нельзя одновременно подметать трамвайные пути и
Собачье сердце (9 стр.)
— Убивается Филипп Филиппович,- заметила, улыбаясь, Зина и унесла груду тарелок.
— Вы слишком мрачно смотрите на вещи, Филипп Филиппович,- возразил красавец-тяпнутый,- они теперь резко изменились.
— Голубчик, вы меня знаете! Не правда ли? Я человек фактов, человек наблюдения. Я враг необоснованных гипотез. И это очень хорошо известно не только в России, но и в Европе. Если я что-нибудь говорю, значит, в основе лежит некий факт, из которого я делаю вывод. И вот вам факт: вешалки и калошная стойка в нашем доме.
— Да у него ведь, Филипп Филиппович, и вовсе нет калош…- заикнулся было тяпнутый.
— Разруха, Филипп Филиппович!
Филипп Филиппович вошел в азарт, ястребиные ноздри его раздувались. Набравшись сил после сытного обеда, гремел он подобно древнему пророку, и голова его сверкала серебром.
Его слова на сонного пса падали, точно глухой подземный гул. То сова с глупыми желтыми глазами выскакивала в сонном видении, то гнусная рожа палача в белом грязном колпаке, то лихой ус Филиппа Филипповича, освещенный резким электричеством из абажура, то сонные сани скрипели и пропадали, а в собачьем желудке варился, плавая в соку, истерзанный кусок ростбифа.
«Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать,- мутно мечтал пес,- первоклассный деляга. Впрочем, у него и так, по-видимому, куры не клюют».
— Контрреволюционные вещи вы говорите, Филипп Филиппович,- шутливо заметил тяпнутый,- не дай бог вас кто-нибудь услышит!
— Ничего опасного,- с жаром возразил Филипп Филиппович,- никакой контрреволюции! Кстати, вот еще слово, которое я совершенно не выношу. Абсолютно неизвестно, что под ним скрывается! Черт его знает! Так я говорю, никакой этой самой контрреволюции в моих словах нет. В них лишь здравый смысл и жизненная опытность…
Тут Филипп Филиппович вынул из-за воротничка хвост блестящей изломанной салфетки и, скомкав, положил ее рядом с недопитым стаканом вина. Укушенный тотчас поднялся и поблагодарил: «Мерси».
Пострадавший от пса вежливо поблагодарил и, краснея, засунул деньги в карман пиджака.
— Не беспокойтесь, Филипп Филиппович, патологоанатомы мне обещали.
— Отлично. А мы пока этого уличного неврастеника понаблюдаем, обмоем. Пусть бок у него заживет…
«Обо мне заботится,- подумал пес,- очень хороший человек. Я знаю, кто это. Он волшебник, маг и кудесник из собачьей сказки… Ведь не может же быть, чтобы все это я видел во сне. А вдруг сон? (Пес во сне дрогнул.) Вот проснусь… и ничего нет. Ни лампы в шелку, ни тепла, ни сытости. Опять начнется подворотня, безумная стужа, оледеневший асфальт, голод, злые люди… Столовка, снег… Боже, как тяжко это будет. «
Но ничего этого не случилось. Именно подворотня растаяла, как мерзкое сновидение, и более не вернулась.
Видно, уж не так страшна разруха. Невзирая на нее, дважды в день серые гармоники под подоконником наливались жаром, и тепло волнами расходилось по всей квартире.
Литературный Журнал
«Собачье сердце» и «Гренада»
Есть убийственная формула Михаила Афанасьевича Булгакова: нельзя одновременно подметать трамвайные пути и устраивать судьбу каких-то испанских оборванцев.
Но почему оборванцы — испанские? Ведь Швондер и К° попрошайничают ради немецких детей. Там, в Германии, произошла революция (1918), установилась Баварская советская республика (1919), планировался — вслед за Гамбургским восстанием (1923) — всеобщий коммунистический переворот.
При чем тут Испания? Тихая, мирная. Счастливо избежавшая «мировой бойни» (1914—1918). Известная в двадцатые годы разве что «испанкой» — гриппом, эпидемия которого охватила Европу. До гражданской войны, до смуты и передряг (1936—1939) — далеко.
В Москве, однако же, обретался автор (помимо Булгакова), который обратился к Испании. И поведал нам о приятеле, что «пел, озирая родные края: «Гренада, Гренада, Гренада моя!»
В последней заметке «История одного стихотворения» (1957) Михаил Аркадьевич Светлов говорит: «В двадцать шестом году проходил я днем по Тверской (где теперьТеатр имени Станиславского). В глубине двора увидал вывеску: «Гостиница Гренада». И появилась шальная мысль: дай напишу какую-нибудь серенаду!»
Все бы хорошо, да только Светлов, вы слышали, шел по Тверской в 1926 году, а «Собачье сердце» — 1925 года. Хотя в той же заметке («История одного стихотворения») уверяет Светлов, «с пылу с жару» прибежавши с «Гренадой» в редакцию, застал Есенина.
Возможно, что-то путает. «Гренада» напечатана в «Комсомольской правде» 29 августа 1926 года. И тотчас достигла Парижа. В новогодней открытке Марина Ивановна Цветаева просит Пастернака: «Передай Светлову, что его «Гренада» — мой любимый — чуть не сказала: мой лучший — стих».
Маяковский читал «Гренаду» в Политехническом, где Булгаков вроде бы не бывал, но сражался с поэтом на бильярде. Отчасти в ответ на «Собачье сердце» сочинил Маяковский «Клопа» (с поминовением Булгакова в справочнике умерших слов: буза, бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков). А в процессе бильярдных баталий вдруг прогудел басом, играя кием: «Ответь, Александрове^ и Харьков, ответь, давно ль по-испански вы начали петь?»
— А правда, Владимир Владимирович, давно? — спросил, предположим, Булгаков, укладывая шар.
И Маяковский достал из широки штанин не «Комсомольскую правду», а машинописный листок. Вот, мол,, что, Михаил Афанасьевич, сотворил ваш земляк и тезка — прежний малороссийский житель.
Литературный Журнал
«Собачье сердце» и «Гренада»
Есть убийственная формула Михаила Афанасьевича Булгакова: нельзя одновременно подметать трамвайные пути и устраивать судьбу каких-то испанских оборванцев.
Но почему оборванцы — испанские? Ведь Швондер и К° попрошайничают ради немецких детей. Там, в Германии, произошла революция (1918), установилась Баварская советская республика (1919), планировался — вслед за Гамбургским восстанием (1923) — всеобщий коммунистический переворот.
При чем тут Испания? Тихая, мирная. Счастливо избежавшая «мировой бойни» (1914—1918). Известная в двадцатые годы разве что «испанкой» — гриппом, эпидемия которого охватила Европу. До гражданской войны, до смуты и передряг (1936—1939) — далеко.
В Москве, однако же, обретался автор (помимо Булгакова), который обратился к Испании. И поведал нам о приятеле, что «пел, озирая родные края: «Гренада, Гренада, Гренада моя!»
В последней заметке «История одного стихотворения» (1957) Михаил Аркадьевич Светлов говорит: «В двадцать шестом году проходил я днем по Тверской (где теперьТеатр имени Станиславского). В глубине двора увидал вывеску: «Гостиница Гренада». И появилась шальная мысль: дай напишу какую-нибудь серенаду!»
Все бы хорошо, да только Светлов, вы слышали, шел по Тверской в 1926 году, а «Собачье сердце» — 1925 года. Хотя в той же заметке («История одного стихотворения») уверяет Светлов, «с пылу с жару» прибежавши с «Гренадой» в редакцию, застал Есенина.
Возможно, что-то путает. «Гренада» напечатана в «Комсомольской правде» 29 августа 1926 года. И тотчас достигла Парижа. В новогодней открытке Марина Ивановна Цветаева просит Пастернака: «Передай Светлову, что его «Гренада» — мой любимый — чуть не сказала: мой лучший — стих».
Маяковский читал «Гренаду» в Политехническом, где Булгаков вроде бы не бывал, но сражался с поэтом на бильярде. Отчасти в ответ на «Собачье сердце» сочинил Маяковский «Клопа» (с поминовением Булгакова в справочнике умерших слов: буза, бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков). А в процессе бильярдных баталий вдруг прогудел басом, играя кием: «Ответь, Александрове^ и Харьков, ответь, давно ль по-испански вы начали петь?»
— А правда, Владимир Владимирович, давно? — спросил, предположим, Булгаков, укладывая шар.
И Маяковский достал из широки штанин не «Комсомольскую правду», а машинописный листок. Вот, мол,, что, Михаил Афанасьевич, сотворил ваш земляк и тезка — прежний малороссийский житель.
Ваше мнение товарищи))
Какая из этих мыслей представляется вам более правильной? Поясните свою позицию.
Лично я, немного в замешательстве, кто прав. По мне так они оба в чем то правы. А что думаете вы?)))
Все мы способны выполнять что-нибудь такое, что может увеличить сумму человеческого счастья и сделать мир более хорошим и более светлым, чем но есть.
права какого человека?
Один мой знакомый американец как-то сказал : «Freedom is shit, if never eat!» Так что немец правее.
Каждый прав по-своему.
скрее второе чем первое но лучше два в одном однако
Когда богата или бедна, но не когда там голод.
Зачем спрашивать тех кто об этом только говорит? Надо об этом бедного и богатого, а потом поменять их местами и снова спросить!
у человека есть право голодать
Как правило, подобные конференции проводятся в очень хороших местах планеты и в очень хорошее время. Вот и сейчас греческий остров Родос гостеприимно распахнул свои объятия для участников конгресса. В Москве ноль градусов и мокрый снег, а в Греции плюс 25, солнце и теплое море. Поэтому три забитых «Боинга» с интеллигенцией вылетели из Москвы на Родос. И это только из Москвы. А всего стран участниц – шестьдесят! Поэтому сотни людей заполнили два рядом стоящих отеля в бирюзовой бухте, и начали пленарно заседаться.
А на четвертый день конференции – прощальный гала-ужин. Дресс-код серьезный– без галстука и пиджака не пускают. Шампанское, вино марочное, виски 12-летней выдержки рекой льются. На заиндевелых, охлаждаемых подносах рыба белая, рыба красная, морепродукты, сто сортов десертов. Салют на берегу моря грохочет. В разных углах зала хохот стоит, вспышки блицев. А в центре зала – танцы под живой оркестр.
Женщины в темных платьях до пола, но с разрезами до бедра, элегантно выбрасывают вперед загорелые ноги…
Эх, веселое это дело – голодающим помогать!
Права человека должны соответствовать социально-экономическому уровню развития общества, а не быть желаемой фигурой.
Оба высказывания не противоречат друг другу.
Права человека основополагающий принцип демократического общества, малейшее нарушение которого обернется страданиями (физическими или нравственными) человека.
все беды в мире от войн голода и разрухи
Дык если доктор или преподаватель получает гроши,
О каких правах речь, и еда кругом отравленная.
мерзко-холуйское
Общество ворюг и спикулятов!
мне больше близка первая позиция. Сначала накормить.
1-й прав до тех пор покуда не поймёт, что все только и делают, что обжираются за чужой счёт.
2-й прав до тех пор покуда не поймёт, что голодные о своих правах не думают и готовы лишиться их лишь бы выжить.
По своему оба правы, но все же вариант 1 мне кажется более правильным, потому что считаю что вынужденное голодание человека это уже ущемление его гражданских прав.
обе истины правильны. я склоняюсь ко второй
Ну ученый то про мораль и не заикался так что священник пожалуй адресовал свое высказывание по отношению к простым людям, а ученый к правящей верхушке.
Когда дом горит, надо не рассуждать о праве каждого выбегать или оставаться. Спасать.
Так что, священник, как почти всегда, понимает больше учёного.
и стоило так мутить мозги.
Вполне возможно, каждый из авторов, имел своё понимание ПРАВ ЧЕЛОВЕКА. Поэтому и рассуждал каждый по своему.
Для меня приемлемей первое высказывание.
Толку от красивых слов.
Согласна с вами, выбрать очень трудно, многое зависит от конкретных обстоятельств. Но мне ближе вторая.
«Этот народ уж давно, с той поры, как свои голоса мы
Не продаем, все заботы забыл, и Рим, что когда-то
Все раздавал: легионы, и власть, и ликторов связки,
Сдержан теперь и о двух лишь вещах беспокойно мечтает:
Хлеба и зрелищ! »
(Д. Ю. Ювенал, римский поэт-сатирик)..
Второй вариант более приемлемый!
Богатства власть тебя ведет
Иль страсть волнует грудь?
А может, ты узнать успел
Невзгоды бытия
И горько на людской удел
Ты сетуешь, как я?
Под солнцем, где простерлась гладь
Лугов, степей, болот,
Везде на чопорную знать
Работает народ.
Светил мне дважды сорок лет
Усталый луч зимы,
Пока я понял, что на свет
Для мук родились мы
вспомнился СССР. как-то не очень обжирались и были довольны своими человеческими правами.
кроме некоторых, которые сейчас объедаются и на права им наплевать.
В каждой стране своё понимание прав человека. Представители «западной» цивилизации постоянно лезут с «суконным рылом да в калашный ряд»,и каждый раз попадают впросак..
ESG, декарбонизация и углеродная нейтральность: Греф, Решетников и Чубайс рассказали о климатическом переходе
Лента новостей
Все новости »
На Восточном экономическом форуме прошла одна из самых заметных сессий. Она была посвящена климату, вернее, климатическому переходу, который неизбежно коснется государства, компаний и в конечном итоге граждан
На второй день Восточного экономического форума прошло одно из самых интересных и звездных мероприятий ВЭФ — сессия Сбербанка на тему «Готова ли Россия к глобальной ESG-трансформации».
Вообще, нам всем пора назубок выучить самые главные ныне слова и выражения: ESG, то есть экологическое, социальное и корпоративное управление; декарбонизация, то есть снижение выбросов СО2, и углеродная нейтральность, к которой так стремится Запад. Эта сессия была звездной из-за участников: глава Сбербанка Герман Греф и министр экономики Максим Решетников выступали по видеосвязи, спецпредставитель президента Анатолий Чубайс — вживую.
Начал Греф, и стало страшновато. Уже появилось такое явление, как климатические беженцы. Что касается России, из-за отказа западных стран от традиционных источников энергии, то есть нефти, угля и так далее, к 2035 году у России будут триллионные потери бюджета. Население лишится 14% доходов и не только. От слов Чубайса стало еще страшнее. Когда мир, в том числе и Китай, сократит закупки угля, то шахтеры с нас спросят: а о чем вы думали раньше? Добавил и Максим Решетников: после того, как Европа введет углеродный налог, а это случится уже через пять лет, промышленные товары подорожают, во всем мире взлетит инфляция, и если развитые страны переживут, то развивающимся будет очень непросто.
Главный вопрос: что со всем этим делать? Безусловно, проблема глобального потепления очень остра, проблема российских финансовых потерь тоже. Во-первых, не все так плохо. От традиционных источников откажутся еще не скоро, и прошлая зима это показала. Во-вторых, России надо договариваться с Европой и быть не романтиками, мечтающими о нулевых выбросах углекислого газа, а прагматиками, развивать технологии, например, улавливание СО2 и закачка его в подземные хранилища. Еще запомнились слова главы Сибирской угольной энергетической компании Степана Солженицына: «Может быть, нам не стоит слишком увлекаться мировыми проблемами климата, а сначала, как это сделала Европа, навести порядок у себя. Решить проблему мусора, очистить воду, воздух». Напомнило позицию булгаковского профессора Преображенского: нельзя одновременно подметать трамвайные пути и устраивать судьбы испанских оборванцев.
Самым блистательным было финальное выступление Анатолия Чубайса: развивать нефтехимию и углехимию. Еще недавно Анатолий Борисович, как он сказал, смеялся над идеей развернуть трубу из Европы, получать оттуда СО2 и закачивать в нашу землю, а теперь — почему бы и нет, на этом можно хорошо заработать. Чтобы вписаться в неизбежный энергопереход, нужно менять таможенную, денежно-кредитную, налоговую, бюджетную политику. Задача гигантская, но Россия, по словам Чубайса, способна ее решить. После этого модератор задал вопрос Герману Грефу: «Что нам сделать, чтобы это сделать?» На что Герман Оскарович ответил: «Нужно начинать это делать».