Читать книгу бесплатно О Тане прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Произведение затрагивает темы любви, утраты, поиска смысла в отношениях и непростого пути выхода из тупика после расставания. Толик сталкивается с внутренними противоречиями, вспоминая как лучшие, так и самые болезненные моменты их отношений с Таней. Он задается вопросом о том, как жить дальше – вдали от дома, где он совсем один, и находит ответ в том, что нужно вернуться туда, где всё начиналось – домой в Россию, и построить свою жизнь с начала.

Конец

Май 2008

Первого мая, пока Толик был на работе, Таня собрала вещи и съехала из квартиры, которую они снимали вдвоем. Был теплый весенний солнечный день, каких так сильно ждут после долгой и дождливой ванкуверской зимы. Толик повернул ключ и вошел в уже заметно опустевшую квартиру. Чем больше он смотрел на их пустую спальню и ходил по комнате, в которой осталась лишь кровать, тем страшнее ощущалась пустота, образовавшаяся в его душе.

Теперь, после расставания с Таней, он думал о ней, казалось еще больше и чаще, чем когда они были вместе. Что это было, и кем была она в его жизни все эти семь лет? Поселившись сначала в его голове, потом в сердце, потом став его реальностью на целых шесть лет, после чего вновь вернувшись в его мысли, и теперь кажется, навсегда… Кем была она для него, и что это были за отношения? Он мог бы обойти лучших психоаналитиков мира, но никто из них не смог бы дать ответ на этот вопрос, кроме самой Тани, а она бы вероятно, вновь солгала. Правда могла оказаться нелицеприятной, а Тане всегда было слишком важно, что думают о ней другие. Ей всегда хотелось быть хорошей для всех.

Да, вероятно Таня бы вновь солгала, точно также как во время первой близости с Толиком, когда желая выглядеть невинной, отдалась ему в последний «красный день календаря», как она говорила, чтобы тот увидел то, что хотел. Она бы солгала точно также, как когда после очередного визита к врачу сказала Толику, что подхватила какую-то инфекцию в бассейне и теперь им обоим надо лечиться… а он слушал ее, пил таблетки, и осознавая настоящую причину, но по-прежнему любя ее до умопомрачения, не спрашивал где она умудрилась найти настолько грязный бассейн… Да, наверное она никогда его не любила, потому что не могла до конца понять и оценить – оценить то, кем он был, то через что прошел, чтобы быть с ней, а также то, что он был не как все те, с кем ей довелось быть до, во время, и после него…

Толик сидел перед ноутбуком и с грустью осознавал, что в его жизни настал тупик – он никогда не встретит вторую Таню, и никогда не больше не будет с ней, даже если случится чудо, и она сама попросит его об этом. Несмотря на то, что казалось она всецело подчинила его себе за годы совместной жизни, входить в эту реку повторно он не мог. А теперь, как можно найти позитив в настоящем, когда то течение жизни, которое так нравилось, навсегда осталось в прошлом? Не хочет он никого, ему вполне бы хватило одной Тани до конца своих дней, и он никогда бы не подумал, что что-то упустил, что «недогулял»… Откуда было взяться подобным мыслям, когда в его руках было лучшее из того, что только могло быть? А сейчас он просто хотел снова полюбить кого-то, но уже не знал как это делается. Казалось, что покинув его, Таня забрала с собой его сердце, и теперь все попытки полюбить другую девушку бессмысленны и напрасны.

Неожиданно для самого себя, Толик вдруг вспомнил о Люде – девушке, которую знал всего три дня в своей жизни, когда еще подростком гостил в Москве у друзей родителей. Люда была их племяницей из Молдавии, также гостившей в то время в их московской квартире. Она была на пару лет старше Толика, не блистала образованием, окончив лишь девять классов школы, и не была красавицей – немного полноватая, невысокая брюнетка с каре и легким, едва заметным черным пушком над верхней губой. К Люде Толика необъяснимо влекло, отчего он сильно смущался. Они быстро понравились друг другу, и стоя у подъезда на январском морозе, обнимая Люду, казалось что уже занимаешься с ней любовью, а ее поцелуй был сродни последнему из всех возможных смертных грехов – настолько сексуальной она казалась ему тогда. Год спустя, когда он узнал что Люда в свои восемнадцать уже вышла замуж, то нисколько не удивился – девушка с ее невероятной харизмой и энергетикой не могла долго быть одна. Воистину, хороших девочек разбирают рано, из остальных же вырастают… да, все верно… Думая о тех двух зимних вечерах, что они с Людой вдвоем провели на кухне, когда все уже спали, Толик вспомнил одну ее фразу: «Так ты Козерог? Мой папа тоже Козерог… ну это все – ты если в кого влюбишься, то это навсегда»… Боже мой, а что если Люда была права, и это на самом деле так? Значит он всегда будет любить Таню?!

Друзья Толика потихоньку женились. Он тоже хотел любить и быть любимым, хотел встретить ту, на которой бы женился, и с которой захотел бы завести детей. Но как это возможно, если только Таня, одетая даже в растянутые спортивные штаны смотрелась суперсексуально; если только ее загорелый упругий животик всегда так заводил его; если ей не надо было краситься, чтобы быть красивой; если только она умела так следить за собой и так владеть своим телом? Как мог Толик также сильно полюбить, если никто кроме Тани не мог так же эффектно преподать себя во время прелюдии, что сливаясь с ней, он чувствовал себя триумфатором снова и снова? Нет, второй Тани не будет точно… Что же тогда остается? Искать среди всех женщин мира ту, что имеет Танину мимику, улыбку, умеет нравиться, то есть – искать копию? Нет, надо просто перелистнуть и эту страницу! Но как?

Он думал дальше. Когда Таня решилась уйти от него – что это было? Заел ли ее быт, захотелось ли приключений, было ли это простое любопытство, или быть может ее посетила такая же сильная любовь, какую в свое время почувствовал к ней Толик? Он пытался найти объяснение ее поступку, а также тщетно пытался понять, почему некоторые их общие знакомые вместо того, чтобы не вмешиваться, открыто поддержали Танино решение, как это сделала Марина, их бывшая университетская одногруппница, с которой Толик очень хорошо, практически по-дружески общался и не раз помогал ей, почему его подруга Вика, с которой он «рука об руку» прошел всю школу, не упускала случая подколоть его: «Ну признайся, ведь ты все еще любишь ее?»… А вдруг они думают, что Вася – победитель? И неужели никто не видит нелицеприятную правду, что Вася оказавшись в нужное время и в нужном месте, просто не побрезговал девушкой школьного друга?

Печально и мрачно. Люди совсем не далеко ушли от приматов. Они придумали компьютеры, самолеты, подводные лодки, но не сумели развить и поднять на новый уровень свою животную сущность, свой моральный облик… ни на грамм… Можно ли теперь верить в дружбу, вообще в ее существование, не говоря уже о любви? Быть может Толику не стоило недооценивать Васю как соперника, а стоило включиться в борьбу? А Таня, значит, была бы призом? И Толик мог бы вновь взять этот приз! Однажды он уже сделал это… Но, то было тогда, а сейчас получилась бы, безусловно трагикомедия, да и ценность Тани была бы уже не та, что прежде…

Толик признался себе, что тоже не был образцом норм морали и нравственности, и в свое время мечтал о замужней сокурснице Даше. Правда, когда он пришел к осознанию этого и начал с ней общаться, выяснилось что она уже несколько месяцев как разведена, и даже имеет отношения с другим мужчиной, ради которого сама же и ушла от мужа, с которым имела общего ребенка… Одним словом, Толик не сделал ничего плохого. Просто не успел. Но факт остается фактом: он тоже хотел сделать то, что сделал Вася – увести чужую женщину. Такова уж мужская натура – пытаться. Пытаются все, но удается авантюра только при наличии встречного желания. А нет его – попытки ни к чему не приведут. Но почему из всех возможных вариантов, из всех состоятельных иностранцев, которые имели на нее виды, Таня выбрала обычного Васю? Значит действительно полюбила? Значит просто изменить Толику у нее не было желания? А между тем, если бы она ушла к любому другому человеку, то пройдя через все стадии отчаяния, Толик наверное вновь забыл бы о своей гордости и простил свою Таню, а так… он сидел наедине со своими мыслями, и каждая из них быстро возвращала его обратно в тот тупик, из которого он тщетно пытался выбраться.

Когда семь лет назад, в самом начале их общего пути, отношения с Таней едва начинались, Толик сидя в своей комнате, часто включал песню «Ты далеко», и из колонок лилось:

Ты далеко, ты дальше, чем небо от земли

И может быть напрасно я жду твоей любви…

Это издевательски точно отражало картину, а с течением времени, как-то незаметно для самого Толика, продолжение той же самой песни охарактеризовало его отношения с Таней, и даже их итог:

…И, может быть, напрасно ты не сказала «нет»…

Быть может тогда, семь лет назад отказами на предложение Толика, красивыми Таниными губками сама Жизнь говорила ему: «Пройди мимо, это не твое», но он упрямо шел к своей цели и добился ее, а теперь понимал, что создал не долговременные отношения с родственной душой, как ему казалось, а всего лишь завидную студенческую молодость, которая так быстро пролетела…

«А ведь да, мне завидовали, черт возьми! – усмехнулся Толик. – Я видел это в глазах каждого второго парня, когда в обнимку с Таней проходил мимо!» И среди прочих завистников был кстати и Вася, как самый амбициозный и самый близкий из них всех, находившийся всего лишь за тонкой стенкой, когда они с Таней занимались любовью, а после смущенно улыбаясь, шли вдвоем в ванную. Нет, не завидую тебе, Вась… ты лишь хорошо умеешь копировать. Не создавать, нет. Копировать. Зато сейчас кто-то наверняка смотрит тебе вслед, восхищаясь твоей спутницей, и так еще долго будут завидовать любому мужчине, сопровождающему Таню…

Толик старался завершить свой опустошающий и терзающий внутренний монолог. «Так может, у меня все и было хорошо? Быть может стоит просто поверить, что все и было так, как говорила Таня? Что я и правда был ее первым мужчиной, что она и правда мне не изменяла, пока была со мной? Ведь можно же просто поверить в это… И если это правда, значит я и был истинным завоевателем этой всеми желанной девушки, и это я – молодец, что несмотря ни на что добился своего! Я могу, и я стал лучшим и первым! …А если же все было не так, и если мои самые мрачные прогнозы верны, если она лгала мне, то я свободен от самых ужасных проявлений в отношениях мужчины и женщины. Даже если все будут думать иначе, Тань, мы-то с тобой знаем как все было, мы были там, а значит в любом случае, я могу быть доволен собой – у меня было классное студенчество! Классное настолько, насколько я не мог предположить даже в своих самых смелых мечтах!»

Июнь – Август 2008. Оля

Жизнь упрямо продолжалась и после первого мая. Работа занимала всего лишь восемь часов в день, а остальное время Толику хотелось проводить вне стен уже опостылевшей квартиры, где они с Таней провели свой последний год вместе.

«В наследство» от Тани Толику достались ребята из компьютерной компании «Глобал текнолоджис». За год жизни с Таней в Ванкувере, Толик успел познакомиться практически со всеми сотрудниками «Глобал текнолоджис», которые когда-либо приезжали сюда в командировку, но особенно у него сложились отношения с Яной, которая приезжала в Ванкувер настолько часто, что казалось постоянно жила там. Не будучи заинтересованным в Яне как в девушке, Толик очень ценил ее как друга. На примере своих отношений с Яной, он убеждался, что между мужчиной и женщиной может быть настоящая дружба. Яна, также как и он, интересовалась автомобилями и обладала широким спектром схожих интересов. Вдвоем они ездили по местным достопримечательностям, ходили в кино на премьеры фильмов, в отельном номере Яны задавались целью пересмотреть все фильмы с их любимым Харрисоном Фордом, катались в Стэнли в парке на велосипедах и выбирались на экскурсии в соседние Штаты. Одним словом, значимость Яны в жизни Толика была в те дни как никогда велика.

Однажды вечером, перед спонтанной поездкой в японский ресторанчик, Яна предложила взять с собой ее новую коллегу – Олю, которая была в Ванкувере впервые, и с которой Толик еще не был знаком. Будучи уверенным, что Оля окажется типичной девушкой-программистом – малопривлекательной внешне и скучной в общении, Толик поначалу отказывался, но видя что Яна непреклонна, сдался и через десять минут они уже стояли на парковке у входа в отель, в котором жила Оля. Толик немного нервничал – на стойке администратора в этом отеле работала Таня, а значит могла появиться в дверях в любой момент. Он не хотел ее видеть и лишний раз портить себе настроение. Толик смотрел на проходящих мимо девушек, пытаясь угадать какая из них окажется Олей. Наконец, на улице показалась стройная высокая блондинка, и Яна радостно произнесла:

– Вот она! Ты смотри, сегодня даже, можно сказать, не опоздала!

Оля заметила Янину улыбку, и улыбнувшись в ответ, села к ним в машину. Яна представила Оле Толика, и тот все еще не веря своим глазам, начал разговор с новой знакомой. Оля оказалась скромна, но вместе с тем довольно общительна, симпатична и неглупа. Они весело провели вечер втроем, а через несколько дней Толик придумал повод встретиться с Олей наедине. Встречи стали регулярными, если не сказать – ежедневными. Толик был приятно удивлен тем, как развивались его отношения с Олей. Они быстро узнавали друг друга, но впечатлений, что они торопят события, не было.

Каждый раз, когда Толик с Олей проходили к лифту мимо стойки администратора во время Таниной смены, Толик был уверен, что Таня думает, будто он специально пытается разжечь ее ревность, и его отношения с Олей неискренние. Но несмотря на то, что Толику было все равно, что подумают окружающие, он не мог не отметить нездоровое чувство юмора у режиссера по имени Жизнь. Надо же было Оле поселиться не в отеле через дорогу, где жила Яна, а именно здесь, в отеле, где каждого гостя встречает за администраторской стойкой Таня!

***

Как-то раз в начале июля, совершенно неожиданно Таня зашла на работу к Толику в обеденный перерыв. Был солнечный полдень, и она позвала его посидеть в кафе. Толик был рад видеть ее, и все еще недоумевая зачем она пришла, согласился выйти с ней на ланч. Они прошли в Танино любимое французское кафе неподалеку, и сев за одним из дальних столиков, заговорили на нейтральные темы. Толик чувствовал, что это лишь прелюдия, и не ошибся. С едва сдерживаемым любопытством, и активно жестикулируя, Таня спросила:

– А как у тебя… что у тебя с Олей? – и глядя на него своими большими карими глазами, широко улыбнулась, наконец-то успокоив свои руки.

– Оля? – будто не расслышав переспросил Толик. – Да, она классная, и я благодарен, что она появилась в моей жизни… ммм… даже если скажем, завтра все закончится, я все равно буду рад тому, что знал ее.

– Да ну, она какая-то… не знаю, в общем, тебе виднее… Как-то раз подходила ко мне, спрашивала… как пройти куда-то что-ли… английского не знает… – с наигранной неуверенностью и задумчивостью парировала Таня.

– Так вы знакомы! – улыбнулся Толик, а Таня кокетливо закатила глаза.

В тот момент Толик понял, что Тане не будет нравиться ни одна из его девушек, и она навсегда хочет остаться для него единственной и неповторимой. Толик мог бы сейчас же сказать ей тысячи совершенно искренних комплиментов, но было заметно, что Таня и без того нравится себе, а кроме того, это не помогло бы им воссоединиться. Она уже не первый раз приходила к Толику на работу после того, как съехала от него. Толик сравнивал ее визиты с посещением убийцей оставленного места преступления. Тане было интересно посмотреть как он справляется без нее, и сейчас когда появилась Оля, ее самолюбие не могло быть не задето.

По странному стечению обстоятельств, Таня не раз видела Толика с Олей, гуляющих в центре города. Они держались за руки и почти постоянно улыбались, но едва завидев Таню, Толику становилось не по себе, вплоть до того, что хотелось даже отпустить руку Оли. Ему казалось, что в присутствии Тани, это выглядело чем-то напускным и неестественным. Однако, в последние месяцы их совместной жизни Таня научила Толика не идти на поводу у эмоций, и Оля так никогда и не узнала о терзавших его мыслях и сомнениях, когда поровнявшись с Таней на перекрестке они стояли втроем в ожидании зеленого сигнала, а Толина рука по-прежнему сжимала Олину тонкую ручку…

Толик часто ночевал у Оли в номере. В номерах отеля стояли невероятно удобные кровати: на них можно было уснуть в три часа ночи, а в семь утра проснуться совершенно свежим и отдохнувшим. Толик часто вспоминал как два года назад впервые ночевал с Таней в этом отеле, когда она только начинала работать здесь. Он вспомнил как лежал на этих наимягчайших матрасах и гладил ее нежную загоревшую кожу. Да, кажется это происходило на этом же девятнадцатом этаже, в том соседнем угловом номере, за панорамными окнами которого был виден залив с вечерними огнями и горы… И вот он снова остается в этом отеле, в этой неповторимой уютной атмосфере, но уже с другой девушкой. Думая об этом, Толик лишь подмечал факты, ему не приходило в голову сравнивать Таню с Олей – это были две очень разные девушки, и у каждой из них была своя роль в его жизни, которую они играли в отведенное им время.

Оля была на пару лет младше Толика. Она была под стать Толику – худая и высокая, длинноволосая блондинка с непосредственным, почти детским взглядом. Из-за своего роста она казалась немного несуразной, что впрочем, лишь придавало ей какой-то особый шарм. Совсем недавно Оля окончила университет, и уже работала в одной из крупнейших компьютерных компаний. Толик не мог в очередной раз не отметить с неким сожалением, что из-за своего гуманитарного склада ума, он не смог бы выучиться на программиста. А они, ребята из «Глобал текнолоджис» ломали стереотип о скучной жизни компьютерщиков. Они арендовали самые дорогие автомобили, жили за счет работодателя в самом лучшем отеле Ванкувера, по выходным изучали все достопримечательности красивой Британской Колумбии, утоляя аппетит в лучших ресторанах города… О какой скуке может идти речь, если сегодня ты в Канаде, через пару месяцев – дома в Москве, после чего летишь на несколько недель в Европу, и так год за годом! Нескончаемый «олл-инклюзив», в котором помимо еды и удобств бонусом шли насыщенная жизнь и море впечатления, а главное какие и сколько!

Оля приехала в Ванкувер лишь несколько дней назад. Это был ее первый визит в Канаду, и Толик естественным образом стал ее гидом. Вместе с Олей он в сотый раз объехал все местные природные красоты и достопримечательности. Ей все было в новинку, и большая полупрофессиональная фотокамера ни на минуту не покидала ее рук. Помимо природных пейзажей, объектив камеры ежеминутно смотрел на Толика. Поначалу он даже чувствовал себя голливудской звездой на отдыхе, не сумевшей избежать пристального ока папарацци, но со временем излишнее фотовнимание стало доставлять определенный дискомфорт. Казалось, что Оля просто без ума от него, но… реальность отличалась от фотографий.

Оля благосклонно принимала поцелуи и объятия Толика, но очень редко целовала его в ответ. Она разрешала ему оставаться с ней на ночь, спать на одной кровати, но не стремилась к близости. Бывало он медленно раздевал ее, и при тусклом свете настольной лампы в полумраке комнаты, на мягкой кровати, среди многочисленных разбросанных подушек, проникал в нее. Оля будучи необычайно чувственной, тихонько стонала от каждого движения Толика, но потом приходила в себя и пыталась противостоять дальнейшей близости:

– Нет, Толик, не надо, – говорила она сквозь стоны. – Ааа… а то я буду скучать.

– Мы не обязаны расставаться… – нежно отвечал он.

– Ну как же – ты здесь, а я скоро уеду…

Накануне Олиного вылета в Россию, они в последний раз ночевали в ее номере. Через неделю у Толика тоже была запланирована поездка в Россию, и они договорились встретиться уже на родине. А сейчас машина Толика стояла на парковке отеля в ожидании утра, когда он отвезет Олю в аэропорт, а сам за отведенную неделю пересечет континент на своей старой Тоете и доедет до самой восточной точки Америки – города Нью-Йорка, где его ждет новая жизнь. Собственно, дух этой новой жизни он чувствовал уже сегодня, за несколько часов до выезда: скоро все изменится, скоро Ванкувер, и все события связанные с ним, останутся за три с лишним тысячи миль. Ванкувер – такой красивый и подлый, полный невиданных красот и наигрязнейших наркоманских притонов… “Vancouver I love you but you let me down” («Ванкувер, я люблю тебя, но ты подводишь меня») – вспомнил Толик надпись под одним из многочисленных ванкуверских мостов, сделанную вероятно каким-то местным бездомным, или наркоманом, или и тем и другим в одном лице. Впрочем, чувства Толика по отношению к Ванкуверу были те же, потому эта фраза так легко и непринужденно запала ему в память.

Накануне отъезда, как и было оговорено, Толик встретил Таню у входа в отель и отдал ей некоторые вещи, еще остававшиеся в их бывшей квартире, откуда он только что съехал. Их встреча у отеля собрала множество случайных свидетелей, среди которых были их общие знакомые, а также Танины и Олины коллеги. Толик с Таней стояли друг напротив друга и спокойно разговаривали, будто дело происходило на первом курсе, когда они еще не были хорошо знакомы. Рядом стояла Оля, и Толик ощущал некую неловкость. Неожиданно промелькнула мысль обнять Таню на прощание, но Толик тут же отмел её, т.к. не знал что ожидать от себя: сейчас хуже всего было бы расплакаться, вновь почувствовав родное Танино тельце в своих объятиях. И так они расстались, просто сказав друг другу «Пока». Закончились семь лет Тани…

Ранним утром после бессонной ночи, проведенной в собирании сумок, Толик и Оля выехали по еще пустынным улицам Ванкувера, в аэропорт. Оглядываясь на перекрестках, Толик радостно прощался с этим городом, к которому привык, который хорошо знал, который одновременно любил и ненавидел, и в котором потерял Таню… Впереди у него было несколько дней дороги, и для него это был своего рода, вызов. Он вспомнил, как однажды он проехал зимой в горах тысячу миль, и вопреки увещеваниям родителей и Тани не остановился на ночлег, а потом прочел письмо от нее, где она сказала, что гордится им… Кто же будет гордиться им теперь, когда он доберется до Нью-Йорка?

По дороге в аэропорт Оля была не разговорчива, и тишину в машине нарушали разве что радостные комментарии Толика по поводу того или иного места, мимо которого они проезжали. По пустым утренним дорогам они быстро добрались до аэропорта. Запарковавшись, Толик с Олей стали собирать ее многочисленные сумки и пакеты, разбросанные по всему салону его старой легковушки. В терминале аэропорта они быстро нашли стойку регистрации на рейс, и взяв Олин посадочный талон, медленно выдвинулись по направлению к нужному выходу. Оля заметно погрустнела, но Толик улыбаясь напомнил ей, что через несколько дней они увидятся вновь. Тогда она обняла его, и впервые по своей инициативе, еще долго-долго целовала – в губы, в шею…

Июль – Август 2008

На пятый день пути, Толик в последний раз вышел из машины и размялся. Он вновь стоял напротив нью-йоркского дома своей тетушки, также как это было в теперь уже далеком 2001-ом году. Послезавтра, как и семь лет назад, он снова выйдет за порог этого дома и полетит в Россию… Толик поднялся по ступенькам до входной двери и нажал звонок. Дверь долго не открывали. Через минуту на пороге появилась тетушка и ее уже заметно постаревший пес.

Освободившись от объятий тети и потрепав за ухом собаку, Толик прошел в гостиную. Отсюда семь лет назад сентябрьской ночью он звонил Тане, которой было суждено стать его девушкой, подарить ему поистине незабываемые совместные годы, а теперь он снова в этом доме, едва расставшись с ней… Каждый шаг, который Толик делал по дому и его окрестностям, напоминал ему о том времени, когда он еще совсем юным впервые приехал в Америку. Он вспомнил, о чем мечтал тогда, на что надеялся, и думал, думал… Хотелось хотя бы на мгновение приблизиться к тому безвозвратно ушедшему времени, ощутить ту атмосферу, те запахи, и каким-нибудь образом вновь духовно сблизиться с Таней… Сев за компьютер, Толик выложил в Интернет свои фотографии с поездки и отправил ссылку на них своим друзьям, включив в список получателей и Таню.

Почему же мысли о Тане не отпускали его? Потому ли, что она была красивее его предыдущих пассий? Потому ли, что он провел с ней так много времени? Или все же потому что она была его первым стоящим достижением? Таня была синонимом слов «борьба» и «завоевание», не в пример другим отношениям, которые начинались будто бы сами по себе. Таня часто упрекала Толика, что их отношения начались искусственно и без обоюдного желания, но теперь, потеряв ее, он был уверен пуще прежнего: стоящие отношения надо выстрадать, вырастить, преодолеть препятствия.

Все еще рассматривая свои новые фотографии с поездки, Толик будто бы находился в каком-то другом мире, а меняющиеся снимки на экране монитора лишь помогали ему оставаться в своем трансе. Толик осознал, что ему нравилось бороться, нравилось даже преодолевать придуманные Таней препятствия. Он чувствовал интерес к жизни, и собственно жил, пока сражался. Из шести лет, проведенных с Таней, идиллия продолжалась от силы полтора-два года, а остальное время была борьба – по разным причинам, на разных географических широтах, и с переменным успехом. Когда же все было спокойно, будто бы в неосознанных поисках новых сражений, у Толика появлялись мысли о других девушках. Впрочем, какая теперь разница…

На следующий день Толик вылетел в Россию. Это была его первая поездка в новом, уже хорошо забытом качестве свободного человека. Семь лет назад рейс Нью-Йорк – Москва привез его к Тане, а сейчас он будто бы уносит его от нее, и происходит это не только и не столько географически и физически, сколько духовно. Толик сидел в кресле самолета и думал, что несмотря на то, что он еще молод, у него уже столько воспоминаний, и они все такие живые, и подчас такие терзающие… Как же живут старики? Это ж сколько всего они помнят! Ведь порой так сложно воспринимать изменившуюся реальность на фоне своих воспоминаний, которые не покидают тебя ни на минуту!

***

Теплым летним вечером, еще не перестоившийся на российское время, Толик стоял у окна своей комнаты, опершись на подоконник и смотрел во двор. Его небольшой провинциальный город был невероятно зелен, не в пример Ванкуверу. Он заметил во дворе соседскую девченку, которую помнил еще ребенком. Он не сразу узнал ее – сколько же ей сейчас лет? Неужели девятнадцать? Так выросла, похорошела. Вот она выходит из иномарки своего такого же как она, молодого парня и они заходят в ее подъезд. Часом раньше ее родители уехали на дачу, и судя по всему, квартира в их распоряжении на целый уикенд. Молодость, безудержный секс, дикая жажда жизни… Толик с мечтательной улыбкой на лице вспомнил те дни, когда этот двор видел его таким же – девятнадцатилетним, счастливым, влюбленным, и с Таней… Они также были рады остаться вдвоем, и также не спали ночи напролет, будучи не в состоянии утолить это желание, эту постоянную потребность друг в друге, эту страсть…

Толик почувствовал себя старым. «Двадцать пять лет, а ощущение такое, что все яркие события, всю свою молодость я уже прожил здесь, с Таней, еще до отъезда в Канаду, – подумал он. – Я завидую этим молодым ребятам, ведь молодость – это то, что дается нам один единственный раз, и нужна недюжинная мудрость, чтобы этот дар молодости не просто прошел, оставив яркие воспоминания, а чтобы мы взяли из своей молодости то главное, что представляет истинную ценность, и то без чего нам будет так пусто потом. Я не смог этого сделать. Я оставил Таню там – даже не в Канаде, нет… я оставил ее в своей молодости, можно сказать, потерял во времени…

Толик хотел как можно быстрее увидеть друзей. В особенности, ему хотелось увидеть Машу, с которой он практически каждый день переписывался. Хоть и незначительно, но общение с ней помогло Толику пережить расставание с Таней, которая каждый раз ехидничала, когда ему приходило новое смс-сообщение:

Salvation, bring me out of here tonight…

– кричал в такие моменты сотовый телефон Толика на всю квартиру, и правда каждое новое сообщение от Маши было как небольшое кратковременное спасение, как своего рода напоминание, что вне стен этой квартиры тоже есть мир, и в этом мире есть люди, которым не в пример Тане, Толик не безразличен.

И Толик, и Таня знали, что очередное смс-сообщение, скорее всего от Маши, равно как оба знали, что Маша вполне счастлива в браке и сидя дома с ребенком, ей просто не хватает общения.

– Не стоит всех по себе мерять! – злился Толик на Танины подколы. – Мы с Машей действительно просто друзья, в отличие от тебя с Васей! Еще имела наглость неадекватным меня называть, когда я прекрасно видел какие из вас «друзья»! – закипал он. Но Таня совершенно не реагировала, время от времени криво ухмыляясь.

Теперь же все было позади. Словно очнувшись от кошмара, Толик резко прервал негативные воспоминания, и намеренно перестав думать о ком-либо, попробовал уснуть. «Это невероятно – все связаны, будто одной нитью. Про кого ни начни думать, выходишь на Таню, и на душе становится гадко. Надеюсь это пройдет со временем», – успокоил он себя и закрыл глаза.

На следующее утро Толик позвонил Маше.

– Привет, вот он – я! – бодро начал Толик.

– Оооо! Привет! – с неподдельной радостью откликнулась Маша.

– Куда-нибудь съездить надо?

– А, кстати, да! В … – Маша всегда молниеносно называла место, куда ей край как надо было съездить, и сегодняшний день не стал исключением.

Сразу после отъезда Толика в Канаду зимой, Маша провела себе в квартиру Интернет, и то и дело присылала Толику свои фотографии, а он глядя на них, не переставал восхищаться ею и корить себя. С тех пор как они еще подростками жили вместе в квартире его родителей, он не мог забыть те необычные отношения, что были у них, и никак не мог простить себе, что не разглядел тогда в ней то, что видел сейчас – идеальную жену, которая даже сидя дома с ребенком остается привлекательной и желанной.

После первой нынешним летом встречи с Машей, Толик едва успел доехать до дома, чтобы не растерять строки о ней, так навязчиво пришедшие в голову. Он давно не писал стихов, но тут был приятно удивлен тем, как встреча с Машей изменила это.

You’re all that I want in a woman

I should have known from the start

You’re all that I want in a woman

Should have known it

Now it is breaking my heart

Wanna spend my life only beside you

Being near you and seeing you around

Now I know what I lost when I let go

Doesn’t matter, as now I have found

All that I want in a woman

Sitting in front of me now

All that I want in a woman

That my love’s gonna get me somehow…

Закончив писать, Толик еще раз перечитал свой свежий стих и порадовался тому как с первого раза точно выразил свои чувства. Да, Маша – это воплощение всего, что он хочет видеть в своей женщине: симпатичная, вежливая, умная, прощающая, заботливая мать и страстная жена… перечислять можно было до бесконечности. Однако, от всего этого он отказался по своей же воле… Ну не дурак ли!

Толику с Машей всегда было куда съездить, что сделать, и она всегда находила что-то, в чем было не обойтись без его помощи. В торговых центрах они подолгу выбирали ей платья, в дождь втроем с Машиной дочкой они сидели под зонтом на лавочке в парке, и Толик раньше наблюдавший подобную картину разве что в фильмах, отмечал что это очень необычно и романтично. Поздним вечером, когда уже было темно, сидя на заднем сиденьи машины и обнимая спящую дочку, Маша говорила что еще не хочет домой, и тогда Толик заезжал на заправку, выбирал более длинную дорогу, и они приезжали еще на полчаса позже. Иногда у подъезда их уже ждал Машин муж Сева, который выгружая бесчисленные пакеты из машины, благодарил Толика за помощь, а Толик мог лишь догадываться о том, что Сева на самом деле думал.

Возможно, причины ангельского терпения Севы к происходившему крылись в их с Машей недавнем семейном конфликте, едва не приведшим к разводу. Теперь он хотел показать себя в лучшем свете, и даже предложил Маше съездить на отдых вместе с Толиком. Та охотно откликнулась на предложение. Вдвоем с Толиком они даже сходили в турфирму, чтобы выбрать устраивающий тур, но в последний момент Толик отказался от этой затеи. Он понимал, что это только усугубит конфликт между Севой и Машей, а кроме того был уверен, что на курорте, вдали ото всех, он сам не упустит возможность вспомнить с Машей былое. Понимала ли это Маша? Быть может она хотела того же? Но Толику не нужен был курортный роман. Он не отказался бы от Маши, но вместе с тем, он не хотел обладать ею лишь на море, вдали от их реальной жизни. Его устроило бы наличие Маши рядом на всю оставшуюся жизнь. Иначе… иначе это была бы очередная рана, и не важно, была бы эта рана нанесена отказом Маши или же ее согласием на кратковременную связь. Толик понимал, что еще одно фиаско с дорогим ему человеком окончательно выбьет его из колеи.

***

Через несколько дней после отъезда Толика, у Маши намечался день рождения, и они решили встретиться по этому поводу, пока он еще не улетел. Сева как всегда был в командировке, чему в этот раз она, казалось была даже рада. Вечером Толик приехал к Маше с тортом, цветами и бутылкой шампанского. По пути к Маше, он отметил, что давно не испытывал подобного душевного подъема, наверное с университета, когда также набрав продуктов, он бежал к Тане. Сегодня давние эмоции вновь дали о себе знать, теперь уже благодаря Маше.

Уложив ребенка спать, они расположились на кухне, а когда торт был съеден и шампанское выпито, переместились в гостиную. Полулежа на диване в легких объятиях друг друга, они болтали ни о чем. Маша смотрела на Толика своими большими голубыми глазами. Было глубоко заполночь, когда он решил, что ему пора ехать домой. Упрямое воображение рисовало картину того, как он остается и они с Машей всю ночь занимаются любовью, уже без тинейджерских страхов, но он не мог представить как подобное может произойти с ними в действительности. Маша вышла проводить его в прихожую, и как когда-то с Таней, он простоял в обнимку с Машей еще добрых двадцать минут. На прощанье он поцеловал ее в лоб, и они договорились о завтрашней встрече.

Казалось, что Маша снова привыкает к Толику. Время, только лишь время. Он был уверен, что при его наличии они снова сблизятся, но как раз-таки времени у него и не было – нужно было возвращаться в Нью-Йорк. Толик поклялся себе никогда больше не думать о Маше как о женщине и даже порадовался тому, что ничего не случилось.

– Машка – молодец, а я дурак, что не видел этого, когда было мое время, – думал Толик. – А сейчас нужно понимать, что мое время с ней ушло. Тут его мысли сосредоточились на нехорошей статистике.

– Ты уже отпустил двух классных девушек, – сказал он себе. – Я тебя умоляю, не сделай этого еще раз… Жизнь не будет постоянно давать тебе подарки, которые ты с такой легкостью передариваешь другим…

Сентябрь – Ноябрь 2008

Толик, как и было запланировано, вернулся в Америку. Однако, переезд на восточное побережье ничего кардинально не изменил. Закрывая глаза перед сном, Толик по-прежнему вспоминал Таню и те пять дней, что год назад провел с ней здесь, в Нью-Йорке. Он помнил как уговорил Таню поехать вдвоем в это путешествие, ставшее их последним совместным мероприятием. Эти несколько дней были яркими, наполненными событиями и впечатлениями. Чего стоила одна только поездка на Ниагарский водопад! А потом, поздним дождливым вечером они вернулись в Ванкувер, и эта мрачная погода и пустынные ночные улицы были молчаливыми свидетелями конца их отношений…

***

Сидя в своей крохотной нью-йоркской квартирке при свете настольной лампы, слушая шум дождя, Толик часто переписывался с Таней в чате, за что страшно ругал себя, ведь ему надо было забыть ее. Таня живо интересовалась его делами, а Толик нехотя отвечал на ее вопросы, потому как все происходящее напоминало ему допрос с пристрастием. Что она хотела услышать? Что он по-прежнему любит ее? Да он этого и не скрывал… разве что не кричал об этом. А еще он понимал, что у Тани ничего не изменилось. Он даже представлял себе дорогу, по которой она каждый день ходит на ту же самую работу, рядом с ней все тот же Вася, и вообще все вокруг то же самое, как и было, когда они разъехались весной.

– Знаешь, нам не стоит общаться, – написал ей Толик однажды, когда они в очередной раз встретились онлайн. – После всего, что произошло между нами – это просто кощунственно. Сейчас я удалю тебя, а ты удали меня, – и нажал на кнопку.

В последних числах сентября Толик вспомнил, что через несколько дней будет Танин день рождения. Накануне ее юбилея, Толик прогулялся с фотоаппаратом по тому Нью-Йорку, где год назад они были вдвоем. Среди посещенных ими мест был небольшой парк со скульптурами бегущих собак. Толик вспомнил как тогда Таня, так любящая собак, забралась на одну из них и он сфотографировал ее умиляющееся личико. Толик присел рядом с той самой собакой, на вытянутой руке навел объектив фотоаппарата на себя и сделал снимок. Нажав клавишу предпросмотра, он увидел, что его лицо слишком грустное. Тогда он попробовал еще раз, и еще, и еще, сделав не один десяток одинаковых кадров. Ему хотелось зафиксировать наиболее нейтральное выражение своего лица, чтобы ненароком не вызвать жалость. Он знал, что Таня нисколько не сожалеет об их разрыве, а значит надо показать, что и после нее он живет, а не существует. Кадры множилось, но были похожи друг на друга. Можно было провести рядом с этой собакой весь день, так и не добившись желаемого снимка.

Вернувшись домой, Толик сел за компьютер и быстро смастерил небольшой коллаж из Таниных прошлых фотографий и снимков с сегодняшнего похода. «Танечка, с днем рождения! Ты – умница, и у тебя все получится, цвети дальше! Я всегда с тобой!», – написал он поверх фотографий, и послал только что созданную открытку на Танин электронный ящик.

– Спасибо большое! – написала Таня на следующий день. – Мне очень понравилось! Я даже плакала… Умеешь же ты меня до слез довести!

Толик представил как она плачет и тоже заплакал от осознания того, как ему не хватает ее, и как сильно он хотел бы обнять ее, если бы оказался рядом в тот момент. Без Тани на душе было пусто. Однако, общения с ней в его жизни больше не было, равно как не было больше повода для этого общения. Поздравлять ее больше было не с чем, а переписываться ни о чем, каждый раз параллельно представляя ее нынешнюю жизнь с другим, было бы настоящим садомазохизмом. И без того, каждый день засыпая, Толик думал о Тане, а наутро понимал, что даже в свои последние дни жизни с ней, он был куда счастливее чем сейчас, когда весь негатив был уже позади.

Декабрь 2008

Толик ждал декабрь. На третье число у него был куплен билет в Россию в один конец. Толик был полон решимости уехать из Северной Америки, где его жизнь уже давно шла по сценарию, прямо противоположному тому, который он рисовал себе четыре года назад, когда переехал сюда. «Просто здесь в каждом из нас проявились те качества, о которых никто и никогда бы не узнал, останься мы тогда в России», – думал он.

«Домо-ооой!» – еле слышно пропел Толик строчки песни, которая была его своеобразным гимном, когда он закончив первый курс университета, впервые посетил США. Тогда он восемнадцатилетний, поднимаясь над аэропортом Джона Кеннеди, со всей присущей молодости горячностью пообещал себе, что если и вернется сюда, то не раньше, чем ему стукнет сорок… Просто так – сорок, потому что казалось, что это наступит еще очень и очень нескоро. Однако, он вернулся обратно меньше чем через три года… вернулся, чтобы потерять то, что создал улетев отсюда. «Все приключения когда-то закончатся, и мы вернемся домой», – вспомнил Толик слова Вани из «Глобал текнолоджис», исколесившего в своих командировках пол-планеты. Что ж, вот кажется и настало время приключениям Толика подойти к концу, а ему – вернуться домой.

***

В назначенный день Толик весело и быстро, нарушая все скоростные режимы, ехал в аэропорт. Большие американские штрафы были ему уже не страшны. В машине громко звучал диск с любимыми песнями, за окном светило не по-декабрьски жаркое солнце, и аэропорт появился на горизонте на несколько минут раньше времени, отведенного навигатором. Толик въехал на подземную парковку, сдал прокатный автомобиль, и катя за собой чемодан, быстрым шагом прошел в зал регистрации. Последние часы до полета пролетели со скоростью нескольких минут. Толик сел в самолет и на душе стало легко. Скоро он прилетит домой, и скоро надо будет снова строить свою жизнь с нуля, снова сражаться. Он уже немного забыл как это делается, но он обязательно вспомнит, и на сей раз сделает всё как надо. Всё только начинается!

Начало

Сентябрь 2000

Утро первого сентября выдалось теплым и солнечным. На улице по-прежнему стояла летняя погода и казалось, что осень наступила лишь согласно календарю. От волнения Толик проснулся раньше обычного. Сегодня ему предстояло впервые идти на занятия в университет. Несколько дней назад он приезжал к главному корпусу своего будущего ВУЗа и с радостью еще раз убедился, что его фамилия находится в списке абитуриентов, зачисленных на первый курс. Он пробежался глазами по списку своих будущих одногруппников и отметил, что в его новой группе всего лишь пятеро парней и аж десять девушек – интересное сочетание! Толик также заметил, что трое из его будущих одногруппников оказались его бывшими однокашниками, а значит он уже не будет в совершенно незнакомом коллективе.

Толик вышел из дома, и перейдя дорогу, сел в автобус, который повез его в обратную сторону от обычного, школьного маршрута. Весь последний класс школы был наполнен пугающими мыслями о поступлении, выбором университета и подготовительными курсами. Поначалу Толик даже не хотел быть студентом дневного отделения, предпочитая ему вечернее, потому что расхожий стереотип студента-очника был ему малопривлекателен: представлялся эдакий разгильдяй, который беспробудно пьет в общежитии по поводу и без, а за голову берется лишь накануне сессии, и то больше посредством «ловли халявы» в открытой форточке. Толик представлял себя полной противоположностью подобному персонажу, и думал что если студенты и правда в основной своей массе оправдывают данный негативный стереотип, то его ждет наискучнейшее студенчество.

Толик перешагнул порог университета все еще немного растерянным от волнения, и найдя нужную аудиторию, увидел что большинство его одногруппников уже стоит у двери.

– Привет! – начал Толик. Ответное «Привет» пронеслось по кругу.

– Толя, – представился он, на что в ответ последовало с десяток имен, которые он тут же забыл.

Толик окинул взглядом своих одногруппниц, но его внимание никто не привлек. Даже если бы он увидел какую-то девушку – эталон красоты, он бы все равно не подал виду. Он имел представление о том, какой типаж нравится девушкам, и понимал что он не из тех, кем заинтересовываются с первых минут знакомства. Толик не умел выигрышно подать себя при первой встрече, и потому нужно было узнать его поближе, чтобы им заинтересоваться. Зато потом…! Толик как-то уже слышал от противоположного пола, что может заменять собой многих. Однако, сам он часто думал, что с удовольствием хотя бы на время променял этот свой «дар» на умение нравиться с первого взгляда, так же легко, как это делает, скажем Юра – один из его одногруппников. Глядя на то, как непринужденно тот общается с женской половиной группы, и как те смотрят на него, Толик с сожалением думал, что никогда не станет таким.

С первых дней учебы, Толик всегда появлялся в университете со своей давней знакомой Юлей, которая теперь случайно оказалась его одногруппницей. Несведущие люди были уверены, что Толик с Юлей встречаются, но у Юли уже со старших классов школы был роман с мужчиной постарше, а Толик, которому Юля в свое время нравилась, теперь нашел в ней своего рода «родственную душу». В свои семнадцать, Юля была уже слишком взрослой для компании одногруппников, главными темами разговоров которых было кто и сколько вчера выпил, и с кем остался после, а застенчивому Толику было комфортно с Юлей, потому что его интровертная сущность шла вразрез с подобными разговорами сокурсников и вызывающим поведением многих студентов-первокурсников, все еще ищущих себя.

При всем этом, университет стал для Толика свободой – той свободой, которую нельзя было получить в школе, и тем более в классе, где как и в любом замкнутом подростковом коллективе были свои негласные установки, определявшие жизнь каждого. Для Толика было важно просто быть собой, иметь свое мнение и следовать своим убеждениям. В отличие от сверстников, ему были не нужны авторитеты для взросления и самоутверждения. Он сам был для себя главным авторитетом. Надо ли говорить, что при таком видении окружавшего его мира, в котором правил подростковый максимализм, особой популярностью у девушек в школьные годы Толик не пользовался. Правда, была Маша.

Сентябрь 1999 – Июнь 2000. Маша

Маша была дочерью друзей семьи, соседей Толика по даче. В отрочестве Толик с Машей каждое лето начинали отношения, а под конец лета расставались. Для обоих это была, своего рода игра, но нельзя было отрицать их взаимную симпатию. Рано или поздно их взаимное влечение нашло бы выражение в виде полноценных отношений мужчины и женщины, что и произошло, как только Маша закончила школу.

Толик впервые обратил внимание на Машу уже как на женщину, когда просматривал видеозапись празднования Нового года, сделанную его родителями. Это был первый Новый год, который Толик отмечал с друзьями, а родители уехали на дачу, отмечать праздник с семьей Маши. После застолья обе семьи вышли в гостиную танцевать, захватив видеокамеру. Толик просматривал видео и улыбался при виде того, как танцует Машин отец, подпевал незатейливой песенке, игравшей у родителей на импровизированной дискотеке, как вдруг в гостиную вошла Маша, и присоединившись к родителям стала так простенько танцевать. Маша была одета в короткое черное облегающее платье с длинным рукавом, ее длинные светлые волосы были распущенны. Маша двигалась в такт ритмичной музыке и ее стройные ножки то и дело мелькали в кадре. Наверное, этой простотой и легкостью образа она и покорила Толика, который отметил, что Маша на этой записи была очень похожа на принцессу из старого советского мультфильма про Бременских музыкантов. Толик решил, что к Маше определенно стоит присмотреться. Он даже несколько раз пересмотрел запись, чтобы проверить не была ли его неожиданно вспыхнувшая симпатия надуманной, но во многом неожиданно для него самого, интерес к уже сформировавшейся девушке Маше возник в нем с новой силой.

***

Маша была младше Толика, но пошла в школу годом раньше него, и потому уже начала учиться в университете, когда Толик пошел в последний класс школы. Очень кстати, Маша поступила в университет в его городе, и когда встал вопрос о жилье, Толик сделал все возможное, чтобы его родители взяли Машу жить к себе, что и было достигнуто на первой же учебной неделе.

Толик не мог спокойно смотреть на Машу «новую», повзрослевшую. Когда он взглядом скользил по ее шее вниз к большой груди, спускаясь к ее аккуратному животику с еле видным белым пушком, его грудную клетку просто до боли сводило от желания обладать Машей. Не будучи красавицей в общепринятом смысле этого слова, от Маши тем не менее шла какая-то невероятная сексуальная энергетика и привлекательность, пройти мимо которой Толик был просто не в силах.

Посиделки до полуночи в Машиной комнате, за которые обоим доставалось от родителей, сменились однажды вечером совершенно нереальным везением – из-за ремонта в квартире, Машу с Толиком поселили вдвоем в его комнате. Толик не мог поверить своему счастью, а также тому, что родители ненароком сами сделали за него самую трудную работу, ведь теперь когда они вдвоем с Машей в одной комнате, ему уже ничто не сможет помешать. Теперь они могли беседовать ночи напролет, вспоминая свое детство, общих знакомых и делясь взглядами на жизнь. Толику доставляло удовольствие сушить феном длинные Машины волосы, тем самым приучая ее к себе, своим прикосновениям, и замечая на себе ее пьяный от удовольствия взгляд.

Шли дни, недели, и как того следовало ожидать, Маша все больше сближалась с Толиком. Когда он, сонный и с красными глазами приходил утром в школу и его друзья с пониманием спрашивали: «Маша, да?», он с улыбкой кивал в ответ, и вспоминая прошедшую ночь, чувствовал себя взрослым и счастливым. Ему льстило, что в то время как его друзья спали прошлой ночью одни, он был с женщиной. Когда все домашние ложились спать и в квартире гас свет, Маша сначала просто засыпала у Толика на руках, потом – рядом с ним, после чего случилась первая в жизни Толика бессонная ночь, которую устроила Маша. Это была ночь настоящего доверия и чистой подростковой любви, когда на каждое прикосновение, случающееся впервые в жизни, реагируешь так остро и чувственно, как в будущем уже не отреагируешь ни на какое и никогда. Всю ночь в объятиях друг друга, Маша и Толик так и не сомкнули глаз.

– Не спи! – озорно улыбаясь шептала Маша. – Ишь ты придумал! – и расплывалась в милой улыбке…

Когда рассвело и оба прошли на кухню завтракать, мамино «С добрым утром!» звучало для Толика как ирония. «Может она догадывается? – промелькнуло у него в голове. – Нет, скорее всего, все как обычно, и это было всего лишь обычное «С добрым утром»… Пфф… Как хорошо, что мне сегодня ко второму уроку, – подумал Толик, и как только родители ушли на работу, прилег отдохнуть.

Не понятно откуда Маша нашла в себе силы уйти в университет, а вскоре подошло время Толика выходить из дома. Своей обычной дорогой он пошел на троллейбусную остановку. Был солнечный осенний день, на асфальте были разбросаны желтые листья, и ветерок приятно обдувал лицо, не давая уснуть на ходу. В полной мере наслаждаться погодой мешало непривычное дискомфортное состояние: после бессонной ночи, все звуки доносились до Толика как будто откуда-то издалека, из какой-то пещеры. С трудом не уснув за десятиминутную поездку стоя в троллейбусе, Толик вышел на нужной остановке, и на подходе к школе, заметил своих одноклассников.

– Привет! – обратился к нему, ставший уже привычным, голос из пещеры.

Ответное приветствие Толик произнес совсем негромко, т.к. уже не понимал, что на самом деле было громко, а что нет. Пять уроков прошли быстро, и к счастью, без вызовов к доске, иначе Толик мог бы привнести живое разнообразие в учебный процесс, уснув стоя у доски перед всем классом, или не поняв элементарный вопрос учителя. Лишь на пути домой Толик почувствовал прилив сил и начал возвращаться в реальность. Вспомнив, что для восстановления сил необходима глюкоза, Толик купил пломбир, и съев его, кажется окончательно оклемался. Всю следующую ночь они с Машей спали непробудным сном, однако уже на следующую ночь все пошло по уже привычному сценарию – вдвоем на тесном односпальном кресле-кровати, они засыпали лишь посреди ночи.

То обстоятельство, что Маша была дочерью друзей семьи, сдерживало Толика в его безумных мечтах и планах на нее. Сомнения были насчет каждого последующего шага в их отношениях. Но вот уже она, также обворожительно улыбаясь, разрешает ему снять с себя футболку, и он впервые прикасается к ее нежной конусообразной груди и помнит на ощупь расположение всех родинок на ее теле, и конечно же ту, самую большую, что на левом боку. Он с трепетом гладит и целует Машу, и на какое-то время оба забывают обо всех сомнениях. На следующую ночь она уже сама быстро и привычным движением снимает с себя футболку, а спустя еще несколько дней и часа борьбы с самой собою, она уже лежит перед ним совершенно обнаженная, и он впервые в жизни целует ее всю, наслаждаясь каждым сантиметром ее тела, о котором он так сильно, до исступления мечтал еще несколько недель назад. Он помнил, как желание овладеть ею сводило до судорог все его нутро, и вот теперь – лишь они вдвоем. Он впервые в жизни проникает в женскую плоть и чувствует непередаваемые новые ощущения, которые можно испытать один лишь единственный раз в своей жизни. Среди гремучей смеси эмоций присутствует даже некий страх – он боится чего-то, но не в силах совладать с собой, продолжает. Именно Маша подарила ему эту палитру новых ощущений и бурю эмоций, и он навсегда запомнил эти мгновения и конечно же ее саму, открывшую для него мир женщин. «Ах, если бы каждый раз было как в первый раз – насколько больше счастливых и практически неразлучных пар было бы вокруг!», – не мог не подумать Толик.

Почему же он не завершил начатое? Он так и не нашел разумного ответа на этот вопрос, лишь долго потом вспоминая слова, которые с неизменной улыбкой шептала ему Маша: «Ну что же ты такой в реальность погруженный, расслабься»… Казалось бы, что может быть проще – просто следуй незамысловатым словам едва слышной песни, звучавшей посреди ночи из переносного радиоприемника, который как обычно лежал рядом с ними на постели:

Letthelovegoon, onandon

It’ssocoldupthere,

Take my hand and you’ll be strong, on and on,

сменившееся более понятными Маше строками на русском:

…Положи меня на ветер, и закрой на миг мне веки,

Позабыв свои сомненья, я растаю на мгновенье,

Улетая вдаль…

Эти песни навсегда остались в памяти Толика, и теперь всегда будут ассоциироваться с Машей и временем, проведенным с ней вдвоем. Вот лежит она – красивая, обнаженная, юная, притягательная, согласная на все; ее голова давно отключена, зато каждая клеточка тела откликается на любое прикосновение, и от нее исходит эта дикая сексуальная энергетика… Но в свои шестнадцать, Толик, понимая откуда берутся дети, не смог побороть обычные подростковые страхи: «А что если?». Эти сомнения так никуда и не ушли, и вопреки чувственным строкам песни, «любовь не пошла дальше»…

За пиком отношений с Машей, вполне предсказуемо последовал спад. Все этапы сближения были пройдены и оставался лишь страх перед продолжением настолько близких отношений. Маша, с закрытыми глазами и едва заметной улыбкой, произносила: «Доиграемся мы так…», чем моментально отрезвляла Толика, и он несмотря на то, что его по-прежнему неудержимо тянуло к ней, старался как можно быстрее завершить вечер.

Однажды утром, открыв дверь без стука, мама Толика случайно заметила Машу, спящую на его постели, и едва он пришел на кухню, строгим тоном поинтересовалась:

– Что между вами происходит?

– Угадаем с трех раз? – сиронизировал просебя Толик. – Ничего! А ты как думаешь? – произнес он вслух.

Было обидно, что «прокол» произошел, когда они с Машей просто спали не на своих местах, а отношений уже практически не было. Тема была замята, но оставила неприятный осадок, а главное – на первый план вдруг вышли те чувства Толика, которые раньше он усиленно игнорировал. После каждой ночи, проведенной с Машей, наутро ему было не по себе, а последнее время – даже немного противно. Он пытался понять причины этих странных ощущений. В чем же дело? Почему же ночью так хорошо, а утром так плохо? Было ли это от того, что он имел отношения с Машей тайно, или же от того, что интерес к ней был излишне плотским, и не был должным образом наполнен реальными чувствами, или может быть причиной было то, что все происходящее являлось чем-то совершенно новым, и он еще не научился жить с этим?

Раньше, в совсем недавно ушедшем детстве все было легко – вот ты ушел в школу, вот посмотрел телевизор, лег спать – вся твоя жизнь была на виду, и никому в голову не приходило, что у тебя могут быть секреты или какая-то тайная жизнь. А теперь, взрослея, появлялись тайны, о которых порой нельзя было рассказать даже лучшему другу. Теперь у Толика по ночам была новая жизнь, о которой никому не нужно знать. Разъедаемый противоречиями, он стал всерьез опасаться за свою сексуальную ориентацию: «Вот каждую ночь ты проводишь с женщиной, а наутро так паршиво… быть может ты… гей?!» – с ужасом вопрошал он себя. Однако, мысли об отношениях с мужчиной казались просто отвратными и мерзкими, и Толик понимал, что вполне гетеросексуален. Каждую ночь его новое, еще непривычное ему самому «я» оживало рядом с Машей.

Не понимая этого, Толик решил взяться за свой нравственный облик в том виде и так, как он это понимал. Он прекратил всякую близость с Машей, а та с непривычки подолгу не засыпала ночью, а днем сидела обиженная, с демонстративно надутыми щеками.

– Что я тебе плохого сегодня сделал? – спрашивал ее Толик.

– Ты мне ничего хорошего не сделал! – с грустной иронией отвечала Маша.

Казалось, что она тяжело переживает изменившееся отношение Толика, а он чтобы отвлечься от расстраивавшей его реальности, погрузился в мечты о недостижимой красавице Наташе из параллельного класса. Раздобыв с помощью школьной подруги фото Наташи, Толик нарисовал ее на альбомном листе. Он неплохо умел рисовать, и сейчас на своем рисунке точно отразил все линии Наташиного платья и изгиб ее стройной фигуры, оставив незаконченным только ее лицо. Он был влюблен в образ, который так хорошо удалось передать на бумаге, а красивое Наташино лицо он доверил бы рисовать лишь настоящему художнику. На обратной стороне листа Толик написал: «Хранить до тех пор, пока мы не станем друзьями, после – уничтожить». Глядя на эту подпись, и осознавая свою природную скромность, он подумал, что вероятно будет хранить этот лист вместе с остальными школьными реликвиями до конца своих дней…

Толик вполне сознательно хотел занять себя кем-то нереальным, чтобы не думать о вполне реальной Маше и держать себя в руках, когда они оставались вдвоем в квартире по выходным. Он уходил спать в гостиную, куда Маша не раз подходила к нему с подушкой, но он либо игнорировал ее, либо грубо требовал уйти, всерьез думая, что так будет лучше им обоим. Их отношения, получи они дальнейшее развитие, могли бы полностью и навсегда изменить привычный уклад жизни, а он не был готов к этому. Однако, во сне Маша вновь и вновь являлась ему обнаженной, чертовски привлекательной, и он в тысячный раз не мог устоять перед ней, и безудержно занимался с ней любовью…

По окончании учебного года, когда Маша уже выехала из его квартиры, он с сожалением думал, что теперь уже нельзя поднять тему их недавних взаимоотношений и искренне извиниться перед ней, сделать что-то, чтобы она поняла: он не плохой, он просто не мог тогда разобраться в себе. Мальчики взрослеют позднее… намного позднее девочек! Толик много раз пытался начать этот разговор, но Маша хорошо помнившая свои обиды, делала немного удивленное лицо, как бы давая понять: «О чем ты? Разве я могу знать о чем ты намекаешь?!», и все до единой попытки проваливались.

Апрель – Июнь 2001

Первый университетский преподаватель – несуразный молодой аспирант и первая в жизни университетская пара, которую он вел; вечер посвящения в студенты – скучный от одиночества; трудовая практика в студенческом общежитии, во время которой было сложно представить, что в том старом и грязном здании действительно живут люди; первые дни, недели, и даже месяцы пребывания в университете, затем зима и первая в жизни сессия – значимые и малозначимые события мелькали одно за другим, были похожи друг на друга, и исчезали в никуда, не оставляя ни положительных, ни отрицательных воспоминаний или эмоций.

Ранней весной стало вообще депрессивно-грустно. Чтобы как-то выплеснуть свои эмоции, на старой дребезжащей гитаре Толик написал не одну песню о любви. Он не раз вспомнил о Маше, подумал о том, кого он потерял в ее лице, и с грустью признал насколько его прошлогодняя жизнь была увлекательнее нынешней. Толик даже написал песню о Маше, хотя еще недавно обещал себе никогда этого не делать. Однако, на свет появилась и Машина баллада:

Хорошо, что сейчас понял я

Хорошо, что была ты у меня

Это все, что возьму я с собой,

И ты знай, что тот я вечно твой

Забывать это просто нельзя

И как жаль, что с тобой мы не друзья

И не я бы тогда был бы я

Хорошо, что была ты у меня

Забывать это просто нельзя

И как жаль, что сейчас мы не друзья…

Хотелось верить, что когда он ее исполняет, Маша где бы она ни была, может в этот момент слышать его отчаянные искренние слова, в сочетании с этой спокойной музыкой, которую он написал на одном дыхании, с мыслями о ней… А за окном была долгая и грязная весна, с пасмурными днями, во время которых было сложно понять который час и еще сложнее найти повод для оптимизма.

Все оживилось в апреле. «Почему весной людям так сильно хочется найти себе пару? Быть может это взято из животного мира, надуманно, или беспричинно воспето поэтами, а мы слепо принимаем это на веру?» – Толик пытался разобраться в себе и своей потребности любить. Он хотел встретить свой идеал. «Просто девушка» его категорически не устраивала и ассоциировалась лишь с потерей времени. Толик мучался от своих запросов. Он не знал существует ли в природе то, что он ищет, но упрямо не хотел просто с кем-то «погулять» или «повстречаться». Напротив, он хотел сделать все раз и навсегда.

Населения города в триста с лишним тысяч человек, казалось было недостаточно, чтобы найти свою благоверную, которая успокоит душу поэта и заменит собой уже надоевшие блокнот и гитару, которые испытывали на себе всю напряженность и отчаяние мечтаний Толика о любви. Порой ему казалось, что он ищет несуществующий уникум – красивую, но умную, общительную, но домашнюю, разносторонне развитую, но при этом не излишне амбициозную. Иногда он думал, что может стоит получше присмотреться и продолжить разговор с той девушкой из параллельной университетской группы, у которой он вчера взял тетрадь переписать лекцию? Но быстро осознавал, что эта девушка – лишь одна из многих, и потому не стоит никого обманывать, а прежде всего – себя.

Между тем, как это часто бывает, любовь ходила рядом. Однажды, на пути в университет в переполненном автобусе, Толик заметил на одной из остановок свою одногруппницу Таню. Ее было нетрудно заметить, потому что даже несмотря на свой невысокий рост, она выделялась из толпы: миловидная брюнетка с немного темноватой кожей, очень правильными чертами лица, большими и выразительными карими глазами, и всегда с идеальным макияжем. Ее одежда и украшения всегда были особенными – за все время, что Толик знал ее, он никогда не видел похожих вещей ни у какой другой девушки. Таня пыталась уехать в университет, но даже не посмотрела в переполненный автобус Толика.

– Она, безусловно, очень красивая, – отметил про себя Толик, задержав взгляд на Тане. – Но вероятно, вредная до жути… красивая ведь!

Неожиданно его воображение нарисовало картину типичного провинциального ночного клуба: звучат однообразные биты и электронная музыка какого-нибудь местного ди-джея, накурено до рези в глазах, у стены в кругу красивых и глупых кукол-подружек стоит Таня и болтает о ни о чем, а вокруг вьются эдакие провинциальные мажоры, демонстративно тряся ключами от Жигулей… Толику вдруг стало неприятно от того, что сам же себе и навоображал. Да, она из маленького городка, и там вероятно живут именно такие персонажи, и они вероятно посещают такие дискотеки… Таня хорошо танцует и наверняка посещает их тоже, но почему она обязательно должна быть пустышкой? Быть может она – это не только яркая внешность, но еще и яркое исключение?

Толик видел Таню каждый день в университете на протяжении уже почти целого учебного года, но никогда не держал мыслей о ней как о девушке. «Быть бы, ну не знаю… сыном директора банка, иметь в свои восемнадцать дорогой джип, быть увереннее и даже наглее… Эх, я бы обязательно «подкатил» к ней… Эта девушка, безусловно, не смотрится в автобусе», – заканчивал свою мысль Толик, выходя из автобуса на остановке напротив университетских корпусов. Возвращаясь в реальность из своих грез, Толик осознавал, что он является полным антиподом своему воображаемому герою. На самом деле, он скромный молодой человек из обычной небогатой семьи.

– Нет, даже если она вдруг пойдет на контакт, я просто финансово не потяну такую девушку, – в очередной раз подумал Толик, и вдруг понял – он стал слишком часто, практически постоянно думать о Тане. Это открытие явилось для него одновременно радостным и многообещающим – Таня как никто была близка к искомому идеалу, но в то же время и тревожным – Толик понимал, что легкой эта битва не будет.

Незаметно учебный день подошел к концу, и не помня как ему это удалось, Толик обнаружил себя разговаривающим с Таней у пешеходного перехода. Быть может, он просто дождался ее на остановке и сел с ней в один автобус, а может выбрал нужный момент и начал с ней беседу еще в университете – он не помнил. Главное, что сейчас она стояла перед ним, заинтересованно слушала его, и в своих ответных репликах раскрывалась перед ним как девушка с широким кругозором и вообще, полной противоположностью той неумной девице из клуба, которую Толик вообразил себе когда заметил Таню тем утром на автобусной остановке.

Была вторая половина апреля, и меньше чем через два месяца, в июне, у Толика была намечена поездка на летнюю работу в США – это и стало основной темой его разговора с Таней. Ей, любознательной и целеустремленной, все это было интересно. Ее влекло все необычное, и судя по ее реакции, Толик понял, что она была бы тоже не прочь поехать хоть завтра. Как жаль, что предстоящим летом это уже невозможно!

Толик с Таней стояли и разговаривали. Мимо проходили люди, а минутная стрелка больших часов, висевших на столбе у автобусной остановки, уже почти завершила свой круг. Медленно вечерело. Таня была одета в длинный пиджак, вельветовые брюки и босоножки. Толик подумал, что в босоножках, хотя они и были на высокой платформе, все же прохладно. Таня немного поеживалась от ветра, и с каждым ее телодвижением Толик с сожалением думал, что она вот-вот окончательно замерзнет и их разговор закончится. Они могли бы проговорить так еще не один час, но все еще прохладная апрельская погода поспособствовала-таки прощанию. Под конец беседы Таня произнесла:

– Ты знаешь, я рада, что мы с тобой нашли общий язык… рада, что у меня это получилось, потому что я думала, что с тобой… сложно общаться что-ли, – последнюю фразу она произнесла отчаянно жестикулируя руками, будто бы помогая себе выразить мысль правильно и не обидев собеседника.

– Это еще почему? – Толик сделал вид, будто удивился, хотя отлично понимал о чем идет речь. «Вот оно – то, что мне давно пора менять в себе и стать более открытым…», – промелькнуло у него в голове.

– Ну не знаю, ты обычно не такой как сегодня… не такой общительный, – подтвердила его мысли Таня.

Толик улыбнулся в ответ и они попрощались. В тот день он понял, что Таня вытеснила из его головы как Машу, о которой он к тому времени много думал, и с которой подумывал наладить отношения, так и бывшую школьную мечту Наташу, а заодно с ней и вообще всех остальных «возможных» девушек, к которым он присматривался.

***

На последних учебных неделях Толик случайно заметил, что Таня обычно приходит в университет раньше остальных одногруппников и стоит в коридоре одна перед закрытой аудиторией. Со следующего же дня Толик, будто бы случайно, тоже стал приезжать в университет раньше обычного и разговаривал с Таней, пока не подходили их одногруппники и преподаватель. Так продолжалось до последнего учебного дня первого курса. Таня, судя по всему, хорошо приняла Толика, но не рассматривала его иначе как просто хорошего знакомого одногруппника.

В начале июня Таня неожиданно позвонила Толику на домашний номер. Разговор был, что называется, по существу и касался предстоящей сессии, но приятный голос Тани, ее улыбки, которые Толик чувствовал на другом конце провода, и тот факт, что она сама нашла его номер и позвонила ему, дал волю воображению Толика. Он хотел чаще встречаться с ней вне университета, стать ближе к ней, и повод не заставил себя долго ждать.

В начале летней сессии Толик попросил своего лучшего друга Диму, учившегося на вычислительном факультете, помочь ему с подготовкой к зачету по информатике, и в то же время пригласил к себе Таню. Толик часто рассказывал Диме про Таню, но в тот день Дима впервые увидел ее лично, и одобрив выбор друга, отметил что Таня «классно смеется». Под конец вечера Толик предложил Тане сфотографироваться вдвоем, на что та, немного недоумевая, согласилась. Толику хотелось сделать еще несколько фотографий Тани, но она стеснялась, а он бегал за ней с фотоаппаратом по всей квартире. Она смеялась, уворачивалась, пряталась за дверью, но он все же сделал несколько снимков. А неделю спустя, солнечным июньским утром Толик уже сидел в самолете, и глядя на взлетную полосу аэропорта поклялся себе, что по возвращении из Америки, Таня будет его девушкой, чего бы ему это ни стоило.

Сентябрь 2001

С первого дня в Америке, Толик вел в своем органайзере подсчет дней до вылета обратно в Россию. Это помогало психологически быть ближе к дому, к друзьям, и конечно же, к Тане. Америка случилась очень невовремя. Толик давно хотел увидеть ее, но сейчас когда так неожиданно в его жизни, а главное в его сердце, появилась Таня, в Америке он не увидел и не нашел того, к чему стремился. Даже наоборот, многое ему не понравилось, а причина была всего лишь в том, что ему хотелось не теряя времени, скорее быть с Таней. Постоянные мысли о ней, подогреваемые напечатанными уже в США фотографиями, которые Толик сделал в день их совместной подготовки к зачету у него дома, а также телефонные звонки Тане, повлияли на его восприятие всего нового, что показала ему Америка.

Присутствовало и разочарование от поездки – Толик так и не заработал денег на машину, а исполнение этой давней мечты он возлагал как раз на поездку в США. Где было в России простому студенту заработать себе на автомобиль? Однако, в Нью-Йорке сначало было сложно найти работу, а потом случились теракты 11 сентября, и работодатель отправил всех в вынужденный отпуск на целую неделю. А между тем, дни в сентябре и без того шли на счет – у Толика уже была определена дата вылета в Россию… Но несмотря ни на что, он не сильно расстраивался, потому что с приближением вылета домой, наконец-то наступало долгожданное время действий. Однажды, незадолго до вылета, проезжая со своей тетушкой по Брайтон Бич, она спросила его:

– Почему ты так рвешься в Россию? У тебя там девушка?

– Нет, – ответил Толик. – Но у меня есть планы на самую лучшую девушку! – добавил он просебя.

Собственно, разговоры о Тане заходили в Штатах не раз. Просматривая недавно напечатанные фотографии Толика, его новые друзья не могли не спросить о нескольких снимках, на которых была запечатлена прячущаяся от объектива Таня:

– А это кто – твоя девушка?

– Без пяти минут! – с хорошей уверенностью отвечал Толик.

Вечерами он помногу раз просматривал фотографии, и особенно долго задерживался на той, где они с Таней были сфотографированы вдвоем в его комнате. Он стоит справа от Тани, в какой-то неуклюжей позе и смотрит вниз. На лице читается едва заметная смущенная улыбка, а рядом стоит Таня – на целую голову ниже Толика, у нее ясный взгляд, направленный прямо в объектив, голова немного наклонена в сторону Толика, она как всегда со вкусом одета и отлично выглядит. Любуясь этой фотографией, хотелось как можно скорее начать действовать, чтобы наконец на снимке были не двое едва познакомившихся поближе одногруппников, а влюбленная пара.

***

Двадцать второго сентября московским утром самолет Толика уже заходил на посадку. Россия встретила его яркими лучами солнца и красивыми осенними пейзажами.

– Все впереди, – сказал себе Толик. – Начинается лишь второй курс и впереди уйма времени. Я все сделаю как надо!

Когда самолет под апплодисменты пассажиров коснулся земли, Толик улыбнулся и почувствовал себя счастливым и полным решимости как можно скорее начать свою новую жизнь, в которой обязательно будет место Тане. Он не будет больше сидеть один в своей комнате.

– Ой какие у вас тут забавные денежки, – вырвалось у Толика, когда родители расплачивались за парковку в аэропорту. За сто дней в Америке он успел немного отвыкнуть от России, но у него было огромное желание узнать все глубже и лучше, расширить рамки своего привычного мира. Еще в Америке он решил, что когда вернется – все будет лучше, чем было до отъезда.

– Пап, нам надо наконец решить вопрос о машине, – сказал Толик, когда они уже выехали на трассу.

Момент был выбран правильно: вот он – Толик, вернувшийся издалека, и даже кажется взрослее, все рады его видеть, и значит привычно отказать не смогут. Отец утвердительно кивнул: «Разберемся!».

***

В университете уже начался новый учебный год. Из-за своего трехнедельного опоздания, Толик даже немного волновался по пути на занятия. «Почти как год назад», – подумал он. Сейчас он снова всех увидит, сейчас будет множество вопросов, и какое-то время он будет в центре внимания, а он этого не любил. В этом смысле он был полной противоположностью Тане, не упускавшей возможности привлечь внимание к собственной персоне. Но несмотря на то, что они такие разные, Толику предстоит добиться Таниного расположения, сделать ее своей, а значит в какой-то степени измениться самому, чтобы быть с ней… «Впрочем, эти изменения, если они все-таки произойдут, будут весьма кстати!» – решил он.

Популярности от поездки в Америку Толику хватило ровно на пять минут: к его искреннему удивлению, мало кто из сокурсников был заинтересован жизнью по другую сторону океана. Во время импровизированного блиц-опроса, устроенного немногочисленными интересующимися, Толик встретился взглядом с Таней и плавно переключился на разговор с ней, ведь она как никто другой была в курсе всех его приключений. Толик несколько раз звонил ей из Америки. Его последний звонок Тане состоялся всего за несколько дней до вылета, нью-йоркской ночью, когда в России только-только наступило воскресное утро. Таня как всегда была приветлива, улыбалась, а он не мог нарадоваться очередному разговору с ней, и единственное что могло заставить его положить трубку – это исчерпание кредита телефонной карточки, что и произошло спустя полчаса…

Танина традиция появления перед дверью аудитории за пятнадцать минут до пары оказалась жива, чему Толик был очень рад, и снова стал регулярно приезжать раньше остальных, чтобы как и прежде разговаривать с Таней. Когда иссякли рассказы про Америку, новые темы находились с трудом. Бывало висело молчание, так пугавшее Толика, и он стремился преодолеть его любыми темами, вплоть до вопросов о количестве жителей городка, в котором Таня жила до университета. Несмотря на подобные казусы, когда Толик был рядом с Таней, его мозг и воображение беспрерывно работали, словно артиллерийские орудия во время боя. Собственно, это и была его война, война за Таню, и поражение не рассматривалось даже в самых пессимистичных прогнозах.

То ли после апрельского разговора с Толиком об Америке, то ли благодаря своей любознательности, за лето Таня нашла одногодичную учебную программу-стажировку в США, и теперь активно собирала документы и заполняла бумаги. Толик вызвался помочь ей, и Таня с радостью приняла его помощь. Толик помогал добросовестно, хотя и понимал, что если Таня на целый год уедет в Америку, его планам на нее будет не суждено сбыться. Однажды вечером, заполняя бумаги, Таня засиделась дома у Толика до полуночи. Когда она собралась было идти домой, Толик улыбаясь похвалил «отважную женщину», и набрал телефон такси. Вскоре, вдвоем на заднем сиденьи семерки Жигулей они ехали по пустынным ночным улицам города. Толику нравилось, когда на поворотах Таня немного валилась на него и ему очень хотелось обнять ее, но было еще очень рано. Он приехал лишь месяц назад, и это была их первая встреча тет-а-тет после его возвращения. Стоя у двери Таниного подъезда, Толик наивно ждал, что Таня обнимет его на прощанье или может поцелует в щечку, но ничего не произошло, а некая неловкость момента ожидания, когда повисла тишина, была сглажена обычным «До завтра».

***

Время от времени, Толик просил у Тани помощи с уроками и под предлогом совместных учебных проектов впервые попал в ее съемную квартиру. Панельный пятиэтажный дом, в котором Таня снимала квартиру, несмотря на свое удобное расположение вблизи центра города, видел и лучшие времена: стены подъезда были исписаны, почтовые ящики разбиты, на полу валялись окурки и шелуха семечек, а запачканные двери квартир до сих пор были обиты дермантином, по советской моде. Действительно, казалось что в этом доме время остановилось. Немногочисленные старые отечественные автомобили у подъездов дополняли картину.

Танина двухкомнатная квартира была нарочито необжитая. На месте глазка в такой же, обитой черным дермантином двери Таниной квартиры, стояла деревянная заглушка. Все убранство квартиры выдавало в ней съемное жилье, и лишь гостиная, в которой жила Таня, была более-менее уютной. В комнате преобладали коричневые тона: темно-коричневый ковер, светло-коричневое покрывало на кровати, похожий плед на зеленом диване, коричневая деревянная мебель.

В квартире стоял какой-то свой особенный запах – не противный, но и не сказать, чтобы приятный. Это был запах некогда прокуренного помещения, которое потом неоднократно испытало на себе действие всевозможной парфюмерии и бытовой химии. Все это впиталось в мягкую мебель и перемешалось, и этому запаху было суждено сопровождать все этапы Таниной кампании Толика. Если бы спустя много лет он вновь вдохнул этот запах, то вероятно вспомнил бы все до единого часа, проведенные в этой квартире, и для Толика это была бы самая эффективная машина времени.

Дождливым октябрьским вечером, Толик набрал номер Таниного мобильного телефона и вежливо, но настойчиво попросил ее помочь с черчением. Таня не отказала, и вечером он пришел к ней, захватив ватманы и конечно же шоколад, который она так любила! Толик переступил порог с неким волнением и благоговением – здесь живет Таня. Неспеша Толик прошел в гостиную и сев на диван у письменного стола, за которым сидела Таня, облокотился на него. Таня ломала плитки шоколада и время от времени смешно сердилась, когда чего-то не понимала в записанных под диктовку требованиях учителя к заданию. Для Толика подобный сценарий вечера был действительно совмещением приятного с полезным, но не успел он расслабиться, как раздался звонок в дверь, и на пороге появилась подруга Тани – Аня – староста группы, вместе с которой пришли еще двое одногруппников с точно такой же просьбой помочь с черчением.

– Ой, Танюш, ты ведь уже сдала работу? А ты не могла бы помочь нам, а то ну вообще ничего в голову не лезет, как тут, что тут… – с порога начала тараторить Аня, и виновато улыбнулась.

В квартире у Тани часто бывало людно. И сейчас когда к ней пришли одногруппники, Толик начал собираться. Он не хотел смотреть на то как Таня смеется на шутки других парней или потеряться в разговоре более громогласных собеседников. Поблагодарив Таню и попрощавшись с остальными, Толик вышел из квартиры.

На следующий день Таня пришла к первой паре с красными глазами, и подойдя к Толику сказала:

– Я вчера до трех ночи не спала, но вот кажется что-то получилось, – и протянула Толику ватман с готовым чертежом.

Чертеж был выполнен намного лучше того, что мог бы сделать сам Толик, и даже лучше тех чертежей, что ему ранее чертили друзья с художественно-графического отделения. Он был крайне удивлен. Таня не отказала никому из обратившихся, и в итоге проделала тройную или получается даже – четверную работу… Толик сильно захотелось просто искренне обнять Таню – она была такая маленькая, уставшая, и такая безумно красивая! Хотелось прижать ее к себе, пожалеть, напоить теплым чаем и уложить спать…

– Слушай… спасибо большое! Ну не надо было так, ну что ты… – растерянно поблагодарил он ее. Безграничная признательность, любовь, сопереживание и желание заботиться о Тане просто распирали его.

Толик был приятно удивлен ее сознательностью. В тот момент он впервые испытал то ощущение, которое ему впоследствие было суждено испытать еще не раз рядом с Таней. Она отлично умела заботиться, при этом не любя. Было приятно испытывать на себе ее заботу, но очень больно осознавать, что эта забота не продиктована любовью. Сегодня она помогла ему, она даже не спала толком, но при этом ей взамен не нужно его внимание, похвалы, объятия и забота – она просто сознательная, добрая, а еще красивая и… ничья.

Будто бы в благодарность за Танину помощь по учебе, Толик стал провожать и встречать Таню с ее бесчисленных кружков и внеклассных занятий. Поздним осенним вечером, стоя с ней перед входом в Областной Дворец Культуры, где у Тани были занятия по латино-американским танцам, Толик долго не хотел отпускать ее. Разговор то затихал, то расходился с новой силой, и вот в момент, когда они уже почти простились, Толик произнес:

– Знаешь, мне бы надо кое-что сказать тебе, – и посмотрел на нее.

– Мне кажется я знаю что, – с легкой улыбкой и загадочным выражением лица подхватила Таня, и посмотрела на Толика своими выразительными карими глазами, которые было хорошо видно даже этим темным вечером.

– Но… я пока не буду этого говорить… давай когда соберемся на 7 ноября, – заверил ее Толик, от волнения делая паузы между словами.

– Давай. Ну, пока, – и Таня прошла в подъезд.

В тот момент Толику почему-то показалось, что она уже все понимает и даже настроена на отношения с ним, но ждет его первого шага.

***

На праздничное 7 ноября Толик попросил Таню не уезжать к родителям и остаться с ним в городе. У него намечался вечер с друзьями и Толик предложил Тане пойти с ним. Вечером они приехали в загородный дом Коли, бывшего одноклассника Толика, где он впервые показал Таню своим старым друзьям. Толик хотел, чтобы Таня получше узнала его и увидела «другого Толика» – среди друзей, в обстановке, где он шутит, дурачится, и общается-общается-общается… Он хотел показать Тане, что может быть рядом с такой активной девушкой как она. Помимо этого, Таню было приятно показать друзьям, и несмотря на то, что хвалиться было еще рано и нечем, Толику хотелось это сделать.

Весь вечер, в особенности когда вся компания сидела в полумраке гостиной вокруг камина, Толику хотелось просто непринужденно обнять Таню, и он мучался от осознания того, что ей это вероятно не понравится, и если так, то дальнейшего развития отношения не получат – она будет просто избегать его. Нет, надо было делать маленькие шажочки, но исключительно вперед, и не скатываясь назад из-за таких необдуманных эмоциональных поступков, которые порой так хотелось совершить!

После праздника, стоя у Таниного подъезда вдвоем с ней, Толик долго смотрел ей в глаза, и не решившись разрушить такой приятный день, зачем-то произнес:

– Помнишь, я хотел тебе что-то сказать? Так вот, я пожалуй не буду сейчас этого делать.