Читать книгу бесплатно НИИ особого назначения прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Тот неловкий момент, когда ты понимаешь, что просто ехал отдыхать с друзьями в Карелию, но по дороге тебя зашанхаили*. Опять. Вот только раньше вербовали наемником без имени в горячие точки, а теперь я очнулся младшим научным сотрудником в секретном НИИ какой-то параллельной реальности. Вокруг – осень 2023 года и неведомо как уцелевший Советский Союз.

*Зашанхаить – старинный морской термин. Напоить до бесчувствия и погрузить на корабль, чтобы человек проснулся уже в открытом море.

Саша Фишер

НИИ особого назначения

Глава 1

Подлинная наша жизнь – в будущем.

Джордж Оруэлл «1984»

Оглушительно завыла сирена. От неожиданности я споткнулся обо что-то твердое и выронил фонарик. Хромированный цилиндр кувыркнулся, упал в кусты, и его яркий луч выхватил из темноты уродливую корягу с рогами. На секунду показалось, что это какая-то тварь, даже глаза недовольно сверкнули.

Но рассмотреть подробности я не успел. В этот же момент в глаза ударил ослепительный свет прожектора.

– На месте стоять! – громогласно раздалось откуда-то сверху и справа. – Вы нарушили границу запретной территории! Стреляю без предупреждения!

Я замер в нелепой позе. На одной ноге. Медленно-медленно поднял руки вверх. Какая нахрен запретная территория? Куда, твою ж мать, меня занесло? Я что, реально сбился с дороги? Так не было же никаких развилок…

– На месте стоять, я сказал! – проорали тот же мерзкий голос в невидимый мегафон. Только теперь уже звук исходил просто сбоку, будто говоривший спустился с вышки. Или где он там был.

– А ногу-то можно опустить? – спросил я, изо всех сил балансируя.

– Нет! – в самое ухо проорал некто. – Откуда я знаю, может у тебя на подошве мина?

– Чего? – я фыркнул и постарался проморгаться. Перед закрытыми веками плавали фиолетовые и зеленые круги. Казалось, что этот чертов прожектор выжег мне глаза до самого дна. Но контуры окружающей реальности начали как-то все-таки проступать. Я стоял на самом краю широкой полосы вспаханной земли. Буквально одного шага не хватило, чтобы наступить на рыхлую серовато-комковатую массу. Источник яркого света был на островерхой башенке на противоположной стороне «земляной реки». А человек с матюгальником стоял в метре от меня. Грузный, в мешковатой одежде, перетянутой в районе живота широким ремнем.

– Фамилия?! – рявкнул некто.

– Вершинин, – машинально ответил я и даже дернул рукой, чтобы полезть во внутренний карман за паспортом. Хотя какой, нахрен, паспорт? Документы в машине остались.

– Не шевелиться, я сказал! – от его голоса в ушах зазвенело. Стоял он рядом, но орать продолжал в мегафон. Я снова замер. Вот влип же, блин! А все тот мужик со своим: «Да там простая дорога, пройдет твоя шеви-нива , как два пальца об асфальт!» Остался бы в Петрозаводске, спал бы сейчас в теплой постельке, а внутри плескалась бы пара литров вкусного карельского пива… Но нет же, повелся…

– Товарищ прапорщик, может уже можно без мегафона как-то? И так рядом стоим… – мирным тоном сказал я. Смог, наконец, разглядеть форму и погоны.

– Ты мне тут не указывай! – снова проревел над самым ухом матюгальник. – Рррраспустились совсем!

– Да я нечаянно, правда… – начал оправдываться я. – Свернул не туда, наверное. Даже в мыслях не было что-то там нарушать. Может, отпустите, а?

– Какая еще машина, что ты мне голову морочишь?! – заорал прапор, наконец-то без мегафона. Правда тише от этого не стало. И голос звучал еще более мерзко. Тот редкий случай, когда матюгальник делал голос более приемлемым.

– Семеныч, ты тут чего воюешь? – раздался откуда-то справа другой голос. Нормальный, мужской, средних лет, с эдакой смешинкой, будто говорящий уже задумал какой-то подкол.

– Кто еще здесь? – матюгальник снова пошел в ход, но теперь его рупор был повернут не в мою сторону.

– Да убери ты свое орало, всех ворон перебудишь! – из мрака выступили две фигуры. Чуть пониже и чуть повыше. – Не признал? Мне по всей форме представиться?

– А, это вы, Роман Львович, – прапор слегка сбавил обороты, но пыл все еще не растерял. – Нарушителя поймал.

– Который нарушитель? Этот? – указующий перст тени, пока еще без подробностей ткнул в мою сторону. Ага, понял, почему мне его голос показался знакомым. Это была та же самая парочка, которую я подвозил от Сямозера.

– Ну да, он самый, – важно подтвердил прапорщик. Зрение ко мне теперь вернулось в полной мере, так что я мог рассмотреть происходящее во всех подробностях. Прожектор оказался не таким уж и ослепительным, это мне просто от неожиданности так показалось. Прапору Семенычу было лет, наверное, сорок-сорок пять, у него имелось в наличии объемное весьма пузцо, которое он старательно маскировал при помощи ремня. Затянут тот был так, что делал его туловище похожим на упитанную колбасу. Лицо тоже создавало колбасное такое впечатление. Оно как-то совершенно без шеи переходило в грудь, жирненькими складками. Круглые кукольные щеки и детские голубые глазки делали прапора каким-то несерьезным, похожим на советского пупса. Еще из тех, которые говорят механическом голосом «ма-ма» когда их переворачиваешь вниз головой. Роман Львович выглядел как темноволосый кучерявый ботан. Щупловатый, невысокий, все в том же грубом сером свитере и штормовке, в которых и был утром. На ногах – пыльные кирзачи. Ему бы в руки гитару, и усадить на бревно возле костра, получится типичный такой бард. Прямо эталонный. И рядом еще должен сидеть его бородатый приятель со второй гитарой. «Милая моя, солнышко лесное…» и вот это все.

А третьим героем этой ночной драмы на самом деле была героиня. Она все еще стояла в глубокой тени, но я и так знал, как она выглядит. Белокурая валькирия выше меня на полголовы, а Романа так вообще на голову, пшеничные волосы заплетены в косу толщиной с мою руку. Тоже в брезентовой штормовке и свитере. На одном плече – охотничье ружье, на другом – брезентовый вещмешок.

– Вы мне это прекратите! – снова закусился прапорщик Семеныч. – Здесь режимный объект, есть правила!

– Семеныч, ну чего ты опять разорался, ночь же на дворе, – Роман Львович приблизился к прапору вплотную и панибратски похлопал его по плечу. – Никакой это не нарушитель, это наш сотрудник.

– А чего тогда ваш сотрудник тут вынюхивает, а? – кукольные глаза строгого хранителя государственной тайны подозрительно прищурились. – Раз сотрудник, то пусть работает, а не шляется тут… Где попало…

– Да новенький он, еще не освоился, – Роман усмехнулся в усы. – Семеныч, да прекрати ты шуметь, в ушах уже звенит! Значит, вот как мы поступим… Мы тихо забираем сейчас нашего молодого специалиста, а ты возвращаешься на свой пост, и…

– Это наррррушение инстрррукции! – прорычал прапорщик. – Вы мне это прррекратите! Безобразие! Так, нарушитель! Следовать за мной! Посажу его в каптерку, а утром разберемся, что там за сотрудник.

– Семеныч, ну мы же взрослые люди, может договоримся как-нибудь? – Роман доверительно заглянул ему в глаза.

– Вы мне это прекратите, товарищ Долгоносов! – снова пошел в атаку бдительный прапор и шмыгнул носом. – Я из-за вас дисциплину нарушать больше не намерен!

– А ногу-то можно опустить? – решился вклиниться в разговор я.

– Молчать! – рявкнул Семеныч в матюгальник. Так громко, что вороны с карканьем сорвались с веток и принялись заполошно летать взад-вперед. – Разговорчики тут не разговариваем! Следовать за мной!

– Товарищ прапорщик, – раздался из сумрака вкрадчивый женский голос. – Вы бы и правда потише, все-таки ночь на дворе.

– Это кто еще там вякает? – Семеныч попытался грозно выдвинуть вперед челюсть.

– А это я вякаю, товарищ прапорщик, – валькирия сделала шаг вперед и тоже попала в луч прожектора. – Капитан Коваль, особый отдел.

Прапор переменился в лице. Круглые щеки его втянулись, как у совы, когда она пытается прикинуться веточкой. Кукольные глаза еще больше округлились. Он заметался, будто хотел убежать сразу во все стороны, потом замер и вытянулся по стойке смирно.

– Вольно, Семеныч, – усмехнулась валькирия. – Благодарю за бдительность. Можете идти.

– Я извиняюсь, а этот нарушитель? – перемена в поведении была разительная, конечно. Только что он орал, брызгая слюной, и вот уже лепечет, как нашкодивший школьник перед завучем.

– Какой нарушитель? – валькирия приподняла бровь и скользнула по мне взглядом как по пустому месту. – Нет здесь никакого нарушителя. Точнее, ты здесь никого не видел, ясно тебе?

– Да как же нет, когда я его вижу?! – пупсовые глазки Семеныча уставились на меня. Фух. Он меня видит. А то мне на секунду показалось, что…

– Семеныч, ну ты чего такой дурак, а? – валькирия скривила недовольную гримаску и сплюнула. – Я. Тебе. Сказала. Что. Ты. Никого. Не. Видел. Ясно теперь?

– Аааа… – понятливо покивал Семеныч и снова уставился на меня. На лбу у него зашевелились извилины. – Так это ваш, значит?

– Так я же так тебе и сказал! – обрадованно включился в беседу Роман.

– Так документы бы показал, и решенное было бы дело! – прапор всплеснул пухлыми ручками. И тут я сообразил, что оружия при нем нет. И кобуры на поясе тоже. Только матюгальник.

– Семеныч, ты меня не зли лучше, а? – глаза валькирии похолодели. Температура воздуха, и так не то, чтобы высокая, резко понизилась градусов на десять. – По секрету скажу, никакой это не сотрудник. Это кадавр сбежал из лаборатории научного оккультизма. Мы его поймать хотели по-тихому, пока дел не натворил, а ты тут шум поднял, сирену завел на весь лес.

– Ка-ка… кто сбежал? – Семеныч нахмурил брови и опасливо посмотрел на меня.

– Вот-вот, понимаешь теперь, почему молчать надо? – вполголоса спросила валькирия и снова сплюнула. Поправила ремень ружья на плече. – Нам сейчас еще полночи проверять, не сожрал ли он кого.

– Со… сожрал? – деревянно повторил Семеныч.

– А ты разве не знал, что кадавры ужасно прожорливые? – усмехнулась валькирия. – У нас в прошлый раз такой обезьяну подопытную съел в один присест. И двух лаборантов. В общем, ты же умный мужик, Семеныч? Понимаешь, что надо в рапорте написать? Почему сирену включил и на уши всех поднял?

– Так… это… Задремал, привиделось что-то, бес попутал, – торопливо выпалил он. Зыркнул в мою сторону и шагнул от меня подальше.

– Вот видишь, какой ты умненький у нас, – глаза валькирии снова потеплели.

– Разрешите идти, товарищ капитан? – Семеныч снова вытянулся по стойке смирно.

– Разрешаю, товарищ прапорщик, – сказала валькирия. – И выключи уже этот клятый прожектор!

Нескладная фигура Семеныча, размахивая матюгальником торопливо скрылась в темноте. Через минуту прожектор выключился, снова стало темно, как у негра в заднице. Впрочем, можно подумать, что в заднице человека с другим цветом кожи существует какая-то особая подсветка.

Я понял, что до сих пор стою на одной ноге. Опустил ногу. Поднял фонарь, который до сих пор подсвечивал рогатую коряжку, на которой как глаза поблескивали два устроившихся поспать слизняка.

– Пойдемте, Клим, – кучерявый Роман махнул мне рукой. – Только по траве, на контрольно-следовую не наступайте, а то еще в самом деле на мину зацепите.

– Настя, что это вы ему наговорили? – спросил я, не двигаясь пока что с места. – У вас и в самом деле кадавров делают?

– Ой, да бросьте вы, каких еще кадавров? – девушка легкомысленно махнула рукой. – Это Семеныч у нас тупенький, ему про научный оккультизм что хочешь расскажи, он поверит. Но вы-то образованный человек! Какие еще кадавры? Вы еще скажите, зомби, ага…

– Пойдемте уже, холодно тут, трава вон, инеем покрылась, – сказал Роман и потер друг о дружку озябшие ладони.

– Да куда я пойду, у меня тут машина за поворотом! – возмутился я.

– Какая еще машина? – проговорила валькирия и странно усмехнулась.

– За каким поворотом? – спросил Роман и вопросительно уставился на меня.

Я не понял, они меня разыгрывают что ли так? Я резко повернулся, луч фонаря метнулся в ту сторону, откуда я пришел. И уперся в серую поверхность бетонного забора. Приветливо поблескивающего по верхнему густыми витками «егозы».

– Да как же это возможно? – оторопело пробормотал я.

– Клим, идемте уже, пока кто-то более умный, чем Семеныч не проснулся и не побежал выяснять, что за кипиш мы тут с вами устроили! – Роман засмеялся, но я, честно говоря, не видел в этой ситуации вообще ничего смешного. – Давайте за мной, след в след!

Делать было нечего. Не орать же и топать ногами, обиженно требуя предъявить мне скрытую камеру, которая меня сейчас снимает. И еще тех умельцев, которые умудрились, пока мы тут с прапором препирасись, дорогу бетонным забором перегородить и колючки сверху намотать.

– Да вы не волнуйтесь, Клим, – весело сказала валькирия, легонько хлопнув меня по плечу. – Про мины он пошутил, их еще пять лет назад все убрали. Разве что случайно какую пропустили…

Глава 2

– Может быть, он вообще не волк?

– Раскусили, я – пудель, правда давно не стригся.

«Правдивая история Красной Шапки»

Эта парочка вынырнула из придорожных кустов так внезапно, что я едва успел вдарить по тормозам. Подвижный невысокий мужчина в штормовке с пышной шапкой кудряшек и героического сложения девица с толстенной косой цвета спелой пшеницы. С ружьем.

– Здорово, шеф, до Петрозаводска не подбросишь? – сразу же сунулся в открытое окно парень. От него пахнуло костром, шашлыком и звуками гитарного перебора.

– Как раз туда и еду, – покивал я. – Забирайтесь. Тесно только будет, но вы без рюкзаков, должны поместиться.

– Настя, давай ты вперед тогда! – скомандовал кучерявый и принялся втискиваться на крохотный островок заднего сидения моей заслуженной «шеви-нивы». – К нам в Карелию отдыхать?

– Ага, – я невольно залюбовался, каким изящным движением запрыгнула в машину девушка. Прямо как капля ртути перетекла. Хищная кошка, тигрица. Я вообще-то не любитель таких вот здоровенных, но эта смотрелась на редкость гармонично. Дева битвы, валькирия. Ей бы вместо мятой кепочки островерхий стальной шлем, да меч замысловатый вместо ружья…

– Я Настя, – серьезно сказала она и протянула руку. Я вежливо ответил на рукопожатие. Глаза у нее были подходящие всему остальному облику – голубые, яркие, пронзительные. Сказал бы, как небо, но небо за окном сейчас особо красками не баловало. Второй день хмурилось и нависало низким свинцовым потолком. Хорошо хоть дождей не обещают. Впрочем, даже в ясные дни карельское небо особенной пронзительностью не отличается. За что и люблю эти места осенью. Никаких ярких красок, сплошные полутона и оттенки.

Тут я понял, что пока я неприлично долго смотрел на девушку и сравнивал ее глаза с небом на разных широтах, она меня о чем-то спросила, а я, конечно же, пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Эээ… что? – на всякий случай переспросил я.

– А вас как зовут? – повторила девушка. – Нам все-таки ехать какое-то время вместе, надо же как-то обращаться.

– Что-то ступил, прошу прощения, – я рассмеялся. – Третий день в дороге, совсем одичал в этих пустошах. – Клим меня зовут.

– Как Ворошилова? – хохотнул с заднего сидения стиснутый между дверцей и тюками кучерявый. – Стреляете хорошо?

– Никто пока что не жаловался, – усмехнулся я. – Не Ворошилов, конечно… Но фамилия похожа. Вершинин.

– А я Роман, – представился кучерявый. – А далеко едете?

– На Воттоваару, – ответил я и усмехнулся. – Ребята по Онеге на катамаране идут, я их в Петрозаводске подхватываю, и мы мчим туда.

– Оккультизмом, значит, увлекаетесь? – понимающе проговорила Настя.

– Это почему еще? – я прибавил газу на ровном участке дороги.

– Ну, я слышала, что Воттоваара – это шаманское место, – валькирия пожала плечом.

– Ерунда это все, – хмыкнул я. – Выдмали для туристов. Я на Воттовааре уже три раза был, никакого шаманства не заметил. Но место красивое очень, вот и еду снова. Это друзья у меня всей этой фантасмагорией увлеклись, делать им нечего… В прошлом году на Сейд-озеро из-за этих же фантазий потащились.

– О, Сейд-озеро! – оживился кучерявый Роман. – Всегда мечтал поехать, но ноги не доходили, хоть и живу вроде недалеко. И как там? Куйву видели?

– Продрогли как цуцики, комаров покормили, – сказал я. – Куйву видели, конечно, считай из-за него и тащились в такую даль. И денег кучу охреневшим саамам за лодку отдали.

– То есть, вы скептик, я правильно понимаю? – спросила Настя. – И в мистику никакую не верите?

– Я верю только в то, что своими глазами видел, – хмыкнул я. – Вот как увижу своими глазами, как этот Куйва что-нибудь колданет или, там, каменный гигант внезапно из-под земли вылезет, тогда и…

– А вы, извиняюсь, кто по профессии? – кучерявая макушка Романа протиснулась между передними сидениями.

– Программист, – чуть помедлив, ответил я. Ну да, какой я, к чертям собачьим, программист? Прошел курсы по интернету, чтобы хоть чем-то занять уже начавшие ржаветь мозги. Не рассказывать же первым встречным, с какой работы меня полгода назад в отставку отправили.

– О, программист! – будто с каким-то подтекстом сказал Роман и замолчал. Они с Настей переглянулись. – Из Москвы?

– Из Питера, – ответил я.

– А в Петрозаводске где останавливаться думаете? – сменила тему Настя.

– Да сниму койку в каком-нибудь хостеле, я небалованный, было бы куда кости бросить и чем накрыться, – ответил я. – Хотел палатку поставить, но похолодало что-то.

– Это да, погоды испортились… – Роман вздохнул. – Вы только вот что! Обязательно зайдите в «Куйву» тогда! Хах, интересно получилось! Но нет-нет, тут никакой мистики, честное слово! «Куйва» – это отличный рыбный ресторан, уверен, вы ничего подобного никогда не пробовали! Зайдите, не пожалеете!

Вышла парочка, на окраине Петрозаводска. Буквально на первом же светофоре Роман вдруг спохватился, хлопнул меня по плечу, мол, все, приехали, высаживай нас прямо тут. Я притерся к поребрику, и снова залип на то, как двигается величественная блондинка Настя.

– Бывай, шеф, спасибо тебе! – Роман сунул голову в окно. – В «Куйву» зайди обязательно, зуб даю, не пожалеешь!

– Ага, понял-принял, – кивнул я. И тут же забыл про свое обещание. Потому что как только эти двое ушли, на меня напала натуральная черная полоса. На ровном месте лопнула покрышка, пришлось выгружать из багажника все барахло, чтобы достать запаску, шиномонтажки по пути все, как одна, оказались закрытыми. Потом одна нашлась, крошечная завалюха чуть ли не позапрошлого века постройки, так там только наличку брали. На ближайшем банкомате висела бумажка «не работает». Пока крутился, стемнело. Начал искать хостел – везде занято. Потом еще Славка прислал непонятное какое-то сообщение с геометкой. Мол, в Петрик не зарулим, место встречи – на точке. Где-то севернее, почти у Медвежьегорска. Звоню – вне зоны доступа.

Да ерш твою медь…

Я оглянулся на заднее сидение и вспомнил, что мне барахло это еще надо завезти на адрес. Вбил его в навигатор, а тот мне давай фигвамы рисовать тоже. Пришлось прохожих расспрашивать. Один одно сказал, другой вообще в противоположную сторону показывает.

Короче, к десяти вечера, когда я расплевался со всеми делами-проблемами, то осознал, что ночевать буду, похоже, на улице. Курить захотелось жутко. Так-то я бросил пять лет назад, но ситуация очень располагала. Покрутил головой в поисках каких-нибудь многообещающих вывесок «Продукты 24» или чего-то подобного. Не особо себе представляя, в каком вообще районе Петрозаводска я нахожусь. Но вместо этого наткнулся глазами на знакомое слово «Куйва». Слово было написано на внушительной потемневшей доске, которая болталась на толстых цепях. На приземистом бревенчатом доме с высокой крышей. И рядом с дверью светился «болотный фонарик». А для самых непонятливых на кусочек скотча была наклеена бумажка с крупными буквами «МЫ ОТКРЫТЫ».

И в этот момент в животе заурчало так, что даже барабанные перепонки задрожали. Рыбный ресторан, говорите? Здесь в Карелии рыба традиционно стоит столько, будто ее кормят исключительно фуагрой и устрицами. Да и оформление у ресторана… Именно за такими вот «эко-вывесками» обычно и скрываются самые модные места по самым бешеным ценам.

Хотя…

Да и черт с ними, с деньгами. На пару жареных хвостов поди хватит, а потом мы с ребятами состыкуемся, и дальше нам деньги уже особо не понадобятся. Я решительно отстегнул ремень безопасности и вышел на пустынную улицу. Не особо живописную, надо заметить. Если не считать этой национальной избы, все остальные дома были скучным наследием советской эпохи. Унылые серые панельки, которых в каждом городе до хрена. В светящихся окнах копошилась обычная жизнь, свет редких фонарей отражался в ртутно поблескивающих лужах. От Онеги волокло зябким холодом. Ветра не было, но было ощущение, что это сам воздух трогает тебя ледяными пальцами, будто слепой, когда изучает твое лицо…

Глухо бздямкнули жестяные колокольчики, и глаза всех посетителей разом повернулись ко мне.

– Здрасьте, – осклабился я, оглядывая помещение. Деревянные стены, куча каких-то колокольчиков, тряпичных кукол, странной формы горшков и прочей дребедени, которая всегда висит на стенах в подобных местах. Столы из толстых досок, чурбаки вместо стульев. Откуда-то из-за резной деревянной ширмы выскочила пухленькая светловолосая девушка в псевдонародном платье, обшитом узорчатой тесьмой. И такая же тесьма повязана на голове. Волосы заплетены в косу.

– Добрый вечер, у вас заказан столик? – спросила она.

– Нет, случайно зашел, – сказал я. – Один приятель посоветовал ваше заведение, вот я и…

Эй, какого черта я вообще разболтался? Будто меня кто-то спрашивал, какого хрена я вообще сюда забрел.

– Тогда проходите вот сюда, пожалуйста! – и вредная официантка провела меня к пустующему столу в самом центре зала. – Сейчас принесу меню!

Она вильнула задом и скрылась за той же ширмой, из-за которой и появилась. Публика, которой было не так много, как мне сначала показалось, неспешно отвела от меня любопытные взгляды и вернулась к своим разговорам. Пахло жареной рыбой, какими-то специями и лесными ягодами. И свежим деревом еще, будто совсем недавно здесь долго и старательно пилили бревно.

«Выдыхай уже, бобер, что-то ты на взводе!» – сказал я сам себе. Ну да, после такого вечера поневоле начинаешь ждать подвоха от всего на свете. В том числе и от ресторана с жареной рыбой.

Вместе с меню официантка принесла здоровенную глиняную кружку горячего напитка из давленой брусники с медом. Я еще больше напрягся, ожидая увидеть в меню что-то совсем уж астрономическое.

Листнул «крафтовые» листочки в фанерной обложке с выжженным этническим узором.

Выдохнул.

Нормальные цены, не заоблачные. Не придется сейчас заказывать жалкий бутербродик и делать вид, что совершенно не голоден.

– Каларуокку, жареную на гриле форель и салат из свежих овощей, – сказал я изучив недлинный список предлагаемых блюд. А может и правда заведение для своих… Девочка упорхнула с моим заказом, я сделал глоток горячего кисло-сладкого напитка и почувствовал, что меня начало отпускать. Настолько, что я даже начал разглядывать публику. Назвать которую гламурной было ну никак нельзя. Разве что вдруг среди золотой молодежи, воспитанной соцсетями, внезапно стало модно носить брезентовые штормовки и кирзовые сапоги. Я как будто попал на сборище любителей подледного лова в несезон. Или на конференцию охотников-любителей. Или в филиал туристического клуба родом откуда-то из дремучего Советского Союза.

Сделал еще глоток и прислушался к разговорам. Благо сидел в центре, и мне было отлично слышно, что говорят за каждым из занятых столиков.

– Да брешет твоя Катька, слушай ее больше!

– …там мельница раньше стояла финская, еще где медведя видели на той неделе.

– …а она говорит, что нитка там была натянута. И что если бы заметили и остановились, то ничего бы не было.

Обсуждали две вещи – очередных пропавших среди нигде туристов и не случившуюся свадьбу. И в обоих случаях собравшиеся винили какого-то Митрофана, которого злить не следовало. Мол, все знают, что он колдун, вести себя надо соответствующе.

Я приуныл и стал гипнотизировать резную ширму. Скорее бы что ли еду принести, тогда перестану слушать весь этот бред.

И словно услышав мои мысленные мольбы, в зал снова выпорхнула официантка. С подносом. На котором ароматно дымилась деревянная плошка, полная густой рыбной похлебки. Ммм… Я чуть слюной не захлебнулся, пока она раскладывала на столе вышитые салфетки и приборы. Прямо железная воля требовалась, чтобы не схватиться за деревянную ложку сразу же, как только еда оказалась передо мной. Крупные куски нежно-розового мяса, разварившаяся картошечка, залитые густым рыбным бульоном с едва уловимым запахом дыма. А сверху – несколько колечек свежего лука.

Я зачерпнул первую ложку, успев мысленно представить смешную картинку с удивленной мордой лосося, который спрашивает, почему лососевый цвет – это розовый.

«Наверное, зря я сюда пришел такой голодный», – с сожалением подумал я, выскребая из миски драгоценные капельки ароматной рыбно-картофельной жижи. Кажется, вся эта немаленькая порция исчезла за какие-то считанные секунды. Конечно же, мне эта карельская уха показалась пищей богов. Я бы сейчас за милую душу и позачверашний холодный суп выхлебал и добавки бы попросил.

– Ваша рыбка! – зазвенел над ухом колокольчиком голос официантки. – Вам понравилось?

– Очень вкусно, – я хотел, было, откинуться на спинку, но вовремя вспомнил, что у местных чурбаков никаких спинок было не предусмотрено. Довольная официантка снова упорхнула.

А разговор вокруг меня, тем временем сменился на обсуждение всяких охотничьих угодий, предместий, урочищ, распадков и прочих приметных мест. Стало понятно, что эти ценители штормовок и кирзачей знают окрестности Петрозаводска даже лучше, чем свои пять пальцев. Если в пальцах они спьяну могут начать путаться, то все озера и речки они перечислят даже не приходя в сознание.

Я полез за телефоном и снова посмотрел на присланную Славкой геометку. Набрал. Вне зоны действия сети.

Тьфу ты, засада какая. Там дорога-то хоть есть вообще, или он наугад в берег ткнул?

– Мужики, а скажите, вот в это место как можно проехать? – спросил я, снова привлекая к себе внимание.

Трое бородатых завсегдатаев поднялись из-за соседнего стола и сгрудились над моим. Один ткнул в телефон двумя пальцами, увеличивая изображение.

– Ну так это смотря на чем… Какая у тебя машина?

– Шеви-нива, – сказал я.

– О, эта пройдет!

– Ну как сказать! Там в прошлом годе Иваныч буханку в болоте утопил.

– Да Иваныч бы и шишигу утопил, если бы была…

– Погодите, так там же Тойво на позатой неделе был, говорит там кольев в дорогу навтыкали…

– Да он не там был, он возле Тулгубы был, а это аж севернее Янишпольского, глаза-то разуй!

– А, точно!

– Ехать-то долго? – спросил я.

– Да не, ну может часа два максимум. Навигатор-то что говорит? – мужик уверенно ткнул пальцем в мой телефон, по карте пробежала ниточка маршрута. – Ну вот, как он показывает, так и едь. Только вот тут в конце не так. Он старую дорогу показывает, а ее разрыли давно. Там надо после кладбища сразу свернуть, хитрый там такой свороток, над ним еще кеды старые болтаются. Ну и дальше ехай, как дорога ведет, там развилок и поворотов нет.

– Понял, спасибо! – я кивнул.

– Только это… – мужик задумчиво поскреб бороду. – Где-то тут у меня… Ты один туда собрался ехать?

– В точке с приятелями встречаюсь, а что? – я сделал над собой усилие, чтобы не поморщится. Ну да, мистическая сила утащила туристов в другое измерение, на позатой неделе там видели припаркованную летающую тарелку, а из Онеги то и дело высовывает башку местный аналог лохнесского чудовища.

– На вот, надень вот это, – он кинул передо мной шнурок в налипших табачных ошметках. Я даже не сразу заметил мелкую подвеску в форме капли.

– Ой, да бросьте вы эту вашу мистику! – отмахнулся я. – Я по вашим краям не первый год уже катаюсь.

– Ты катаешься, а мы местные, – строго сказал мужик. – Ежели не веришь в это все, то не все ли тебе равно, возьмешь ты ее или нет? А мне на душе спокойнее будет.

– И то верно, – я вздохнул, взял шнурок и сунул в карман. – Спасибо еще раз. Ну и за беспокойство тоже спасибо.

Доел рыбу, запил все еще одной кружкой брусничного чая, расплатился и вышел на улицу. Распогодилось. На небе светились звезды, над домами неспешно всплывал обгрызенный с одного края диск луны. Время было где-то к полуночи.

Я постоял у машины, поглазел на небо, нашел Малую Медведицу, удовлетворенно хмыкнул. Когда-то это созвездие упорно мне не давалось. Вот ковш Большой Медведицы, вот отсюда надо провести прямую, чтобы упереться в полярную звезду, и… И дальше я смотрел в небо, видел фигу. Но как-то один раз случилось у меня свидание с особенно глупенькой, но очень хорошенькой кисой. Я стоял на балконе, слушал, как она что-то щебечет, и чтобы чем-то себя занять, снова начал рисовать эти мысленные линии, и вдруг – хоба! – из ниоткуда появился второй ковшик. Не знаю, почему я сейчас об этом вспомнил.

Я поежился. Набранное в «Куйве» тепло начало стремительно меня покидать. Так что я открыл машину и забрался за руль.

И что теперь? Искать хостел, а с утра катить на точку? Или может, хрен с ним, с хостелом? Мужик сказал, что недалеко, в общем. Спать я пока не хочу, еще на пару часов за рулем меня точно хватит. А там уже на месте с машине и посплю…

До самого поворота у кладбища все шло отлично. Пустая дорога, асфальт вполне даже пристойный, разметка свежая. Да и потом все было неплохо. Дорога была не то, чтобы огонь, но нормальная. Извилистая, петляла среди кустов и камней, даже красиво в каком-то смысле. Фары выхватывали из мрака причудливые коряги и валуны, на лобовое стекло то и дело падали жухлые осенние листочки… Лиса сквозанула в кусты…

Хорошо, что я не спешил. А то бы налетел на эти колья со всего маху!

Ударил по тормозам, вылез.

Вот ведь мудак-человек какой-то… В дорогу было вбито несколько заостренных кольев. Высотой примерно в ладонь. Под углом, как раз чтобы колеса машины на них насадились попрочнее. А дальше – поворот.

Я с трудом выдрал колья из земли и вернулся за руль. Посмотрел на карту. Ехать мне осталось чуть больше километра. И буквально через метров десять – крутой поворот. Я сунул руку в бардачок, достал тактический фонарик и снова вышел на улицу. Пройдусь, посмотрю. Лучше сразу все такие «ловушки» убрать, шиномонтажка ближайшая отсюда хрен знает где…

За поворотом – снова колья. Четыре штуки. Выдрал, пошел дальше, шаря по земле и окружающим кустам фонариком. Какой-то звук странный, будто колокол что ли в отдалении где-то бьет?

Или показалось?

Боммм… А потом такой тонкий писк, как будто на краю слышимости. Тишина, потом опять боммм…

Да и черт с ним. Я снова зашагал по дороге, выискивая долбаные колья.

Подумал, что сейчас за тот поворот заверну, проверю и пойду обратно к машине.

И тут взвыла та самая сирена.

Глава 3

– Как думаешь, универсалии могут существовать как сущности конкретных вещей, или они являются лишь порождением разума?

– Умаумаумаума.

– Пожалуй, я тоже так думаю.

Ведьмак III: Дикая охота

«Какой еще к хренам собачьим, особый отдел?» – думал я, глядя на луч фонарика в руках Романа, мечущийся то комьям вспаханной земли, то по жухлой траве, слегка поседевшей от инея. Она этого прапора на понт взяла, а он и повелся? И еще какая-то неправильность грызла мне мозг. Прямо долбилась в череп, как будто назойливая муха внутри головы.

А, точно. Кокарда. Красная звезда с серпом и молотом на фуражке у прапора. Какого года у него форма? Тут не настолько глухомань, чтобы за отцом фуражку донашивать. Хотя я слыхал, что в некоторых частях считается особым шиком таскать на себе атрибутику советской армии. Но всегда считал, что это так, слухи и болтовня на фоне нахлынувшей волны «раньшебылолучшизма». Может Семеныч как раз из таких? Из фанатов канувшей в небытие красной империи?

– Настя, ты посматривай там, – сказал Роман через плечо. – А то Семеныч по нашему следу мог Жучку пустить.

– Топайте, я проверю, – отозвалась Настя, и я машинально повернулся к ней и проводил взглядом, как валькирия бесшумно растворяется в темноте.

– Клим, а ты-то что встал? – Роман тряхнул меня за плечо. – Давай живее, уже недалеко.

– Так, а ну стопэ, – я отпихнул его руку. – Это какой-то розыгрыш что ли? Куда вы меня ведете, и где моя машина?

– Клим, я тебе клянусь, что все популярно объясню, – сказал Роман, направив луч фонарика снизу вверх на свое лицо. – Через примерно… Так, тихо!

Со стороны вышки раздался электрический треск, скрежет металла по металлу и негромкий хлопок. Потом далеко в стороне кто-то закричал.

– Идем-идем, пока им там не до нас! – Роман потянул меня за рукав. Я почувствовал, что начинаю закипать. И больше всего мне сейчас хотелось остановиться и заорать во всю глотку: «Да что за хренотня тут происходит?!» Ничего не понимаю. Эта парочка – какие-то диверсанты? Влезли на военный объект и устроили… а что устроили?

Тогда почему прапор прикинулся ветошью, когда Настю увидел?

«Капитан Коваль, особый отдел».

Я поддался настойчивым тормошениям Романа и поплелся за ним.

И подумал почему-то про самолет и стюардесс. Если турбулентность трясет, но стюардессы продолжают шнырять по салону и разносить напитки, то бояться нечего. Значит все штатно, никому ничего не угрожает, бери свой чай и жуй свой бутер. А напрягаться стоит только если стюардессы вдруг расселись по своим креслам и пристегнули ремни. Если взлетели уже давно, а до посадки еще далеко.

Роман и Настя были слишком спокойны, даже как-то легкомысленны. Скорее троллили этого Семеныча, а вовсе не всерьез чем-то угрожали. С такими лицами преступлений не совершают.

«Можно подумать, ты большой специалист по тому, с какими лицами совершают», – ехидно поддел я сам себя, пробираясь вслед за Романом через цеплючие кусты.

– Сюда, – Роман посторонился и посветил фонариком вперед и вниз. В этом месте под бетонным забором имелся неширокий лаз-подкоп, будто собака разрыла землю между двумя здоровенными валунами. – Давай за мной.

Роман плюхнулся на четвереньки и ловко прополз под забором. Я замер, моргая. Без фонарика стало непроглядно темно.

– Да все нормально, Клим, давай вылезай, – раздался за плечом голос Насти. Я чуть не подскочил на месте. Когда она успела опять нас нагнать? – У нас там машина.

Лаз был откровенно узковат. Я еле-еле протиснулся. Изгваздался весь, наверняка, как свинья.

– Что там? – спросил Роман у выскользнувшей из-под забора Насти.

– Сунула Жучке шмеля под хвост, пускай развлекаются, – валькирия снова забросила ружье на плечо. Они оба засмеялись, будто она сказала какую-то очень знакомую шутку.

– Клим, ты не кипятись, просто доверься нам, и все пучком будет, – Роман хлопнул меня по плечу.

– На брудершафт не пили вроде, – буркнул я.

– Что? – переспросила Настя.

– Проехали, – огрызнулся я. – Где там ваша обещанная машина? А то холодрыга такая…

Машина оказалась под стать парочке. Явно видавший всякое дерьмо УАЗик, правда с какими-то непривычными наворотами. Будто его отдали на прокачку пьяному автослесарю, двинутому на узорах из гнутой арматуры. И на крыше с правой стороны он еще зачем-то присобачил прямоугольный громкоговоритель. А на кенгурятник приварил звезду с серпом и молотом. Секта свидетелей СССР у них тут что ли?

Я забрался на заднее сидение, все три двери синхронно хлопнули. Мне пришлось повторить, потому что с первого раза моя дверь не закрылась.

– Да хреначь со всей дури, не развалится! – сказал Роман, поворачиваясь ко мне с переднего пассажирского места. – Это только кажется, что он такой хлипкий.

– Обещали новый к зиме, – сказала Настя.

– Только забыли уточнить, к какой, – хохотнул Роман.

Двигатель пофыркал, прочихался и зарычал. Не включая фар, Настя тронулась, цепляя лобовым стеклом ветки кустов.

– А фары включить религия не позволяет? – спросил я.

– Мне и так отлично все видно, фары только мешают, – сказала Настя. —

– Настя у нас феномен, – с гордостью заявил Роман, будто сам принимал участие в феноменальности Насти. – На новичков всегда впечатление производит.

– Служу советской науке! – отчеканила Настя.

В целом, людей можно поделить на два типа. Одни в случае любой непонятной ситуации начинают метаться и бежать, как всякие там травоядные антилопы, жители равнин. Другие замирают и вцепляются во все доступные опоры, как живущие в горах и на деревьях хищники. Ну, грубо, конечно. Какие-нибудь горные козлы совсем даже не хищники, но если бы они в любой непонятной ситуации начинали метаться, то падали бы они гораздо чаще. Хотя, с другой стороны, откуда я знаю статистику падений горных козлов?… Просто я себя всегда относил ко второму типу, и мне было куда приятнее представлять себя снежным барсом, а не горным козлом. Так что в своей псевдонатуралистичной теории деления людей на два типа я одних называл «травоядными», а других – «хищниками». И раз я начал об этом всем думать, значит градус непонятности этой ситуации для меня далеко зашкалил за понятие «норма».

– Куда сейчас? – спросила Настя, выруливая из лесного бездорожья на надсадно заскрипевшую под колесами гравийку.

– На КПП, – отозвался Роман.

– Так ночь же, закрыто там, – Настя чем-то зашуршала, будто разворачивала газетный сверток. В машине запахло колбасой. – Будешь бутерброд? Я что-то так жрать хочу, уже просто сил нет. Клим, ты не голодный?

Я открыл рот, чтобы отказаться, все-таки не так давно весьма сытно поужинал в ими же порекомендованном заведении. Часа два назад или около того?

– У нас же бочка все еще в багажнике? – задумчиво проговорил Роман.

– Ну да, ты же мне запретил ее выбрасывать, – ответила Настя. – Так будешь бутерброд, Клим?

– Отлично! – раздался звук, будто Роман хлопнул себя ладонью по коленке. Видно мне не было ни черта вообще. Темень, хоть глаз выколи. Потом он сказал уже невнятно, видимо, жевал. – Вот как мы сделаем…

– Посадим его в бочку, а на КПП скажем, что на полигон отходы везем? – сказала Настя. Тоже невнятно. Видимо, жевала.

– Отходы? – переспросил Роман. – Я думал сказать ракетное топливо…

– Вот ты деревня, Рома! – Настя засмеялась. – У нас твердотопливные ракеты уже давно, кто к ним топливо в пластмассовых бочках будет возить?

– А с чего ты взяла, что караульные это знают? – спросил Роман.

– Гордыня – твой грех! – с пафосом заявила Настя. – Если человек военный, то это вовсе не значит, что он тупой и необразованный.

– Ну Семеныч же в кадавра поверил, – хохотнул Роман.

– Ты всех-то по Семенычу не равняй, – беззлобно огрызнулась Настя. – Там на бочке, если что, знак биологической опасности. Даже тупой Семеныч бы понял, что никакое там не ракетное топливо.

– А что на самом деле было в бочке? – спросил я.

– Органические удобрения, – ответила Настя.

– А что, между прочим, неплохой проект – создать ракету, летающую на навозе, – задумчиво протянул Роман.

– Ну вот и отдай своим гаврикам команду, все равно зря штаны протирают второй месяц, – они оба опять рассмеялись.

– Спасибо, я недавно поужинал, – пробурчал я.

– Клим, тебе снова придется нам довериться, – Роман повернулся ко мне. Что-то щелкнуло, и салон машины осветился неярким светом круглой лампы-таблетки на потолке. – Понимаешь, Соловец – город закрытый, так что без документов тебя внутрь не запустят, а снаружи мы тебя легализовать не сможем.

В принципе, все слова по отдельности были понятными. Ну, кроме, может быть, Соловца. Никакого города Словец рядом с Петрозаводском отродясь не было, хоть открытого, хоть закрытого. Я не то, чтобы все тут вдоль и поперек изъездил, но в Карелии был далеко не впервые, прямо скажем.

– Так, стопэ! – я ухватился покрепче за спинки передних сидений. – Я ни черта не понял, что вы тут такое затеяли… КПП, Соловец, легализация… Но вообще-то у меня уже есть планы на ближайшее время. Меня ребята ждут в точке рандеву, так что спасибо, конечно, за чудесное избавление от Семеныча, но верните-ка меня к моей машине… Я же ее открытой посреди леса бросил.!

– Он еще не понял, – развел руками Роман.

– А что он должен был понять, когда ты ему ничего не объяснил? – Настя пожала плечами.

– Видишь ли, какое дело, Клим… – осторожно начал Роман и сунул пятерню в свою кучерявую шевелюру. – Боюсь, что ребята тебя не дождались. С машиной неудобно получилось, но ничего тут уже не поделаешь…

Я еще крепче вцепился в спинки, хотя машина стояла на месте, и мы никуда не ехали. В любой непонятной ситуации, сначала замри. Подожди, чтобы ситуация стало понятно, что надо делать – бить или бежать.

– Настя, сколько времени? – спросил вдруг Роман.

– Без двадцати четыре, – немедленно отозвалась девушка, ни с какими приборами измерения времени не сверяясь.

– Послушай, Клим, тут очень долгий получится разговор, а у нас страшно мало времени, – быстро проговорил Роман. – В четыре на КПП пересменка, нам кровь из носа нужно успеть до нее. Так что давай ты мне на слово поверишь, что никак мы тебя не можем вернуть туда, откуда взяли. Но я клянусь, что не случится ничего плохого. И потом, если я тебе хоть словом соврал, можешь съездить мне по шее. Только не сильно, чтобы я выжил, лады?

– Это означает «лезь в бочку из-под навоза»? – спросил я язвительно.

– Ну, технически, там раньше был не навоз, конечно, – протянул Роман. – Но да, все именно так и обстоит. Ну так что? Ты нам доверяешь? Я клянусь тебе, что мы никакие не преступники и не диверсанты. Мы обычные труженики советской науки. Просто если мы сейчас чуть-чуть не нарушим правила, то нас затянет такая бюрократическая тягомотина, что… Уф… Так, Клим, давай живенько. Это чистая бочка, мы ее с оттерли с хлоркой. Так что на знак биологической угрозы не обращай внимания.

Бочка была мне была слегка тесновата в плечах, сидеть пришлось, обнимая собственные колени, и на ухабах меня подбрасывало, и постоянно казалось, что клятая бочка завалится на бок. Пахло внутри как будто в общественном сортире, заведующий которым помешан на влажной уборке помещении – водой, хлоркой и какой-то органикой, о происхождении которой я старался не думать.

Мне показалось, что мы ехали значительно больше заявленных двадцати минут. Целую вечность, не меньше. Скрюченные плечи начали ныть, затылком я постоянно ударялся о плотно притертую крышку.

«Такая вот она, сказочная реальность, – думал я. – Если бы царицу из „Сказки о царе Салтане“ и правда сунули в бочку и сбросили в море, то она бы даже сама на берег выйти не смогла после такого путешествия. А если бы бочка была просторной, то…»

Тут машину особенно крепко тряхнуло.

Будь бочка чуть просторнее, я бы…

Машина остановилась, двигатель продолжал фырчать на холостых оборотах. Синхронно грохнули обе двери. У меня даже уши заложило.

Я постарался прислушаться к тому, что происходит снаружи. Но было ни хрена не слышно. Отдаленный грохот, будто кто-то молотит изо всех сил кулаками по железным воротам. Потом вроде разговор. Роман с кем-то пререкается, но слов не разобрать.

Потом протяжный скрип.

Похоже, он убедил, и ворота ему открыли.

Голоса приблизились. Все еще неразборчивые, хотя отдельные слова понятны.

– …эти ваши проволочки…

– …такой порядок…

– …разводите… только палки в колеса…

Раздался лязг, потом скрип. И голоса резко зазвучали отчетливее.

– Вот, видишь! – сказал Роман. – Все, как я и сказал.

– В бочке что? – спросил другой голос, незнакомый.

– Органические отходы, – отчеканил Роман. – На полигон везем, на утилизацию.

– Разрешение где? – сварливо проговорил некто. Судя по голосу, пожилой мужик.

– Вот же ты зануда-то! – выпалил Роман и чем-то зашуршал, будто полез шариться по карманам, полным конфетных фантиков. Потом прокричал громко. – Настя, а бумаги наши где?

– Так ты же сам их перекладывал, – откуда-то издалека раздался голос валькирии. – В бардачке посмотри.

– Открывай бочку! – скомандовал досматривающий.

– Ох, товарищ сержант, а может не надо? – медленно проговорил Роман.

– Ты мне голову-то не морочь яйцеголовый! – прикрикнул сержант. – Поступали сигналы, что кто-то контрабандой самогонку в институт возит. Давай, показывай, что там у тебя.

– Ну ладно, тебя за язык никто не тянул… – машина качнулась. Я замер, стараясь даже не дышать. Как себя вести, когда меня обнаружат, я понятия не имел. И никакой инструкции на этот счет Роман мне не оставил.

Что-то шкрябнуло по крышке, раздался негромкий хлопок, а потом зверски завоняло. И так гадостно, будто прямо в бочке что-то одномоментно сгнило и обгадилось.

– Фу, мерзость какая! – заорал сержант. – Что это за дрянь вообще?

– Я же предупреждал, что там органические отходы, – злорадно сказал Роман. – А самогонку твою наши химики могут делать в промышленных масштабах, даже не поднимаясь со стульев.

– Вот разрешение, – сказал Настя.

– Ох… Ну и дрянь, – машина снова качнулась. – Сейчас блевану… Да уберите от меня свои бумаги, будто я и так не знаю, что они у вас в порядке, у ботаников.

– Сам ты ботаник, сержант, – огрызнулся Роман. – Мог бы сразу пропустить, а не мурыжить нас тут.

– Правила такие, – сказал сержант. Потом снова раздался грохот, и машина затряслась. Роман захлопнул багажник. Голоса снова стали звучать глухо и неразборчиво.

Синхронно хлопнули дверцы. Бочку снова затрясло – машина тронулась.

Теперь Настя вела гораздо аккуратнее. Притормаживала перед поворотами, не форсировала ухабы в лоб. А может просто дорога стала получше.

И потянулась вторая половина вечности. Машина остановилась, когда я уже начал думать, что когда меня достанут из бочки, то придется ампутировать мне обе ноги, потому что чувствовать их я уже перестал.

– Клим, ты как там? – крышка бочки распахнулась. – Сам выберешься или тебе помочь?

– Что за дрянь это была? – спросил я, ворочаясь.

– Ампулу с тиоловой смесью раздавил, – хохотнул Роман. – На всех животных, у которых есть обоняние, дейсвтует безотказно. Завалялась случайно в кармане, вот и пригодилась.

– Ты бы хоть предупредил, – я ухватился руками за края бочки и попытался разогнуть колени.

– Откуда же я знал, что он проверять полезет, – Роман рассмеялся, будто он занимался чем-то ужасно веселым, а вовсе не провозил нелегала через КПП в бочке из-под удобрений. – Импровизация, получается. С ракетным топливом этот номер бы не прокатил. Ну что, как себя чувствуешь?

– Сносно, – сказал я, медленно поднимаясь в полный рост и оглядываясь.

Глава 4

Знак был дурной. Господин Голядкин чувствовал это и благоразумно приготовился с своей стороны ничего не заметить.

Ф.М. Достоевский “Двойник”.

Сознание возвращалось медленно и рваными фрагментами. Сначала я услышал голоса. Они пробивались будто бы через ватную стену. И доносились откуда-то справа. Наверное, этот бубнеж меня и разбудил. Вот из-за этого я и не люблю ночевать в хостелах. Я пробурчал что-то насчет придурков, которым вечно не спится, попытался повернуться на другой бок и натянуть на голову подушку. У меня это не получилось. Руки что-то держало.

Тут вернулся еще один фрагмент сознания. Я вспомнил вчерашнюю ночь, прапора Семеныча с матюгальником. Валькирию Настю и кучерявого Романа. Мне что, это все приснилось?

Уф, ну слава яйцам…

А то я чуть было не подумал, что кукушечкой двинулся.

Наверное я вчера в этом «Куйве» расслабился, поддался соблазну попробовать местные настойки, перебрал, устроился в хостеле по соседству, и…

Да что мне такое мешает на руке? Я дернулся сильнее. Определенно что-то держит запястья. И в сгибе локтя какое-то неудобство.

Стоп. А может не было никакого хостела? Может я поехал по навигатору, не вписался в поворот и… Я попытался открыть глаза.

Поморгал, восстанавливая резкость.

Да, точно. Похоже на больничную палату. Белый потолок, матовые лампы-шары, косые солнечные лучи пробиваются сквозь желтые листья за окном.

– Эй, Клим, ты как? – раздался прямо над ухом знакомый голос. В поле зрения вплыла шапка курчавых волос. – Максим, как он? Слишком долго что-то в себя приходит…

– Да в норме он, – сказал другой голос. Я повернул голову. Роман был в белом халате. А рядом с ним стоял высоченный антрацитово-черный парень. – Эй, Клим! Сколько пальцев показываю?

Может это игры подсознания такие? Кучерявый Роман приехал ко мне на скорой, а пока я валялся в отключке, мне привиделось целое приключение с его участием.

– А почему он молчит? – спросил Роман.

– Не боись, Роман, сейчас он все вспомнит, и ты еще пожалеешь, что у него голос прорезался, – чернокожий доктор громко захохотал, демонстрируя два ряда идеальных жемчужно-белых зубов.

– Что вспомнит? – прохрипел я. Откашлялся. Понял, что жутко хочу пить. И есть.

И тут вернулся еще один кусочек реальности. Как я выбрался из бочки в каком-то не то гараже, не то ангаре. И пока я крутил головой, что-то больно кольнуло меня в шею. Ноги сразу стали ватными и подломились. Настя успела меня подхватить, чтобы я не рухнул на серый бетонный пол. А Роман махал руками у меня перед лицом и что-то кричал. Слова плохо доходили до угасающего сознания, но кое-что разобрать успел. Что-то вроде: «Прости, Клим, это для твоего же блага!»

– Ты меня вырубил! – зарычал я и рванулся. Ремни больно врезались в запястья. – Эй, что за херня? Почему я привязан?!

– Тихо, тихо, Клим! – черный доктор склонился надо мной. – Подожди, я катетер уберу…

– О, я вижу, ты вспомнил! – неожиданно обрадовался Роман. – Вот и прекрасненько. Вот и отличненько.

– Подожди, Рома, дай мне минутку, – пророкотал над самым ухом голос доктора. – Клим, сейчас внимательно следите за этой штукой.

Он поднял перед моим лицом медицинский молоток. Отвел его вправо. Потом влево. Поднял повыше. Кивнул и сунул в карман.

– Все, он весь твой, – заявил он и выпрямился. – Сам с браслетами справишься или тебе помочь?

– Не глупее некоторых! – огрызнулся Роман. – Я все-таки целый доктор наук, как-нибудь сумею разобраться.

– Между прочим, долгие занятие одной и той же дисциплиной формируют туннельное зрение во всех смыслах, – веско заявил чернокожий доктор и снова засмеялся. – Так что ты смотри, может тебе санитара в помощь прислать надо…

Роман шутливо толкнул Максима в плечо, тот подскочил на месте, и, ухмыляясь во весь белозубый рот вышел из палаты. И прикрыл дверь. Обычную, деревянную. Я бы даже сказал, винтажную. Помню, что такие двери были в больнице, в которой я в детстве лежал – покрашенные белой масляной краской, со стеклянным окном в верхней части.

Я мрачно уставился на Романа. Хотелось бы еще сложить руки на груди, но они все еще были пристегнуты.

– Клим, ты только не злись, – сказал Роман, усаживаясь на пустую соседнюю кровать. Всего кроватей в палате было восемь, но остальные, кроме моей, не заняты. Никаких мониторов или чего-то подобного не было. Просто кровати. Причем тоже такие, старорежимные. Обычные деревянные спинки, никакого тебе поднимающего механизма. С другой стороны, оно и понятно. Если это больница какого-то захолустного карельского поселка, то откуда в ней возьмется современное оборудование?

В голове опять все перепуталось. Так что мне приснилось, а что было по-настоящему? «Я Жучке шмеля под хвост запустила, пусть развлекаются…» – ни с того, ни с сего вспомнилось мне.

– Где моя машина? – спросил я. Просто нужна была какая-то отправная точка.

– Скорее всего, осталась на дороге, – Роман пожал плечами.

– Так это что, похищение? – я попытался ухмыльнуться, но вместо этого просто покривил губами. – Тогда спешу вас огорчить. У меня ни черта нет.

– Да нет же! – воскликнул Клим и хлопнул себя ладонями по коленям.

– Какое сегодня число? – спросил я.

– С утра было двадцать четвертое сентября, – Роман почесал кончик носа.

– То есть, я в отключке всего несколько часов? – спросил я. Пошевелился. Ремни снова врезались в запястья. – Да отвяжи ты меня уже! Я что, сумасшедший по-твоему?

– А драться не будешь? – спросил Роман, хитро прищурившись.

– Очень мне надо с тобой драться… – пробурчал я.

– Это хорошо, что ты в порядке, – Роман повозился над правым запястьем. – На самом деле мне надо довольно много тебе рассказать, только я не знаю, с чего бы начать, чтобы ты сразу меня за сумасшедшего не принял… – Пряжка щелкнула, и я почувствовал, что рука свободна. Перегнулся через меня и отстегнул вторую руку.

Не дожидаясь, пока он разогнется, я ухватил его одной рукой за правую руку, а другой за горло. Быстро сел и упер колено снизу в его затылок. Он захрипел, запахал второй рукой, на глазах выступили слезы.

– Драться я с тобой, конечно, не буду, – прошипел я. – Но в эти твои дурацкие игры играть не намерен, понял? Давай-ка веди меня к выходу и вези туда, откуда привез.

– Клим… Клим… – прохрипел он, хватая меня за руку свободной рукой. Не пытался выворачиваться или отбиваться.

С моей рукой что-то было не так. Да и вообще со мной. Я разжал пальцы и стал удивленно разглядывать ладони. Кожа посветлела и стала как будто моложе. Не было пары памятных шрамов. И корявый след от ожога на правом предплечье тоже куда-то исчез. И глаза… Зрение как будто вернулось в молодое состояние. Или даже получше. Рядом с дверью висел листочек с печатным текстом мелким шрифтом, так вот я со своего места видел каждую букву.

Роман сполз на пол, потом быстро откатился и вскочил, потирая шею. Но не стал никого звать или убегать.

– Ну ты и зверюга, – сказал он и заперхал. – Чуть шею мне не сломал!

Но я на него уже не смотрел. Я потянулся к щиколоткам, чтобы отстегнуть ремни еще и на них. Тело послушно согнулось, поясница даже не пискнула. Я снова посмотрел на свои ладони. Потом похлопал себя по груди, по корпусу… В голове не укладывается. Я сплю что ли? Когда доживаешь до полтоса, как-то привыкаешь к тому, что где-то постоянно что-то ноет. Сломанные когда-то ребра на хреновую погоду. Колено, уже просто от общей изношенности. В боку покалывает. Поясница тоже по-всякому норовит о себе напомнить. Привыкаешь. Считаешь, что здоров, как бык все равно. А сейчас у меня не болело ничего вообще. Я умер что ли? Или реально просто сплю еще, вот и нет никаких ощущений… Хотя стоп. Сгиб локтя побаливал под в том месте, откуда черномазый доктор кататер выдернул. Ну и остальные ощущения, в целом, никуда не делись. Например, мочевой пузырь отчетливо так сигнализировал, что неплохо бы сейчас задать все еще потирающему шею Роману, где в этой сельской больнице туалет.

– Что вы со мной такое сделали? – спросил я, когда, наконец, справился с ремнями на лодыжках. – Мне это кажется, или как?

– Ну… это… Клим, я все тебе объясню, только не кидайся на меня больше, ладно? – Роман на всякий случай сделал шаг назад. – По-другому было никак нельзя, в отличие от вашего мира, в нашем есть некоторое количество… эээ… болезнетворных бактерий и вирусов, которые бы тебя в кратчайшие сроки убили. Поэтому тебе и вкатили полный коктейль Лайзы-Бахтеева. Потому что иммунизация от каждой дряни по отдельности заняла бы очень много времени, и держать тебя бы пришлось в стерильном боксе. А так мы, получается, убили двух зайцев одним ударом.

– Роман, вот ты вроде говоришь понятные слова, – хмыкнул я. – Ну, почти все. Только они почему-то у меня не складываются в единый смысл.

– Слушай, я не медик, поэтому не смогу объяснить, как это все работает, – Роман развел руками. – В общем, смысл процедуры такой – тебя на неделю помещают в автоклав и накачивают твое тело разными там ингибиторами теломеразы, антителами и прочими деликатесами, которые делают его устойчивее к агрессивной среде, почти всем вирусам и болезням, ну и немного моложе тоже делают, если применяют не к подростку, а к взрослому человеку. Регенерация активируется бурная…

– Как семь дней? – удивился я. – Ты вроде сказал, что двадцать третье сегодня.

– Есть небольшой временной зазор, – сказал он. – Примерно в неделю как раз.

В голове было пусто. Кажется, несмотря на мирную и даже где-то очень уютную, хоть и весьма спартанскую обстановку, организм среагировал на шоковую ситуацию и переметнуться в «полевой» режим. Меньше думай, меньше реагируй. Чем меньше собственных мыслей в голове, тем больше там места для наблюдений за окружающей действительностью.

– В общем, ты извини, что мы тебя вырубили и без согласия накачали, – снова развел руками Роман. – Но ты мог не выжить, и тогда все было бы зря.

– Так, что-то ты сказал про другой мир, – я сел на кровати по-турецки, наслаждаясь сгибающимся без щелчком и скрипов коленом. – Ты давай, Рома, давай. Рассказывай мне все. Видишь, я уже спокоен, как удав. И даже готов внимать… Хотя нет, подожди. Отлить тут где можно?

– Вон та дверь, – Роман ткнул пальцем, показывая, какая именно дверь мне нужна. Чтобы я с входной не перепутал, видимо.

Я слез с кровати и прошлепал босыми ногами по полу. Линолеум, надо же. С раскраской под паркет елочкой. Заслуженный такой, заплата вон гвоздиками прибита. Видимо, кровать передвигали и продрали ножкой.

Туалет обычный, больничный, одна штука… Крохотный «предбанник» с раковиной и зеркалом над ней. И еще две двери. За одной – белый брат самого что ни на есть привычного вида, а за второй – душевая. Тоже такая, простецкая. Белый поддон и лейка на гибком шланге. Деревянная решетка вместо коврика на полу, вымощенным коричневой плиткой. Я сделал свои дела и задержался у зеркала.

Это такой отличный способ понять, спишь ты или нет, если сон попался какой-то на редкость реалистичный. Или реальность сбоит и показывает козью морду по самым разными причинам. Недосып, бухло или еще какие-нибудь… вещества. Найти зеркало и попробовать увидеть там свое отражение. Если дело происходит в реальности, то за серебристым стеклом будет моя рожа. А если сон – то вообще любая фигня может быть.

Нда, дела.

В зеркале отражался я. Никаких посторонних частей тела, вроде рогов, хвостов и ложноножек у меня не появилось. Отражение вело себя пристойно, повторяло все движения и даже рожу скорчило послушно. Только вот мне больше не было пятьдесят. От силы тридцать. Я не превратился в безусого подростка, но явно скнинул десяток-другой лет. И глаза не опухшие. Шрам, опять же…

Я задрал рубаху и посмотрел на свой голый торс. Жаль, кубиков не появилось…

А вот рваный шрам, когда мне весь бок разворотило почти исчез. Нет, был заметен чуть-чуть. Можно было угадать очертания. Но больше он не бугрился жутким горным хребтом вдоль ребер. Интересные дела.

Я уже не был уверен, что непременно хочу, чтобы меня вернули, откуда взяли. Проснулось мое дремавшее здоровое любопытство.

Я вернулся в палату и уселся обратно на кровать.

– Так, вот теперь давай, рассказывай, – я снова скрестил ноги. И даже зажмурился от удовольствия. Твою ж мать, а реально ведь даже не задумываешься о том, сколько всего терпишь! – Значит, вы влили мне этот коктейль Молотова. Зачем? Взяли меня в рабство, или что? Буду теперь ездовым быком на ферме работать?

– Ха-ха, а ты шутник! – Роман хлопнул себя по колену. – Рабства в Советском Союзе нет и никогда не было. Понимаешь, какое дело… Мы множественность временных линий открыли уже довольно давно, вот только долгое время никак не могли…

– Стоп-стоп-стоп, не так быстро, – я склонил голову на бок. – Еще разок повтори. Где у вас, говоришь, рабства нет?

– В Советском Союзе, – повторил Роман. – Слушай, я ваш мир совсем немного успел посмотреть, так, по верхушкам только. Так что не знаю точно, где и почему у нас история расходится…

– Ладно-ладно, больше не перебиваю, – хмыкнул я. – Ты и так бестолково рассказываешь, а с наводящими вопросами так вообще получается каша.

– На чем я остановился? – Роман нахмурил брови. Они у него тоже были кучерявыми, как и волосы. Так смешно смотрелось, будто два червяка из каракуля над глазами.

– Множественность временных линий, – повторил я.

– Ах да, – Роман хлопнул себя по лбу. – В теории существует бесконечность миров с минимальными отличиями. Почти неотличимых друг от друга. В одном форма листочков березы чуть другая, в следующем древовидные папоротники сохранились, в четвертом… Но только эти все чудеса научный совет интересовать перестали, когда там поняли, что мы топчемся на месте, и никаких тоннелей в другие миры, богатые, например, редким у нас ванадием пробивать не научились. И проект закрыли. А мы его продолжили на свой страх и риск, и обнаружили, что проходы все-таки возможны. Но только при совпадении множества условий, для большинства которых у нас даже измерительных приборов, скорее всего, нет. В общем, если говорить кратко, то нам повезло. И мы нашли такое место возможной трансляции, практически крысиную нору в ваш мир. Почему-то только в ваш. И мы, на свой страх и риск, без всякого разрешения устроили вылазку.

– Зачем? – снова спросил я.

– Чтобы тебя вытащить, – ответил Роман. – Понимаю, что поступок немного безответственный и где-то даже авантюра, а не поступок. Но гуманизм учит нас выбирать из двух решений самое доброе. Вот мы и выбрали. Ну и немного бегло понаблюдали, конечно.

– А я-то вам нафига? – я приподнял одну бровь. – Я что, какой-то избранный? Или, там, у меня генофонд особенный, могу спасти человечество от вымирания?

– Нет, ничего такого, – Роман помотал головой. – Эх, проще было бы показать, но в лабораторию тебя пока не провести, так что попробую на пальцах объяснить. Чужой временной поток мы можем видеть как эдакую совокупность световых точек. Которые движутся, притягиваются-отдаляются, в общем, это такая бесконечно сложная слаженная система. У каждой точки обязательно есть несколько нитей-связей, которыми она… ну как бы влияет на эту реальность. Некоторые точки плавают в пространстве отдельно. Независимые такие. Это означает две вещи – или такой человек ни на что не влияет. Или он скоро умрет. В первом случае, обычно тоже долго не живут. Мы рассматривали область неподалеку от Петрозаводска. Ту самую, в которую ведет та самая кротовая нора. И там нашлась одна вот такая бродячая точка. Ты. Ну, то есть тогда мы не знали, что это ты. Могли сказать только, что ты достаточно бодр, находишься в зрелом и дееспособном возрасте. Что означает, что умирать тебе совсем даже рано. Вот тогда я и подумал, что можно не просто совершить вылазку, но и вернуться с трофеем. А Настя согласилась мне помочь в этом.

– Ладно, допустим, так все и было, – сказал я. – Ну а дальше-то что? Получается, ты меня захватил как лабораторную мышь какую-то? И что теперь будешь делать? Ставить на мне эксперименты? Посадишь в клетку и будешь выкачивать информацию? Или что?

Глава 5

Люди субъективны, им верить нельзя, вот математика – наука от Бога.

Следи за статистикой, огурчик мой, она не подведет.

Ирвин Уэлш «Сексуальная жизнь сиамских близнецов»

Лицо Романа стало растерянным. Он запустил в свою кучерявую шевелюру пятерню, и от этого голова его стала еще лохматее.

– Вот веришь-нет – понятия не имею! – сказал он. – Я просто так далеко не думал. Следил за тобой, когда ты был искоркой на экране. Как ты неприкаянно метался, когда последняя ниточка оборвалась. Болел за тебя. Мол, ну может сейчас, сейчас… Что-нибудь еще появится, – он виновато посмотрел на меня. – А потом ты устремился к нашей норе. Я запустил вероятностную машину, и по всем линиям выходило, что эту точку ты никак не минуешь.

Роман замолчал. Я тоже молчал. Последняя ниточка. Наверное, это тот разговор с Наташкой. «Прости, я все понимаю, но больше так не могу, – голос ее звучал тускло, как будто запись какая-то. – Ты каждый раз обещаешь, что это в последний раз, а потом снова уезжаешь на очередную никому не нужную войну. Все, прощай. Я хочу нормальной жизни, а не ждать каждый день, уведомление о двухсотом».

– А сейчас вот он ты, – Роман ткнул в меня пальцем. – Живой. И с тобой еще и как-то объясняться надо. А я физик, а не психолог. Вот.

– Искорка, гм… – тупо повторил я.

– Ну да, – Роман ухмыльнулся. – Меня с этими искорками на ученом совете на смех подняли. «Искорки, – говорят. – Это что у нас за новый термин в квантовой физике такой?»

– Ага, хорошо, – кивнул я. Больше не злился. Вообще не знал, что думать. – И что теперь? Будем сидеть и смотреть друг на друга с трогательной сентиментальностью?

– Ой, конечно же нет! – Роман вскочил и заходил по палате из стороны в сторону. – Ты пока в автоклаве отдыхал, я посоветовался с ребятами и все продумал. Если пойти полностью официальным путем, мы в бюрократии потонем. Так что предлагаю немного схитрить.

Роман остановился и заложил руки за спину.

– Мы скажем, что ты мой двоюродный брат, – сказал он. – Приехал из Нижнеудинска, а там, по причине глухомани, документы все еще не вшитые, а материальные. И по дороге документы пропали. Мы их тебе восстановим, прошьем тебя по всем правилам, и станешь ты обычным гражданином СССР.

– Слушай, не знаю, как тут у вас все устроено, Роман, – с сомнением проговорил я. – Но должны же существовать всякие базы данных, куда граждане, получавшие когда-либо документы, занесены? Ты так просто говоришь: «Скажем, что брат», будто в стране розовых пони живешь, где джентльменам верят на слово.

– Нет-нет, подожди, – он снова сел на кровать напротив меня. – Я все проверил. Даже машинное время у ребят пришлось выпросить. В Сибири переход на вшитую систему документов и так шел через пень-колоду, а в Нижнеудинском архиве еще и пожар был. Так что с этой стороны не подкопаешься. Сложности всякие могут потом начаться, когда мы тебя в институт будем на работу устраивать. Но Настя сказала, что у нее есть одна идея…

– На работу, значит? – саркастично спросил я. – Вот так сразу?

– Слушай, ну это же я тебя вытащил! – Роман развел руками. – Значит мне за тебя и отвечать. Если у тебя не будет работы, то в конце концов ты попадешь в поле зрения ребят из бюро занятости, и они отправят тебя в… в общем, вряд ли тебе туда захочется…

Я мысленно сделал пометку. Надо узнать подробнее, что это за ребята из бюро занятости, и куда они отправляют. А Роман продолжал болтать. Но говорил он уже на не очень понятном. Про серийный номер вколотого мне коктейля, который фактически пока что заменяет мне документы, так что до поры я могу даже спокойно перемещаться по городу, главное, в рабочее время там не слоняться, чтобы лишнее внимание к себе не привлекать.

Я снова встал. Прошелся по палате туда-сюда, выглянул в окно. Оно было почти полностью закрыто пожелтевшей кроной дерева, но сквозь него была видна свинцовая гладь Онеги. Небо здесь тоже хмурилось. Высокая серая муть, будто неподгрузившиеся текстуры. С таким именно небом Карелия выглядит наиболее гармонично. Особенно осенью. Этаж был третий или около того, никаких решеток на окне не было. И форточка открыта.

О чем, интересно, я думаю? Что если сейчас встать на спинку кровати, то я вполне дотянусь до этой самой открытой форточки, с которой можно перемахнуть на дерево. Я не акробат, конечно, но и трюк не особенно сложный, вон там какая развилка удобная. А потом сползти вниз. И дальше что?

Я посмотрел на себя. Одет я был в короткие бледно-зеленые, до середины икр, штаны из материала, наощупь больше всего похожего на туалетную бумагу. И такого же цвета и фактуры «распашонку», завязанную сзади на шее на шнурке. Босиком. От форточки тянуло прохладой. На улице где-то плюс десять. Не мороз, конечно, но разгуливать в таком виде…

– Клим? – окликнул меня Роман.

– Прости, задумался, – я повернулся обратно. – Я какой-то немного заторможенный.

– Ты очень хорошо держишься, – серьезно сказал он. – Лично я не знаю, как бы себя вел в такой ситуации.

– А ты много видел людей в таких ситуациях? – криво ухмыльнулся я.

И мне как-то даже неловко сразу стало. О какой ерунде я думаю… Я снова выглянул на улицу. Там была типичная карельская осень. Желтые листья, зябкий холодок, серое небо. На вид так ничего особенно не изменилось. Просто ехал по ночи, потом попал в аварию, стукнулся головой, попал в какой-то местный госпиталь. И теперь шутник Роман просто пудрит мне мозги.

Вот только зачем? Что я, звезда какая, чтобы ради меня такие розыгрыши устраивать?

Я посмотрел на Романа.

Он терпеливо ждал, когда я закончу тупить и начну соображать.

Да, наверное и правда пора уже. Даже если этот Роман и вешает мне сейчас на уши отборнейшую лапшу, то что это, в сущности, меняет?

– Чем занимается твой институт? – спросил я.

– Белым шумом, – ответил он и хохотнул.

– Локальный мем такой? – с пониманием покивал я.

Роман открыл рот, но в этот момент распахнулась дверь. На пороге стояла Настя. Теперь уже не в штормовке и свитере, а в довольно легкомысленном коротком платье с накинутым поверх него белым халатом.

– Привет, Клим! – лучезарно улыбнувшись, сказала она и сняла с плеча вещмешок. Возможно даже тот же самый, который я на ней уже видел. – Я тебе тут принесла кое-какой одежды.

– А с моей что? – спросил я.

– Твою мы сожгли, прости, – развел руками Роман. – В Соловце не носят импортные шмотки, мы же не в столице.

Я собрался возмутиться, но захлопнул рот. Настя жестом показала, что, мол, давай, ройся в вещмешке. А сама оттащила Романа за рукав поближе к двери.

Вещмешок был заслуженный, конечно. Шнур, на который он затягивался, завязан легкомысленным бантиком. Концы его обтрепались, и чтобы они совсем не распустились, на кончиках завязали узлы. Брезент выцвел и был покрыт невыводимыми пятнами неизвестного происхождения. Я перевернул его я вытряхнул содержимое на кровать. Не забыв, правда, развесить уши. Ну любопытно мне было, о чем там болтают мои спасители!

– Рома, я договорилась с ребятами насчет полиграфа, – тихо сказала Настя. – Так что все можно устроить в лучшем виде.

– Ты же не сказала, зачем? – Роман нахмурился.

– Обижаешь! – она усмехнулась и подмигнула.

– Только как мы его, – кивок головой в мою сторону, – в лабораторный корпус проведем? Там же Клавдия Львовна.

– Да уж, она не Семеныч, ей так просто мозги не задуришь… – Настя склонила голову и почесала кончик носа. – Надо вечером. Перед самым закрытием. Мы его спрячем в мужском туалете, а потом она обход сделает и уйдет. А у нас вся ночь будет.

– Точно! – Роман обрадованно хлопнул в ладоши. – Тачку надо. Есть тачка?

Я фыркнул. Даже чуть не заржал. Эти двое обсуждали серьезное нарушение все-таки. Проникновение с посторонним на закрытый режимный объект. Но делали это так несерьезно, как будто не самые примерные пионеры, которые собрались яблок в колхозном саду натырить.

Так, что тут у нас из одежды? Хм… Фланелевая рубашка в красно-синюю клетку. Этикетка. О, знак качества! Сто лет такой не видел, разве что на всяком старом хламе на Удельном рынке! Пошивочная фабрика «Петрозаводская ударница». Рубашка мужская, теплая«. Явно новая. Размер вроде мой.

Я отложил рубашку в сторону. Не самый плохой вариант, потянет.

Теперь штаны. Ага. Серые, с чуть заметным серебристым отливом. Ткань незнакомая, наощупь вроде парусины. Плотная. Боковые карманы, карманы на заднице. И один карман справа на коленке. Удобный пояс с металлической кнопкой с серпом и молотом и резинкой на спине. Туристические такие штаны. Поискал этикетку. Нашел. Ничего не понятно, только цифры.

– В универмаге сегодня только какие-то дедовские штаны продавались, так что я позаимствовала одни из нашей полевой формы, – сказала Настя, даже на меня не оглянувшись. Откуда она знает, что я именно я разглядываю? На спине у нее глаза что ли?

А, дошло. Когда она мне подмигнула в отражении в зеркале.

Ладно, штаны одобряем.

Труселя черные, неплохой трикотаж. Белая футболка. На ней три профиля в ряд. Бородатый Маркс, лысый Ленин и третий. Третий незнакомый. А вокруг этого открыточного сюжета – явно научные штуки. Модель атома, карта звездного неба, химические колбы, микроскопы-телескопы. Форма футболки стандартная, я такие рукава обычно сразу же отпарываю, превращая ее в майку.

Ну и обувь. Ну, это вечные ценности, это мы понимаем! Привычные грубые берцы со шнурками. Дешево и сердито. «Изготовлено на фабрике „Военобувь“, город Бобруйск, БССР». Размер сорок четвертый. Мой размер. Подобной обуви я истоптал, конечно, несчетное количество пар. Собственно, в таких же примерно я и ехал. Тоже, кстати, белорусских…

– Клим, ты себя как чувствуешь? – спросила Настя, повернувшись ко мне. – Голова не кружится? Ну, там, слабось, понос или еще что-нибудь?

– Нормально чувствую, – ответил я и даже попрыгал. И головой помотал из стороны в сторону, чтобы проверить, не кружится ли.

– Тогда одевайся! – скомандовала она. – Сейчас у нас… – Вскинула левую руку и посмотрела на здоровенные наручные часы на запястье. – Половина второго. До шести вечера у вас еще есть время. Погуляете, пообедать зайдете в столовую.

– Рыбный день, фу, – скривился Роман. – Лучше в кафетерий.

– Вам бы, Роман Львович, на мучное лучше не налегать, – с совершенно чужими интонациями сказала Настя. Как будто кому-то подражала. Тому, кого они оба с Романом знают. Потому что они оба громко рассмеялись. – Рома, что мы тут топчемся, вдруг Клим стесняется? Пойдем за дверью поговорим.

На лице Романа появилось сомнение. Он посмотрел на меня, потом на открытую форточку.

– А вдруг он… – начал он и замолчал.

– В окно выпрыгнет? – сказала Настя и приподняла бровь. – Ну и дурак тогда. Пойдем, не смущай человека!

Настя ухватила щуплого Романа за рубашку и почти силком вытащила за дверь. Зверь захлопнулась, стекла зазвенели.

Стесняюсь… Я стянул с себя больничные бумажные тряпки, скомкал их и поискал мусорную корзину. Не нашел. Поэтому просто бросил на кровать. Они выглядят одноразовыми, но фиг знает, какие тут порядки.

Оделся. Зашнуровал ботинки. Попрыгал, помахал руками.

Пересек палату подошел к зеркалу. Потер щеку. Странно. Неделю в автоклаве. Борода уже должна отрасти. А щеки гладкие. Кто-то меня побрил, пока я был в отключке? Я представил себе симпатичную медсестричку в полупрозрачном белом халатике. Как она склоняется надо мной с чашкой пены для бритья, и ее просвечивающие сквозь невесомую ткань халатика соски касаются моей груди…

Так, стоп-стоп-стоп! Я уже понял, что у меня ВСЕ системы работают лучше, чем было. Так что, погоди пока, медсестичка, мы с тобой потом пообщаемся. Когда меня в коридоре не будут ждать двое заговорщиков – одна с капитанскими звездами на погонах, другой – с ученой степенью.

Я вышел из палаты в коридор и осмотрелся. Нда, небольшая больничка. Короткий коридор, всего на шесть дверей, стол с настольной лампой, за которым, по всей видимости должна сидеть дежурная медсестра, но она сейчас куда-то отлучилась. Напротив дверей – окна с видом на парк. У одного как раз стоит моя парочка и тихонько болтает.

– А что с верхней одеждой, кстати? – невозмутимо спросил я. – Рубашка, конечно, теплая, но в ней все равно будет прохладно…

– Оставила в гардеробе, – ответила Настя и продемонстрировала номерок на мизинце. – Все, помчали. А то мне уже некогда, работа ждет. Я на обед выскочила.

– А Роману разве не надо работать? – спросил я.

– А я взял отгул на сегодня, – ответил повеселевший Роман. Наверное, обрадовался, что я в окно не выскочил и не сбежал в неизвестном направлении.

На площади стояла статуя Ленина. Вождь мирового пролетариата простирал вперед руку вполне привычным жестом. Из непривычного было то, что на руке у него красовалась модель атома. Шарики электронов на проволочных орбитах вращались вокруг шариков протонов и нейтронов, кучно сбившихся в ядро. Что-то новенькое. Вроде я не слышал, чтобы Ильич как-то отличился на ниве ядерной физики. Бревно таскал, многотомники трудов писал, а вот атом вроде не расщеплял. Впрочем, может эта модель атома символизировала науку в целом. Все-таки этот Соловец явно вокруг НИИ этого загадочного вращается.

И как иллюстрация моего умозаключения между двумя фонарными столбами над улицей был натянут изрядно уже потускневший красно-белый транспарант: «Советской науке – слава!»

На небольшой площади, куда привел меня Роман, было несколько знаковых заведения. «Главпочтамт» занимал весь первый этаж единственного здесь дома, имеющего хоть какие-то признаки старинности. Это была четырехэтажка сталинской постройки, с эркерами, а по верхнему этажу имелись даже колонны. С торца – небольшое крылечко с бело-синей вывеской «Телеграф». На двери листочек с написанным от руки объявлением: «Доступ в БСИ временно не работает». Остальные дома были типовыми, квадратными и безликими. Советский конструктивизм, как он есть. Просторный стеклянный куб с вывеской «Столовая номер один». Перед ним на клумбе с уже увядшими желтыми бархатцами возвышалась статуя щекастенькой улыбчивой девицы с караваем на протянутых руках. Рядом с перекрестком стоял сине-белый киоск «Союзпечать».

Двухэтажный, опять же, бетонно-стеклянный, «Универмаг». Крохотный скверик с двумя лавочками и парой совершенно неуместных здесь вычурных фонарей на три шара. На одной скамейке сидит молодая женщина. Ногой качает коляску, на коленях – книжка.

– Пойдем, нам туда, – Роман потянул меня за рукав куртки в сторону ближайшей улочки. Куртка, кстати, вроде неплохая. Что-то вроде утепленной ветровки. На спине – силуэт горной вершины и белые буквы: «Слет туристов СССР 2021».

Мы прошли мимо типовой кирпичной пятиэтажки, правда кое-чем она все-таки отличалась. Балконы были декорированы деревянной резьбой, что придавало дому немного северно-этнического колорита. А тот самый кафетерий, в который меня тащил Роман, обнаружился сразу следом. Чуть утоплен с улицы в небольшом скверике. Чертовски похожий на «Куйву», в котором я последний раз ужинал в своем мире. Тоже деревянный сруб карельской избы, потемневшая доска на цепях. Только называется бесхитростно «Кафетерий».

Внутри никакого этнического стиля не было. Пол покрыт квадратными плитками, на окнах – простецкие беленькие шторы. За пузатым стеклянным прилавком скучает, подперев щеку рукой, кудрявая темноволосая буфетчица. В волосах – белая кружевная наколка, фартук на внушительном бюсте топорщится кокетливыми оборочками. И никого из посетителей.

– Ой, Роман Львович! – скучающее выражение моментально пропало с лица дамочки. Она разулыбалась накрашенными губами, на круглых щеках проступили ямочки. – Что-то я вас давно не видела…

В ее руке появилось устройство, чем-то похожее на считыватель штрих-кодов.

– Ой, Ларочка, а можно без этого? – поморщился Роман.

– Ну Ромаааан Львович, вы же знаете, такие правила… – протянула она. – Вы же кушать будете, а мне надо отчитаться.

– Да ладно, ладно, – отмахнулся Роман и вытянул вперед правую руку.

Зеленый луч скользнул по ладони, устройство пискнуло. Роман повернулся ко мне и прошептал.

– Протяни руку, как я.

Я послушно повторил за ним жест, стараясь не показывать на лице удивления. Ладонь обдало теплом, устройство опять пискнуло.

– Ой, а чего это? – нахмурилась она, глядя на экранчик с той стороны.

– Номер прививки, – невозмутимо сказал Роман. – Это мой брат из Нижнеудинска, документы в отделе кадров пока.

– А, ну ладно, – Ларочка отложила штуку и подалась вперед. Почти легла своим необъятным бюстом на прилавок. – Что будете кушать? Кстати, пирог с рыбой свежий, Вова только из печи достал!

Мы немного повыбирали из предложенного ассортимента. Меню было бесхитростно напечатано на машинке, а в уголках кто-то с обостренным чувством прекрасного нарисовал красным фломастером цветочки и листики. Я согласился на пирог с рыбой и чай, Роман предпочел ограничиться ватрушкой и кефиром.

Мы составили все это добро на один поднос, я его подхватил и поволок к самому дальнему от раздачи столику. Рядом с окном. А Роман задержался ненадолго чтобы расплатиться. Рассмотреть деньги я не успел. Крутить головой с подносом было как-то несподручно, иначе весь наш обед оказался бы на полу.

Роман плюхнулся на стул напротив меня и подался вперед.

– Клим, я по лицу вижу, что у тебя куча вопросов, – сказал он негромко. – Ты не бойся, спрашивай. Будет лучше, если на твои вопросы я отвечу, а не… кто-то другой.

Глава 6

Ты из тех, кому зеркало нужно, чтобы ровно повязать галстук,

а не затем, чтобы заглянуть в глаза самому себе.

Робертсон Дэвис «Мятежные ангелы»

«Итак, что мы имеем? – мысленно подытожил я. – История Советских Союзов в наших двух мирах практически не расходится до девяносто первого года прошлого века. Ну, насколько это можно было выяснить по моим «пристрелочным» вопросам и не то чтобы совершенному знанию истории. Ленин, революция, гражданская война, Сталин, Хрущев с кукурузой и «кузькиной матерью», Брежнев с бровями, Горбачев с перестройкой. Но вот в в августе девяносто первого все пошло немного по-другому. Трансляция «Лебединого озера» возымела иное действие, народ неожиданно поддержал ГКЧП, потом в течение двух лет продолжалось что-то вроде вялой гражданской войны, в результате которой Союз был сохранен, правда республик осталось не пятнадцать, а четырнадцать. Подробностей, кто куда разбрелся и как потом возвращался я пока уточнять не стал, слишком много лишней информации рисковало превратиться в голове в бессмысленную кашу.

До девяносто шестого страна огрызалась на мировое сообщество, на всякий случай намекая политикам и дипломатам капиталистов про «Периметр» и «Мертвую руку». Роман назвал это время «железный дуршлаг». Это примерно как занавес, но односторонне проницаемый. То есть, всем недовольным, сомневающимся и слабохарактерным предлагался вариант «чемодан-вокзал-ехай нафиг», а вот внутрь никого особенно не пускали. А в девяносто шестом генсеком ЦК КПСС стал Корней Романов. Такое вот совпадение, да. Но, как утверждается, ни с какого боку не родственник, только однофамилец. Предки из крепостных, в родословной – только пролетарии и инженеры. Это именно его профиль красовался на моей футболке третьим, рядом с Марксом и Лениным. И это он сформулировал концепцию «научного социализма», в которую советский народ, можно сказать, в едином порыве и устремился. Можно сказать, что наука стала новой религией. Ее поставили на алтарь, возвели ей множество храмов, и вся страна в едином порыве устремилась в светлое высокотехнологичное будущее. Я с некоторым сомнением огляделся. Почти ничего в кафетерии, в котором мы сидели, не демонстрировало, что технологически это общество превосходит то, откуда я прибыл. Никакого тебе сияния голограмм и дополненной реальности, да и летающих машин я что-то не заметил… Да что там! Даже выбоины на асфальте были примерно такие же, как я их и помнил.

И когда я хотел об этом Роману язвительно намекнуть, то вспомнил свое отражение в зеркале. Прикусил язык и принялся слушать дальше.

Дьявол, как водится, в деталях. Но разбираться в них я лучше буду потом, когда хотя бы в общих чертах буду себе представлять, куда это я попал.

Корней Григорьевич возглавлял страну до две тысячи двенадцатого, после этого была череда генсеков (пять штук), которых я не запомнил до две тысячи девятнадцатого. И только с девятнадцатого границы страны начали снова чуть-чуть приоткрывать. Впрочем, уехать из страны было просто весь этот период. Достаточно было просто подать голос, и тебя выпинывали за ближайший кордон. Вали, мол, мил человек, строить коммунизм – дело добровольное, так что нафиг нам тут балласт в виде тебя не нужен.

Подход был неожиданным, конечно. Впрочем, это по словам Романа все так было. Как дела обстоят на самом деле… Ну, хрен знает. Разберусь, но потом.

Хотя с информацией тут дела обстояли довольно странно. Что такое интернет, Роман знал, но относился к нему как к чему-то ненужному и мусорному. Вместо интернета в СССР работал БВИ – большой всесоюзный информаторий. Воспользоваться его услугами мог кто угодно, терминалы были во всех крупных учреждениях, на почтах, вокзалах, библиотеках и еще черт знает где. А пополнять информаторий можно было только после того, как ты получишь на это право, подтвердив свои знания и квалификацию.

Персонального домашнего доступа не было ни у кого, только общественный, причем неанонимный. Впрочем, с анонимностью тут вообще все обстояло… никак. Конечно же, я спросил, что это была за штука, которой светила на нас буфетчица Ларочка. Все оказалось просто – все посещения заведений в рабочее время – с девяти до восемнадцати фиксировались и направлялись в отдел кадров. Если со стороны отдела кадров приходил отрицательный ответ, мол, этот сотрудник злостно прогуливает, то кафетерий, как, впрочем, и магазин, и выставка и что угодно еще, обслуживать этого человека не станут. Ибо нефиг.

От своих оценок этого правила я пока что предпочел воздержаться. Хотя, признаться, первой реакцией было одобрение. «А хорошо придумали, чертяки!» – мол, если ты не работаешь, а пинаешь балду, то фиг тебе, а не пряники в какавушкой.

– А у меня она что тогда считала? – спросил я.

– Код прививки, – ответил Роман. – Пока страна полностью не перешла на прошивку, это считается полноценным заменителем документа для программы учета. Лазейка временная, но в нашем случае достаточная.

– Так они что ли у всех есть? – уточнил я, поежившись. Получается, что вместе с «коктейлем как его там» мне под кожу впрыснули что-то, что сделало меня видимым для каких-то информационных систем. Я получил какой-то инвентарный номер, и дело мое уже поставлено на определенную полочку. Страшный сон антипрививочника просто!

– Нет, конечно, – Роман помотал головой. – Всем незачем, только тем, кому требуется вступать в контакт с… агрессивной средой. Врачам, исследователям, путешественникам, военным. Обычно для таких прививок требуется добровольно подписанное согласие. В твоем случае мы это правило нарушили, ты извини.

– Ладно, проехали, – усмехнулся я. Про подвохи этих «ингибиторов теломеразы и комбинации актуальных антител» я подумаю как-нибудь потом. Все равно этот факт не изменить, зачем ломать голову? Тем более, что мне вдруг пришла другая мысль.

– Слушай, Романыч… – начал я. – Так это получается, что раз у вас тоже были Сталин, Брежнев, Горбачов и другие официальные лица, то где-то тут брожу параллельный я?

Вообще я задал этот вопрос скорее на поржать, чем как что-то серьезное. Ну, а что, смешно же? Найти своего брата близнеца, задружить с ним. Он, наверное, тут должен быть настоящим полковником или еще что-то в этом духе. Хотя…

Взгляд Романа дернулся, лицо на какое-то мгновение стало растерянным. Он покрутил в пальцах чайную ложечку, как обычно делают люди, чтобы скрыть, что руки задрожали. Опа! Я что, ткнул во что-то особенное?

– Не все так просто, – уклончиво ответил Роман. – Я же говорил, мы ваш мир довольно плохо исследовали, можно сказать, по-настоящему видели только его «электронную схему», а это, сам понимаешь…

– Ничего не понял, – нахмурился я. – Так люди совпадают или нет?

Роман посмотрел на часы и спохватился.

– Ох, ничего себе, мы заболтались! – он вскочил. – Нам уже давно пора бежать!

Он торопливо составил нашу посуду на поднос, вскочил и поволок его к нише над которой красовался небольшой, но убедительный плакат с жизнерадостным парнем, в котором угадывалось отдаленное сходство с профилем Корнея Романова. А поза напоминала не то дружище Христоса из «Догмы», не то того блондинчика из «Фолаута». «Советский гражданин всегда убирает за собой посуду! Уважайте чужой труд, время и жизненное пространство».

Не знаю, в самом ли деле мы так ужасно опаздывали, но Роман помчался по улице с такой скоростью, что я за ним едва поспевал. Так что мой вопрос повис в воздухе, и я так и не понял, почему он так смутил Романа.

Как-то особенно оглядеться я тоже не успевал. Просто подмечал чисто механически важные детали. Что на широкий проспект мы вывернули рядом с позеленевшей скульптурной композицией из трех человек в касках на постаменте, видимо, изображающем дикую скалу. Потом срезали угол через небольшой парк, аллейки которого были декорированы стеклянными коробами, внутри которых были расставлены всякие предметы, будто в музее. Потом шли по длинной узкой улице, изгибающейся дугой. Свернуть с нее было некуда, она шла вдоль бетонного забора с одной стороны и каких-то складов, гаражей и прочих нежилых построек с другой. А стремились мы явно к цилиндрической высотке, маячившей впереди. Сначала я думал, что это небоскреб, просто далеко. Но глазомер мой ошибся. Здание было не таким уж и большим, всего шесть этажей. И к вычурно оформленному главному входу вела широкая асфальтовая дорога. Но Роман сразу за воротами свернул на узкую тропинку среди валунов и деревьев. По всей видимости, приводил в исполнение план, который они с Настей обсуждали, пока я переодевался.

– Так, залезай в тачку! – скомандовал Роман, ткнув пальцем на обычную садовую тачку. Красную, на двух колесах.

– А какой у нас план? – спросил я, не двинувшись с места.

– Слушай, Клим, нам вот совсем-совсем некогда спорить! – Роман сложил молитвенно руки. – Я обещаю, что потом тебе все-все объясню, но сначала…

– Вот ты уже сказал полтора десятка слов ни о чем, – я пожал плечами и отвернулся. Я внимательно слушал Романа, пока тот расписывал мне, чем живет и дышит Советский Союз в две тысячи двадцать третьем. И если нас поймают, то это у него будут неприятности, а не у меня. Ну, то есть, у меня тоже будут. И не исключено, что серьезные. Но вот Роману этот изумительный демарш с нарушением прямого указания ученого совета и еще миллион нарушений следом, может стоить как минимум карьеры. А то и жизни. Я не догадался пока что уточнить, как дела в этой версии Советского Союза со смертной казнью.

– Ладно, ладно, уговорил! – замахал руками Роман. – Сейчас ты забираешься в тачку, я накрываю тебя и ставлю знак возможной биологической опасности. На вахте Настя отвлекает Клавдию Львовну, и мы провозим тебя внутрь. Там тебе какое-то время придется посидеть неподвижно, пока обход не закончится. Доволен?

– И это сработает? – с сомнением проговорил я, посмотрев на тачку. Обычно на таких дворники опавшие листья возят. И всякий мусор.

– Клим, пожалуйста! – взмолился Роман. – В самом деле некогда! Просто доверься мне. У нас с Настей отличная репутация, и если бы кто-то другой это попробовал проделать… Давай уже, забирайся!

– Пожалуй, весь я сюда не влезу, – сказал я, усевшись на дно. Попытался поджать под себя колени. Повозился.

– Да весь и не надо, – легкомысленно махнул рукой Роман. – Если ноги будут торчать – не страшно. Главное, не шевелись, когда мы в фойе будем.

Роман накинул сверху пластиковый чехол, клацнули по краям клипсы-защелки. Ноги в ботинках так и остались торчать наружу.

Тележка покатилась. Что я быстрее всего понял, что амортизация у этих колесиков так себе. Задницей я в полной мере ощущал каждую кочку, а Роман катил тачку, не особо заботясь о сохранности ценного груза, то есть меня. Сначала под нами шуршали опавшие листья, потом тачку здорово тряхнуло, и я неслабо так треснулся башкой. Потом мы выехали на асфальт, и дело пошло ровнее. Роман мурлыкал под нос какую-то песенку и кажется даже пританцовывал немного. Очевидно, всем своим видом показывал, что человек с тачкой, на которую погружен другой человек – это нормальное рядовое событие.

Тачка накренилась. Ага, поднимаемся на крыльцо по пандусу. Хм, интересно… раз сейчас конце рабочего дня, а тут с учетом времени все строго, значит нам навстречу вот-вот повалит поток сотрудников, которых в этом шестиэтажном здании должно быть более, чем дофига. На то и расчет? Или что…

– Клавдия Львовна, вы только посмотрите! – услышал я веселый голос Насти. – Герман из экспедиции привез вот такую опись расходов. Вы понимаете, да?

– Настюш, ну это же… – раздался другой голос. Низкий такой, глубокий, звучный. Будто на вахте работала как минимум оперная дива. – Сколько?!

– Я знала, что вы оцените! – Настя рассмеялась. – И я же предупреждала, что этот хитрый эвенкийский шаман будет вымогать спирт! А он что?

– Ой, Роман Львович, что это у вас? – ага, нас заметили. – У вас же отгул сегодня?

– Да я на минуточку только, – ответил Роман. – Вы осторожно лучше, не подходите пока. Вроде не должно быть заразы, но, лучше не рисковать…

– Так что же вы через центральный вход? – забеспокоилось контральто Клавдии Львовны. – Надо было через бокс…

– Клавдия Львовна, без пяти шесть! – напомнила Настя.

– Ох, с ума с вами сойдешь, молодежь… – снаружи что-то металлически клацнуло, звякнуло, пискнуло. И тележка снова покатилась. Теперь уже по идеально ровному полу.

Потом повернула, и Роман резко ускорился, побежал практически.Разок тряхнуло – переехали через порожек.

Потом тачка остановился и накренилась теперь уже в пол ручками. Раздались щелчки клипс.

– Вылезай, – Роман сдернул пластиковый чехол. Я проморгался и чихнул. К счастью, в этот раз обошлось без вонючей маскировки. Пластик, которым меня накрыл Роман, источал слабый запах какой-то химии, а тачка пахла прелой листвой. Только подтверждая, что арендовали ее у дворника. – Я же говорил, что все получится.

– Я не понял, ты меня как труп что ли провез? – я оттолкнулся от бортиков тачки руками и одним движением поднялся на ноги. Красота! Колено не ноет. Раньше бы оно протестовать начало на подобные движения!

– Заходи в кабинку и забирайся на унитаз, – проигнорировав мой вопрос, сказал Роман. – В туалеты Клавдия Львовна только заглядывает, так что надо чтобы ноги снизу было не видно. Сиди здесь и не двигайся.

– А если кто-то зайдет? – спросил я, шагнув к ближайшей кабинке.

– Не зайдет, – убежденно заверил меня Роман, подхватил тачку и двинул обратно к двери. Мурлыкая под нос все ту же песенку и приплясывая.

Вопросы у меня, конечно, остались. Но я давно уже на собственной шкуре проверил, что лучше сначала выполнить непонятный приказ, а уже потом сесть на того, кто его отдал, требуя объяснений. Если много думать и тормозить, то рискуешь получить бампером по хлебалу, как тот сильно задумчивый суслик.

Так что, не особо рассуждая, я забрался на унитаз в кабинке, сел на корты и прикрыл дверь. Мысленно прикидывая, что буду говорить, если хозяйка глубокого контральто решит все-таки пройтись по туалету и пооткрывать все дверцы подряд. Но дальше «Здрасьте!» дело как-то не шло.

На самом деле, бездействие длилось недолго. Сначала я услышал отдаленный шум множества голосов, смех и топот. Но они явно были в другом коридоре, напротив этого туалета никто не проходил.

Потом раздались размеренные одинокие шаги. Скрипнула дверь. Я замер, стараясь даже не дышать. Женский голос вполголоса что-то пробормотал. Дверь снова скрипнула и шаги начали удаляться.

Снова потянулась вереница минуток ожидания.

А в моей голове зашевелились сомнения. Не слишком ли все гладко для внезапного плана, собранного на подоконнике, пока я натягивал труселя в своей палате? Это же надо было маршрут просчитать, подгадать к дежурству конкретно этой дамы, которая, судя по реакции, довольно нервно относится к значку «биологическая опасность». Ну а чтобы знать, как именно она совершает обход, после того, как все разошлись по домам, так и вовсе надо проследить за ней больше одного раза точно. Ну или хотя бы камеры посмотреть…

Кстати, а камеры тут есть вообще? Потому что если есть, то план вообще туповат, потому что проследить по ним путь Романа от входа до туалета – это как два пальца об асфальт.

Дверь снова скрипнула. Но никаких предварительных звуков не было, на шаги в оглушительной тишине пустого здания я бы точно обратил внимание, несмотря на любую глубину задумчивости. Я автоматически собрался, готовясь, в случае чего, ударить и прянуть в сторону окна. Хрен его знает, что здесь такое, но когда так вот запросто можно провести через вахту труп, и никого это не удивляет, лучше сохранность своей жизни как-то в своих руках держать, не перепоручая ее аборигенам.

Так что я сжался и приготовился к прыжку.

Глава 7

Он колючий, но его сердце наполнено добротой и любовью. Он просто хочет обнять кого-нибудь. Людям это не нравится, но Кактус не расстраивается. Как-то он обнимался с броненосцем, и ему это понравилось.

Plants vs. Zombies

– Клим! – раздался за дверью негромкий голос Насти. – Путь свободен, можно выходить!

Я спрыгнул с унитаза и открыл шпингалет. Еще когда закрывался, подмал, что такая архаичная штука, как в детстве. Ностальгичнее было бы крючок из толстой проволоки и гнутого гвоздя, как в деревенском туалете. Я даже повернулся, чтобы проверить, нет ли шнурка или цепочки для смывания. Хм. Нет. Бачок был скрыт где-то в стене, а чтобы смыть, нужно было надавить на широкую клавишу на стене.

Как это вообще сочетается? С одной стороны – прививка, сбросившая с меня лет двадцать, а то и побольше. Сканер непонятно чего у буфетчицы. И шпингалет, прикрученный неподходящими к отверстиям саморезами. На кривоватой фанерной двери, как попало покрашенной, к тому же.

– Нет-нет, не туда! – Настя ухватила меня за рубашку, когда я разогнался топать по главному коридору до упора. – Туда нам пока нельзя.

Она открыла узкую дверь без номера. Кажется, в каждом учреждении есть такие. «Парадный» коридор«, одинаково-элегантные или казенные деври, последовательно пронумерованные, с табличками, разъясняющими, кто за каждой дверью скрывается. И среди вот этих вот одинаковых входов в кабинеты, лаборатории, аудитории или переговорные, всегда попадается какая-то дверь, которая ни к селу, ни к городу. Без номера, цветом больше похожая на окружающие стены, чем на другие двери. И всем своим видом эта дверь как бы показывает, что за ней нет ничего интересного. «Проходи мимо, путник, не задерживайся. Тебе стопудово нужно совсем в другое место…»

И как раз эту дверь Настя и распахнула.

– Давай вперед! – сказала она и посторонилась, пропуская меня внутрь каморки. Точнее, колодца. Квадратного технического колодца с вертикальной лестницей из металлических скоб, вбитых в серый бетон. Я задрал голову. Ну да. До самого верха. И двери в обе стороны.

– На какой нам этаж? – спросил я, хватаясь за скобу.

– До самого верха, – Настя потыкала пальцем вверх. Видимо, на тот случай, если я не понял.

Если бы мы шли официальной дорогой, путь наш явно был бы короче. Мы поднялись на крышу. Потом несколько минут сидели неподвижно под бетонным козырьком. Потом нырнули в люк, который привел нас в горизонтальный технический тоннель. Трубы, скрученные пучки кабелей, распределительные коробки…

А последний отрезок пути нам вообще пришлось ползти по узкому лазу. Недолго, правда. Метра четыре всего.

Как я понял, таким образом Настя проводила меня мимо камер наблюдения и еще каких-то следящих устройств. Какого-то волнения или нервного напряжения по ней всю дорогу заметно не было. Ну то есть, либо нарушение, которое мы совершаем, не такое уж критичное, чтобы всерьез бояться последствий. Либо настино самообладание тоже зашкаливает. Примерно как и ее умение двигаться.

– Ну наконец-то! – сказал Роман и вскочил с вращающегося кресла. – Я уж думал… Все тихо?

– Конечно, – Настя хмыкнула, как мне показалось, даже немного высокомерно. Мол, «обижаешь, начальник». – У нас примерно часа полтора. Успеешь?

– Думаю, не больше часа потребуется, – и Роман склонился над громоздким пультом с множеством кнопок, рычагов и крохотных мониторов. – Настя, подготовишь?

Место было похоже не то на студию звукозаписи, не то место казни на электрическом стуле. Причем, на второе больше – потому что по ту сторону бронированного стекла от пульта стояло кресло.

– Вообще-то это уже рухлядь, конечно, – весело приговаривала Настя, опутывая меня проводками и датчиками. – Лет двадцать как устарело. Но! Выдает валидный результат.

– А что это? – спросил я, с любопытством наблюдая, как она морщит лоб, задумчиво разглядывая две крохотные присоски с проводками.

– Полиграф, – сказала она и ткнула присосками мне в основания больших пальцев.

– Детектор лжи? – удивился я.

– Ну… Почти… – Настя поднялась и отряхнула колени. – Так, все. В общем, сейчас тебе почти ничего не нужно будет делать. Просто посиди тут. Если включен микрофон, то вон там будет светиться зеленая лампочка. Если она не светится, значит мы тебя не слышим.

– Больно не будет? – ухмыльнулся я.

– Разве что самую малость, – Настя подмигнула и направилась к двери. – Будет невыносимо, ори. Но если зеленый не горит, мы не услышим.

– Это же шутка, я надеюсь? – спросил я у захлопнувшейся двери. Вообще-то пристегнут я не был. Если не считать мягкий пояс на липучке, конечно. В остальном мешали мне вскочить только тонкие проводки на присосках. Вроде тех, которые на мобильных кардиографах. И прищепки на указательных пальцах.

Интересно, для чего это все? Полиграф? Какое-то собеседование сейчас будет?

– Клим, подумай о своей работе! – раздался из динамика искаженный, но узнаваемый голос Романа. Он помахал мне из-за пульта.

Включилась зеленая лампочка.

– О какой работе? – спросил я.

– О той, которой ты занимался, – объяснил Роман. – О любой работе. Просто сиди и размышляй о том, что ты представляешь, когда слышишь слово «работа».

Хм. Странная задача, однако.

О работе, значит…

Может быть, о первой работе? Это когда я, еще будучи школьником, целый месяц бегал по району, доставляя телеграммы, а потом гордо получил первую свою зарплату. И потратил ее чуть ли не в тот же день. Купил спортивный костюм.

Или, может быть, про ту работу, которая должна была бы быть. Я думал, что буду строить дома. Буду архитектором. И даже образование получил соответствующее. Вот только…

Я старался думать по делу. Спокойно, последовательно, размеренно. С логикой. Что я им там сказал, кто я по профессии? Программист?

Но память подбросила совсем не то, конечно же.

Я сижу на бревне и наворачиваю из миски гречку с тушенкой. А напротив парнишка. Зеленый совсем, только прибыл. Глаза дикие, кажется, готов заорать. Я облизываю ложку и смотрю на него.

– Страшно? – спрашиваю. Тихо так вокруг, просто оглушительно тихо. Слышно даже как мышь что-то там скребет в своей норе за стенкой укрепа.

Кивает. Да, точно истерика с пацаном может случиться… А истерички у нас не жильцы.

Перевожу взгляд на его ботинки.

– Хорошие ботинки, – говорю. – Какой размер?

– Сорок четвертый, – он облизнул губы, но они так пересохли, что только язык поцарапал.

– Хм, как у меня, – я сунул миску и ложку в карман. – Когда тебя задвухсотят, можно себе заберу?

Можно было подбордрить парня. Успокоить. Сказать что-то вроде «все будет хорошо, не бойся». Но только это херня все. Не работет. И хорошо не будет. И есть только один способ не сойти с ума там, за ленточкой. Просто перестать думать.

– А-ва-вввы шшутите, да? – сказал он. И тут эта клятая паника истерическая из глаз пацана пропадает. И он тихо хрипло смеется.

– Клим? – голос Романа из динамика. – Ты же вроде говорил, что программист?

– Сертификат получил от онлайн-школы, – криво ухмыльнулся я.

– А до этого кем работал? – в голосе Романа напряжение.

– Наемником, – жестко ответил я. – Воевал я. Но по здоровью тянуть перестал, вот и начал искать новую… гм… профессию.

– То есть, у тебя есть настоящий боевой опыт? – это уже голос Насти. И в голосе, неожиданно, неподдельная такая радость.

– А что, похоже, что игрушечный? – меня почему-то разобрал смех. Когда из меня не вышло архитектора, я все равно работал в строительстве. Даже что-то там преуспевал, бригада у меня появилась, заказчики толстые. А потом как-то в кабаке, я столкнулся с давним знакомым, еще по армейке. И как-то само собой все завертелось. Шел, упал, очнулся на броне, посреди жаркой страны, где нас вроде как и быть не должно… Вернулся через три месяца, пообещал себе, конечно же, что больше никогда. Ни за что.