Читать книгу бесплатно Как украсть миллион. Жизнь и удивительные приключения Бенвенуто Челлини, гения Возрождения прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Как украсть миллион. Жизнь и удивительные приключения Бенвенуто Челлини, гения Возрождения
Брезгам Галинакс

Весь мир
В известном фильме «Как украсть миллион» с блистательными Одри Хепберн и Питером О’Тулом в главных ролях сюжет строится на краже статуэтки Венеры, якобы созданной Бенвенуто Челлини. Она оценивалась в миллион долларов, и её похищение стало событием века.

Интерес к личности Челлини не случаен: младший современник Микеланджело, выдающийся скульптор, ювелир, живописец и музыкант он по праву считается одним из гениев Возрождения. Человек беспокойного и буйного нрава, он прожил авантюрную жизнь – воевал, дрался на поединках, неоднократно находился под судом, сидел в тюрьме, совершил невероятный побег из римского замка Святого Ангела, откуда, по общему мнению, невозможно было бежать.

В конце жизни Челлини написал мемуары, кроме того, его перу принадлежат многочисленные письма. Автор книги, представленной вашему вниманию, использовал всё это, органически дополняя документальные факты художественным вымыслом. Написанная сочным живым языком, книга снабжена большим количеством иллюстраций, что делает чтение ещё более интересным.

В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Галинакс Брезгам

Как украсть миллион. Жизнь и удивительные приключения Бенвенуто Челлини, гения Возрождения

© Галинакс Б., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

* * *

Пролог. Ночь Всех Святых

По городу бродили бледные вампиры с окровавленными клыками, круглоголовые монстры с горящими глазами, черноволосые нечесаные ведьмы с колдовскими метлами, краснорожие рогатые черти с железными трезубцами, бледно-синюшные покойники и покойницы в белых саванах, и много, много всяких чудищ, выродков нечистой силы. В эту ночь они властвовали повсюду: на рыночных площадях, на улицах, в переулках и даже перед зданием Городского Совета. Добрые христиане терпели от них насмешки и гонения; особенно плохо приходилось порядочным девушкам, которых нечисть так и норовила закружить и заморочить, затискать и защипать. Отчаянный девичий визг раздавался то там, то тут, но, странное дело, отцы и матери не бросались на помощь своим дочерям, и женихи не вставали грудью на защиту своих невест; бедным девушкам приходилось отбиваться самим от посягательств злых демонов.

– А что, Джованни, пройдет не так уж много лет, и твою дочь тоже начнут тискать на улицах, – один из сидящих на балконе трактира горожан хлопнул своего друга по плечу. – Хорошо иметь девочку, а?

– Хорошо все, Петруччио, что посылает нам Господь, – отвечал ему тот. – Что же касается воспитания моей дочери, то да поможет мне Святая Сусанна вырастить ее в благочестии и целомудрии! И если в ночь праздника Всех Святых мою Козочку станет теребить всякое дьявольское отродье на маскараде, то это будет означать, что она – честная девушка…

Карнавал. Художник Питер Брейгель-Старший.

– …Ибо в эту сатанинскую ночь нечисть издевается только над непорочными девушками: они вызывают злобу у нечистой силы, – подхватил его товарищ. – Извини, Джованни, я не хотел тебя обидеть. Но все же, дай Бог, чтобы вторым у тебя родился сын! Ему ты смог бы передать свои умения и научить его мастерству; обидно, если такой большой мастер, как ты, не оставит продолжателя своего дела.

– У меня есть ученики, – пожал плечами Джованни.

– Ученики могут перенять твой опыт, освоить твои приемы, но им не передастся твой талант. Поверь мне, старый друг, талант содержится в крови, он передается по наследству от отца к сыну. Дальнейшее – в воле Божьей! Да не тому ли учит нас и Писание? Иисус родился от Бога-отца, а вдохновлен был Святым Духом, – Петруччио для большей убедительности поднял вверх правую руку.

– Не зря ты учился в университете… Но кто же с тобой спорит? Разве я отказываюсь от сына? Ты очень долго отсутствовал в нашем городе, и поэтому не знаешь, что моя жена не могла зачать ребенка в течение восемнадцати лет, а потом преждевременно родила двух мальчиков, умерших из-за невежества врачей. Я думал, что после этого она больше никогда не родит; но через два года, благодарение Пресвятой Деве, у меня родилась дочь. И вот теперь жена снова беременна; по всем признакам опять будет девочка, – ну, и, слава Богу! Все, что дает нам Господь, – все хорошо, – повторил он, вздыхая.

– Еще раз прости меня, старый друг, – виновато произнес Петруччио, наливая вино в стаканы. – За твою дочь и за твою жену! Да разрешится супруга твоя благополучно от бремени!

– Да будет так, – кивнул Джованни.

Не успели они выпить, как к ним подбежал какой-то мальчишка.

– Дядя Джованни! Дядя Джованни! – пронзительно закричал он. – Иди скорее домой, твоя жена рожает!

– Уже?! – поперхнулся вином Джованни. – А врач говорил, что не раньше, чем через неделю!

– Нашел, кому верить! Врачам! – презрительно воскликнул Петруччио. – Я-то учился в университете, и видел студентов с медицинского факультета. Теперь они известные врачи, – а я тебе вот что скажу: я бы им не доверил лечить даже простой насморк, потому что они не умеют лечить и его! Они все специалисты лишь в одной узкой отрасли – по части выманивания денег у людей. Тут уж им нет равных.

– Извини меня, дорогой друг, но я побегу к жене. Если все будет благополучно, приходи на крестины, – Джованни поспешно выскочил из-за стола и побежал вместе с мальчишкой по улице, расталкивая маскарадных чудовищ, попадавшихся ему на пути.

– Беги, беги! Я тебя понимаю! – крикнул Петруччио. – Черт побери, а заплатить за ужин Джованни забыл! – спохватился он через минуту. – Или в нашем городе стали бесплатно кормить новоиспеченных отцов? Ну, а я как же? Хоть я отец многих детей, как я полагаю, но меня-то кормить бесплатно никто не собирается. Что же, я не в обиде: плата за холостяцкий ужин гораздо меньше цены супружеского обеда.

* * *

Когда запыхавшийся Джованни вошел в свой дом, он увидел повивальную бабку, которая несла младенца, завернутого в белые пеленки.

– В первый раз вижу, чтобы ребенок так спешил появиться на свет, – сказала она, смеясь. – Мать еще не успела покричать, как следует, – глядим, а уж дите кричит вместе с ней! Держите подарочек, папаша, которого вы, поди, сегодня не ждали!

– То, что посылает нам Господь, всегда дорого! – произнес Джованни свою любимую фразу и осторожно развернул дите.

– Бог мой, что это? – вскричал он с восторгом. – Да это мальчик?! Ну, точно, мальчик! Возьмите моего сына, подержите его, а я воздам хвалу Господу! – Джованни молитвенно сложил руки перед распятием. – Господи, благодарю тебя от всего сердца! Этот ребенок мне давно желанен, а ты не оставь его, Господь, в его жизни!

При этих словах младенец заерзал в своих пеленках и издал что-то вроде восторженного громкого возгласа.

Джованни прослезился от счастья.

– Смотрите, сколько в нем радости и силы! – воскликнул он. – Я буду не я, если моего сына не ждет великое будущее! Но чему удивляться? Вспомним, кем были наши предки: мы ведем свое происхождение от храбрейшего военачальника по имени Фьорино, служившего самому Юлию Цезарю. Цезарь настолько ценил доблесть и полководческие таланты Фьорино, что назначил его управлять одной из прекраснейших областей государства.

Другой наш предок по имени Лука тоже был славным воином. Будучи безбородым юношей, он вступил в состязание с могучим рыцарем, поразившим множество своих противников, и убил его с такой отвагой, что привел в восхищение всех наблюдавших за их поединком. О, храбрость и удальство – это одни из главных наших качеств, и они, конечно, перейдут к моему сыну!

А дарования, а таланты, – разве их нет у нас? Только что, в трактире, мой старый приятель хвалил мои успехи в искусстве; ему виднее, я же скромно промолчу о них… Но мой отец – о нем я могу сказать без ложной скромности, потому что тысячи людей подтвердят мои слова, – мой отец был искуснейшим архитектором и живописцем, чья слава гремела далеко за пределами нашего города!

Так неужели моего сына Бог не отметил талантом к икусству? Говорю вам, что мой сын превзойдет своими творениями и меня, и моего отца, и многих известных мастеров!

Вот, каким будет мой сын! Дайте дорогу, люди, в мир пришел великий человек!

Глава I. На родине. Флоренция – город мастеров

Часть 1. Об удобстве и пользе сарая в саду. О том, как форма произведения оправдывается его предназначением. Положительное влияние ярости на исход уличной драки. О том, как хорошо при разбирательстве судебного дела иметь знакомого судью

Дом был двухэтажным: на втором этаже жили, на первом размещалась мастерская. Одни двери мастерской выходили на улицу, другие – в маленький садик, находящийся позади дома. Стена садика отгораживала его от тихого переулка, спускающегося к берегу реки Арно, вниз по течению которой начинались загородные поля и огороды, а вверх – тянулись кварталы, примыкающие к центру Флоренции.

С тех пор, как умерла жена Джованни, а дочь вышла замуж, в доме жили только два человека: сам старый мастер и Бенвенуто – его сын. Бенвенуто еще с отроческого возраста понял все преимущества удобного расположения своего дома. По тихому переулку было очень удобно незаметно уходить из дома и также незаметно возвращаться под отеческий кров; помимо этого, в углу садика стоял летний, построенный из толстых жердей сарай для садового инструмента, а в сарае была лежанка, на которой легко можно было разместиться вдвоем. Жизнь в этой части города шла неспешно и размеренно, совсем замирая в полуденный зной и с заходом солнца, так что с весны по осень, и днем и ночью, сарай представлял собой идеальное место для занятий любовью.

Дело было днем: Бенвенуто раздел дочку бочара, которую долго пришлось уламывать, прежде чем она согласилась пойти с ним в сарай. Труды юноши не пропали напрасно: дочка бочара в обнаженном виде оказалась красивее и стройнее, чем она выглядела в одежде. Плечи, грудь, бедра, ягодицы, все было пропорциональных размеров; фигуру несколько портили ноги, которые были немного полнее, чем того требовала общая соразмерность тела, но отклонение в полноте ног не нарушало гармонию телосложения. Бенвенуто нравились все девушки, – просто потому, что они принадлежали к женскому полу, – но дочка бочара нравилась ему больше других.

…Он воздавал ей должное на протяжении двух или трех часов, и мог бы продолжать это приятное занятие до вечера, если бы дверь сарая не распахнулась, и в ней не появился отец Бенвенуто – Джованни.

– Ах ты, негодник, – сказал он, зевая и не обращая никакого внимания на взвизгнувшую девицу, – опять ты здесь закрылся! Я спустился в мастерскую, смотрю – тебя нет. Ну, думаю, надо идти к сараю; где же ему еще быть, этому шалопаю?

– Бенвенуто привел меня сюда, чтобы показать свои работы, – пояснила дочка бочара, поспешно одеваясь.

– Я так и понял, – кивнул Джованни. – Хорошо, что тебя тянет к прекрасному, девочка, но, боюсь, что твой папаша может не оценить этого. Если он прознает о том, чем ты тут занималась, то, пожалуй, он сам выступит в роли живописца и мастерски распишет ремнем твои ягодицы; да и твоему будущему мужу вряд ли понравится, что его жена уже прошла курс обучения под руководством другого мужчины. Этого, однако, теперь не поправить, но, по крайней мере, постарайся сохранить свое доброе имя. Оно заменит тебе потерю утраченного и позволит выйти замуж за какого-нибудь простака. Иди, девочка, и остерегайся дурной молвы: она портит девушек больше, чем мужские ласки.

– Ну, сынок, – обратился он к Бенвенуто, – скажи мне, а когда ты будешь работать? Конечно, проводить время с девушками приятнее, чем трудиться, но это время тратится напрасно, вот какое дело!

– Нет, отец, не напрасно! – горячо запротестовал юноша. – Ты сам знаешь, что занятия любовью освежают мозг, и в нем рождаются десятки новых идей, а без любовной разрядки он сохнет, и в нем не появляется ни один росток замысла. К тому же, я не понимаю, как я могу изображать прекраснейших богинь, шаловливых нимф и томных наяд, не зная женского тела, не прикоснувшись к каждой его складочке, не проведя пальцами по его изгибам, не ощутив всех его округлостей? И как мне передать выражение лица женщины, одержимой страстью, если я не видел женщину в страсти? Как мне творить без этого, ответь, отец?

– Кто спорит, любовь – это основа искусства, – ответил Джованни. – Но если любовь станет мешать твоему творчеству, то ты прогневишь Господа, который дал тебе талант не для того, чтобы ты разменял его на мелкие удовольствия.

– Любовь мешает творчеству? – Бенвенуто загадочно посмотрел на отца. – Пойдем, я покажу тебе свою работу, что успел сделать за эту неделю, пока ты гостил у Козочки и нянчил моих племянников.

– Но я заходил в мастерскую после приезда, и не увидел там ни одного нового изделия, – удивился Джованни.

– Я специально спрятал от тебя то, что изготовил, – засмеялся Бенвенуто. – Идем, отец, мне не терпится услышать твое мнение!

В мастерской Бенвенуто отбросил валявшиеся в углу старые тряпки и достал из-под них восковую модель.

– Это модель того серебряного ларца, который заказал нам синьор Грациано, – сказал он. – Размеры точь в точь такие, какие желательны заказчику, а отделка моя. Ну, как?

Джованни придирчиво рассматривал изделие Бенвенуто. Слов нет, ларец был хорош: его углы были скрыты стройными колоннами, поставленными на манер ротонды, стенки украшены изящным растительным орнаментом из виноградных лоз, а на выпуклой крышке размещены четыре пары обнаженных мужских и женских фигур, которые изображали обнимающихся сатиров и нимф.

– Фигуры, колонны и орнамент будут позолочены, а окантовку крышки и короба я сделаю темно-синей, – пояснил Бенвенуто. – Таким же цветом обозначу углы за колоннами, но точно еще не решил, надо посмотреть, как это будет выглядеть на серебре. Ну, что скажешь, отец? Нравится или нет?

– Не слишком ли это смело – обнимающиеся сатиры и нимфы? Не отпугнет ли это заказчика? – с сомнением произнес Джованни.

– Нет, можешь не волноваться. Он сам просил, чтобы было, как он выразился, «поживее», – ухмыльнулся Бенвенуто. – Вспомни, ларец нужен синьору Грациано для того чтобы хранить в нем баночки с возбуждающими средствами; таким образом, фигуры на крышке призваны горячить воображение синьора и придавать ему дополнительные силы для амурных забав.

– Да, правда, – кивнул Джованни. – В данном случае форма оправдывается предназначением. Но ты уверен, что у тебя получится отливка фигур? Да и растительный орнамент, пожалуй, слишком сложно будет вырезать.

– Не сомневайся, отец. Когда я делал модель, я думал над каждой деталью и прикидывал, как я смогу изготовить все это в металле. Я уверен, что у меня все получится, – гордо сказал Бенвенуто.

– Ну, дай Бог, дай Бог! – пробормотал Джованни, расплываясь в довольной улыбке.

– Эй, Бенвенуто! Бенвенуто! – закричали на улице. – Бенвенуто! Ты дома?

– Да, я здесь! – завопил он в ответ. – Кому я понадобился?

– Беги скорее к воротам святого Галия! Там напали на твоего друга Франческо; ему приходится туго: он один отбивается от нескольких человек. Беги скорее, Бенвенуто, если хочешь спасти его!

– Проклятье! У Франческо так много врагов, что ему не следует гулять без друзей. Извини, отец, я должен помочь ему! – прокричал Бенвенуто уже на бегу.

– Но возьми же с собой хоть какое-нибудь оружие! – воскликнул Джованни. – Эй, сынок! Слышишь, что говорю! Убежал… Боже, спаси его! У нас в городе столько убийц, бандитов и воров свободно ходят по улицам, что к нормальным людям давно пора охрану приставлять. Боже, спаси моего сына!

* * *

Когда Бенвенуто прибежал к воротам святого Галия, он увидел, что его товарищ падает на землю от сильного удара камнем по голове.

– Франческо, они убили тебя! – отчаянно возопил Бенвенуто. – Ну, подлые бандиты, я отомщу вам за него!

Подхватив шпагу Франческо, Бенвенуто с такой яростью набросился на врагов, не разбирая, сколько их – три, пять, десять или сто человек, – что они дрогнули перед таким неистовством.

– Дьявол! Это сам дьявол! – испуганно закричали они и бросились врассыпную.

Бенвенуто побежал, было, за ними, но они разделились на малые группы и скрылись в окрестных переулках. Тогда Бенвенуто перевел дух и вернулся к тому месту, где лежал Франческо. Упав перед ним на колени, Бенвенуто горько сказал:

– Мой бедный Франческо! Как рано ты оставил этот мир! Ты был лучшим среди нас, и никто не мог превзойти тебя в искусстве фехтования; ты стал бы великим воином, если бы не погиб в уличной драке. О, мой бедный Франческо, не добыть тебе теперь бранной славы!

Франческо шевельнулся и слабо застонал.

– Ты жив?! – обрадовался Бенвенуто. – Вот хорошо! А я уже начал оплакивать тебя. Дай-ка я перевяжу тебе голову; просто чудо, что ты выжил после такого удара.

У ворот появилась рота городской стражи во главе с капитаном, которая вела с собой несколько задержанных из числа тех, что напали на Франческо.

– Вот он! – сказал один из них, указывая на Бенвенуто. – Это он набросился на нас и искромсал до полусмерти. А мы порядка не нарушали.

– Что?! – возмутился Бенвенуто. – А кто же, спрашивается, едва не убил моего друга? Или это он сам так ударился головой, что еле дышит?

– Он напал на нас первым! – вскричали задержанные.

– Тише, тише, черт вас всех возьми! – приказал капитан стражи, подняв руку. – Я отведу вас к судье, и он решит, кто прав, кто виноват.

– Но как же Франческо? Он не может идти; к тому же, ему нужна помощь врача, – Бенвенуто посмотрел на капитана.

– Пока что перевяжи его, и этого будет достаточно, – сказал тот. – Мы отнесем его к судье на носилках, которые сделаем из алебард и плащей. Твой друг станет главным вещественным доказательством в деле. А умрет он или нет, на то воля Божья! И не пытайся мне возражать, иначе тебя поведут к судье связанным. Я – представитель власти и заставлю тебя подчиниться ей… Ну, живо перевязывай своего товарища, и вперед! Солдаты, приготовьте носилки.

* * *

Судья Джулиано уже собирался уходить домой, поэтому вовсе не обрадовался, когда в зал заседаний ввели сначала многочисленных задержанных, а потом еще внесли на носилках и пострадавшего.

– Помоги мне святой Гонорий! – скривился Джулиано. – Во имя неба ответьте мне, капитан, кто эти люди, и кто этот несчастный на носилках?

– Драчуны, – коротко сказал капитан. – Те, которые стоят справа от вас, утверждают, что на них сперва напал тот, кто лежит сейчас на носилках, а потом и вот этот молодец, который стоит слева от вас.

– Так оно и было, ваша честь! – подтвердили противники Франческо. – Мы – мирные люди, шли себе по улице, никого не задевали. Вдруг налетел на нас тот, кто лежит теперь на носилках, и начал оскорблять, а после вытащил шпагу и полез драться. Кто он такой, чем мы ему помешали, – мы не знаем, но бился он всерьез: одному из наших проткнул руку, а другому – бок. Видим мы, что он, чего доброго, всех нас перережет, пришлось нам защищаться, – вот, и попали ему по голове.

– Ах вы, мерзавцы! – задохнулся от возмущения Бенвенуто. – Вы говорите, что не знаете Франческо? Подлые лжецы! А кто же на позапрошлой неделе отделал вашего дружка Рикардо? Вы, поди, за него решили отомстить Франческо?

– Ваша честь, спасите нас от этого бешеного! – заголосили они. – Уж его-то мы точно не трогали, а он накинулся на нас с такой яростью, что еще немного, и он порвал бы нас на куски. Свирепость льва – ничто по сравнению с неистовостью этого человека… Глядите, он опять набычился! Ваша честь, быстрее вызывайте стражников!

– Молчать! – судья стукнул ладонью по столу. – Не надо мне указывать, я сам разберусь, что к чему! Ваши слова не вызывают у меня ни малейшего доверия. Вас тут не меньше десятка, а вы утверждаете, что на вас напал сначала один человек, а потом еще один?

– Дозвольте сказать, ваша честь. Мы привели только тех, кого удалось задержать, а вообще их было больше, – заметил капитан.

– Канальи! И вы пытаетесь мне доказать, что тот, кого вы назвали «бешеным», обратил в бегство всю вашу шайку?! – Джулиано даже покраснел от негодования. – Да будет вам известно, негодяи, что я хорошо знаю этого молодого человека и его отца Джованни. Они достойнейшие люди и искусные мастера. Я помню Бенвенуто с того возраста, когда он был еще ребенком, и никогда не замечал за ним ничего предосудительного. Он – тихий и смирный юноша, а вы – вруны и забияки! За драку, учиненную вами, я приговариваю вас к штрафу в две золотые монеты, а если покалеченный вами… э-э-э… как его?

– Франческо, – подсказал Бенвенуто.

– Да, Франческо. Так вот, если Франческо умрет, я посажу вас всех в тюрьму, а того, кто нанес ему смертельный удар – повешу! Пошли вон, недоноски, и смотрите у меня, коли еще раз посмеете обидеть кого-нибудь из добрых граждан.

– Капитан, распорядитесь, чтобы несчастного Франческо отнесли к нему домой, – прибавил судья. – А ты, Бенвенуто, пройди за мной в соседнюю комнату, мне надо кое-что уточнить.

* * *

Плотно притворив дверь, Джулиано довольно потер руки и сказал:

– Ну, Бенвенуто, ты оценил, как я ловко окончил дело? Я оказал тебе услугу, окажи и ты мне ее.

– Какую, ваша честь?

– Важную услугу. Сам Бог привел тебя ко мне. Я ведь собирался зайти в вашу мастерскую, но не мог придумать, как это сделать незаметно.

– Незаметно?

– Видишь ли, Бенвенуто, я хочу заказать тебе перстень и серьги. Именно тебе, поскольку я считаю, что ты – лучший мастер во Флоренции, несмотря на твою молодость. Однако перстень и серьги ты должен изготовить тайно, чтобы никто об этом не узнал.

– Но для чего такая таинственность? – продолжал недоумевать Бенвенуто.

– Дело в том, что они предназначены для некоей молодой синьоры, с которой я… которую я… Ну, ты меня понимаешь! – подмигнул ему судья.

– Да покровительствует вам Венера! Но отчего же, все-таки, тайно? – улыбнулся Бенвенуто.

– Ах, Бенвенуто, ты не знаешь мою жену! – вздохнул Джулиано. – Если она каким-нибудь образом проведает, что у меня есть подружка, она расцарапает меня своими ногтями от лысины до пяток! А если жене станет еще известно, что я подарил своей подружке перстень и серьги, мне не жить больше на свете. О, Бенвенуто, не торопись жениться, умоляю тебя! Послушайся совета того, кто уже двадцать пять лет отбывает эту каторгу… Так ты выполнишь мой заказ?

– Конечно. Я примусь за работу сразу же, как только вы принесете мне материал; кроме того, мне нужно знать размер пальчика вашей возлюбленной, – сказал Бенвенуто.

– Как удачно получилось, что эти мерзавцы напали на тебя! – обрадовался Джулиано. – Ты придешь сюда завтра, якобы для того чтобы дать дополнительные показания по судебному делу, а я принесу тебе мерку с пальца моей цыпочки, золотые монеты для переплавки в перстень и в серьги, а также припрятанные мною драгоценные камни. Мы обсудим, какие из камней лучше подойдут по цвету к глазам, волосам и к любимому платью мой милой подружки. Только умоляю тебе, никому не проболтайся о нашем секрете!.. Мой дорогой Бенвенуто, сделай гарнитур со всем старанием и искусством, а я не обижу тебя с оплатой; не говоря уже о том, что ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь, если тебе вдруг случится опять попасть под суд.

Часть 2. О великом искусстве Микеланджело. Наиполезнейшие и любопытнейшие сведения о технике ювелирного дела. Дуэль как самый легкий и доступный способ свести счеты с обидчиком

В большом зале Городского Совета на стене была огромная фреска Микеланджело, изображавшая битву флорентийцев с пизанцами.

В ходе осады Пизы осаждавшие ее флорентийцы, истомившись от невыносимого летнего зноя, решили искупаться в реке. Выставив небольшое охранение, они сняли с себя доспехи и одежду, и с наслаждением бросились в прохладные речные воды.

Пизанцы же, заметив, что лагерь противника остался почти без охраны, решили воспользоваться благоприятным моментом для нападения. Если бы им удалось захватить лагерь, флорентийцы лишились бы не только припасов и оружия, но и одежды. Мало того, они могли бы попасть в плен, причем, в обнаженном виде, что было бы позором на всю Италию. К счастью, дозорные вовремя дали сигнал тревоги: купающиеся воины успели выскочить на берег, схватить оружие и отразить наступление пизанцев.

Может быть, кого-то и удивляло, что из множества других эпизодов, связанных с осадой Пизы, Микеланджело выбрал именно этот, но Бенвенуто понял замысел великого художника: он был восхищен гением прославленного творца, выделившего бой на берегу реки как ключевой момент всей битвы и сумевшего показать в этом эпизоде высшую степень воли солдат к победе.

«Кто бы еще мог так изобразить застигнутых врасплох купающихся людей, что сцена эта приобрела героический характер? – думал Бенвенуто, делая рисунок с картины. – А их жесты, позы, движения? Красота, отвага и величие видны в них. Поистине, ни древние, ни современные мастера не производили ничего столь совершенного… Господи, ты сам есть величайший Творец, ты меня поймешь! Ах, если бы у меня была хоть частица гениальности непревзойденного Микеланджело, я бы больше ничего у тебя и не попросил бы!.. А впрочем, и я кое-что могу, – подумал он через мгновение. – Я чувствую, как мой талант усиливается с каждым днем, как он вбирает в себя впечатления жизни, как подкрепляется он мастерством и как подпитывается духом высокого искусства».

…Закончив рисунок, Бенвенуто направился домой в самом веселом расположении духа. Торговцы в лавках, монахи у ворот обители, стражники, лениво бредущие по улице, девушки, несущие корзины с бельем, мальчишки, плещущиеся в фонтане, и даже нищие, просящие подаяние у церкви, – все они казались ему бодрыми и полными жизни в этот чудесный солнечный день. Бенвенуто улыбался им, а девушкам еще и подмигивал.

Битва флорентийцев с пизанцами при Кашине. Художник Микеланджело Буонаротти.

* * *

– А, Бенвенуто! Наконец-то ты пришел, – сказал ему отец. – Я тут показываю своему старому товарищу ларец, который ты изготовил для синьора Грациано и вазу, что ты сделал для графа Пьетро.

– Неужели это он сделал и вазу, и ларец? – с изумлением воскликнул приятель отца, Петруччио, глядя на Бенвенуто. – Поразительно, что в таком молодом человеке развился такой сильный талант. Поистине, природа щедро одаривает одних, обделяя других! Ты помнишь, Джованни, я предсказывал тебе, что твой сын переймет твои дарования и твое мастерство? Ну что, прав я оказался?

– Прав-то, ты прав, да только не перехваливай его. По двум работам еще нельзя делать такие выводы, – пробурчал Джованни, нарочито хмурясь.

– Талант либо есть, либо его нет. У твоего сына он определенно есть, и талант его будет все расти и расти. Попомни мои слова; потом еще не раз скажешь, что я был прав. Твой Бенвенуто относится к разряду избранных, к тем, кому Господь даровал возможность творить, а поскольку Бог и сам – величайший творец, то и люди, умеющие творить, возвышаются над всеми остальными людьми.

– Бог – творец, поэтому те, кто творят, приближены к Господу… Как вы верно это сказали! Поверите ли, я и сам об этом думал полчаса назад, когда делал рисунок с полотна непревзойденного Микеланджело, – с восторгом произнес Бенвенуто.

– Вот, вот! Не случайно тебе в голову пришли подобные мысли. О, Бенвенуто, высоко ты вознесешься! – Петруччио потрепал его по щеке.

– Не сбивай его с толку, прошу тебя! Парню надо еще многому научиться и многое освоить, – уже действительно недовольно сказал Джованни.

– Научится, он у тебя смышленный, сразу видно! Да и чем я его сбиваю с толку? А разве сам ты – не избранник Бога? А твои предки, о которых ты так любишь всем рассказывать?

– Ну да… – замялся Джованни.

– То-то же! Пусть совершенствует Бенвенуто свое мастерство, ибо талант без мастерства, все равно что певец без голоса. А уж после надо будет Бенвенуто ехать к папскому двору, потому что там можно прославиться и обогатиться; Папе нужны талантливые мастера. Вы слышали о его последней затее? Нет? Странно… Такие новости распространяются обычно быстрее чумы. Папа решил построить дворец для своей любовницы Карлотты, которую он боготворит. Карлотта для него не просто возлюбленная, каковых у него было много, она почти его супруга, и она мать его прелестных детей, сына и дочери, обожаемых им. Папа так любит Карлотту, что ни в чем не может ей отказать: захотелось ей иметь в Риме дворец в мавританском стиле, и он строит для нее такой дворец! Лучшие архитекторы, скульпторы и живописцы приглашены для участия в сооружении и украшении этого дворца, и можно не сомневаться в том, что он будет великолепен. Но также можно не сомневаться, что все участвующие в его строительстве станут очень богатыми людьми, так как Папа не жалеет денег на свои выдумки… Поезжай к папскому двору, Бенвенуто, говорю тебе, поезжай, как только почувствуешь достаточно сил для большого творчества, и будешь ты богат и знаменит.

– Там видно будет, – ответил за Бенвенуто Джованни.

– А хотите посмотреть, как мы с отцом станем делать перстень? – спросил гостя Бенвенуто, хотевший еще в чем-нибудь отличиться перед Петруччио.

– Перстень? – переспросил тот.

– Да, перстень, – вмешался в разговор Джованни. – У нас в городе все знатные синьоры просто помешались на перстнях, после того как некая молодая особа стала носить необыкновенной красоты гарнитур из серег и перстня. Откуда она его взяла, – загадка. Ходят слухи, что это подарок ее таинственного покровителя. Всем нашим кумушкам страсть как охота узнать, что это за покровитель, но с той поры как молодая особа надела гарнитур, она держится скромно, живет замкнуто, никого не принимает. Так что неизвестно, кто подарил ей перстень и серьги, но наши знатные дамы, как я сказал, хотят иметь нечто похожее, – я говорю о гарнитуре, а не о покровителе.

– А лучше – и то, и другое! – расхохотался Петруччио.

– Причем, что означает для них «нечто похожее»? – продолжал Джованни. – Это означает, что такой же, но лучше; напоминающий его, но своеобразный, и уж, конечно, превосходящий прежний! Все ювелиры города сейчас трудятся над подобными гарнитурами; есть заказ и у нас с Бенвенуто.

– Хотите посмотреть, как мы будем делать перстень? – повторил Бенвенуто.

– Любое творческое проявление вызывает у меня живейший интерес, – сказал Петруччио. – Я бы с удовольствием посмотрел, но, наверно, это займет немало времени?

– Да, немало, но я могу рассказать вам, каким образом мы приступим к работе, и мой рассказ займет не более четверти часа! – воскликнул Бенвенуто.

– Как ты навязчив, сынок, – укоризненно произнес Джованни. – Возможно, у нашего гостя есть дела; возможно, он торопится, а ты задерживаешь его.

– О, нет, я не тороплюсь, и готов прослушать лекцию о ювелирном искусстве! – запротестовал Петруччио. – Для чего нам дан разум, как не для того, чтобы пытливо всматриваться во все, что нас окружает, и стараться понять сущность сущего; для чего нам даны способности, как не для того, чтобы использовать сущее в своих интересах; для чего, в конце концов, нам дается талант, как не для того, чтобы он заблистал всеми своими гранями. Вы, ювелиры, лучше меня знаете, что не бывает одногранного бриллианта, но чем больше у него граней, тем он ценнее. Человек не должен уподобляться пауку, который только и делает, что прядет свою паутину, и больше ничего не умеет.

– Как вы здорово изъясняетесь, – Бенвенуто с восхищением смотрел на Петруччио. – Отец то же самое говорит, но не так красиво… Кстати, я еще на флейте играю и пишу стихи.

– Да, на флейте он играет очень хорошо, – подтвердил Джованни. – Он мог бы стать прекрасным музыкантом.

– Он будет им, – уверенно сказал Петруччио. – Твой сын – не паук, он не просидит всю жизнь в своем углу. Ну же, Бенвенуто, я жду твоего рассказа об изготовлении перстня.

– Да, да, я приступаю! – заторопился Бенвенуто. – Поскольку гарнитур той молодой особы, о которой вам говорил мой отец, сделан филигранью, то и мы, разумеется, будем работать с филигранью. Вначале, как положено, изготовим рисунок листвы и сквозных узоров; украшенные впоследствии небольшими алмазами узоры эти будут создавать впечатление объема, роскоши, но, в то же время, изящества и легкости. Затем мы приготовим плоское кольцо из золота по размеру пальца нашей заказчицы: это кольцо послужит нам основой для филиграни. Сегодня мы собирались вытянуть проволоку: тонкую, среднюю и толстую, – каждой будет по три толщины последовательно уменьшающихся. Дальше надо будет сделать зернь, а сделать ее проще простого! Видите тот сосуд, полный толченого угля? В него мы выльем расплавленное золото, – и так получится зернь всякого сорта.

– Бенвенуто! Надо ли рассказывать столь подробно? Ты утомишь нашего гостя всеми этими деталями, – прервал Джованни сына.

– Но он же сам говорил, что ему интересно. Правда, синьор? – Бенвенуто посмотрел на Петруччио.

– Продолжай, продолжай, Бенвенуто! Когда и где я еще услышу наставление по ювелирному делу? Позволь, я только усядусь поудобнее, – сказал Петруччио.

– Еще нам нужно будет сделать припой, который называется третником, так как берутся две унции серебра и одна меди; и, хотя многие имеют обыкновение делать припой с латунью, я бы посоветовал вам, синьор, делать его с медью, – продолжил Бенвенуто.

– Точно, – согласился Джованни. – Для припоя лучше бери медь, мой друг, а не латунь.

– Стало быть, медь? Хорошо, я запомню, – произнес Петруччио, потирая переносицу.

– Но не забудьте аккуратно измельчить припой напильником, синьор! – сказал Бенвенуто. – Затем добавьте на три части припоя одну часть буры, хорошенько размолотой, а после, тщательно перемешав, высыпьте припой в особую коробочку. Еще вам надо будет приготовить адрагантовую камедь, которая представляет собой смолу, что продают аптекари. Эту смолу, размягчив, положите в чашечку или в другой сосуд, как вам будет удобнее. Когда все это у вас будет, приготовьте еще пару щипцов, весьма крепких, как вот эти, – взгляните! Еще нужно иметь маленькую, скошенную скарпель, – вот такую! Видите, какая у нее ручка? Как у резца, поскольку ей мы будем много раз резать проволоку, перегибаемую согласно намеченным нами узорам.

– Замечательно. С принадлежностями мы разобрались. Дальше, как я понимаю, пойдет процесс изготовления? – проговорил Петруччио, прислушиваясь к доносящемуся откуда-то бою часов.

– Да, синьор! – кивнул Бенвенуто. – Мы постепенно начнем накладывать на изготовленное нами кольцо орнамент из проволоки и зерни, время от времени промазывая его адрагантовой камедью, чтобы он не сдвигался, и присыпая его опилками припоя. Но не пересыпьте этих опилок, кладите их ровно столько, сколько надо, чтобы спаять потом узоры орнамента, и не больше!

– Ясно, ровно столько опилок, чтобы спаять, – послушно кивал головой Петруччио.

– Это для того, чтобы ваша работа, когда вы ее спаяете, была самой гладкой и красивой, поскольку от излишка припоя она выйдет грубой, – пояснил Бенвенуто. – А для паяния нужна маленькая печь, – вот она, поглядите! К ней надо будет поднести кольцо с орнаментом, подвешенное так, чтобы было удобно его держать до тех пор, пока не закипит бура и не произведет действие согласно своей природе. Нужно только соблюдать при этом величайшую осторожность, дабы слишком большой жар не сдвинул проволочный узор. Затем вы помещаете свою работу в печь, где расплавится припой, и, таким образом, произойдет окончательная спайка.

– А, окончательная! – оживился Петруччио. – Все было очень интересно…

– Когда ваша работа будет спаяна, вам нужно будет поместить ее в крепкий уксус, – продолжал Бенвенуто.

– С небольшим количеством соли, – добавил Джованни.

– Да, да, с небольшим количеством соли, – сказал Бенвенуто. – И оставить в уксусе вашу работу на целый день и целую ночь. Затем хорошо бы заделать промежутки в орнаменте красивыми прорезями, потому что вещь выглядит намного изящнее, когда в ней филигрань соседствует с нарезным узором. А уж затем можно украшать вашу работу драгоценными камнями, оправляя их соответствующими способами.

– Прекрасно! – вскричал Петруччио, поднимаясь. – Спасибо, Бенвенуто…

– Каждый сорт драгоценного камня требует своего способа оправки, – продолжал Бенвенуто. – Способы же эти таковы…

– Увы, мой милый юноша, сегодня я не успею послушать про способы оправки драгоценных камней, – перебил его Петруччио. – У меня есть еще кое-какие вопросы к твоему отцу по поводу одного важного дела.

– Какого дела? – удивился Джованни.

– Я после тебе скажу…

– Но если мы не будем работать, отец, можно я пойду в город? – спросил Бенвенуто.

– Ты стал спрашивать у меня разрешение? – усмехнулся Джованни. – Иди. Все равно уже поздно начинать работу; возьмемся за нее завтра, с утра пораньше.

– Извините, если я помешал вам трудиться, – сказал Петруччио.

– Ну что ты! Ты такой редкий гость у нас, что твой приезд подобен празднику, а в праздники работать нельзя, – тонко улыбнулся Джованни, довольный своей шуткой.

– И для меня праздник, когда я встречаюсь с тобой, старый приятель! – хлопнул его по плечу Петруччио. – Еще древние говорили, что нет большего удовольствия, чем общение с настоящим другом.

* * *

Бенвенуто пошел на Новую рыночную площадь, где надеялся найти своих товарищей. Он не ошибся: почти все они были здесь, на балконе трактира. Приход Бенвенуто они встретили восторженными криками и тут же заказали еще бутылку вина.

– Выпьем за молодость, дружбу, веселье! Выпьем за вдохновение и талант! За нас, друзья! – провозгласил тост Антонио, миловидный юноша с черными кудрями.

– За тебя, Антонио! Тебе суждено еще больше прославить Флоренцию! Тебе и Бенвенуто!.. Да, Бенвенуто! Антонио и Бенвенуто – лучшие среди нас!.. За Антонио и Бенвенуто! – закричали наперебой молодые люди.

– За нас, друзья! – повторил Антонио и отпил глоток из своего стакана.

– Ты слышал, Бенвенуто, Антонио вчера закончил свою картину, – прошептал Франческо.

– Ту, что он писал для синьора Джулио?

– Да, ту самую. «Христос и Мария Магдалина».

– Антонио, поздравляю тебя с завершением работы! – прокричал Бенвенуто, напрасно стараясь перекрыть шум. – Не услышал. Ладно, потом подойду к нему и поздравлю… Картина действительно великолепная. Ты ее видел? Нет? Как ты мог! – сказал он Франческо. – Сходи и посмотри, пока синьор Джулио не увез ее из мастерской Антонио. Христос на ней – цветущий мужчина, а Мария Магдалина – пленительная молодая женщина. И вот, между ними идет напряженный внутренний поединок: кто кого? Христос ли обратит грешницу к Богу, или она склонит сына Божьего к греху? Он увещевает, а она соблазняет, – и видно, сколь сильна воля Христа и святость его: ведь он имеет плоть человеческую, которая требует своего, однако, как мы знаем из Писания, он не поддался зову плоти и не соблазнился прелестями Магдалины, но привел ее к непорочной жизни. Глядя на картину Антонио, понимаешь все величие земного подвига Христа. Мало кто смог бы устоять перед красотой Магдалины; мы бы с тобой, наверное, не устояли бы!

– Да, я бы точно не устоял! – расхохотался Франческо и поправил повязку на голове.

– Что, болит голова? – сочувственно спросил Бенвенуто.

– А, ерунда! Почти все прошло. Но если бы не ты, меня бы тогда убили, – Франческо обнял его. – Поедем со мной к папскому двору, Бенвенуто! Я собираюсь поступить в гвардию Его Святейшества, как только голова совсем заживет.

– Как странно! Сегодня мне во второй раз предлагают ехать к Папе. Может, это – знак судьбы? – задумался Бенвенуто.

– А кто тебе еще предлагал?

– Друг моего отца. Он говорил о богатых заказах, которые Папа дает мастерам.

– Ну так поехали! Поедем? – горячо скзал Франческо.

– Посмотрим… Эй, Антонио! Антонио! Я хочу выпить с тобой! – Бенвенуто встал со своего места и подошел к Антонио. – Ты написал чудесную картину. Я не завистлив, но ныне я завидую тебе, как утром завидовал непревзойденному Микеланджело. Я бы так хотел приблизиться к его уровню, только приблизиться, ибо превзойти гения нельзя: он поднимается на такую высоту, выше которой только Господь, и по той тропе, по которой прошел гений, другим уже не пройти. Ты, Антонио, тоже гений; ты напишешь, дай Бог, еще много картин, но если ты даже умрешь сегодня, твоя слава не умрет с тобой и переживет тебя на века. Я завидую тебе, Антонио. За тебя, мой товарищ по служению музам!

– За всех, кто служит искусству! – Антонио ударил своим стаканом о стакан Бенвенуто.

– Вы выпили? Без нас?! Что за безобразие! Договорились пить поровну! Трактирщик, еще одну бутылку! – зашумели их приятели.

– Друзья, я хочу сказать! Послушайте же меня! – прокричал Антонио, постучав стаканом по столу. – У меня есть предложение. Слушаете? Так вот, я приглашаю в воскресенье всех вас к себе на ужин.