? Там больше возможностей, больше свободы… или больше опасностей? В любом случае, выбора у меня нет. Остаётся только надеяться, что эта дорога приведёт меня к лучшей судьбе, а не на костёр.

Глава 15. Путешествие в Кингстон

Сборы начались за день до отъезда. Агнес металась между сундуками, складывая вещи под чутким руководством Мари, а я сидела на кровати, наблюдая, как моя прежняя жизнь, разобранная по ларям, постепенно обретает новый порядок.

– Госпожа, платья уложены в два больших сундука, – Мари сверяла опись, которую мы составили накануне. – Агнес, добавь ещё пару комплектов нижних юбок и сорочек. Шкатулку с украшениями я возьму к себе в дорожный короб.

– А в мой короб что прикажете, леди Мари? – служанка замерла с охапкой белья в руках.

– Умывальные принадлежности и отвар Ниты от желудочных колик, – на этой фразе я поморщилась, вспомнив рассказы о придорожных тавернах. – И побольше чистых тряпиц.

Агнес понятливо кивнула. Женская гигиена в дороге – та ещё морока, но у нас был отработанный ритуал с травяными отварами, которым Нита научила меня.

К рассвету два тяжёлых сундука и два дорожных короба уже стояли во дворе. Джульетта лично проследила за их погрузкой в телегу, на которой устроилась Агнес – всё же она простолюдинка, и путешествовать в одной повозке со мной ей не пристало. Я же пока промолчала, попозже пересажу её к себе, в экипаже места на троих хватит с лихвой. Вторая телега с припасами и двумя мужчинами-слугами, пристроилась в самом конце обоза.

Отец в дорожном костюме и высоких сапогах оглядел сборы, одобрительно кивнул. Десять его верных рыцарей, закованных в кольчуги, уже восседали на могучих боевых конях. Моя каурая прекрасная лошадка Ария, подаренная отцом на пятнадцатилетие, спокойно стояла неподалёку в ожидании, когда я на неё усядусь. Но я даже и не подумала лезть в седло: во-первых, ездить верхом не умела, во-вторых, страшно боялась. Хотя животное выглядело смирным и дружелюбным.

Матушка крепко обняла меня на прощание, украдкой смахнув слезу.

– Мама, береги себя, пожалуйста, – я многозначительно посмотрела на её плоский живот. – Тебе теперь не только о себе и отце заботиться надо.

– Ох! – всплеснула руками она, покраснела, даже дыхание сбилось. – Правда?

– Да, – шепнула я.

– А почему раньше не сказала?

– Приберегла радостную весть к своему отъезду, чтобы ты сильно за меня не переживала и не грустила. Отцу можешь сказать, а вот остальным пока знать вовсе необязательно, – добавила я и поцеловала её в щёку. От мамы пахло… мамой. Этот запах ни с чем не спутать, он хранится в памяти сердца у каждого.

– Белла, – графиня взяла себя в руки, в её голосе явственно проступили строгие нотки, – ты обещала! Быть осторожной и не геройствовать!

– Я помню, матушка, – вздохнула я.

– Сдержи слово, милая. Я так хочу, чтобы ты была счастлива до глубокой старости, – Джульетта ещё раз крепко меня обняла и отступила в сторону, чтобы я попрощалась с Нитой, ставшей мне не просто наставницей, но и подругой.

Травница тоже не стала сдерживать эмоционального порыва и мы крепко обнялись. Знахарка горячечно прошептала мне на ухо заговор-обережение. От переполнявших меня чувств к горлу подкатил комок, едва сдержалась, чтобы не расплакаться.

Забравшись в экипаж, я помахала на прощание всем провожающим, и дверца за мной с тихим скрипом закрылась. Слёзы стояли перед глазами, всё размывалось я едва сдерживала всхлипы.

Я понимала, что прощаюсь с привычной жизнью, и впереди меня ждёт неизвестность. Но делать было нечего – сейчас я смиренно иду туда, куда скажут.

Мари мягко коснулась моего плеча, пытаясь подбодрить. Благодарно улыбнувшись компаньонке, откинулась на жёсткую спинку сиденья.

Повозка тронулась, со скрипом переваливаясь на выбоинах. Сквозь щель в занавеске я смотрела, как замок и люди удаляются и исчезают из вида.

Первый день пути оказался настоящим испытанием. Повозку немилосердно трясло, к полудню у меня ныла каждая косточка, а ведь это только начало! Когда солнце перевалило за полдень, обоз остановился на привал.

– Миледи, хотите отвару? – Мари достала глиняный кувшин с водой, разбавленной вином.

– Лучше помоги выбраться, – простонала я. – Мне нужно уединиться.

– Агнес! – позвала Мари, стоило нам обеим покинуть транспорт. – Неси свой короб и помоги миледи.

Пока рыцари рассёдлывали лошадей, а слуги готовили походный обед, мы с Агнес, прихватив узелок с чистыми тряпицами и травяным отваром, отправились в ближайшие кусты. Мари осталась караулить, следя, чтобы никто не приблизился. Служанка держала плащ, пока я пыталась справиться со всеми слоями одежды.

– Вот ведь напридумывали тряпья! – не сдержалась я.

– Истинно так, госпожа, – поддакнула Агнес. – А в столице, бают, и того хуже – по пять юбок сразу носят.

К вечеру добрались до постоялого двора. Смрад ударил в ноздри, едва переступили порог: прокисшее пиво, немытые тела, чад из кухни и что-то ещё, неопределимое, но тошнотворное.

– Агнес, проверь постель, – скомандовала Мари, когда нас проводили на второй этаж и показали комнату с единственной кроватью и тюфяком на полу.

Служанка деловито встряхнула тощий соломенный матрас, и я поморщилась от характерного запаха.

– Клопы, миледи, – преспокойно констатировала Агнес. – Сейчас я их быстро сброшу.

– Ну уж нет, – помотала головой я, – эту ветошь выбрось в коридор, а лучше в костёр. Я буду спать на досках. Подложи что-то из моих вещей.

– Хорошо, госпожа, – закивала девушка и принялась за работу: она достала из своего короба мешочки с полынью и разложила по углам, затем щедро посыпала доски кровати травяной смесью от Ниты. Мари поморщилась, глядя на убогое убранство помещения, но промолчала – она понимала, что выбора у нас нет.

– Госпожа, – в дверь постучал один из рыцарей отца. – Ужин подан в общем зале. Ваш отец ждёт вас там.

– Хорошо, скоро спущусь, – откликнулась я. – Мари, ты не можешь спать на полу, – повернулась я к девушке. – На этой лежанке мы вполне поместимся вдвоём. Агнес…

– А я пойду на сеновал, – не дала мне договорить бойкая служанка. – Я ко многому привычная. Не волнуйтесь за меня. Питер не даст меня в обиду.

Питер – один из слуг графа. Ладно, Агнес взрослый человек, сама разберётся. Оставив её прибираться в номере, мы пошли вниз.

Общий зал мне не понравился: ни когда я впервые перешагнула порог этого трактира, ни сейчас, когда мне предстояло здесь ужинать. В свете чадящих плошек я рассмотрела и грязную солому, устилавшую пол, и блестящие от въевшегося в столы жира вперемешку с грязью. Постояльцы разговаривали громко и заливисто ржали, демонстрируя чёрные гнилые зубы. У каждого в руках была внушительная щербатая кружка с кислым пивом. На нас с Мари смотрели, но не пристально – каждый из них знал, чья я дочь. Нарываться на гнев аристократа с такой боевой мощью не желал никто из них, даже будучи вдребезги пьяным.

Мари села по правую от меня руку, всем своим видом демонстрируя благородное происхождение даже в такой обстановке.

Откуда ни возьмись рядом с нами материализовалась крупная подавальщица с весьма глубоким вырезом на грязном платье, она смачно грохнула перед нами миски с жирным рагу и поплыла дальше, отчаянно покачивая бёдрами. Я от неожиданности невольно вздрогнула. Перевела растерянный взгляд с нахалки на блюдо, плавающие в мутном бульоне куски мяса, вызывали подозрение. Я решила ограничиться хлебом, но и он оказался чёрствым.

– Миледи, – тихо произнесла Мари, – не смотрите в левый угол. Там… неприличная сцена.

Я, конечно же, тут же скосила глаза: пьяный неплохо одетый мужчина, возможно, купец, пытался усадить на колени хихикающую служанку. Отец тоже смотрел в ту сторону, его широкие брови грозно нахмурились.

– Поели? – прогудел Мортимер. – А теперь вам обеим пора к себе, – добавил он.

Мы поспешили в свою комнату, почти преодолели узкую, тёмную скрипучую лестницу, как в обеденной завязалась потасовка из-за той самой женщины, что сидела на коленях у торговца.

– Вовремя мы, – выдохнула я. – Лишь бы никого не ранили, – добавила себе под нос, но была услышана.

– А чего о них переживать, госпожа? – мигом откликнулась Мари. – Тёмные люди, такие долго не живут, – равнодушно пожала плечами она.

Ночь выдалась не менее запоминающейся. Снизу доносились пьяные крики, звон разбитой посуды, визг подавальщиц. Где-то в углу возилась крыса. Я ворочалась на жёсткой постели, страдая от боли в спине. Благо хоть нас никто не кусал. Спасибо Агнес и Ните.

В итоге я не выспалась, чувствовала себя просто отвратительно и была зла на весь свет. На завтрак подали жирную яичницу и какую-то склизкую кашу. Я снова ограничилась куском чёрствого хлеба и водой, разбавленной вином.

Мелькнула мысль, что уж лучше спать в лесу, чем в таком месте, и тут же здравый смысл ввернул мне картинку, где на нас нападают разбойники или дикие звери. Нет уж, пусть лес идёт лесом, а я как-нибудь перетерплю в придорожных трактирах.

– Не понравилось тебе тут, Белла? – проницательно спросил отец, сидевший во главе грубо сколоченного стола. – Еда не сравнить с домашней, тут не поспоришь.

– Да, папенька, – кивнула я.

– Но всё же, крыша над головой и какая-никакая кровать куда лучше узкой лавки в карете, или холодной земли на лесной поляне, Белла, – нравоучительно добавил он. – И безопаснее. Мы, конечно, несколько раз будем ночевать под открытым небом, но когда этого можно избежать, не вижу смысла зазря рисковать. Нас много, мы отобьёмся от разбойников, но ведь всякое случается во время схватки, и кого-нибудь могут ранить, а то и убить. А я дорожу нашими жизнями.

– Согласна, папенька, – а то ж, ещё бы я возражала! Я точно так же считаю, как и ты. А клопы, сальные взоры украдкой, отвратительная еда – всё перетерплю.

Следующие дни слились в однообразную череду: тряска в повозке, короткие привалы, мучительные поиски укромных мест для справления нужды, ночёвки в тавернах или – если везло – в замках отцовских знакомых. В последних хотя бы можно было нормально помыться.

На четвёртый день разразилась гроза. Дорогу развезло так, что пришлось заночевать прямо в лесу. Наш экипаж поставили под сенью деревьев, чтобы хотя бы отчасти защитить от непогоды. Я зябко куталась в плащ и слушала, как ветер голодным зверем воет в кронах.

– Мари, расскажите что-нибудь, – попросила я шёпотом. – Страшно как-то.

В темноте было слышно, как Агнес сопит на своём тюке с одеждой, пристроенном у задней стенки нашей повозки – отец разрешил служанке ночевать с нами, от волков подальше.

Компаньонка начала рассказывать о своём детстве в родовом замке, пока их семья ещё не разорилась, о пышных праздниках и турнирах, о коих ей поведала её матушка… Под тихий голос помощницы я незаметно уснула.

Последние дни пути показались легче – то ли мы привыкли к дорожным тяготам, то ли близость цели придавала сил.

На седьмой день отец объявил, что к вечеру будем в столице. Я как-то вяло откликнулась на эту весть – устала так, что даже на эмоции не хватало энергии.

– Агнес! – скомандовала Мари. – Доставай парадное платье госпожи. Нельзя въезжать в город в дорожном наряде.

Пока служанка помогала мне переодеться, а Мари укладывала волосы, обоз въехал в предместья. Вдали показались башни крепостной стены. То и дело мимо нас проносились всадники в богатых одеждах.

– Агнес, – шепнула я, заметив, как служанка таращится по сторонам, – закрой рот, не то муха залетит.

Мари неодобрительно покачала головой – не пристало благородной даме так разговаривать с прислугой, но я заметила, как дрогнули уголки её губ.

– Это Кингстон, – произнёс отец, поравнявшись с нашей повозкой. – Теперь это твой новый дом, Изабелла.

Я молча кивнула, глядя, как закатное солнце играет на каменных стенах. Вот впереди показались главные ворота, всё ещё широко распахнутые.

Я на пороге новой жизни – со своими интригами, опасностями и, надеюсь, возможностями.

Глава 16. Королевский замок

Крепостные стены возвышались грозной громадой, сложенные из внушительных серых камней они давили, угнетали. На зубцах развевались стяги с королевским гербом. Наш небольшой обоз медленно преодолел подъёмный мост над глубоким рвом, наполненным тёмной водой, проехал под высокой аркой, и вот мы оказались на улицах Кингстона.

У отца, как у зажиточного землевладельца, в столице был свой дом, но сейчас наш путь лежал прямиком в замок короля.

Через весь город тянулась дорога, ведущая от главных ворот к замку – единственная улица, достаточно широкая для проезда всадников и повозок, по ней мы и покатили. Я же с любопытством смотрела в небольшое окно нашей повозки, пытаясь хоть что-то увидеть.

Матушка в красках описала город, и я знала, что он делится на верхний и нижний. Верхний, примыкающий к замку, обнесён отдельной каменной стеной и населён преимущественно знатью и неприлично богатыми купцами. Дороги в элитной части были вымощены грубым камнем, вдоль них тянулись двух- и трёхэтажные отдельно стоящие особняки аристократов; жильё купцов, расположенное ближе к границе между двумя частями столицы, представляло собой фахверковые дома, верхние этажи которых нависали над мостовой, почти смыкаясь друг с другом и создавая постоянный полумрак внизу.

Нижний город выглядел куда менее привлекательно. Беспорядочно налепленные друг на друга деревянные домишки, кривые немощёные улочки, больше похожие на грязные тропы. Домашняя живность: куры, свиньи – свободно бродили то тут, то там. По боковым узким улицам сновали люди: мелкие торговцы с тележками, ремесленники, спешащие в мастерские, монахи в тёмных рясах, нищие попрошайки. У колодца на площади толпились женщины с вёдрами, обмениваясь новостями. Там же, чуть дальше, располагался рынок, оттуда до нас то и дело долетали крики глашатаев, объявлявших королевские указы, новости и цены на товары. Многие жители не умели читать, потому все важные сообщения предоставлялись устно.

Характерный запах нечистот и помоев, который простой люд выливал прямо в окно на головы горожанам, через некоторое время заполнил внутреннее пространство кареты.

«Как же непохож этот шумный, грязный город на наш тихий замок», – подумала я, резко задвинув деревянную дощечку, закрывая окно, после чего прижала к носу надушенный платок и откинулась на жёсткую спинку сиденья. Вот и новый дом, и встречает он меня далеко не благоуханием цветущей розы.

Вскоре мы пересекли бедняцкую часть города, проехали квартал средней руки ремесленников и въехали в очередные ворота. И вот, наконец, колёса повозки прогрохотали по короткому мосту, и мы оказались во внутреннем дворе королевского замка.

– Держитесь прямо, миледи, – прошептала Мари, поправляя складки моего платья. – Сейчас вас будут рассматривать десятки глаз.

Экипаж остановился, и слуга распахнул дверцу, чтобы помочь нам выбраться наружу. Я немного волновалась, но не настолько, чтобы ничего перед собой не видеть. Компаньонка оказалась права – во внутреннем дворе замка туда-сюда сновали люди, много людей. Все они украдкой бросали любопытные взгляды на новоприбывших. Я заметила, как несколько молодых пажей, забыв о делах, откровенно уставились на нашу компанию.

Отец спешился и, передав поводья конюху, шагнул навстречу высокому, худощавому мужчине в тёмном камзоле, расшитом серебром.

– Граф Мортимер! – согнулся тот в почтительном поклоне. – Рад вас видеть вновь!

– Взаимно, мастер Глостер, – куда сдержаннее кивнул папа. – Позаботься о моей дочери, леди Изабелле и её компаньонке, леди Мари.

– Да-да, всенепременно, лорд граф, – расплылся в улыбке встречающий. – Позвольте проводить вас, миледи, в отведённые для вас покои.

– Белла, – отец посмотрел мне в глаза, – отдохни и приведи себя в порядок. Вечером состоится ужин, там тебя представят двору.

Я молча кивнула. Тем временем слуги споро принялись разгружать наши сундуки. Я заметила, как Агнес растерянно оглядывается, не зная, куда ей податься.

– Служанка разместится в людской пристройке западного крыла, – словно прочитав мои мысли, сообщил Глостер. – О ней позаботятся.

И повёл нас через двор к главной башне – донжону. Массивное каменное строение вздымалось на пять этажей в небо. Узкие стрельчатые окна щурились на мир: одни были наглухо закрыты ставнями, в других тускло поблёскивали слюдяные пластины.

Внутри замка было прохладно.

Большой зал занимал почти весь первый этаж донжона. Его каменные стены, потемневшие от копоти многочисленных масляных светильников и свечей в железных держателях, были увешаны выцветшими гобеленами и потускневшими щитами с гербами знатных родов. Своды терялись в полумраке, между почерневшими от времени балками.

Вдоль стен тянулись длинные столы, а в дальнем конце помещения, на возвышении, стоял королевский стол – массивная столешница из цельного дуба, отполированная до блеска локтями пирующих. За ним располагалось массивное кресло короля с высокой спинкой, украшенной искусной резьбой.

Повсюду сновали слуги. На полу лежала солома, не первой свежести, подле очага дремали королевские псы, время от времени дерущиеся за объедки, которые не успели убрать слуги. Или даже не пытались. Мы поднялись по широкой винтовой лестнице на третий этаж. И всё это время я ощущала запах застарелой мочи. Боже, неужели мне отныне придётся тут жить?!

Это был не дворец, а берлога правителя. Ничего общего с теми фильмами или картинками в интернете, которые я видела. Средневековый замок во всём его убогом великолепии. Никаких золочёных украшений или хрустальных люстр. Воздух был пропитан не изысканными ароматами, а тяжёлым духом немытых тел (в этом мире мытьё не было запрещено, но особого рвения среди людей я не заметила, точно такой же смрад стоял и в замках друзей отца, в коих мы ночевали по пути в Кингстон), прогорклого жира и плесени.

– Ваши покои, госпожа Изабелла, – мастер Глостер остановился у третьей двери слева по коридору. – Леди Мари разместится в соседней, смежной с вашей. Слуги уже несут ваши вещи.

Комната оказалась просторной, хоть и не такой светлой, как дома. Два узких окна выходили во внутренний двор. У противоположной стены стояла внушительная кровать под балдахином, застеленная покрывалом тёмного цвета, на первый взгляд чистым. Напротив небольшого очага – два деревянных кресла. Каменный пол без соломы, чему я тихо порадовалась.

– Прошу меня простить, но мне пора, – поклонился провожатый, – если вам что-то понадобится, выглянете в коридор, кликните слуг, вас непременно кто-нибудь да услышит. Любой из них будет к вашим услугам. Но я распоряжусь, чтобы к вам сейчас же пришли.

– Благодарю, мастер Глостер, – кивнула я, и мужчина, ещё раз слегка поклонившись, вышел за дверь.

– Госпожа, вам надобно освежиться с дороги, – вздохнула Мари.

– Надо, – не стала спорить я, – ты иди осмотри свои покои, я пока открою окна.

Мне до зуда в носу хотелось проветрить помещение. Тут тоже пахло весьма специфически. С трудом отодвинув тяжёлый засов, я распахнула деревянную ставню. Повторила со вторым окном. Ласковый ветерок тут же коснулся лица, принося с собой свежесть и ароматы луговых трав.

Я ещё раз осмотрелась. Покои состояли из двух комнат с общей дверью. Под кроватью обнаружился источник неприятного запаха – ночной горшок, прикрытый деревянной крышкой. Такая роскошь, как отхожее место, в замке имелась только у самых важных особ, остальные пользовались подобными сосудами. Слуги опорожняли их раз в день. И по всей видимости, даже не мыли.

Просто прекрасно!

В дверь постучали.

– С приездом, госпожа! – поклонилась дородная служанка. – Меня зовут Марта, я старшая горничная этого крыла. Есть ли у вас какие-то пожелания?

– Да, – я ткнула пальцем под кровать, – вынести и заменить на новый.

Марта удивлённо вскинула брови, но кивнула.

– Где в замке можно помыться?

– Если вам нужно, мы принесём бочонок и наполним его водой, только прикажите, – коротко присела женщина.

– Несите, – вздохнула я. – И пошлите ко мне мою служанку Агнес.

Я знала порядки, заведённые здесь: моя Агнес с момента приезда уже не являлась лично моей прислугой, она стала частью замковой. Ей мог приказывать кто угодно, стоящий выше по положению.

– Да, госпожа. Будет исполнено.

Марта подхватила горшок, даже ни разу не поморщившись, и вышла в коридор.

Дверь между покоями отворилась, и на пороге появилась моя компаньонка.

– Жить можно, – вздохнула она. – Лорд Мортимер пробудет в столице неделю, всё это время я буду вам помогать всем, чем смогу. А после, увы, нам придётся проститься.

Да, это было правдой. Фрейлине Её Высочества нет надобности в компаньонке, поскольку всё время я буду хвостиком ходить за принцессой, выполняя её капризы. Служанка-аристократка. Другие прислуживать Её Высочеству не могут.

Через четверть часа принесли наши сундуки, а после деревянный бочонок, высотой мне по грудь. Дно выстелили полотном, надеюсь, чистым. Затем начали наполнять «ванну» водой, таская вёдра одно за другим. Следом прибежала запыхавшаяся Агнес. Дождавшись, когда мы останемся втроём, она принялась делиться своими впечатлениями, одновременно помогая мне раздеться.

– Ох, госпожа, тут такое! Кухня огромная! В людской народу видимо-невидимо! И многие про вас спрашивают, какой характер, капризна ли, скора ли на руку.

– Агнес, – строго одёрнула её Мари, – поменьше болтай и побольше делай. Госпоже нужно подготовиться к ужину.

– Пусть, – покачала я головой, – говори Агнес, а я тебя с удовольствием послушаю…

Чистая и довольная, закутанная в плед, я сидела перед горящим камином и едва не засыпала: Мари колдовала над моими волосами, решив уложить их в высокую причёску и украсить небольшим количеством жемчуга; а Агнес готовила платье, в котором мне предстоит предстать перед королём и его придворными – тёмно-синее, с серебряной вышивкой по лифу, рукавам и подолу, и скромным вырезом, оно идеально сочеталось с цветом моих глаз.

В дверь постучали аккурат, когда я нацепила на талию привычный пояс с висюльками. За порогом обнаружился отец, одетый в длинный котарди из тёмно-синего сукна, подбитый мехом. Золотая цепь поблёскивала на груди, а широкий пояс, украшенный самоцветами, подчёркивал статус. Тёмные штаны были заправлены в высокие кожаные сапоги, начищенные до блеска. На левом боку, в богато украшенных ножнах, висел его меч.

– Пора, – граф окинул меня одобрительным взглядом. – Помни о манерах и держи спину прямо. Ты дочь графа Элисона, не посрами наш род.