Читать книгу бесплатно Мертвоводец (Мертвяк 2) прямо сейчас на нашем сайте wow-guides.ru в различных форматах FB2, TXT, PDF, EPUB без регистрации.

Кирилл стал зомби, но, как следует, обвыкнуться в новой роли не успел. Колдуны настигли его и отправили в другой мир. Выяснять, кто он теперь такой, и для чего был устроен на Земле зомби-апокалипсис ему придется уже там. Навыки саморазвития ему в этом помогут.

Кирилл Довыдовский

Мертвоводец (Мертвяк 2)

Глава 1

«18+»

Пространство расширилось до привычных размеров, но легкие, словно боясь поверить, с недоверием впускали в себя воздух. Я лежал на боку, лямки рюкзака давили на плечи. Порыв ветра ударил в лицо, я испугался, не ощутив позади опоры, но все же не упал. Спустя два-три вдоха белое пятно, которое я видел раньше, превратилось в небо. Справа и слева плыли облака, впереди вверх поднималась скала. Сзади… я пока не знал.

На мгновение все замерло в равновесии. Я цеплялся ладонями за невидимые трещины в камне. К счастью, мертвячья сила меня не покинула. По миллиметру я выкарабкивался…

– Лучше бы ты свалился, парень, – раздался вдруг голос.

– Почему?

– Потому что.

Я успел заметить, как приближается отпечатанное на подошве заводское клеймо с цифрой: «47», а потом голова взорвалась от боли. Меня потянуло вниз, стало трясти и вертеть, словно видеокамеру, выпавшую из рук. Изображение развернуло несколько раз, а затем, с последним ударом, все резко замерло: пошевелиться я не мог.

Пролежал я так… минуту, наверное. Картинка от неподвижности быстро наскучила, и мозг принялся делить ее на фрагменты. Вот травинка, а на ней капелька росы. Вот мое колено, обернутое тканью цвета хаки. Вот что-то лежит.

Что-то.

Граната.

Твою…

Взрыв.

***

Снился сон. Долгий, мучительный, без перерывов. Сон про боль. Будто я тер глаза мылом, только все тело было глазами. Я мечтал проснуться, но не мог. Меня то приближало к реальности, то снова выбрасывало в грезы…

…мыслей не было. Я силился что-то вспомнить, понять. Тщетно. Вместо сознания на меня накатывали волны бесконечного океана. Я лишь пытался вдохнуть перед каждой из них…

…я есть? Я вообще был когда-то? Думал ли? Дышал? Или мир всегда был таким? Состоящим лишь из приливов и отливов? Из ужасной боли и прекрасной боли, той что позволяет забыться, уснуть, не существовать…

– А-а…

Чей-то стон. Так стонут умирающие в хосписе. Слишком мало сил чтобы произнести хоть слово, но в то же время невозможно хотя бы не попытаться позвать на помощь. На это… на это я не имею права не откликнуться. Вряд ли смогу чем-то помочь, но хотя бы поддержать за руку, сказать что-то… Дать человеку понять, что он не один…

– А-а…

Вот, снова… При этом я… Где я? Не видно. Глаза закрыты? Надо открыть!

– А-а…

Свет!

…Да что же это такое! Где я?!

– А-а…

И кто стонет?!

Я попытался сказать что–то, но у меня вырвалось, лишь…

–А-а…

… граната!

Я резко дернулся, вдруг ощутив тело, и не удержался от полноценного крика. Как больно! Вашу…

Сжавшись в тугой комок, я постарался не чувствовать… не помогало… Боль, казалось, только нарастала. И только уверившись, что еще секунда и точно задохнусь, я из последних сил заставил легкие работать. Грудную клетку словно облили кипятком изнутри, но на какую-то микроскопическую долю… вроде бы даже стало… легче…

Прошел, наверное, не один час, прежде чем я понял: дышу. Боль уменьшилась. Когда я сосредотачивался только на дыхании: она почти совсем пропадала. Попытки ощутить тело отдавались уколами страха вперемешку со жгучими электрическими зарядами, от которых, казалось, трещал даже воздух. Но постепенно я узнал, что лежу то ли на чем-то твердом, то ли не совсем… Что дует иногда ветер. Солнышко припекает.

Мысли путались, но я вспомнил, что упал и подорвался на гранате. Еще и выжил после этого. Только глаза открыть не получалось.

Понемногу, я приспособился смотреть сквозь приоткрытые веки. Стал двигать пальцами. Каждая попытка вызывала боль, но вызывало ее и бездействие. Я чувствовал, что голоден… Нет…ГОЛОДЕН! Пить тоже хотелось, но с алчущей килокалорий бездной внутри не сравнить. Организм требовал пожрать и не соглашался на уступки. Я торговался. Ты перестанешь болеть сейчас, а поедим мы немного попозже. Утром стулья, вечером деньги. Все так делают! Организм не согласился – пришлось двигаться.

По идее, от падения позвоночник должен был превратиться в тыкву, но безумная боль оказалась отличным стимулом, и я смог пошевелить пальцами на ногах. Я был почти готов к подвигу. Не готова была левая нога, что я выяснил путем долгих и мучительных экспериментов. Очень сильно болело колено, бедро и вообще все в районе пояса.

– Ах…

Интересно, что когда стонешь, не так больно. Начинаешь себя жалеть и… ну вроде как раздваиваешься. Наверное, потому фраза так и звучит: «жалеть себя». Есть кто-то, кто производит действие и кто-то, над кем его производят. И тому, кто жалеет, приходится быть более стойким. Ведь если расклеятся оба, отношений не получится, так и останешься лежать.

В итоге, мне повезло. Не так, как людям, которых не столкнули со скалы и не подорвали на гранате, но все же. Рюкзак не слетел при падении. Оторвалась только одна лямка. Извиваясь с помощью правой ноги на манер червяка, чей сиамский близнец скоропостижно скончался, я кое-как перевернулся. Нащупал вслепую рюкзак, открыл. Стал шарить, и… слава тебе, о Газированный Бог! Кола! Полная! Прохладная! Не пострадала при падении!

Прижав банку к щеке, я даже глаза полностью открыл, чтобы удостовериться и ни в коем случае не упустить ни капли. Да! Она! Красненькая, беленькая… Как Спартак… Прелесть моя… Очень осторожно стал открывать. Зашипело и… да… есть на свете счастье… Не знаю, как там нужно было поступать в моей ситуации, пить ли понемногу, крошечными глоточками… Я пил как мог. Сахар и кофеин вливались в сосуды и системы, погружая в катарсис. Я бы отрубился от кайфа, если бы не боялся выронить банку. Только когда она опустела, я смог выдохнуть. Хорошо…

И тут…

Жажда.

Меня подбросило в воздух, будто газовую горелку под пятой точкой включили. На границе мертвозрения появилась желтая точка. Ощущения сами потянулись к ней… пусто. Никаких желтых точек. Дернулся в одну сторону, в другую… Вокруг только лес, скалы, полянка с вмятиной в форме моего тела и обожженной травой. Мой рюкзак…

Жажда ушла так же внезапно, как и пришла, тело же словно молнией прошило, как резко вернулась боль. Нога подвернулась, я упал…

– А!..

…

Сил не было. Ни стоять, ни лежать, ни думать. Хотелось, чтобы все закончилось, но спасительное забытье не приходило. Со стонами, охами, разноцветными кругами перед глазами, я все же дополз до рюкзака. Нащупал… банан… и апельсин. Вытащил и тут же вгрызся, не очищая от кожуры. И легче… сразу легче… И жажда! Сжавшись, усилием воли не позволил себе снова окунуться в ее объятия. Да, боль отступит, и силы вернутся, но откат… Нужно есть, восстанавливаться и обходиться без мертвячих суперсил.

За бананом и апельсином последовало яблоко вместе с сердцевиной и еще Кока-Кола – в бутылке. Мелькнула мысль и ее вместе с тарой употребить. Не стал. Хотя этот эксперимент стоило бы провести. Только не на пластике, а на алюминии. Мало ли, когти, как у Рассомахи вырастут, или череп миллиметровым слоем стали покроется? В туалет я ведь перестал ходить, вдруг до такой степени безотходное производство?

Спустя несколько минут ощутил себя более-менее… не на последнем издыхании, а как при тяжелом похмелье, после длительного избиения, больного гриппом, артритом, астмой и парой-тройкой воспалившихся аппендиксов. Перевернулся на спину, и набравшись наконец смелости, бросил взгляд вниз…

…колено выглядело плохо…

…бедро выглядело плохо…

…тазобедренный сустав выглядел плохо…

…только все это не имело значения, потому что…

…

…

…

…потому что мне… потому что я… я потерял… самое дорогое…

…

…лять! Мне член оторвало!!!!!

Глава 2

Я всхлипывал после каждого шага. Мне было очень сильно больно и очень сильно себя жалко. Обрадовался, блин… Бессмертия ему захотелось… Как насчет такой вечности? Уже не так весело, а? Хотя в чем-то даже логично. Живые существа знают всего два способа выживания. Либо ты не выкаблучиваешься и размножаешься, как крысы и человеки, либо правдами и неправдами пытаешься продлить жизнь, как какая-нибудь медуза гидроидная. А тем, кто не размножается, член не нужен. Справедливость!

Опершись о костыль, я остановился, чтобы передохнуть. Пару раз шмыгнул носом. Хотелось устроить полноценную истерику: с выдиранием волос на голове и обращениям к небесам: «Почему я?!!», только сил не было. Организм понимал, что жизнь без «достоинства» может оказаться нелегкой и заранее экономил.

Не сказать, что не осталось совсем ничего. Какие-то, прости господи, ошметки торчали, но зрелище не радовало. Колено иссекло осколками, бедро сильно обожгло. Промежность была вся в сгустках засохшей крови. Когда удалось ее счистить – не мог я пребывать в неведении! – увидел, что из 15 сантиметров осталось полтора–два, причем и бубенчики тоже испарились куда-то… Даже не знаю, существовало ли такое слово, которое обозначало молодого человека, оставшегося не только без кружочков, но и без кончика. Женщина, к примеру. Чем не вариант?

Мысли о самоубийстве меня посетили довольно скоро. С полчаса я размышлял: самоубился бы, даже если бы точно знал, что ничего обратно не отрастет? В итоге решил, что скорей всего, нет. Наличие вечности предполагало и другие возможности развлечься, не только с помощью барышень. Но мысль, что если я хорошенько поем, то все отрастет – давала серьезную мотивацию.

Всхлипывая и причитая, я отыскал в рюкзаке мачете, срубил ближайший куст и выстругал из него костыль. Переодел штаны из запасного комплекта термобелья и починил оторванную лямку. Куртку снял и запихнул в рюкзак. Ее тоже прилично осколками посекло, да и пистолеты так быстрее из кобур выхватывать. Ремень от взрыва почти не пострадал, к нему прикрепил ножны с мачете. После пошел в сторону… под уклон, короче. В поисках речки, озерца или оазиса с готовящимися шашлыками из человеческого мяса преступников-маньяков пожилого возраста, нанесших огромных вред обществу и находившихся на последнем издыхании в момент потрошения…

Научный метод толсто намекал, что одних лишь вершков и корешков не хватит, чтобы отрастить все обратно. В бобовых и орехах содержатся все незаменимые аминокислоты, в семенах льна и чиа куча Омега–3, В12… да, В12 есть только в животных продуктах, но его дефицит не станет заметен раньше, чем через год. Вопрос в том: где все это искать, и подойдет ли это мне? В Москве мертвяки не крушили морозильники супермаркетов в поисках стручковой фасоли, а жрали людей. И им явно шло впрок. Я в бессознательном состоянии так же кидался на человеченку. Вдруг, мясо – единственный вариант?

С котлетками тоже вопрос. Когда я осознал, чего лишился, если бы под рукой была палка колбасы или цыпленок-табака какой-нибудь, сжевал бы не задумываясь. Даже не вспомнил бы про риск стать стерлядью, если рыбки покушаю. Жабры-то отрастить может было бы и неплохо, а вдруг вместо этого память станет три секунды? Опасно. Из еды у меня оставалось по одной банке и бутылке Кока-Колы, одно яблоко и один апельсин. Пришлось перестать жалеть себя и начать искать глазами супермаркет. К сожалению, пока все выглядело, будто до ближайшей Пятерочки не меньше пары тысяч километров, а то и… световых лет.

На первый взгляд, обычный лес: дубочки, полянки, холмики, снова дубочки. По правую руку за рядом деревьев возвышалась крутая скала. Хрен спецназовец просто так спустится, если захочет удостовериться, что я труп. Мне почему-то казалось, что захочет. Оглядываться лучше не забывать.

Еще странное творилось с небом. Нет, из него не торчала пара глаз размером с Юпитер, наблюдая за происходящим. По небу растянулась ясная летняя синева, лишенная солнца, будто я находился близко от полюса, и звезду скрывало самой планетой. Теоретически, такое возможно, но тогда исчезли бы тени. Тут же под каждым деревом лежала одна, да и моя собственная колыхалась под ногами в такт шагам. Непонятно. Лес немногим позже тоже порадовал. Стали часто попадаться деревья, на которых зеленые листья были вперемешку с красно-белыми. И не потому, что осень, а сорт такой. Спартаковское дерево, не иначе. Я даже прихромал поближе, сорвал один, понюхал, пожевал… горько.

Привалы делал каждые несколько минут. Отдыхал и проверял компас из походного набора, в котором брал нитки. Север всегда оказывался в новом направлении. Либо в земле пролегала жила магнитного железняка, либо компас барахлил. Спустя примерно час проверил сигнал на одном из телефонов: по нолям. Нужно повыше забраться. Я пока оставлял шанс, что это не внутренности волшебного платяного шкафа, и не Кеплер четыреста тридцать восьмой.

С той же вероятностью это могла быть и обыкновенная шиза. Вот подберут мне врачи таблетки покачественнее, и вместо ходящих мертвецов и межпространственных тоннелей начну видеть белый потолок и соседей по палате. Вот тут у нас Наполеон отдыхает, а это Человек Паук, а Бога… Бога нет, его в интенсивное перевели…

На четвертый час – примерно – набрел на смородину: несколько кустов черной и тут же красная. Решил все съесть, но вспомнил притчу про мальчика, который все съел, и для него это плохо закончилось. Тогда взял по одной красной и черной ягоде и размазал их по запястьям. Если это «ложная смородина», то кожа покраснеет. Или нет. Ненастоящая смородина может и не оставить покраснения, но все равно оказаться ядом… Все же выждав минут пятнадцать – не покраснело – я съел черную ягоду и принялся обирать кусты. Через полчаса смело буду есть, и только попробуйте меня отравить после этого!

– Вкусно…

В общем, ягоде не поздоровилось. Съев все, что отыскал, я обшарил ближайшие кусты и нашел в них патиссон. Самый, что ни на есть. Цвет скорее желтый, чем белый, но сходство очевидно. Стебли тесным пучком торчали из земли, часть заканчивалась крупными листьями, часть – плодами диаметром сантиметров 8-9. Понятия не имел, что они вот так в лесу растут. Особо не думая, сорвал все три штуки. Пару засунул в рюкзак, третий разрезал, понюхал…

– Ух ты…

Как я помнил, патиссон – это овощ типа огурца, который мама мариновала с самими огурцами, а в сыром виде мы его не ели. Эта же штука пахла… яблоком, что ли? Таким чуть кисловатым, но именно фруктом. Снова помазав кожу, я стал ждать… и в этот раз вряд ли выдержал полчаса. Попробовал… реально яблоко! То есть, скорее не яблоко, а… как оно там называлось… да, айва! Тот вкус! Еле-еле выждав положенное время – живот не заболел – быстро употребил разрезанный фрукт.

Настроение улучшилось. Еда в лесу была, а значит и шанс всему необходимому отрасти тоже. Я шел под уклон, постепенно удаляясь от горы. Спецназовец сейчас мог искать способ с нее спуститься, так что чем дальше, тем лучше. Спустя минут пять заметил отблеск солнечного зайчика среди деревьев и вскоре вышел к небольшой речке. Течение было приличное и на волнах, действительно, блестело солнце. Не прямо светящимся шаром, а переливами на потоке. Я посмотрел на небо…

– Странно.

Все еще никакого солнца. Так и не сообразив, в чем хитрость, я похромал дальше. С водой решил поступить так же, как и с фруктами, ягодами. Помочу ладонь, через полчаса сделаю глоток, еще через столько же буду пить. Пошел вдоль реки и, что интересно, вполне комфортно. Будто не тайга, а парковая зона в швейцарском кантоне. Даже ногу сломать негде. Следов животных тоже не видно, хотя заклепку на кобуре я расстегнул сразу, как перестал сходить с ума от боли.

Очень, очень непонятное место. Я попытался вспомнить, что говорил Француз, прежде чем бросил в меня той штукой… шариком стеклянным. Он разбился недалеко от меня… после чего и возник портал. Значит, он бросил… а перед этим сказал, что куда-то меня отправит, где… сможет со мной разобраться? Или где со мной кто-то другой разберется? Не помню, блин. Но меня должны были ждать. Или я не совсем туда переместился? Было же ощущение, что я поменял направление. Как бы «совсем не там» не оказаться… Хотя тут точно лучше, чем на дне озера с аммиаком на каком-нибудь Титане. То, что следов людей нет, пусть даже колдунов, говорило, что я таки попал «не туда». Да ладно людей, птиц не слышно! А ведь лес!

Задумавшись, я подошел к воде и стал разглядывать мелководье: потратил пять минут, но ни одного малька не увидел.

– И что? – спросил сам себя.

Продолжая эксперимент, раскопал несколько ямок в траве с помощью мачете, но ни жучков, ни червячков не нашел. Что меня порядком напугало. Вспомнились истории про живые планеты, астероиды на 90%, состоящие из огромного монстра и прочие сумеречные зоны. Причем, сначала во всех историях тебе кажется, что все нормально, местечко хоть и со странностями, но премилое. Это потом горизонт начинает закрывать пара рядов зубов, каждый из которых размером с Воронеж. А у меня ни одного космического корабля под рукой, чтобы смыться.

Хотя совсем без животных и прочих насекомых и растений не было бы, правильно? Опыление там, рыхление почвы, про бактерий вообще молчу…

– Кстати!

Достав из рюкзака патиссоно–яблоко, разрезал его на две части. Первую половину тут же употребил, а вторую спрятал в карман. Вот и посмотрим. Если не потемнеет за час–другой, это будет означать… ну, не отсутствие бактерий, конечно, но какое-то свидетельство в эту пользу. Или оно просто за счет реакции с кислородом может потемнеть? Блин… ладно, посмотрим.

Понемногу шаг становился резвее. Я меньше опирался на палку, переносил вес на травмированную ногу. Регенерация работала: и быстрее, чем простая человеческая. Будет еда – мой маленький друг ко мне обязательно вернется! Я стал пробовать не только ягоды, но любые попадающиеся на пути листья и веточки. Грибы бы попробовал, но их пока не нашел. В итоге набрел на пару кустиков травы с толстыми стеблями. Думал, еще патиссоны, но оказалось другое. Не полый стебель, а плотный с вязким как сгущенка соком и таким дурманящим сладким запахом, что у меня волосы в носу зашевелились. Выждав полчаса, я попробовал…

– Чтоб я так жил!

Вкус оказался божественный. Что-то общее со сгущенкой, очень сладкое, но при этом не с молочным привкусом, а как будто даже овощным. С кружкой чая просто на ура пошло бы и даже хлеба не надо. Я аккуратно срезал каждый из торчавших из земли стеблей.

«Сгущеночный ревень» вызывал дикий сушняк, потому поев, я еще и напился. А дальше пошел уже без костыля! Нога побаливала, но лишь «на полшишечки» – вполне можно идти. И всего за несколько часов! «Ревень» попался еще несколько раз, часто встречалась смородина. «Патиссонов» больше не видел, зато нарвал самых, что ни на есть настоящих груш: крупных и сладких. А сразу после них набрел на росшее между двумя соснами банановое деревце. Понятия не имею, как бананы росли в земной природе, но здесь это был такой куст типа акации с несколькими связками фруктов. Бананы были с фиолетовой кожурой, а внутри красными. На вкус нечто среднее между грейпфрутом и нашими родными бананами. В общем – «бананы».

Наевшись, я подготовил оружие для безопасности, разделся до гола и принялся промывать раны. Сразу заметил, насколько сильно похудел. Все мясо, что успело нарасти после перехода на диету из человеческой плоти, исчезло. Причем, с запасом. Не как у Капитана Америка до принятия допинга, но все равно. И одних овощей, чтобы снова постучать в двери олимпийской сборной, могло не хватить.

Когда промывал ниже пояса… там тоже все зажило, но не отросло. Остался только ошметок кожи длиной пару сантиметров, завернутый сам в себя. Больше, чем у профессора Снейпа в фильме Догма, но все равно не радостно.

– Совсем не радостно.

Ящерицы отращивают хвосты. Не люди. Я только теперь об этом подумал. Когда человек теряет конечность, мясо и кости растут еще много лет. Они чувствует, будто у него там «что-то есть». Это вызывает фантомные боли, приходится делать операции: обрезать то, что нарастает. Но нормальная конечность больше не появляется. У организма нет для этого необходимых инструментов. Казалось бы, в ДНК форма человеческого тела заложена, все «планы и чертежи» в наличии, но не развилась у людей эта функция. Видно, отращивать отгрызенные саблезубыми тиграми ноги оказывалось слишком длительным и затратным для группы процессом. Племена, где о тяжело увечных заботились, не выжили. Обо мне они тогда, конечно, не думали. С другой стороны…

С другой стороны мертвяки. Зомби. Они могли изменять тело, и использовали для этого информацию не только из человеческой ДНК. Хотя ели при этом исключительно мясо. Значит, я тоже смогу, если у меня будет гм… генетический материал? Хрен его знает. Хрен. Его. Знает.

Загруженный, я оделся и зашагал дальше, понемногу понимая, в жопу каких размеров угодил. Сгущенка, смородина… что, если тут вообще людей нет? И не о кормовой базе речь. Я обычный среднестатистический интроверт, а не Федор Конюхов. Люди, общение – это важно для меня. Где-то «там» остался брат. Он парень не промах, о себе позаботится, но мы вроде как друзья. Скучать будет. Да и школьник он еще. Сумеет ли устроиться в мире зомбиапокалипсиса? А Ирина с Ромой? Девушки? Сам же себе всю бошку прожужжал, что бессмысленно спасать кого-то наполовину. Полностью надо спасать, а не пропадать вместо этого в пространственно-временных глубинах.

Невесело размышляя, я заметил участок голой земли в просвете между деревьями. Как подошел, увидел, что это не земля, а гора. Примерно как та, с которой я свалился: крутая, высокая. Получалось, что я между двумя хребтами, а речка – то, что стекает с гор в долину.

Деревья остались в стороне, я вышел на поляну. В середине на ней трава зачахла и выгорела, в центре виднелась вмятина, будто сначала уронили что-то тяжелое, а потом… не знаю, например, гранату взорвали. Все уже немного заросло, будто случилось это несколько дней назад.

– Гм.

Я задумался всерьез, без шуточек. Версии о том, что я ходил кругами, не принимались, потому что кругами я не ходил. Шел рядом с рекой, всегда под уклон – на то же место я бы не вернулся никак. Да и не оно это. Отсюда реку видно, вон блестит между деревьями, а оттуда не было.

– И че? – спросил я, подойдя к камню, на котором сидел, перешивая штаны. На земле рядом лежало два куска нитки по несколько сантиметров. Отрезал, когда делал узелок.

Честно, фильмы типа «Куб» или эпизод из «Первой волны», где герои шли от комнаты к комнате, очень меня впечатляли, но при этом и пугали до чертиков. Про «1408» вообще молчу. Радовало одно – из лабиринтов всегда находился выход. Только напрочь больной и испорченный разум стал бы придумывать хитроумную ловушку, в которой есть только вход. Может, Француз совсем не ошибся, и я попал ровно туда, куда меня отправляли?

– Есть здесь кто-нибудь?!!

– …есь кто-нибудь…

– …ибудь…

Ага, конечно. Так все и повылазили. Только эхо.

– Я так не играю, – решил обидеться я.

Ну а что: вдруг, подействует?

– И вообще, если…

Жажда!

В пару прыжков я пролетел метров двадцать… и ничего. Я напрягал чувства, как мог, но точка… то ли желтая, то ли красная снова не появилась. Если в прошлый раз мне могло показаться, не очень четко тогда мыслил, то теперь тут точно кто-то был. Спецназовец, наверняка он, падла. Только когда спрятаться успел?

– Владимир, это вы?!!

– …это вы…

И снова: ага, конечно.

Глава 3

Оказалось, спать мне все-таки нужно. Вроде и усталости нет и голова ясная, но ощущаешь какую-то тревогу, уязвимость. Я не мог понять, в чем дело, пока не вспомнил, что примерно так бывало с недосыпа. Когда приходилось идти куда-то сильно не выспавшимся или браться за сложную работу на ночь глядя. И только я лег и прикрыл глаза, как сразу… кайф… Я не уснул в полном смысле слова. Я слышал, что происходит вокруг, чувствовал свое дыхание, но при этом ничего не делал. Почти те же ощущения, что и при медитации, только там нужно сидеть в позе лотоса или стоять в специальной стойке – ощущать и тело тоже. Здесь же я будто вовсе отовсюду исчез: блаженная пустота… Пролежал так часа два с половиной-три. И все! Никакой тревоги!

Ночь не наступила. Я похрустел «ревнем», съел последний «патиссон», напился воды. Снова промыл раны… точнее, места на которых они раньше были. Затем немного побегал, попрыгал, поделал растяжку. Не считая сильной худобы и отсутствия орудия воспроизводства – здоров. Двигаться ничего не мешает, хоть на танцы записывайся… эх… ладно, не будем о грустном.

Я еще раз внимательно осмотрел поляну. Гора нависала над ней, хотя тень лежала у самого подножия. Склон был изъеден черными трещинами. Несколько тяжелых валунов, должно быть, когда-то скатились сверху. Теперь они торчали из земли в центре и по краям поляны, где к ней подступал лес. Да, то место. Вынув мачете и ножен, я подошел к скале и вырезал философское: «Здесь был Кирилл». Немного подумав, добавил рисунок улыбающейся рожицы, чтобы читающие знали не только имя, но и то, насколько глубок и светел внутренний мир оставившего послание. Затем выкопал на поляне несколько ямок и сложил из веток: «Спартак – чемпион!». Хотел связь проверить, но телефоны окончательно сдохли. Ладно уж, померла, так померла.

Теперь по пути не только собирал фрукты, но и выкапывал ямки, оставлял зарубки на деревьях, чертил геометрические фигуры на земле. Иногда к паре кружков подрисовал длинный овал. Мысли, хотел я этого или нет, вертелись вокруг одного и того же. Прокрутив по тридцатому разу установку: найду труп плохого человека, съем – все отрастет обратно, я стал думать о том, что будет, если все же не отрастет.

Мне хотеться-то будет? Кажется, я что-то читал… В некоторых странах производство евнухов было прямо-таки на поток поставлено: гаремы кому-то нужно было охранять. И принципиальный момент, насколько я помню, в каком возрасте в жизни молодого человека происходили перемены и оставляли ли ему что-либо на память. Если все случалось после полового созревания, то мужчина в последствии испытывал сексуальное желание. Если сам прибор ему оставляли, то у него даже эрекция могла быть. Если же был совсем мальчиком, то нет.

Со мной же получается: хотеть буду, а мочь не особо. Круто, блин.

Знакомлюсь я значит с девушкой… хотя не сказать, чтобы с кем-то особо знакомился… Она со мной знакомится? Гм… Ладно, судьба знакомит нас. Ага. Значит, знакомимся мы. Понравились друг другу, доходит дело до… того самого…

– Только, понимаешь… У меня небольшая проблема. У меня не очень большой… ну, ты понимаешь про что я…

– Да глупости! – девушка, разумеется, будет хорошая. Добрая. – Размер не имеет значения. Главное, хотеть друг другу сделать приятно. Вот сколько у тебя?

– Ноль сантиметров.

– Сколько?

– Я понимаю, это немного. Но ты же сама говорила, что размер неважен. Главное, что мы любим друг друга!

– Да-да, ты прав… Знаешь, я тут вспомнила! Мне совершенно необходимо было сделать одно дело! Я… я тебе позвоню! Оно может занять довольно много времени…

– Но потом ты позвонишь?!

– Да! Обязательно!

Но даже если с первыми десятью девушками будет так, то на одиннадцатый обязательно найдется та, что поймет! В конце концов, почему обязательно секс какой-то должен быть? Есть куча других вещей, которыми можно заниматься. Пойти в парк, съесть виноград, обсудить просмотренную накануне телепередачу! Для культурных людей это намного важнее, чем всякие прелюбодеяния!

Успокаивая себя, я шел дальше. Фруктов набрал довольно быстро. Попадались «патиссоны», «бананы», «ревень», смородина. Нашелся еще и шиповник. Его тоже пожевал. Был бы котелок, обязательно нарвал бы листьев, чтобы чаек замутить. Как и «вчера», пройдя лес насквозь, я уперся в скалу. Вернулся на место стоянки. Ямки на поляне и «Здесь был Кирилл» никуда не делились, но снова будто пару дней минуло. Взрыхленная земля продернулась зелеными ростками, надпись на скале потеряла в четкости, будто ее потерло дождем. И это за три часа. Со временем и пространством творилась какая-то херня. Эйнштейн на том свете икал так, что уши закладывало.

– И? – спросил я глубокомысленно.

***

По-настоящему я испугался только когда до меня недалекого дошел еще один очевидный факт. А как без, простите, яиц я буду заниматься цигуном?! Ведь вся та изначальная энергия, которая в цигуне используется для омолаживания организма, а в тайцзи для его укрепления и усиления хранится именно там! У мужчин в мошонке, у женщин в яичниках. В медитации ты поднимаешь эту энергию из промежности и запускаешь по основным энергетическим каналам тела. Когда через пару лет они прочищаются, запускаешь по второстепенным каналам. Когда прочищаются и они – «упаковываешь» в даньтянь. Штуку, что находится чуть ниже пупка, внутри тела в точке пересечения основных нервов, сухожилий и фасций. После даньтяня «упаковываешь» органы: почки, надпочечники, печень, селезенку, сердце. На все про все еще несколько лет. Собственно, до того, как «все началось» я этим и занимался помимо основных тренировок – «упаковывал» органы. Теперь же…

Я вообще ничего не чувствовал! Даже самого простого! Элементарно не мог проследить мыслью от одной конечности к другой. А это у всех получается: даже заниматься не нужно! Ты сосредотачиваешься на кончиках пальцев руки, затем на запястье, затем на локте, бицепсе, плече, ключице, загривке, второй ключице… и так доходишь до кончиков пальцев второй руки. Постепенно это начинает происходить само. Сосредотачиваешься на одной руке, а когда хочешь перевести внимание во вторую руку, оно не перемещается сразу, а перетекает по этому кругу. Сначала это внимание, потом подключаются мышцы, и в итоге остается импульс. Тело превращается в разветвленную сеть, из любой точки которого энергия легко попадает в любую другую. Достаточно мысли.

Организм омолаживается. Энергия идет туда, где в ней сильнее нужда. Ты постоянно расслаблен и размят, будто начал день с массажа всех мышц. Ну и еще, когда импульс идет, ничто не мешает ему захватывать чужую энергию. Тебя пытаются ударить рукой, ты подставляешь мягкий блок, принимая его силу, и переправляешь импульс по кругу в другую свою руку, отправляя в противника его собственный удар. Этому, конечно, очень сложно научиться, годы нужны, но я-то все это время честно оттренировался! Не мастер, это лет тридцать-сорок надо заниматься, но кое-чего мог! И где теперь все?!

Вот, сосредотачиваюсь на руке… и нихрена! Потом на локте… на плече…

– Да что за бред-то!!!

Меня реально затрясло. До этого я отстоял минут пятнадцать–двадцать в джанджуан. Ноги на ширине плеч, чуть согнуты, спина прямая, руки подняты вперед большими пальцами вверх до уровня глаз, локти свисают, кончик языка касается неба, макушка тянется вверх, тело стекает в стопы… Основная медитативная стойка в тайцзи… И ни хрена не тянется и не стекает! Да, последние дни времени не было, но это ничего не значит. Я и так два раза в год делал перерывы в занятиях на 10-12 дней, чтобы организм отдохнул и мог «переосмыслить» то, чему научился. Но теперь, будто я вообще никогда не занимался!

Неужели… неужели все это из-за моей травмы…

Нет. Точно нет! Про тех же евнухов я помнил, что среди них редко встречались долгожители, их фигуры стремились принять идеальную форму шара, здоровье слабло. И это логично, когда ты теряешь основной источник жизненной энергии. Примерно то же самое, что заниматься сексом с эякуляцией каждый день по нескольку раз. Организм недолго протянет. Но в моем-то случае это просто не могло сказаться так быстро! Уж импульсы должны ходить, каналы прочищены, но… не ходят. Хотя сам себя я чувствую абсолютно здоровым. Бодрость зашкаливает, прыгать, бегать могу до посинения…

Да почему так–то?!!

Черт…

Ладно, что бы подумал на моем месте Анатолий Вассерман?.. Я стал ходячим мертвецом, при этом… при этом стал сильнее физически. Тонкие ощущения теряются от большого напряжения. Есть даже теория, что мастерами становятся ближе к пожилому возрасту оттого, что сила из мышц уходит, из-за чего повышается чувствительность. Впрочем, я всегда верил, что дело в длительности тренировок. Но что со мной тогда?

Оглядев поляну, я выбрал приличных размеров камень. В прошлой «немертвой» жизни я такой бы не сдвинул, даже если бы под ним лежал ящик с Кока-Колой. Объем мышечной массы у меня теперь даже меньше, чем до заражения. Я должен стать слабее, если только не изменилось само строение мышц. Теоретически, из-за этого мог перестать работать цигун.

– Попробую…

Я взялся за камень, напрягся… ничего. В смысле, не могу оторвать. Даже перекатить. Так, ладно, еще раз… Упираясь в землю, я старался максимально задействовать мышцы ног и спины – самые сильные в организме. Ощущения пропали, но теорию я знал. Секунда, вторая…

– Ох!..

Я упал на спину с здоровенным куском камня в руках. Оттолкнув его, я увидел, что выбрал не лучший тренажер. Половина булыжника пряталась под землей, а когда я стал тянуть, камень переломился в середине. Наверное, изначально был с трещиной или с полоской другой породы внутри, но даже если так… Не скажу, что почувствовал себя результатом порочной связи Халка с Суперменом, но, по крайней мере, Халка и Стивена Хокинга точно. Понятно, что Хокинг не очень развит физически, но за счет Халка я все равно был бы сильный.

Общий вывод же: «То, что я потерял цигун – логично».

Я так расстроился, что выпил последнюю пол-литровую бутылку Колы.

Осталась одна банка.

***

Я стоял в джан джуан. Уже минут пятьдесят: без часов не понять. Стоял и ни о чем не думал, как и полагается при медитации. Какие-то мысли возникают, так мозг устроен, твоя задача не погружаться в них, а просто фиксировать и возвращаться к телу.

Я ничего не ощущал. Сосредотачивался на «даньтянь», пытался гонять внимание по энергоканалам, но дальше мысли дело не заходило. Импульса не было. Сначала это бесило, что вряд ли помогало медитации, но постепенно, я успокоился. И теперь просто стоял. Контролировал только, чтобы тело находилось в правильном положении. На второй день побил собственный рекорд в полтора часа, а на третий оставил его далеко позади. Тело не уставало вообще, только ум утомлялся, но за счет общего опыта медитаций я справлялся.

Шел уже четвертый… или пятый?.. Ладно, шел очередной день моего «отпуска». Точно не замеришь. «Днем» я называл промежуток от одного непродолжительного «сна» с открытыми глазами до другого. Половину времени я тренировался, половину – изучал место, в которое попал.

Куда я не шел – все равно оказывался на поляне, с которой все началось. Она неуловимо менялась: то река подходила ближе, то лес вокруг густел, один раз почти по самому центру вымахал кустик «ревня».

Я переплавлялся через реку, забирался на деревья, оставался «ночевать» в других местах. Копал ямки, делал зарубки на деревьях, вырезал надписи на камнях. Везде кроме той самой поляны это все быстро исчезало. На ней тоже, но медленнее. «Здесь был Кирилл» выглядело, будто на скалу ее нанесли в районе позднего миоцена, хотя пятно от взрыва и осколки гранаты, которые я иногда из себя еще выковыривал, оставались, как новенькие.

Вспомнив, что я инженер, я даже плот построил, обломав ветки для корпуса голыми руками. Забрался на него и отправился в путешествие… до все той же поляны. Из очевидного не пробовал только забраться на гору. Скалу повсюду иссекали трещины, виднелись выступы, я смог бы зацепиться, но она уходила вертикально вверх метров на тридцать. Рискованно. В прошлый раз я занялся альпинизмом, чтобы спастись от переваривания в многочисленных желудках кровожадного мертвомонстра. Причем спуск страховал дядя Кирилл – раскаявшийся алкоголик, то есть вполне заслуживающий доверия человек. Здесь же наоборот. Внизу мне ничего не угрожало, а сверху мог ожидать кровожадный священник. Потому и не тянуло.

Ко всему прочему, чудило мертвозрение. Я тренировал его во время джанджуана и довольно неплохо научился активировать, не пуская себе кровь. «Кнопка» оказалась в районе затылка. Когда я пытался подтянуть его чуть вверх – это часть правильной позы при медитации – оно норовило включиться само собой. Вскоре я смог делать это по желанию. С каждым разом я дотягивался ощущениями все дальше. Смущали те самые желтые и красные точки, возникая и исчезая без всякой логики. Я замечал их, срывался как ошпаренный с места, но так никого и не поймал. Даже обычным зрением не увидел, хотя восстановившись от всех травм – ну, почти всех – двигался с очень приличной скоростью. В чем прикол, я понять не мог.

***

Прошло двенадцать дней с тех пор, как кроличья нора… кротовина… слайдерский портал… отправили меня вовнутрь себя. Я, можно сказать, перестал искать выход. Причем не от безысходности, а потому что клин решил выбить клином. Раз попал сюда с помощью магии, то и вытащить меня должна она же. И, нет, я не пытался трансгрессировать и не искал бузину, чтобы выстругать палочку помощнее.

С помощью чжанчжуана я развивал мертвозрение. Я настаивал часами в самых разных позах: «ма бу», «удерживая чашу», «золотая черепаха», «водяной буйвол», «петух», «разгладить гриву дикой лошади»… Когда стоять в столбе надоедало, делал другие упражнения из цигуна и тайцзи. Крутил круги, делал форму, просто растягивался. Свое тело я чувствовал все так же плохо, но ум успокаивался. Не то, чтобы я совсем перестал впадать в истерики, но теперь это выражалось не в бесконечных самобичеваниях, а в песне.

– Небо полное дождяяя! Дождь проходит сквозь меняяя! И я СВОБОДЕЕЕЕЕЕН!!!!!!!!!!

Я меньше думал о том, что будет, если я так и не смогу отрастить все обратно. Меньше тревожился за брата. Не убивался, что не довел до конца дело с Ириной, Ромкой и девушками. Я объективно не мог этого сделать, а значит и винить себя не стоило. Я тренировал цигун, развивал мертвозрение, пел, пил чаек. Из банки Колы – в запасе оставалась последняя – отрезав верх, сделал кастрюльку, а из листьев шиповника, смородины и мяты, которая тоже отыскалась в лесу, получилась заварка. Вкусняшки заменял «сгущеночный ревень».

Расстояние, на котором работало мертвозрение, увеличивалось. Двадцать пять метров превратились в пятьдесят. Красные с желтыми точки еще возникали, но я перестал на них реагировать, только наблюдал. И выяснил, что точек всего две. Я ощущал либо красную, либо желтую, либо обе сразу, но никогда более. Желтая появлялась на самой границе чувств, а красная, как только я перестал за ней кидаться, обнаглела в край. Могла возникнуть в десяти, а то и пяти метрах от меня. Всегда за спиной и, стоило чуть повернуть голову – мгновенно пропадала, но ощущал я ее четко.

Это наводило на мысль, что я столкнулся с чем-то действительно необычным. Не с какими–нибудь там ожившими мертвецами или межмировыми порталами! Это-то ерунда, каждый день бывает! Необычным, по меркам сумасшедшего дома. Обычных зомби в мертвозрении я ощущал зелеными, «суперов» – синими или черными в зависимости от того, как они относились ко мне. Живых людей – желтыми. Француза – желто-красным. Теоретически красная примесь могла означать, что у него камень из почек выходит или что он феминист, но скорее, конечно, это умение колдовать так отражалось. И тогда чистый красный цвет мог бы означать… очень сильного колдуна?.. Просто магию?..

Единственное, я не сомневался, что это кто-то живой. Почему? Да потому что этот кто–то копался у меня в рюкзаке! Я держал его закрытым и собранным на случай, если пришлось бы куда–то быстро бежать, но однажды, закончив стоять в столбе, увидел, что тесемки развязаны, клапан отброшен в сторону. И это был один из тех раз, когда появлялась красная точка. Вроде ничего не пропало, но сам факт! Если бы не ежедневные многочасовые медитации, я вполне мог бы вспылить, а так просто взял себе за правило стоять джанджуан лицом к рюкзаку. В отмедитированном разуме раздражение не задерживалось надолго.

***

Мой ретрит подошел к концу на двадцатый день. Я стоял в упор лежа на кулаках. Теперь эта поза давалась так же легко, как, к примеру, «тайцзи», где ты просто стоишь с чуть согнутыми коленями, даже руки поднимать не надо. Стоял до тех пор, пока что-то неимоверно тяжелое не огрело меня по голове. Причем, я-то не Незнайка, сразу понял, что это не «от Солнца кусок отвалился». Мертвозрение подсветило в семидесяти метрах от меня желтую точку. Видимо, Владимир нашел способ спуститься с горы. Если бы не моя крепкая, как эрекция восьмиклассника черепушка, быть мне насквозь продырявленным.

И даже это меня не взбесило. Так, легонькое желание повысить священнику заднепроходное давление путем присоединения отсоса противодымного вентилятора с двигателем киловатт этак на тридцать шесть возникло, но не более. Поддавшись жажде, я рванулся в сторону желтой точки. Несмотря на веганскую диету за последние двадцать дней физическое состояние улучшилось многократно. Я теперь мог подпрыгнуть на несколько метров без разбега, поднять камень, вес которого в несколько раз превышал мой собственный, почти сел на продольный шпагат. Не Алина Кабаева, но круто: растяжка всегда тяжело давалась. И бегать я стал очень быстро.

За несколько секунд семьдесят метров сократились до сорока. Видеть спецназовца я не мог, зато отлично ощущал. Разогнавшись, я оттолкнулся перед рекой, прыгнул… Поднял тучу брызг, но всего в метре от берега, даже хода не замедлил. Наконец, что-то мелькнуло среди деревьев, я сделал финишный рывок… и пропустил шаг. Земля ушла из под ног, я стал проваливаться. Но из-за скорости падал не вниз, а по гипотенузе, так сказать, и в итоге врезался в стену ямы. Из легких вышибло воздух…

– А–а…

Бок взорвался от боли. Я опустил взгляд… нет, не аппендицит. Я напоролся на странного вида корень. Он торчал из стенки ямы и был так неудачно заострен, что прошил меня насквозь. Хорошо хоть с самого бока. Я хотел оттолкнуться, чтобы слезть с чертового бокотыка, но обернувшись, наоборот вцепился в края ямы.

– Э-э… э!

Я даже про боль забыл от охреневания. Из дна и краев ямы торчало множество кольев. Повезло, что в стенах они были короче и не так часто расположены. Бежал бы я медленней, стал бы как тот бурундук, что отважился согрешить с ежихой. И, самое паршивое, что скорую мне, судя по всему, стоило бы ждать в другом месте. Не успел я отдышаться, как в яму посыпались бревна.

С тупым грохотом, ударяясь друг об друга, они падали вниз, разбивали колья и взрывали землю. Первые несколько меня не задели, но потом плохо обструганным сучком мне распороло ногу. Я взвыл и пользуясь тем, что все равно больно, сломал таки кол, на который был насажен. Деревяшка осталась во мне, но теперь я хотя бы мог вылезти… Очередное бревно задело по плечу, меня стащило вниз и стало натурально засыпать. Дернулся вверх, но тут же получил еще. Э–э… лучше переждать? Крупные бревна тормозили друг о друга и о стенки ямы. Даже если ее полностью накроет, мертвячья сила позволит выбраться.

Грохот стих секунд через десять, я наметил, было, маршрут наверх, когда в дальнем конце ямы, на самом дне ловушке, вспыхнуло пламя. Резко, с большим количеством искр, как петарда из магния и спичечных головок. Несколько мгновений я как завороженный смотрел на него, а потом до меня дошло.

Да этот ненормальный решил сжечь меня!!!

Я заметался. Панический неконтролируемый ужас длился всего секунду, но был настолько силен, что буквально разметал бревна. На свободу я вырвался словно кипящая вода из гейзера – с немалым ускорением.

Загрохотали выстрелы, пули ударили в тело, но не замедлили меня. Я даже не смотрел – мертвозрение меня направило. Поймав еще и удар ножом в область печени, я добрался до врага.

Интерлюдия 1. Серанора Тарлиза

За пятнадцать лет до описываемых событий.

Арда. Сайнесс. Лайт. Дворец императорского дома.

Пройдя мимо пары внутренников, Анна несмело вышла на террасу. В хорошую погоду матушка императора работала и принимала просителей на свежем воздухе. Хотя дружба с пожилой леоной могла принести немало пользы, влиятельные номме, посещавшие дворец, в большинстве предпочитали обходить террасу стороной. Серанора Тарлиза напрочь забывала о правилах этикета, когда ей приходилось говорить с людьми, которые ей не нравились.

– Могущественная… я пришла…

– А, это ты, милая, – произнесла чуть надтреснутым, но совсем не слабым голосом старуха. – Вижу тебя. Проходи, проходи, спасибо, что навестила.

Когда Анна вошла, императрица-мать изучала одну из пластинок формы, которых на столике перед ней лежало не меньше десятка. Подняв на девушку взгляд, Тарлиза два или три мала на нее смотрела, затем отложила форму в сторону:

– Что-то случилось? – произнесла она негромко.

– Я думаю… да…

– Илианора? – веки могущественной тут же наморщились.

– С ней все хорошо, она здорова! – поспешно заверила Анна, стараясь не прятать глаз. Несколько схождений назад она стала главной воспитательницей младшей принцессы, а потому от безопасности и благополучия одной из потенциальных наследниц зависели и ее личные благополучие и безопасность. – Просто…

– Да не мнись ты, как академка перед хиром! – как всегда, терпения леоны хватило ненадолго. – В чем дело?!

– А…

– Пелена стоит! Говори!

Убедившись, что их не подслушают, Анна выдохнула:

– Мне кажется… кажется, она может колдовать.

–Я думала, она давно уже катастрами пользуется, – ответила Серанора спокойно. – Девочка смышленая.

Анна мотнула глазами вправо-влево. Она и сама хотела бы, чтобы речь шла о том, что Илианора быстро учит дразнилки.

– Нет, я имела ввиду… колдовать без артефактов.

Всего опыта старейшей представительницы Императорского Дома не хватило, чтобы осмыслить услышанное быстрее, чем за один полный лист.

– Сколько раз ты это видела? – быстро спросила могущественная.

– Пять или шесть, я сначала думала…

– Кто еще знает?

– Когда это происходило, там только я была, но я не уверена что…

– Ясно.

Тарлиза сделала Анне знак замолчать. Задумалась. Девушка почти физически ощущала, как в голове матери-императрицы одна за другой проносятся десятки разнообразных мыслей, идей. Как она сопоставляет факты, выстраивает логические цепочки, намечает планы. Серанора Тарлиза не занимала в империи официальных должностей, но степень влияния этой женщины нельзя было преувеличить. Утратившей былую славу Семье Герон на редкость повезло, что Анну приняли в личные помощницы могущественной. Еще до того девушка искренне восхищалась матерью–императрицей. Позже к юношескому обожанию добавилась толика опаски – Тарлизу при всем желании не получилось бы назвать терпимой или снисходительной.

– Леона Тарлиза, – произнесла девушка после небольшой паузы. – Это еще не все.

Могущественная снова обратила взгляд на нее. Анна тут же продолжила, не желая испытывать терпение:

– Помните, я вам рассказывала, что Ила разговаривает сама с собой, когда играет?

– И?

– Да, многие дети так делают! – поспешно прикрыла глаза девушка. – Но если раньше она просто что-то бормотала, то теперь…

Она все же замешкалась, не зная какие лучше подобрать слова…

– Анна! – Серанора хлопнула ладонью по столу. – Реган в свидетели! Еще одна пауза – я сорву ветку вот с этого куста, и ты полсхождения своей шикарной задницей к стулу притронуться не сможешь!

– Она стала постоянно разговаривать, – заговорила девушка, выдохнув. – Она говорит, потом замолкает, будто выслушивая ответы, потом снова говорит. Причем с… «кем–то» она говорит на нессе, еще с «кем–то» на онорском. И на саре тоже старается, хотя у нее пока не очень получается. Это… это не выглядит, как обычные игры. Она может очень долго смотреть в одно место, хотя там ничего и нет… И не просто смотреть, а с интересом, будто там объемную передачу с пьедестала показывают. Еще, она иногда будто какие-то вещи перед собой видит. Идет по комнате, а потом останавливается и словно не может какую-то преграду перейти, пока ее за руку не возьмешь…

– Это все? – уточнила леона, когда Анна договорила.

– Да…

– Понятно, – женщина задумалась на несколько листиков. – Понятно. Так… завтра утром, в красных цветах… нет, в оранжевых. В оранжевых цветах после утренних занятий приведешь ее ко мне. К обеду. Она ведь сарский травяной хлеб любит, так?

– Да, – кивнула Анна, невольно улыбнувшись. Младшая принцесса любым сладостям предпочитала сарский травяной хлеб. Не деликатесный озирский, и не султанский, который считался признаком достатка у владельцев, а именно сарский. – Особенно с…

– Копой, – закончила за девушку старуха. – Хорошо, приводи ее к обеду.

– А может отменить утреннее занятие?

– Нет, если это началось не внезапно…

– Я…

– Я тебя не виню, – чуть повысила голос Тарлиза. – В таких вещах невозможно разобраться мгновенно. Но на будущее…

Могущественная смерила Анну пристальным взглядом. Девушка с трудом удержалась от того, чтобы не поежиться.

– Я сразу же буду вам сообщать! – заверила она горячо. – Даже если это будет полная глупость!

– Я вижу, что ты все поняла. Можешь идти.

***

Девочка держала краюшку хлеба двумя руками. Откусив кусочек, она тщательно прожевывала, затем клала хлеб на стол. После так же двумя руками бралась за чашку с копой, делала небольшой глоток, ставила чашку на место. После снова бралась за хлеб. За все время обеда Ила ни разу не ударила вилкой о тарелку, не уронила на стол ни крошки, не заговорила с набитым ртом. Серанора знала, что дети, как бы их не дрессировали, так не едят, но Ила ела именно так. Будто выполняла строгий ритуал.

– Вкусно? – спросила она.

– Очень вкусно, бабушка, – ответила Ила.

Могущественной докладывали, что девочка умнее, чем обычно бывают дети в ее возрасте, но всего Серавнора не представляла. Прожив большую часть жизни в императорском дворце Сайнесса, старая леона давно растеряла крупицы сентиментальности, с которыми она когда-то здесь появилась. Она равнодушно относилась к своему мужу, давно ушедшему в магию. Она не особо любила своих детей. В ее сознании родственные связи мало что значили. Она всегда считала, что уважение должно быть заслужено поступками. Для нее это, как правило, значило: делами на благо империи. В ее жизни насчитывалось всего несколько людей, которых она с теми или иными оговорками могла назвать симпатичными для себя. Чуть больше было тех, на чей счет она пока не определилась: взять ту же Герон, что сидела сейчас рядом с Илой, и не сводила с подопечной обеспокоенного и в то же время влюбленного взгляда.

– А вот Кевину не нравится травяной хлеб, – произнесла вдруг малышка. Затем замолчала, чуть повернула голову, будто прислушиваясь к чему-то, и только спустя пару мотов добавила. – Ему ничего не нравится.

– Кевину? – повторила Серанора, бросив взгляд на Анну, которая в ответ чуть прикрыла глаза. Значит, это именно то, о чем она говорила. – Это твой друг?

– Кевин – маленький мальчик, он все время капризничает. Учится не хочет, а только играть. А когда я начинаю играть, он тут же говорит, что устал и хочет что-то другое поделать. А когда спрашиваешь его: что? Он отвечает, что не знает.

– А Кевин… – могущественная подбирала слова. – Как ты с ним познакомилась?

– Не знаю. Он просто появился, – ответила Ила. Начав говорить, она уже не притрагивалась к еде. Сидела на подушках ровно – их подложили несколько, иначе девочка не достала бы до стола – ручки держала на коленках, смотрела только на Серанору. – Он как будто… всегда был, хотя точно я не знаю. Заметила я его только потом. Диана тогда очень недовольна была. Очень он ей не нравится.

– Хм… А Диана когда появилась? Она тоже твоя подруга?

– Диана всегда была. И она точно моя подруга.

– И… они сейчас здесь? – Тарлиза обвела взглядом террасу, где они обедали. – Кевин и Диана?

– Да, они почти всегда рядом, – шлепнула зелеными глазками девочка. – Вы ведь их не видите?

Этого вопроса мать-императрица не ожидала.

– Может быть я не так смотрю, – произнесла Серанора после паузы.

Она задумалась: как задать вопрос проще, чтобы мог понять ребенок, но потом решила, что это не имеет смысла. Разговор и так шел на уровне недоступном для девочки, которой и четырех кругов не исполнилось. Так почему не говорить с ней как со взрослой? Чего-то не поймет – Серанора упростит фразу.

– Они где-то в конкретном месте или… ты просто как-то чувствуешь, что они рядом?

– Кевин стоит рядом со столом и смотрит на шарики из лаптука. Диана сидит на скамейке, думает о чем–то.

– Интересно… Значит лаптук Кевину все же нравится? – уточнила Тарлиза.

– Ему нравится сладкое, – кивнула девочка. – Но очень недолго, потом он начинает капризничать, что зубы болят или каша во рту застряла. И я даже не знаю, что это значит.

– А сам он взять сладкое не может, так? Только через тебя.

В этот раз Ила ответила не сразу. Наверное целый лист она молчала, даже кажется прислушивалась к чему-то. Может, к советам этих своих «друзей»?

– Нет, – ответила она наконец.

– Но ты не уверена?

– Это было бы странно. Ведь они – могут только через меня что-то делать. Но…

– Я слушаю тебя, дорогая.

– Один раз Старуха разбила вазу.

Серанора едва-едва сдержалась от того, чтобы не кашлянуть. Впервые за весьма долгое время она получала такое удовольствие от разговора. Кто-то другой на ее месте забеспокоился бы, что одна из наследниц Императорского Дома, возможно, сломанная девочка, притом еще истинная волшебница. Серанору же эта ситуация воодушевляла. Она никогда не боялась использовать сложные планы.

– Старуха – это старая женщина?

– Я не знаю, как ее зовут, – ответила Ила, переведя взгляд в самый темный угол террасы, где стояло несколько больших, диаметром в пару мечей, горшков с императорскими фикусами. Эти растения не любили прямого солнечного света, их широкие плотные листья погружали ту часть атрия в полумрак. – Я никогда с ней не разговаривала. Диана называет ее так.

– Значит, она разбила вазу, – произнесла Тарлиза. – Намеренно?

– Не знаю.

Значит, девочка сама не до конца понимала, что происходит. И, возможно, дело не в одной только психике. Возможно… впрочем, это можно будет обдумать позднее.

– Кевин, Диана, Старуха, – перечислила Серанора. – Это все?

Ила покачала головой.

– Еще Луиза.

– Луиза, – повторила женщина. – Красивое имя.

–И Луиза очень красивая, – снова прикрыла глаза девочка. – И умная. Не как Диана, но все равно очень умная. Она очень хорошо умеет угадывать. Может не быть никакой причины, но при этом она может угадать, что так произойдет.

– Понятно. Еще?

– Номме Риверанд. Ему очень много кругов. Он почти никогда со мной не разговаривает.

Девочка замолчала, но Серанора поняла, что и это не все. И Ила оправдала ее ожидания:

– Мертвый человек.

– Мертвый? Оживший мертвец?

– Да, только живой.

– Живой мертвый человек.

Это звучало уже совсем странно. Тарлиза решила уточнить, но Ила опередила:

– Я сама не знаю, как это. Я знаю, что бывают поднятые мертвецы, но при этом это уже не люди. Он же одновременно живой и мертвый, я просто так чувствую.

– Понятно… И как он выглядит?

– Очень высокий, очень сильный, в черных лазрах. Лица не видно. С ним я никогда не разговаривала.

– Он последний?

– Нет, еще есть Жима. Это маленькая девочка. Она иногда появляется, но все время молчит. Потом исчезает. Она последняя, больше никого.

– Скажи, а ты знаешь, кто они? Кевин, Диана и остальные? Они часть тебя? Или они настоящие люди со своей волей?

Ила замолчала надолго, на несколько листов. Мать-императрица решила, что переборщила – слишком сложную формулировку использовала, но девочка все же ответила:

– Они часть меня. Они могут чувствовать то, что я чувствую. Когда мне больно, им тоже бывает больно. Когда мне грустно, они грустят. Не так как я, но все равно, – она замолчала на мгновение. – И они настоящие. Из-за того, что я с ними, я никогда не буду одна. За это я очень их люблю.

– Понятно, – проговорила Тарлиза.

Мысленно она очень порадовалась, что по привычке активировала Звуковую Призму. Этот разговор она захочет прослушать повторно. И не один раз. Судя по всему, девочка все же не ассоциировала себя с «друзьями». Никто из них не перехватывал инициативу и не говорил от ее имени. Это уже было неплохо. Леона лично знала сломанных, чьи проблемы оказывались значительно острее. Вплоть до полной замены личности в зависимости от того, кто именно «выходил на свет» в том или ином случае.

– Ты кушай, кушай.

Продолжая наблюдать, Серанора позволила Анне налить девочке еще копы, отрезать еще травяного хлеба. Девушка смотрела на Илу с огромной нежностью. Казалось, даже боролась с собой, чтобы не погладить лишний раз по волосам. Сыграть такое… наверное, было возможно, но Тарлиза намеревалась это еще проверить. Вот, еще одна проблема. Ситуация изменилась, и вопрос с выбором наставницы для девочки мог быть поднят вновь. Мать-императрица когда-то приложила немало сил, чтобы поставить на это место своего человека. За место наставницы для старшей принцессы шла непрерывная борьба между представителями Саме и Трацте, из-за чего эти наставницы уже несколько раз менялись, и не было известно, сколько раз поменяются еще. Очевидно, что самой Франческе это на пользу не шло, но, к сожалению, влияние Сераноры в этом вопросе было ограничено.

Дождавшись, когда девочка доест хлеб – ее отец, помнится, устраивал истерику каждый раз, когда завтрак подавали без воздушного торта – Серанора решила перейти к главному. Конечно, сломанная девочка в императорской семье могла бы стать той еще темой для бесед на видах по всему Лайту. Но за долгую историю семьи Тарлиза такое случалось неоднократно. А вот таланты к истинной магии обнаруживались четырежды за те 900 кругов, что существовал Сайнесс. При этом на всем Аноре за то же время – менее десяти раз. Во многом из-за этого Дом Тарлиза и правил так долго.

– Знаешь, Ила, Анна рассказала мне не только об этом, – произнесла Серанора, когда девочка допила копу и доела хлеб. – Ты догадываешься о чем?

Ила прикрыла глаза:

– Я могу делать магию. Без катастра и мануса.

– Ты понимаешь, насколько это необычно?

– Да. Только Маг Башни это умеет, больше никто.

– Маг Башни… Никто не знает, существует ли он на самом деле, – заметила Серанора. – Известно только, что существует сама Башня Мага.

– Но если есть Башня Мага, тогда и Маг должен быть, иначе это была бы просто Башня, так ведь? – впервые, на лице Илы до этого предельно сосредоточенном проявилось что-то вроде любопытства.

– Возможно, ты права, – кивнула Тарлиза. – Впрочем, об этом у нас еще будет время поговорить, раз уж тебя это интересует. Одно время я очень подробно собирала сведения о Маге и о его Башне. Сейчас я хотела тебя попросить… Ты не могла бы показать мне: какое-нибудь волшебство?

– Конечно, бабушка. Я могу поднять в воздух риджу, не дотрагиваясь до нее руками. Это подойдет?

– Да, в самый раз.

Кивнув, девочка протянула руку к блюду с фруктами, стоявшему в центре стола, и спустя мот одна из ридж взлетела, зависнув на высоте полутора призм.

– Это для тебя сложно? – спросила Серанора через мал.

– Нет.

– Ты долго можешь ее так держать?

– Пока не отвлекусь, – ответила Ила. – Но это если держать. А если я ее подвешу, то она будет сам висеть. Недолго: лист или два. Правда, это не каждый раз получается. Надо, чтобы мне Диана помогала.

Серанора хотела спросить, как именно воображаемая подруга будет «помогать», но решила не спешить. Нужно составить список вопросов и тщательно пройтись по нему и с девочкой, и с Анной, как сторонним наблюдателем. Пока хватит общего представления.

– А как именно ты его поднимаешь?

– У меня что-то вроде облака внизу живота, – Ила чуть закатила глаза, судя по всему, представляя. – Облака из палочек, которые согнуты и перепутаны. И это облако, когда я что-то делаю, палочки в нем перемешиваются. И движение, которое я делаю рукой, когда что-то поднимаю… я его запомнила. И когда я стараюсь его повторить, но не руками, а только этими палочками в облаке, то что-то может подняться. Только надо еще выпустить это движение из облака. Из низа живота, по спине, и по руке выпустить, а потом уже что–то поднимается.

Девочка сглотнула, и Анна тут же подала ей стакан с водой. Сделав глоток, Ила продолжила:

– Сначала, когда я это делала, могла сложить палочки неправильно или не выпустить движение из живота, или промахнуться по тому, то хотела поднять. Потому я стала выбирать больше палочек из облака. Обычно они очень разные, но если выбрать побольше вот таких…

Она нарисовала в воздухе узор: простой открытый угол. То есть, прямая линия, которая затем поворачивала под тупым углом.

– …тогда получается.

Тарлиза не особо глубоко разбиралась в магической науке, но манусом пользоваться умела, не только катастрами. Большую часть сказанного принцессой она поняла. Выходило, что основная разница между обычными волшебством и истинным в том, что истинные маги использовали вместо энергии магических элементов свою собственную.

– Понятно, – произнесла мать–императрица. – А какое-нибудь другое волшебство?

– Могу что–то остудить или подогреть, – ответила Ила.

– Покажи, пожалуйста.

Девочка кивнула. Затем так же протянула руку…

– Все. Я остудила риджу.

Не дожидаясь просьб, Анна пододвинула блюдо к Сераноре. Женщина осторожно коснулась фрукта… холодный. Будто только что из холодильной комнаты. За следующие пару листов Тарлиза узнала, что охлаждать предметы девочка могла примерно по тому же принципу, что и двигать. Чувствуя холод или наоборот жару, девочка замечала в какие фигуры складываются «палочки» у нее в «облаке», запоминала это, а затем пыталась повторить.

– Спасибо Ила, – произнесла Серанора, чуть улыбнувшись и прикрыв на мот глаза. – Ты мне очень помогла. Ты не будешь против, если теперь время от времени мы станем с тобой беседовать?

– Я бы очень этого хотела, – ответила девочка. – И Диана тоже.

– Что ж, замечательно. Тогда на сегодня закончим. У тебя же еще занятия?

– Да, с номме Кородом.

– История? Интересный предмет. Как наследнице, тебе очень важно хорошо в нем разбираться.

– Думаю, да, – согласилась Ила. – Жаль, номме Кород не любит вопросов.

– Не любит?.. Впрочем, мы это еще обсудим.

– Хорошо. Я ухожу.

– Да, я вижу, Ила.

После того, как Анна увела девочку, несколько малов Серанора просидела в тишине. Затем позвала негромко:

– Венсан?

Неприметная дверь во внутренней части террасы открылась, и из нее вышел пожилой, но ничуть не немощный мужчина. Морщинистое лицо и седые пряди в некогда полностью русой шевелюре скорее придавали ему основательности, нежели заставляли думать, как о старике. Подойдя к столу, он убрал подушки со стула, на котором сидела девочка, устроился напротив Тарлизы.

– Ты все слышал?

– Да, она истинная, – ответил мужчина как всегда безэмоционально. – Никакие магические элементы не были задействованы в момент проверки.

– Для меня это не выглядит достаточным, чтобы начать писаться от восторга. Что–то еще?

– Вполне достаточно, на мой взгляд.

Другой на месте Сераноры, скорей всего, не ощутил бы в словах Главы Древнего Дома Обуга ни сена эмоций. Когда они только познакомились, Серанору жутко раздражала его привычка обсуждать со слугами меню и приносить соболезнования по поводу кончины чьей-нибудь любимой бабушки с одинаковыми выражениями на лице. Но за те семьдесят кругов, что они бок о бок служили Сайнессу, могущественная узнала его, наверное, лучше всех остальных. Она чувствовала, что в этот раз Венсану, определенно, не все равно.

– Главное не в том, что она сама источник энергии. Насколько тебе известно, маги способные двигать предметы без катастров встречаются. Редко, но регулярно. Взять хотя бы…

– Сам на себя не посмотришь…

– Верно, – ничуть не смутился номме. – Я могу чуть приподнять или сдвинуть предмет. Я использую для этого свою энергию. Но ни «облака», ни «палочек» я не чувствую. Я ощущаю будто мое тело – сосуд, который наполнен жидкостью или газом. Это и есть та энергия, которую я трачу, когда пробую колдовать без мануса. Причем весь «газ» расходуется в одно мгновение, полностью опустошая тело.

– То есть ты можешь выполнить только одно короткое магическое действие, затем нужно ждать пока энергия восполнится?

– Верно. Причем, сразу после этого, я не могу пользоваться манусом. Не чувствую Диска. Будто полностью высох.

Серанора посмотрела на мужчину с удивлением. Это она не знала. Диск или на языке профессионалов – «магический объем», составлял основу любого мансуа. Это было частично мысленное, частично физическое пространство, появляющееся, опять же, частично в уме, частично в районе запястья под манусом. Там маг посредством комбинации из мыслекоманд и мелких движений кистью рисовал узоры, которые складывались в заклятия. При длительном использовании мануса маг мог «высохнуть». То есть, начать испытывать усталость от выполнения заклятий.

– Да, – он коротко прикрыл глаза. – Из–за этого я перестал экспериментировать с истинной магией. Два шара без мануса ряди короткого эксперимента – слишком рискованно…

– Понятно. Дальше.

– Узоры, – спокойно произнес он. – Узоры, которые показывала девочка. Они не такие, как те, что используются в катастрах и манусах. Похожие, но не такие.

– То есть?..

– Есть вероятность, что ей придется самой все изобретать. Все заклятия.

Серанора пыталась осмыслить масштабы проблемы. И пока они выглядели… большими… но в перспективе решаемыми. Учитывая интеллект девочки кто-то мог бы захотеть получить Истинную Волшебницу через два-три круга. Теперь же это откладывалось.

– Мы найдем, как это решить. Но сейчас, возможно, это только к лучшему, – произнесла Серанора. – Ей три круга.

– Я почти забыл об этом во время разговора. Она рассуждает как взрослая, – по тону мужчины нельзя было понять радует его этот факт или настораживает.

– Будем наблюдать, – сказала старуха. – Если в ближайшие круги ничего не изменится, то просто будем относиться к ней, как к взрослой. Это решает уйму проблем. С другой стороны…

– Мы пока не знаем, с чем столкнулись, – закончил за нее Венсан. – Расщепление личности, притом множественное. Я надеюсь, что это детские фантазии.

– И какой на это шанс? – Серанора с усмешкой мотнула глазами верх–вниз.

– Ты в этом лучше меня разбираешься.

– Если речь о болезни ума, – согласилась женщина. – Бывает, что личность распадается на несколько отдельных. Одна из них может быть превалирующей. А в тяжелых случаях личности борются друг с другом за контроль над телом, захватывая его поочередно. Впрочем, об этом говорить рано. Магические причины возможны?

– Речь об истинной магии, – ответил Венсан. – Я бы не стал исключать даже самых безумных вариантов вроде полной замены сознания. Хотя последняя удачная попытка и была тринадцать кругов назад.

– Дарконский теракт?

– Верно. Насколько мне известно, ни Сайнессу, ни нашим замечательным соседям надежной методики переноса сознания изобрести не удалось. Те что существуют, требуют долгой работы над человеком, в чье тело осуществляется внедрение. Затем операция по изменению внешности, потому что во время переноса тело подстраивается под нового хозяина, меняется. И в результате все равно получается человек, который толком не может ни думать, ни двигаться.

– Но может пройти проверку по крови.

– Для этого все и делается, – кивнул Обуга. – В то же время не стоит забывать, что дарконский двойник действовал разумно. Он несколько раз разговаривал с граничниками, преодолел два периметра безопасности. Если такое удалось сделать Даркону, то значит это возможно. И, практически, этого следует ожидать от любого безродного самоучки.

Тарлиза обдумывала слова друга, и его выводы ей не нравились.

– Не будем спешить с выводами. Еще версии?

– Сколько угодно.

– Я слушаю.

МИНИ-ГЛОССАРИЙ

Магия:

Магоэлемент: источник магии, обычно природный. Сеиниры, оревоны и т.д.

Катастр: магический артефакт, работает на магоэлементах.

Манус: магическая «перчатка». Универсальный катастр. Обучение управлению длительное и сложное, требует таланта.

Лазры: артефакторные доспехи.

Форма: магический планшет

Обращения:

Иерархия Сайнесса (и обращения):

Императорский дом – могущественный

Древний дом – высоковлиятельный

Дом – влиятельный

Младшая семья древнего дома – высокоименный

Младшая семья дома – именный

Имперский подданный – имперец

Подданный дома – слуга дома

Подданный города – горожанин

Подданный земли – земляк

Номме: вежливое обращение к благородному мужчине.

Леона: вежливое обращение к благородной женщине.

Держатель: то же, что и министр, руководитель.

Надзор: то же, что и министерство.

Внутренник: служащий надзора охраны (службы госбезопасности)

Истинный маг: маг, колдующий без мануса и без катастров.

Меры времени:

Круг: местный год. В нем 400 оборотов.

Рождение, Возвышение, Распад – три времени года. В Возвышении 4 схождения, в остальных временах по 3.

Схождение: месяц. В нем 40 оборотов.

Оборот: день. В дне 25 шаров.

Шар: час. В часе 72 листа.

Лист: минута. Равен 50 земным секундам.

Мал (=листик): секунда. Равен 2,5-3,5 земным секундам.

Мот: время, за которое можно моргнуть. Равен 0,2-0,5 земной секунды

Меры расстояния:

Линия: местный километр. В нем 1100 мечей.

Меч: местный метр. В нем 1,25 земных метра. Длина стандартного армейского меча.

Призма или Планет: местный дециметр. В нем 11,3636 земных см. Длина стандартной призмы катастра.

Сен: местный сантиметр. В нем 1,03306 земных см. Длина магоэлемента сеинир.

Меры веса:

Сотня: местный килограмм. В нем 1331 земных грамм. Вес сотни магоэлементов сеиниров.

Сен: местный грамм. В нем 11 граммов. Вес магоэлемента сеинир.

География:

Арда: название мира.

Дикий Материк: материк Арды. На нем расположены фактории, в которых добывают магоэлементы.

Анор: густозаселенный материк Арды. На нем расположены основные государства этого мира: Сайнесс, Сарское Графство, Онория, Султанат Нот и другие.

Лайт: столица Сайнесса.

Даркон: государство – противник Сайнесса. Сотни кругов назад было отделено от мира магическим заслоном – Стеной Регана.

Реган: могучий маг древности.

Растения:

Риджа: фрукт ярко-красного цвета. На Земле не встречается.

Глава 4

– Отче наш, сущий на небесах. Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя, как на небесах, так и на земле. Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо твое есть царство и сила и слава во веки…

– Вот же черт, а.

– Не богохульствуй, отродие!

– Я атеист, мне можно.

– Господи, боже великий, царю безначальный, пошли архангела твоего Михаила на помощь…

Я тяжело вздохнул. Вот вроде же адекватный человек, а уже битый час не замолкает. Давно бы понял, что не действует на меня. Я уже последнюю пулю успел из себя выковырять. Точнее, первую и последнюю. Остальные на вылет прошли. Мне чудовищным напряжением воли удалось сдержаться и не сожрать священника вместе с разгрузкой и ботинками, хотя очень-очень хотелось. Первым же ударом оглушив его – не специально, он головой о дерево ударился – я просто набросился на куст растущего рядом «ревня». Даже листья сожрал. Только после смог приблизиться к спецназовцу, чтобы снять с него ремень со штанами. И нет, я не настолько мстителен! Ремень, чтобы стянуть запястья, а штанами – ноги под коленями. Подумав, еще и шнурки развязал на берцах.

Пока связывал, жажда так обострилась, что через закрытые глаза в мертвозрении желтая точка священника засветилась будто маленькое солнце. Наплевав на все, бросился обратно к лагерю, где оставался запас еды. Прибежав, набросился на чуть подпорченные фрукты. С фруктами оказалась та же история, что и с надписями на скале и засечками на деревьях. За полчаса, что меня не было, успели поскучнеть, будто неделю лежали. Но поесть хватило. Напился воды и…жаждаПока связывал, жажда так обострилась, что через закрытые глаза в мертвозрении желтая точка священника засветилась будто маленькое солнце. Наплевав на все, бросился обратно к лагерю, где оставался запас еды. Прибежав, набросился на чуть подпорченные фрукты. С фруктами оказалась та же история, что и с надписями на скале и засечками на деревьях. За полчаса, что меня не было, успели поскучнеть, будто неделю лежали. Но поесть хватило. Напился воды и…

– ААА!!! Твою… А!!!

…вытащил кол из бока. Знаю, знаю, что такие вещи нужно в больнице делать. Инородный предмет закупоривает крупные сосуды, когда его извлекаешь – кровотечение усиливается. К счастью, не у меня. Дырки от пуль вообще уже позакрывались. Нарезав несколько кусочков бинта, замотал рану сверху изолентой.

Взялся за рюкзак, чтобы идти обратно к спецназовцу и похолодел от ужаса, поняв, что оставил имущество без присмотра на целых полчаса. Во-первых, рюкзак мог элементарно исчезнуть, как исчезали те же ямы. Во-вторых… движимый дурным предчувствием, я развязал тесемки и сначала просто искал, затем стал выкладывать вещи наружу. Пересмотрел все на два раза. Пропало только одно. Небольшая и, скорей всего, единственная в той Галактике, в которой я в данный момент находился…

…банка Кока-Колы…

– Не-е-е-е-ет!!!!!!!

***

И вот уже час я слушал молитвы – более или менее изобретательные. В перерывах священник бросал на меня взгляды, от которых разве что изжога не начиналась.

– Вы меня можете хоть немного послушать?

Не знаю, дело ли в медитациях или просто в снисходительности победителя, но я к священнику испытывал скорее раздражение, нежели ненависть. Я не забыл, кто меня столкнул со скалы, взорвал гранатой и неоднократно пожелал, чтобы «потроха засохли, а кости дробили челюстями огненные псы». Своей убежденностью и самоотверженностью Владимир вызывал уважение. Возможно, примерно так и работал стокгольмский синдром, когда жертва проникается симпатией к мучителю.

Помню, лет несколько назад со мной произошел интересный случай на футболе. Кажется, это был матч на чемпионат города. И в команде против меня играл человек, которого я знал еще со средней школы. Он был одним из наиболее деятельных гопников, а я напротив – почти очевидным ботаном, стоящим в шаге от того, чтобы меня стали активно задирать. Вместо этого меня задирали изредка, если я был достаточно осторожен и не отсвечивал сверх меры. Этого вряд ли хватило бы, чтобы однажды я пришел в школу с ружьем – ага, где бы я его взял – но хватало, чтобы питать искреннюю неприязнь ко всей их стае. И вот, я встретил его на футболе. Я тогда уже много лет занимался цигуном, элементарно стал старше и не мог бояться гопников из прошлого. И вроде даже не боялся.

В какой-то момент «гопник» получил травму во время матча. Я как раз в тот момент заменился и передыхал на бровке. Он проходил мимо, и у меня вдруг возникло желание… подбодрить его. Спортсмены так делают. Особенно, если повреждение получает кто-то из твоей команды или тот, кого ты хорошо знаешь из чужой. Этого же парня я практически не знал. Мы с ним учились на разных параллелях и не пересекались. Я знал только, что он отвратный человек, не умеющий ставить себя на чужое место. Мой рюкзак он в девчачью раздевалку не закидывал, но скорей всего, только потому, что мы учились в разных классах.

И я захотел его подбодрить. Несмотря на то, что искренне считал его недостойным даже минимального внимания. Я тогда ничего не сделал, не подбодрил, но момент запомнил. Откуда-то на тот короткий миг во мне родилась симпатия к нему. Словно к крутому бандиту из сериала или к реперу, «поющему» про сук. Я тогда долго копался, пытаясь понять, в чем дело, но к единому выводу так и не пришел.

Неужели, здесь то же самое?

Черт его знает. Важно, что он тут был единственный человек кроме меня. Даже тупо сожрать его было бы расточительно. Соблазн был – вдруг самое ценное обратно отрастет – но скорее шуточный. Научившись справляться с жаждой, я больше не собирался поедать живых людей.жаждойЧерт его знает. Важно, что он тут был единственный человек кроме меня. Даже тупо сожрать его было бы расточительно. Соблазн был – вдруг самое ценное обратно отрастет – но скорее шуточный. Научившись справляться с жаждой, я больше не собирался поедать живых людей.

– Мне не о чем с тобой разговаривать, монстр.

Я ожидал, что после священник начнет очередную молитву, но этого не произошло. Выдохся что ли? Слава Неистовому Квартету, если так!

– Тогда вы можете меня послушать, правильно? И… может, вам попить дать или поесть? У меня бананов местных полно и ревень сладкий есть. Хотите?

В ответ Владимир смерил меня еще одним убийственным взглядом. Наверное, это означало, что пока ничего не хочет. Связав, я прислонил его спиной к стволу «спартаковского» дерева, об которое он ударился. Сам сел на бревно напротив, но не слишком близко: мало ли. Во-первых, все то что связано, будет однажды развязано. Во-вторых, сам вид священника внушал. Под метр девяносто, сто килограммов веса, в армейских татухах и с очень серьезным черепом лица. Бульдога загрызет и не вспотеет. Я перед такими мужиками всегда робел. Приходилось себе напоминать, что физически он слабее, и даже если дотянется, все равно не сумеет мне ноги с руками сделать, как у кузнечика. Пусть взгляд его и говорил об обратном.

– Я не чудовище и не посланник преисподней, – объяснил я. – Просто на меня этот вирус странно подействовал. Я ничего такого не планировал. Я теперь не знаю, что с моей семьей, где мой брат, мои друзья. Если бы заранее знал, что такое произойдет, то точно бы их предупредил. И точно бы не получилось так, что вы взорвали меня гранатой. Я был бы подготовлен, вы-то должны это понимать! Сидел бы где-нибудь в защищенном бункере и огурцы маринованные с малосольным омулем уплетал. Вместо этого я бегаю по каким-то опасным местам, потом попадаю сюда! Господи, это же нелогично! Это…

– Не поминай всуе! – перебил спецназовец, до этого никак не показывающий, что меня слышит. Чего я и добивался. Я уже раскусил этот его пунктик насчет «поминаний всуе». Главное в диалог втянуть. Я еще тогда, в церкви, понял, что он не слепой фанатик. Мозги основательно промыты, но действует логично. Договориться можно.

– Хорошо, не буду, – покладисто согласился я. – Но вы-то мне навстречу пойдите. Даже если предположить, что я действительно одержим темными силами…

– Сознаешься? – уточнил он.

– Я сказал «предположить».

Судя по взгляду, для священника разницы не было. Ну, хоть что-то отвечает.

– Так вот, – продолжал я, – даже если предположить, что все так, как вы говорите, то разве не должны вы, как верующий христианин, помочь мне освободиться от проклятья? Епитимью наложить или еще что-то. Я ведь сам хочу, чтобы мне помогли! Может, если мы сумеем меня вылечить, то это и с остальными людьми поможет?

На самом деле, я, конечно, не собирался «вылечиваться», я планировал разобраться, как вирус работает, чтобы получить бессмертие, ну и добро потом по возможности творить. Но для спецназовца это пока была слишком сложная мысль.

Он снова долго молчал. Я уж думал про патриаршие яхты вспомнить, чтобы его подбодрить, но Владимир все же ответил:

– Есть один способ, – сказал он серьезно.

– Вот! Отлично! – воодушевился я.

– Церковь разными способами боролась с одержимостью, – проговорил он медленно. – Был только один, который работал всегда.

– И какой?!

Спецназовец не моргая смотрел на меня.

– Аутодафе.

***

На «способ» я не согласился. Правда, потом вспомнил про Матерь Драконов, которая через сожжение обрела новые способности, и немного засомневался. Но после так же вспомнил, что у нее при этом были с собой яйца. У меня же яиц не было. Я решил пока не рисковать остальным.

На второй день после «воссоединения» с Владимиром я с удивлением понял, что наличие пленника усложняет быт. И не потому, что он то и дело намекал, что пора бы уже… почистить мне карму из огнемета. Выяснилось, что недостаточно просто оберегать заключенного от побега. Его нужно кормить и поить, водить в туалет, оборудовать ему место для сна, в котором я сам не нуждался, регулярно выдерживать на себе его уничтожающие взгляды и не слышать за это ни слова благодарности. Я даже немного посочувствовал работникам ФСИН. Но они хотя бы зарплату за это получали! Плюс, им разрешалось одну часть заключенных пытать, другую – снабжать наркотиками и проститутками, оставляя процент для своих нужд. Я этих возможностей был лишен. Все минусы, но никаких плюсов.

На контакт пленник так же идти отказывался. К счастью, я давно занимался саморазвитием, а значит, трудности меня не пугали. Если задачу нельзя решить сразу, ее можно решить постепенно.

– А вы, Владимир, не думали, что у всех этих событий есть объяснение проще, чем вмешательства дьявола? У каких-то людей есть интересы, наверняка, насквозь эгоистичные. Мир захотели захватить. Или просто спятили. Но по факту это просто люди. Разумеется, я к ним отношения не имею. Я просто под раздачу попал. То, что вы пытаетесь отыскать религиозную подоплеку, мешает вам взглянуть на все непредвзято. Даже то, что меня почему-то слушается часть мертвяков, это ведь тоже можно использовать для благих целей, верно? Я мог бы запрещать им нападать на живых, отводить в какие-то резервации, где искали бы лекарство. Огромная польза, так ведь?

В перерывах между тренировками и добыванием пищи, я только и делал, что говорил. Видимо, успел намолчаться.

– Знаете, я думаю, религия всему виной. То есть, я ничего против не имею, наоборот, только за, если вам это помогает. Архитектура религиозная, опять же, очень красивая. Но вам не кажется, что атеист, живущий честно, может быть ближе к богу любого верующего? Он-то ада не боится, а все равно хорошо себя ведет. Но при этом стоит об этих воззрениях заявить или, не дай бог, призывать начать, сразу закон об оскорблении чувств верующих вплывает. Вот зачем вы его придумали?

Забавно, не произнося ни слова, священник все равно со мной общался. Сам он этого, скорей всего, не хотел, но наблюдая за его реакциями, я все лучше и лучше его узнавал. Мимика, жесты, дыхание… Если кого-то хорошо знаешь, то и по напряжению шеи поймешь, задался ли у него день. До такого пока не дошло, но насчет РПЦ к примеру, спецназовец явно сомневался. И я намеренно его подтрунивал. Начнет спорить, глядишь логика и пересилит. Как шутил в своих спешелах Джордж Карлин: «Библия атеиста – это библия. В ней достаточно доказательств, что религию придумали люди, а не бог».

– Вот вы знаете, что это за цифры: одиннадцать, семь, девять и еще раз семь? Нет? А я вам скажу: это соответственно, количество указательных пальцев, челюстей, рук и голов Иоанна Крестителя хранящихся в церквях и монастырях Европы. Вы же наверняка об этом знаете. При этом относитесь снисходительно, так как понимаете, что это дело рук человека, а не бога. Только я не к тому говорю, что ваша вера – ерунда, а к тому, что те сведения, которые вы почерпнули из религии они необязательно верные. Могла закрасться ошибка. И насчет меня вы могли ошибиться!

У меня была обширная программа лекций: «А что, если бог умер?», «Бога должны искать ученые», «Почему Сатану можно вызвать, а бога нельзя?» и так далее. Я никогда не был верующим, а потому, наверное, иной раз перегибал палку. Слишком легким тоном рассуждал на важные для Владимира вещи. Подумав об этом, я немного устыдился. И решил сменить тактику. Стал рассказывать священнику про себя. Про свои интересы, про брата, про цигун. Подробно рассказал про все то, что случилось с того дня, как впервые наткнулся на мертвяков в метро. Очень сложно испытывать ненависть к человеку, о котором столько знаешь. Понять – значит, простить. И вроде как, понемногу начинало действовать. Спецназовец уже не так активно пытался умертвить меня взглядом. Скорее, смотрел с каким-то смирением.

Я даже решился задать вопрос, ответ на который интересовал меня куда сильнее, чем любые другие ответы:

– А Кока-Колу не вы взяли?

Владимир не ответил. Вместо этого отвернулся и улегся на лежак, который я для него сделал. Я не понял, что это означает? Неужели все-таки он?.. Конечно, бог велел нам прощать…

Закончив тогда тренировку, я подготовил стол, разложил фрукты, набрал воды в бутылку. Поставил кипятиться чай. Подтащил все к Владимиру. Я уже не боялся к нему приближаться, а связывал только когда уходил в лес за едой. Не сказать, что доверием проникся, скорее это была часть тактики «задруживания». Да и подрастерял он прыткости. Сначала–то нос вертел, но вскоре перестал. Но потом стал с каждым разом съедать все меньше и меньше. Не прогуливался почти, хотя никто не запрещал. Слушал, правда, внимательно. И за тренировками наблюдал. Не за чжанчжуаном, там как бы особо не за чем наблюдать – стоит человек и стоит.

А вот за формой, отработкой приемов он с интересом смотрел. И хорошо. Мне не помешал бы спарринг-партнер. Для цигуна-то он не особо нужен, а вот в тайцзи много парных упражнений. Пару тренажеров я себе сделал. Очень пригодилась веревка. Подвесил приличных размеров камень под дерево, чтобы он болтался на уровне груди. И использовал вместо груши. Не для ударов, а для толчков и затягиваний. Один из основных способов отработки техники. Так же упражнялся с растущей неподалеку упругой сосенкой. Вставал в стойку и упирался в нее кулаком или тыльной стороной кисти. По сути, еще один вид чжанчжуана. Тренирует перенаправлять силу удара из ног в предмет, так чтобы она не утекала через поясницу и плечи. В старой жизни я бы такое деревце ни на миллиметр не отогнул, а тут даже корни потрескивали.

– Что-то вы совсем на диету сели, – произнес я неуверенно.

В этот раз спецназовец только половину занятия посмотрел. Оставшиеся пару часов бессовестно продрых отвернувшись спиной.

– Да сколько спать-то можно? Чаек вскипел! Вы же не отказывались вроде…

Я осторожно потрепал Владимира за плечо…

– С вами все в порядке?

Священник как-то странно застыл, не реагировал на прикосновение. Я почему-то испугался. Ощущение, будто переходишь дорогу, и вдруг понимаешь, что забыл посмотреть в одну из сторон.

– Владимир!

Я оббежал его и, прижавшись к земле, заглянул в лицо. Оно было белое и неподвижное. Я перевернул его на спину… и увидел кровь. На горке в области живота и на ладони, которую он прижимал… Теперь перестал прижимать.

– Вы слышите меня? – произнес я судорожным шепотом. Отчего-то было страшно повысить голос.

Несколько секунд я вглядывался в неподвижное лицо. Оно и прежде казалось вырубленным из камня, теперь же застыло совсем. Я взялся одной рукой за его запястье, вторую положил на ворот… Черт! Не с моей нынешней чувствительностью пульс щупать! Приблизил ухо ко рту спецназовца, но дыхания не услышал. Или… или он просто мертв?

Очень осторожно, я приподнял край ткани, оголяя нижнюю часть живота священника. И увидел рану. Кусок щепки длинной сантиметров пять торчал у него из живота. Под таким углом, будто большая часть деревяшки оставалась внутри. Наверное, напоролся, когда я его толкнул, выскакивая из ямы… Рана была перемотана, а для деревянного осколка он сделал отверстие. Не стал вытаскивать. Не смог или решил, что слишком опасно. Бинт пропитался кровью.

– Владимир… можете… сказать что–нибудь?

Он снова не ответил. И тут я вспомнил, что у меня есть способ определить жив ли человек. Я чуть напряг затылок – мир окутался цветами мертвозрения – и посмотрел на Владимира. Желтой точки, к которой я успел привыкнуть, не стало. Его свет угас. Я еще долго всматривался в него: мертвозрением и просто глазами, но ничего не ощутил и ничего не увидел. Передо мной лежало мертвое тело.

Расстегивая ворот, чтобы пощупать пульс на груди, я заметил то, на что не обратил внимания раньше. Одной рукой Владимир зажимал рану, а во второй держал огрызок карандаша. Под самой ладонью лежала бумажка… нет, блокнот на проволоке. На листе осталась надпись:

«Гореть тебе в аду!»

Единственное, что значилось на странице. Я смотрел, не отрываясь, несколько секунд, потом спрятал блокнот в карман.

Хотелось уйти, не важно куда, но я вспомнил еще кое о чем. Я взял спецназовца за руку, закатал ему рукав и вгрызся зубами в предплечье. Жажда пришла в то же мгновение, но я едва–едва обратил на нее внимание. Выдрав клок мяса, я выплюнул его и несколько раз плюнул в рану. Задумался на секунду, потом разрезал себе палец и окунул в рану, смешивая кровь.

Я не смог завершить эксперимент с полицейским-насильником, возможно, он превратился в обычного мертвеца, возможно, стал как я. Или на него вообще не подействовало. Но если был шанс, что Владимир после укуса оживет – не следовало его упускать.

Поднявшись на ноги, я зашагал в сторону леса.

Глава 5

Я ждал весь следующий день, но Владимир не очнулся. Я выкопал могилу в сотне метров от лагеря. Сделал на дне подложку из сосновых веток, ими же накрыл тело. Притащил большой булыжник и нацарапал с помощью мачете короткое: «Владимир». Тело решил не засыпать, хоть оно, кажется, и стало попахивать. Сделаю это, когда бактерии превратят труп в кашу. Еще одно свидетельство в пользу того, что какие-то живые существа в этом мире есть.

«Гореть тебе в аду!»

Во фразе остались только последнее слово и восклицательный знак, остальное было перечеркнуто. Это могла быть и случайная линия, но мне хотелось верить, что перед смертью, ослабнув, Владимир передумал на мой счет. Почему-то это стало для меня важно. В том, что изначально писалось про меня, я не сомневался.

Во мне боролись этическое и логическое начала. Выбор в пользу одного означал отказ от второго. Я должен был съесть мясо с трупа. Обязан. Это было рационально. Жажда требовала именно человеческого мяса. Я мог дождаться, пока тело и мозг сгниют, удостовериться, что Владимир не оживет, и объесть скелет после. Мертвяки трупного яда не боялись, пошло бы впрок и мне.

Но я решил его похоронить. Из-за того, что слова были перечеркнуты? Или я сам, пытаясь «задружить» спецназовца, проникся к нему симпатией? Он пытался взорвать меня гранатой, но делало ли это его плохим человеком? В средние века люди в деревнях развлекались, вешая над костром мешки с живыми кошками. Хоть со стороны и казалось, что мы с Владимиром жили в одной реальности, на самом деле – в разных. Он хотел меня убить. Очевидно, позволять ему этого не стоило. Но ненавидеть его за это? Имей я такой же жизненный опыт, что и он, не стал бы я действовать так же?

Я хотел найти другой способ восстановиться. Я знал, что кошек нельзя подвешивать над костром, а убийство оправдывает только самооборона. Если я решу съесть человека, то это должен быть труп преступника… или человека, которого я не знаю, и которого собирались вот-вот кремировать. В идеале, вообще найти другой способ – без поедания себе подобных. Лечебные заклятия или какой-нибудь мега-протез, к примеру. У колдунов вполне могло быть что-то подходящее. Главное, выйти в итоге к людям.

Лениво потренировавшись, я взял блокнот с карандашом Владимира. «Гореть тебе в аду» оказалось не единственную надписью. Несколько листов занимали обрывки с молитвами: «…просите, и воздастся вам, ищите, и найдёте. Стучитесь, и дверь отворится перед вами…», было несколько номеров телефонов и пара обычных пометок вроде: «Забрать во вторник, в 12:00». На одной из страниц я нашел схему ловушки. Причем, яма оказалась не единственным вариантом. Я поморщился, представляя, что меня могло и бревнами с двух сторон ударить, как шагохода из Звездных Войн, и камнем расплющить с последующим расчленением. Не ненавидеть Владимира стало чуть сложнее.

Изучая схемы, заметил общую деталь. От каждой ловушки на рисунке отходила длинная линия. Будто провод, ведущий к взрывателю. Что-то вроде нитки, за которую он дернул, отчего на меня бревна посыпались?

– Гм…

Захватив рюкзак, я отправился к яме. К удивлению, ловушка оказалась на месте и выглядела, как я ее запомнил: почерневшие стены, сгоревшие и несгоревшие бревна. Обойдя по кругу, я не нашел ни веревки, ни провода, ни оптоволоконной магистрали. Почему яма не исчезла? Кроме пятна от гранаты все остальное исчезало… Стоп! Нужно что–то поджечь, чтобы нарушить восстановительную магию? Сделав зарубку в памяти, я продолжил поиски.

Сосна, об которую ударился Владимир, и вправду оказалась вся в сучках. Но все равно, насколько должно «повезти»… ладно. Осматриваясь, я заметил то, чего раньше не видел. Небольшой… окопчик что ли? Полметра глубиной, дно заложено ветками. Рядом на земле лежал Калашников. Не укороченный, как у меня, а длинный, да еще с оптическим прицелом. Благодаря камуфляжным полоскам корпус почти сливался с травой.

Может, и рюкзак спецназовца неподалеку? Вдруг, у него компас есть нормальный или труба подзорная. Оба моих бинокля не выдержали падения со скалы и теперь лежали мертвым грузом на дне рюкзака. От спутникового телефона с полной зарядкой я бы тоже не отказался.

Несколько минут топтался на месте, уже хотел дальше пойти, когда разглядел среди травы… нитку. Осторожно потянул – еще одной гранаты мне не хватало – оказалась привязана к одной из деревяшек, из которых было собрано ложе. Второй конец уходил в глубину леса. Я пошел вдоль нитки. Тщательно смотрел под ноги и по сторонам, не забывал и про мертвозрение. Священник приучил быть бдительным. Минуты через две-три уперся в скалу. Только… только я в этом месте прежде не был! Могло показаться, что лес простирается на десятки, а то и сотни километров, но примечательных мест было несколько:

1. Поляна с черным пятном от гранаты. В тридцати метрах от нее – высокая крутая скала.

2. Река.

3. Берег реки. Вдоль реки – пологий склон, трава. Растут отдельные деревья, отдельные кусты.

4. Глубокий лес, откуда не видно ни полян, ни реки.

Куда не пойдешь – в итоге оказываешься на поляне. При этом река и лес выглядят, будто их из кусков, нашлепанных на «3D»–принтере, составили. Двигаясь по прямой, я мог увидеть одно и то же перевитое и разтроившееся в середине дерево десять-пятнадцать раз за полчаса. Потому меня и удивило так новое место. Скала, но некрутая, с тропкой, ведущей вверх.

Спустя пять минут я поднялся на ту самую площадку, с которой почти месяц назад упал: она была заметно шире самой тропы, даже какие-то чахлые кустики торчали из камня. Нитка, вдоль которой я шел, закончилась надетыми на камень трусами. Почти полностью распущенными – кроме резинки оставалась всего пара сантиметров. Рядом лежал рюкзак спецназовца и аккуратно сложенная плащ-палатка. У крошечного костровища в ряд стояло с полдюжины пустых банок из под тушенки. Я осторожно подошел к краю… нет, моей полянки не видно – только река, лес и такая же скала в нескольких километрах напротив, с другой стороны долины.

Выходит, Владимир здесь прожил первые дни. И, скорей всего, если просто пойти по тропе, то до леса не дойдешь – вернешься сюда же. Интересно, как он догадался? Разумеется, я бы тоже в итоге все понял… наверное.

В кино эту штуку давно придумали. Чтобы не прорисовывать на крупных планах каждого эльфа, тролля и орка, тщательно занимались только одним участком, а рядом на плане ставили уже копии. Напоминает компьютерную реальность, из которой без особого ключа не выйти. В матрице для этого использовали Морфиуса с таблетками, а здесь… видимо, любой инородный предмет. Поэтому пятно от гранаты не исчезло. Сколько там разброс осколков у наступательной? Вроде меньше, чем у оборонительной… ладно, неважно.

Растягивая нитку, Владимир смог реально начать передвигаться по этому миру, а не ходить кругами, как я. А значит, он сумел по-настоящему его обследовать.

Теперь смогу и я.

***

«Остров». Мысленно я теперь так называл это место. Длина – три километра, ширина меньше двух у основания с тупиком в точке, где сходятся скалы, и куда стекает река. Я пробовал лезть на скалу, вонзая в камень ножи, даже брал с собой нитку, но как высоко бы не забирался – визуально расстояние до вершины не уменьшалось, а карабкаться до упора опасался. Может, в итоге и решился бы, если бы не нашел раньше настоящий выход.

Врата. Каменная арка торчала прямо из реки. Как раз здесь поток подходил к горе, разливаясь небольшим озером. Вода внутрь арки не попадала, хотя основание стояло ниже уровня реки. Волны разбивались о незримую преграду, создавая по бокам завихрения. Водись здесь рыба, из ямки за аркой обязательно выходил бы на охоту ленок или таймень.

Получив новый объект для исследований, я с энтузиазмом принялся за эксперименты. Кидал в проход камни, тыкал веткой, даже рискнул надавить пальцами – все с одинаковым результатом: штаны намочил, но арка внутрь ничего не пускала. Кроме, очевидно, света. Иначе проход казался бы черным. Или, если бы он был настроен одни предметы, например фотоны, пропускать, а другие, например, молекулы воды, не пропускать, то хотя бы мерцал во время прикосновения. Ну, наверное мерцал бы. Для меня изображение при взгляде через арку и взгляде с боку ничем не отличалось. Хрен его знает, как оно работало. Может, и по типу хамелеона: я мог видеть через арку не саму реку, а ее изображение, которое транслировалось с обратной стороны… Точно! Ведь был еще барьер в Москве, который не позволял эвакуироваться из города. Хотя там еще и люди сознание теряли, приблизившись, и электроприборы дохли. Впрочем, в чем бы не заключалась разница – пройти я не мог.

На следующий день на Острове стала кончаться еда. За день я отыскал лишь горсть ягод и пару «патиссонов». На второй день все ограничилось крошечным кустиком «ревня». На третий не нашел и того, плюс ускорился процесс гниения, будто рубильник кто-то опустил. Все запасы, что хранились в лагере, испортились. Я проверил тело священника – оно, наоборот, будто застыло во времени. Даже пахнуть перестало.

Сказать по правде, я порядком струхнул. Даже смотал обратно километры распущенных ниток. Дорога к арке затерялась, кусочки леса снова стали копировать друг друга, вот только еду это не вернуло. На третий день голодовки я сжевал остававшийся у меня апельсин. Только косточки оставил, одну даже посадил. А, что? Буду апельсины кушать. Вон, у Чебурашки какие уши вымахали, может и у меня чего интересного отрастет. Пока же, выбрал пару травок, показавшихся на вкус чуть менее отвратными и ел каждый день по чуть–чуть.

Спал так же с открытыми глазами, но дольше. Меньше тренировался. Появилось какое–то физическое ощущение: словно лампочка на приборной доске загорелась: нужна заправка. По сути, тренировал теперь только чжанчжуан. Гонял внимание по энергетическим каналам, совершенствовал мертвозрение.

Теперь я мог видеть больше чем на двести метров. И это были не только энергетические сгустки разных цветов. Их-то как раз теперь не стало. Владимир больше не светился, а себя самого я не видел: только ощущал, что источаю свечение, но не мог понять какого цвета. Научился регулировать интенсивность того, что вижу. Раньше я смотрел как обычно, но при этом дополнительно отмечал желтые, красные, синие, черные и зеленые цвета. Теперь при желании мог смотреть больше обычным взглядом или больше мертвозрением. Обычные предметы смазывались, словно я смотрел на них сквозь толщу воды, вместо них появлялись другие. Оказалось, что некое подобие энергетического свечения есть не только у людей и мертвецов, но и растений, даже камней. Теперь я мог разглядеть отдельный куст за рядом деревьев, хотя обычным зрением его бы не увидел.

Есть хотелось все сильнее. Я сходил еще раз проведать тело Владимира. Сам не знаю зачем. Постоял рядом, убедился, что если разложение и идет, то медленно.

Следующие несколько дней я только и делал, что экспериментировал с мертвозрением. В перерывах поливал апельсиновое семечко – пока и не думало всходить – и совсем чуть-чуть ностальгировал. Мысленно желал брату, чтобы все у него было хорошо. Он, конечно, и сам справится, но все равно немного я на это медитировал. Ирине с Ромой и спасенным девушкам искренне желал встретить Михаила Геннадьевича. Он мужчина серьезный, ответственный, с рациональным подходом. В забитой мертвяками Москве – то, что доктор прописал.

Катю вспомнил. Наверное, мутит сейчас с Сергеем, пока я тут с голоду помираю. Обидно. Хотя, наверное, пусть мутит. Сколько мы с ней были знакомы? Один день? Даже меньше. Плюс минутный телефонный разговор. С какой стати ей мне верность хранить? Или рисковать, пытаясь спасти? Если бы она тогда не убежала вместе с Сергеем, ее бы тоже укусили. Потому, наверное, все к лучшему. Наверное.

***

Когда мертвозрение достигло радиуса в триста метров, я понял, что и вправду на «острове». Граница скалы, у подножия которой была моя поляна, закончилась в полутороста метрах от меня. Это не был барьер: я четко ощущал, что за скалой… ничего нет. Ни капли энергии. Спустя неделю я сумел охватить чувствами весь Остров. Справа, слева, спереди, сзади, вверху и внизу я дотягивался до границы и ощущал пустоту за ней. Мертвозрение работало ничуть не хуже распущенных трусов. Остров перестал себя копировать, но что дальше делать, я не знал.

– Я готов умереть.

На самом деле, нет, конечно. Но с Гарри Поттером сработало, снитч откликнулся. А попытки вроде «Сезам, откройся!» и «Сова, открывай, медведь пришел!» я испробовал задолго до этого. Магическая Арка – теперь я мог ощущать ее красный цвет в мертвозрении – оставалась моим единственным шансом. Магический предмет в рабочем состоянии, который просто нужно включить. Придумать что-то или как-то усилить возможности мертвозрения. Вдруг, с помощью него можно не только фиксировать, но и влиять? Нужен какой-то толчок…

Я не помнил, как оказался около могилы Владимира. Я едва-едва чувствовал запах разложения, он даже не вызывал отторжения. Скорее наоборот. Жажду я уже давно научился игнорировать: она маячила на задворках сознания, но моими действиями не руководила.

Расчистив ветки на могиле, я всмотрелся в лицо священника. Череп был плотно обтянут кожей, линия рта казалась трещиной, губы так истончились, что почти не были видны. В Москве я не рассматривал мертвецов так внимательно, но еще до всех событий был однажды на похоронах, и Владимир выглядел определенно мертвым. Он уже не воскреснет…

***

Я стоял по пояс в воде, переводя дыхание. Голова кружилась, я плохо соображал. Когда много делаешь упражнений на время, а в тайцзи почти всегда так, приобретаешь неплохой внутренний хронометр. Кажется, я продержался минут 9-10. Очевидно, мертвячья способность. Наверняка, будь у меня хороший источник пищи, она бы сработала еще лучше…

Я не знаю, почему не съел тело. Я чувствовал слабость, апатию. Болела голова. Тошнило даже от воды. Только в медитации я чувствовал облегчение. Но не стоять же в чжанчжуане до конца жизни? Энтропия неумолима. Чтобы прочесть средних размеров книгу, мозг тратит энергии в миллиард миллиардов раз больше, чем потребовалось бы для передачи того же объема данных с помощью частиц. Человеческий организм – весьма скверный генератор. Будь я хоть трижды ожившим мертвецом. Неважно развалюсь ли на куски или медленно иссохну – без пищи я умру.

Страха, что интересно, не было. И плохо, иначе я бы отбросил мораль и съел, что дают. Все вытеснили усталость и апатия. Последнее, что я придумал: проверить, насколько я могу задержать дыхание, а затем, собрав остатки сил, нырнуть реку и узнать, куда уходит вода. Возможно, так я вырвусь за пределы Острова. Может, меня выкинет обратно на Землю.

Рюкзак я переложил. Оставил только самое необходимое, плюс, убедился, что он легко снимается. Я не Майкл Фелпс, так что уж лучше с голой жопой. Зайдя в воду по грудь, я замер. Течение толкало в спину, но на ногах я стоял крепко. За недели на Острове я настоял чжанчжуана на пару лет вперед, так что моему укоренению и столетний саксаул позавидовал бы.

Если я нырну, пути назад, скорей всего, не будет. Встав перед этим выбором, я все же ощутил страх. Может, все же поесть сначала мяса? Это точно даст время. Я смогу еще подумать, вдруг что–то придумаю…

Черт…

Вот почему я сюда попал, а? Такие возможности в руках, а вместо этого приходится какие-то непонятные решения принимать…

Если бы я знал точно, что, к примеру, отрезав у священника ногу по колено и съев мясо с нее, я решу все свои проблемы и смогу вырваться с Острова, то тогда я бы, наверное, сделал бы это. А так… Вдруг, еще и не поможет… Потом в рай не попаду…

Я сделал крошечный шажок вперед…

– А я был уверен что, ты его сожрешь. Не то, чтобы кто-то жаловался, конечно…

Глава 6

Я захлебнулся, наглотался воды. Течение неожиданно показалось очень сильным. Меня едва не затянуло в глубину. Кое-как нащупав дно, я выбрался где помельче и бешено завертел головой. Голос я слышал отчетливо: и точно не Владимира. Звучало как-то ехидно-мелодично. С такими голосами население в дорогих магазинах встречают. Без открытого издевательства, будто даже с участием, но с намеком. Сами понимаете каким.

Никого не высмотрев, я вспомнил про мертвозрение. «Наморщил» затылок и тут же ощутил красную точку. Развернулся, одновременно делая несколько шагов и выпрыгивая на берег…

– Ох, ты ж…

– Сам такой!

Передо мной задом на округлом валуне сидел гремлин из Зубастиков. Не милый и добрый из начала фильма, а один из его братьев, нажравшихся фаст-фуда после полуночи. Ростом с полметра, головой в форме треуголки, рядом зубов, как у акулы. С кривыми, словно соленые сырные косы ногами и длинными жилистыми руками. И, самое интересное, это был одетый гремлин. В ковбойские сапоги и черный кожаный костюм. Учитывая, что у него и у самого была черная кожа, казалось, что он одет в самого себя.

– И чего уставился? Впопураз, что ли? Ты смотри, я не по этим делам, да и вообще к глиномесам не очень.

Теперь голос стал почти как у гопника, даже угрозой наполнился. От изящного высокомерия не осталось и следа.

– Ты кто? – спросил я.

– Джонни, – ответило существо невозмутимо.

– Джонни?

– Еще и в уши долбишься, я смотрю.

Может, все же галлюцинация? Вроде за мной прежде не водилось… ну, если взять за правило, что все окружающее не галлюцинация.

– А ты случаем не травокур? – предположил «Джонни». – Взгляд у тебя какой–то… Постой–ка! Я тут новости смотрел: это не тебя на детской площадке менты приняли? Ослику Иа задний проход прочищал. Про овцелюбов я слыхал, но чтобы аттракцион между булок отрихтовать, это первый раз. Нет, ты не подумай, я даже не особо и осуждаю. Лучше ослика, чем Антошу из младшей группы. Я просто понять хочу, с кем дело имею. Зря я тебя вообще спас или не зря?

– Спас?

– Так, начинается, – протянул гремлин. – Говорил мне папа: прежде чем кого-то благодетельствовать, убедись, что человек точно знает, что именно ты для него делаешь и, самое главное, что хочешь в замен. Ты, я так понимаю, платить не собираешься?

– И дорого спасение стоит? – поинтересовался я после небольшой паузы.

Голова все еще болела, так что я не особо поспевал за полетом мысли… Джонни. Говорил тот торопливо, постоянно менял тембр и выражение на лице. Если в знаменитом фильме лица у гремлинов были резиновые, неподвижные, то Джонни мордашку будто из разогретого пластилина вылепили. Эмоции менялись на нем так часто, что это гипнотизировало. Будто не в лицо, а в телевизор смотришь.

Гремлин размышлял не больше секунды.

– Косарь! – выпалил он подскочив, протянув руку.

Нервно хмыкнув, я снял рюкзак и, вытащив пакетик, куда спрятал блокнот Владимира и переложил разные бумажки из барсетки, достал тысячную купюру. Гремлин ждать не заставил. Я даже шага не сделал, а он успел подбежать, выхватить деньги и вернуться на свой валун. Банкнота исчезла в одном из многочисленных карманов кожаной жилетки.

– Ладно, будем думать, что с этим разобрались… Хотя если бы ты еще пялиться перестал…

– Я очень извиняюсь, – произнес я осторожно. – Просто никогда раньше не видел ничего подобного.

– Да, неужели?

– Да, никогда не видел, чтобы кто-то так круто прокачал икроножные, они аж на голень налезают. Со жгутом работал?

Несколько секунд гремлин молча на меня смотрел: выражения на лице менялись с калейдоскопической скоростью. А потом он заржал. На высокой ноте, задыхаясь, крякая, как чайка, болтая из стороны в стороны длинными руками.

– Ой не могу…

Я внутренне хмыкнул. Вроде сработало. По нему видно, что больше предпочитает шутить, чем на прямые вопросы отвечать. Я знал пару человек, которые только так и общались. Причем, ничего с этим не сделаешь. Таким лучше, чтоб их не поняли, чем что-то серьезно объяснять. Собственно, я и сам… не всегда, конечно…

– У тебя пожрать ничего нет? – спросил я.

– Неа.

– Я заплатить могу.

– Давай.

– А пожрать дашь?

– Неа.

– А ты денег дашь?

– Но у тебя ведь нет еды.

– Неа.

– Вот потому я и денег не дам.

– И как с тобой дело иметь?

Гремлин стал раскачиваться на валуне взад-вперед, болтать ногами. Потом замер, будто вспомнив о чем-то, и стал рыться в карманах. Хотя все они плотно прилегали телу, он умудрялся запихивать в каждый руку по локоть и даже глубже. В «Заре» на распродаже такой костюмчик вряд ли ухватишь. Пока он мельтешил, я заметил, что у него что-то странное с правой ладонью. Сначала не понял, но через пару секунд до меня дошло: на правой руке у него было шесть пальцев. Обычные мизинец, безымянный, средний, указательный и два больших. Хотя на ряду со всем остальным, это не особо в глаза бросалось.

Наконец, просветлев лицом – буквально просветлев, кожа приобрела другой оттенок – Джонни засунул руку в карман особенно глубоко и извлек наружу… банку Кока–Колы.

Вот тут я напрягся. Разумеется, это могла быть совершенно другая банка. Не та, что исчезла из моего рюкзака. В конце концов, на Земле их оставались многие миллионы, а гремлин, очевидно, был с Земли: сленг характерный, да и русский без акцента. Вот только я слишком оголодал, чтобы верить в совпадения.

Я сделал крошечный шажок вперед.

– Джонни.

– Ась? – он любовался банкой, вертел ее в длинных пальцах, разве что слюни не пускал.

– Тебе не говорили, что воровать нехорошо?

– Нет. Никогда. А что?

– Да так, ничего. Я просто так сказал. Не обращай внимания.

– А. Ну, понятно…

Я прыгнул. И хотя был уверен в успехе, неожиданно промахнулся. Руки схватили воздух, я еще и коленом о валун приложился.

– Нервный ты, – голос гремлина донесся у меня из-за спины. – Тебя бы током полечить…

Каким-то образом он переместился сразу на десяток метров и теперь стоял в самой реке, на одном из камней, что торчали из воды. Он больше не вертел банку, а держал ее за основание, касаясь лишь кончиками пальцев, словно любуясь. На металле проступила изморозь, текли холодные капли, будто ее только-только из холодильника достали. Длинным указательным пальцем Джонни подцепил открывающее колечко.

– Не смей, – казалось, я лишь прошептал, но он услышал.

– Ты не хочешь, чтобы я открывал? – его лицо отразило искреннее удивление.

– Клянусь гермиониными сиськами, если ты…

– Но меня мучает жажда! – воскликнул гремлин. – Нет, я не могу устоять…

Звук выпускаемого на свободу углекислого газа слился с моим отчаянным криком. Я бежал, бежал, позабыв об усталости и головной боли, бежал не ощущая веса мокрого рюкзака за спиной, бежал так быстро, как никогда до этого, но не успевал. Антрацитового цвета клыки уже касались красно-белого алюминия…

Чтобы не терять скорости от сопротивления воды, я оттолкнулся от берега, затем от крупного булыжника парой метров дальше и… снова промахнулся. Еще в полете стал вертеть головой, чтобы понять, куда он на этот раз исчез, и сам не заметил, что лечу прямо в арку портала. Плохо. Я уже пробовал вбежать в нее на скорости и все кости себе пересчитал. На ощупь невидимый барьер оказался не мягче камня. Невольно я зажмурился перед столкновением… но его не произошло. Я успел удивиться, а меня подхватил уже знакомый поток. За одну секунду и испугавшись, и в крайней степени воодушевившись, я приложил максимум усилий, чтобы не дергаться по сторонам. В прошлый раз меня выдернуло непонятно куда, а тут все-таки ворота какие-никакие. Пусть уж ведут, куда ведут.

Огненно красный мир вокруг гас и взрывался, я пронзал пространство на неописуемой скорости несколько секунд… или минут, пока все не закончилось. Появились верх и низ, налетел со всех сторон воздух, и, самое главное, появилось солнце. Такое знакомое и родное, что хотелось расплакаться. Наблюдал я за ним, торча головой в кустах, одну ногу зажало между веток, вторую придавил я сам, руки перепутались с рюкзаком, но все это такие мелочи.

– Эта банка – моя цена.

Услышав голос, я тут же повернулся. Гремлин стоял в нескольких метрах от меня, Кока-Колу держал в руке.

– Цена за то, что я спас твою шкуру и открыл дорогу. Если бы ты нырнул в реку или перелез через гору, тебя размазало бы по вселенной таким тонким слоем, что бутеры в школьной столовой тебе верхом эпикурейства показались бы. Пойдешь в ту сторону. Метров через семьсот, выйдешь к трассе. До Москвы по ней сотня километров. Смотри не заблудись.

Договорив, он сделал большой глоток… и растворился в воздухе. Я еще несколько мгновений разглядывал оставшееся от него пустое место, потом произнес, выдохнув:

– Сука.

***

Полчаса я шел в указанном Джонни направлении. Солнце успело подняться. Дело, вероятно, было к одиннадцати-двенадцати. По-весеннему припекало. Еды пока не нашел, что, мягко говоря, настроения не поднимало. Я не мог отделаться от ощущения, что чертов гремлин меня кинул. Наверное, банка Колы – не худшая цена за спасение жизни, но подсознание твердило, что я переплатил. Спустя еще полчаса подозрение начало перерастать в уверенность. Хоть и не торопился, но семьсот метров, а то и два раза по семьсот я точно прошел. Сбиться с пути было мудрено. Объясняя дорогу, мерзкий вор указывал точно на солнце – в сторону противоположную от арки портала.

Последняя, кстати, да, была. Посреди обычного подмосковного леса. Камни, из которых ее сложили, покрылись трещинами и обросли мхом. Но предметы сквозь нее не проходили так же, как и на Острове. Хотя я и сбил заметную часть, невидимую преграду наполовину закрывало землей и сухими ветками. Отходя от арки, я планировал взять ориентир, когда выйду на дорогу.

Может, на дерево забраться? Или…

– Смородина!

Рванув в направлении кустов, я принялся рвать ягоды и закидывать в рот. Красная с белой виды мне нравились больше, но я был рад и черной. У нее и ягоды крупнее. Обобрав пару кустов, я огляделся по сторонам и обнаружил еще один. Подбежал и… смородина оказалась желтого цвета. Посомневавшись секунду, я продолжил есть. Про желтый сорт я не слышал, но это не было что-то из ряда вон. Да и на вкус она мало чем отличалась от белой с красной.

Я почувствовал себя лучше. Голова перестала болеть, а мысли путаться. Захотелось пить. И ведь вода у меня была! Бутылка из под Колы, плюс фляга Владимира. Я наполнил их из реки еще до того, как встретил гоблина… гремлина, в смысле. Достав флягу, я уже по весу ощутил неладное, а открутив крышку убедился: внутри оказалось пусто. И в бутылке тоже.

– Вот же, сука.

Остров был слишком безлик, чтобы в чем–то его обвинять, так что я имел ввиду сами знаете кого.

– Жопа кожаная, – спрятав флягу с бутылкой обратно, добавил я. Решил, что так будет обиднее.

Вспомнив про дерево, я сбросил на землю рюкзак, подпрыгнул, хватаясь за нижнюю ветку ближайшей сосны, и… ободрав кору, свалился вниз. Но даже не поморщился. За секунду до прыжка я заметил что-то, чего увидеть не ожидал…

Пробежав десяток метров, я упал на колени, стал убирать в сторону листья и в итоге отыскал: один, два, три… целых четыре «патиссона». Попробовал на вкус: сладко. Все ругательства застряли в горле, я нервно рассмеялся. Откусывал от плода кусочки, жевал и смеялся. Я уже почти доел и даже успокоился, когда откуда-то издалека до меня донеслось мерзкое, словно манка на завтрак, хихиканье. Кто-то на моем месте подумал, что это просто чудится, но я знал. Знал, кому сказать спасибо.

– СУКА!!!

Интерлюдия 2. Герберт Тарлиза

За один год до описываемых событий.

Арда. Сайнесс. Лайт. Дворец Императорского Дома

Могущественный кабинет собрался в малом составе. Кроме императора были только первый держатель – двоюродный брат императора, супруги Дралоз – Сандра и Дикан, возглавлявшие надзоры охраны и границ, а так же держатель подданных – Декстер Нота. Молчаливым изваянием в углу комнаты застыл бессменный на протяжении всего срока правления защитник императора – Ширах Та Суния.

Обсуждение длилось больше шара и судя по тому, как морщил глаза император, вопрос рассматривался серьезный. Остальные выглядели не менее обеспокоенными, разве что по лицу держателя подданных ничего нельзя было прочесть.

– Нужно принять решение, – произнесла Сандра, чей срочный доклад и послужил причиной собрания. – Либо мы увеличиваем расходы на содержание Стены Регана, либо начинаем готовиться к тому, что она выйдет из строя.

– Готовиться к войне? – уточнил Гастон Тарлиза, первый держатель Сайнесса. – С Дарконом?

– Это не в моей компетенции.

– Дикан? – Гастон переел взгляд на супруга Сандры, возглавлявшего надзор охраны. – Мы вообще знаем, что там сейчас происходит? После случая двадцать… сколько уже?.. двадцать девять кругов назад все было тихо. Две остановки без происшествий…

– Насколько нам известно, – поправил Дралоз.

– Есть сомнения?

– Они всегда есть. То, что больше не случилось терактов, не значит, что никто не пытался их совершить. Что-то могло не получиться у исполнителей, так же, какая-то из наших предосторожностей могла сработать.

– Мы не должны терять бдительности, – подал голос император.

– Да я же не спорю, – поспешно согласился Гастон. Император болезненно относился к любым возможным брешам в системе безопасности. Будучи наследником он сам несколько кругов возглавлял надзор охраны. Кроме того, Дарконский теракт пришелся на самое начало его правления и в чем-то задал ему тон. – Я о том, что у нас мало информации. Мы не знаем, что хуже: выход из строя Стены или то количество магоэлементов, которое придется потратить на то, чтобы она работала. Те объемы, о которых говорит Сандра…

– Минимальные объемы, – поправила женщина.

– Вот! Еще и минимальные.

– Дикан? – на этот раз имя главного шпиона империи произнес император.

– Вся информация не безусловная, – сразу отметил Дралоз. – Много основано не на фактах, а на анализе.

– Мы доверяем твоему анализу, – спокойно проговорил Герберт.

– Тогда есть несколько основных моментов, – продолжил Дралоз. – За прошедшие со времени теракта двадцать девять кругов на территории Сайнесса и соседних стран было зафиксировано 311 случаев связанной с Дарконом деятельности. 204 случая после проверки были перемещены в другие категории. 35 раз Даркон оказался прикрытием для других противоправных актов. В 65-ти эпизодах фигуранты были выявлены, как сочувствующие Даркону, но не имеющие с ним связи. Из оставшихся 7 случаев шесть не удалось расследовать достаточно хорошо, но при этом каждый из них теоретически мог быть вообще никак не связан Дарконом. Ими занимался Отдел только потому, что Даркон был худшим из вероятных вариантов. Последний случай, произошедший девять кругов назад относится к известному вам «объекту 202».

Все находившиеся в кабинете молча покивали. «Объект 202» был настоящей легендой и главной удачей Отдела, с тех пор как тот был создан 29 кругов назад. Агент глубокого внедрения, чьей основной задачей была подготовка других агентов для действия на территории Сайнесса. Причем жил и работал «объект 202» внутри самой столицы. Как выяснилось в процессе следствия, он даже принимал участие в подготовке Дарконского Теракта, но при этом не был пойман. В итоге, ячейку удалось ликвидировать, включая, с высокой вероятностью, всех подготовленных на тот момент агентов, но выяснить, откуда «объект 202» вообще взялся в Сайнессе не удалось. Были намеки, что произошло это почти пятьдесят кругов назад, но только намеки. К сожалению, Отделу удалось провести всего один допрос. Несмотря на все меры предосторожности. Причину смерти установить не удалось.

– К сожалению, каких-либо других достоверных фактов за исключением того, что Даркон все еще существует, продолжает готовить агентов и по-прежнему настроен крайне агрессивно от «объекта 202» получено не было.

– Если бы на него тогда наложили «Красное Слово»… – подал голос Гастон.

– От которого агент такого уровня не мог быть не защищен, – спокойно возразил Дралоз. – У нас было очень мало времени. И очень небольшой шанс не наткнуться за это время ни на одну из закладок.

– Но он был бы.

– «Глаз Жуда» надежнее. Ошибка была допущена на другом этапе.

Судя по виду, Первый Держатель не был до конца согласен, но больше спорить не стал. Дралоз продолжил:

– Второй объективный источник сведений о происходящем в Дарконе устарел на 140 кругов…

– Скайрон, – произнес Гастон с понятным всем уважением в голосе.

Оружие древности невероятной мощи было одновременно и легендой, и реальностью. Полностью готовый к тому, чтобы подняться в воздух, уже почти полторы сотни кругов Скайрон стоял на взлетной площадке в самом сердце дворца Императорского Дома. Регулярно проходил проверки, даже усовершенствования – за эту работу всегда лично отвечал держатель охраны – но не сдвигался с места. При этом продолжая служить для Сайнесса непреодолимым щитом от любой возможной агрессии. Только очень-очень немногие в самой империи знали, что Скайрон способен будет подняться в воздух всего один раз. Повергнуть всех врагов Сайнесса… и больше никогда не взлететь. Орудие подобного масштаба требовало колоссальных объемов магической энергии: бесчисленное число магоэлементов различного вида и один особенный магоэлемент. С тридцатью тремя магическими ядрами. Известно было всего несколько таких, и любого хватило бы, чтобы купить трон не самого маленького государства. У Сайнесса оставался всего один такой магоэлемент.

– Если бы нам удалось еще…

– Мы бы все равно не стали его использовать, – перебил Дикана император. – Скайрон – основа существования Сайнесса, а не разведывательный корабль. Это не обсуждается.

– Вы правы, могущественный, – тут же согласился Дралоз.

– Это хорошо, что ты ищешь варианты, – ответил глава Дома Тарлиза после небольшой паузы. – Продолжай.

Кивнув, держатель охраны снова заговорил:

– Отдел недавно закончил анализ сведений, полученных 140 кругов назад во время последнего полета Скайрона. Мы уточнили расположение основных магистралей, крупных городов, предприятий по добыче и накоплению. Так же была проведена большая работа по учету магоэлементов. Элементы с высоким количеством ядер должны быть замаскированы от поиска, но общее впечатление мы получили.

– Выводы? – впервые за время разговора голос подал держатель подданных. Впрочем, если бы Нота все собрание просидел не выдав ни слова, никто бы не удивился.

– Нам пришлось сравнивать с очень старыми данными. Давностью в 500 кругов, 890 кругов и более 1000 кругов. Форма тогда еще не была изобретена, потому большинство носителей информации успело прийти в негодность. Некоторые части пришлось уточнять по картам времен до появления Стены…

– Такие есть? – удивился Гастон.

– Кое-что сохранилось, – ответил Дикан. – Подробные итоги в формах перед вами. Если кратко, то, как мы и ожидали, в условиях изоляции Даркону пришлось в гораздо большей степени полагаться на восполняемые источники магоэлементов. Судя по всему, количество фабрик по зарядке солнечных кристаллов к этому времени должно перевалить за тысячу…

– Тысячу?! – поразился Первый Держатель. Даже император выглядел удивленным. Во всем Сайнессе насчитывалось не более двух сотен подобных предприятий.

– Это естественно в их положении, – кивнул Дралоз. – Добыча ископаемых магоэлементов не останавливается, но объемы должны с каждым годом снижаться. Молниевых фабрик к нынешнему моменту в Дарконе должно быть не менее четырех сотен.

Дикан намеренно сделал паузу, чтобы присутствующие полностью оценили сказанное. Если основное назначение использования солнечных кристаллов оставалось бытовым, то у гразатов или молниевых кристаллов, как их еще называли, арсенал был значительно шире.

– Ты говорил об усовершенствованиях? – нарушил молчание Гастон Тарлиза.

– Способы усовершенствования гразатов давно известны, – ответил за Дикана Декстер Нота. – Точнее не самих гразатов, а катастров, в которых они используются. И это очень дорогие способы. Чтобы их удешевить, требуются обширные и еще более дорогие исследования. Нам это никогда не было нужно.

– А для Даркона это необходимость, – закончил за него держатель охраны.

– Другими словами, – произнес первый держатель. – У них есть возможность вооружить армию и обеспечить ее транспортом. А сама армия?

– В условиях изоляции и ограниченности ресурсов Даркон еще сотни кругов назад должен был прийти к строжайшему контролю рождаемости. Записи, сделанные 140 кругов назад, косвенно это подтверждают. Очень четкое распределение территорий на промышленные, земледельческие, социальные сектора. Отсутствие роста городов говорят об оседлости, а значит и большом контроле на местах. Кроме того, нет никаких сомнений, что Цеска и Правед окончательно влились в состав Даркона. На границах нет скоплений магоэлементов характерных для линий обороны.

– Они всегда дружили…

– Но границы при этом защищали, а после перестали.

Гастон кивнул, признавая правоту держателя охраны.

– С очень большой долей вероятности, – продолжал Дралоз, – в Дарконе сейчас строгий диктаторский режим. И судя по тому, что 140 кругов мы не фиксировали крупных выплесков, режим без войн и восстаний. Что означает психологическое единство населения, четкую работу средств пропаганды.

– Это не сложно, учитывая, что кто—то окружил их непроницаемым забором, – пробормотал немного недовольно Гастон Тарлиза. Видимо, позавидовав легкости пропагандисткой работы в соседнем государстве. – Они еще и наверняка думают, что это мы им устроили?

– Даже если их власти так не думают, население точно в этом уверено, – ответил Дралоз. – Мы были их врагами полторы тысячи кругов назад, потом появился барьер, наверняка принесший им множество бед. Кто бы там сейчас не правил, очень глупо было бы не использовать такой рычаг управления общественными мнением.

– В общем, – подвел итог первый держатель. – И армия у них есть.

– Почему они стали по-другому действовать во время Остановок? – задал вопрос император.

«Остановками» в Сайнессе называли одну из особенностей работы Стены Регана. Раз в десять кругов на один шар защита, которую обеспечивал артефакт, спадала. Причем, не по всей стене, а только на главных вратах. Вся остальная территория Даркона и примыкающих к нему Праведа и Цески оставалась недоступна для преодоления каким—либо образом: перелезть, обойти, оплыть или даже перелететь Стену было нельзя: заклятия не позволяли.

Казалось бы, шар – это совсем немного, особенно учитывая выброс, уничтожавший все, что близко от входа. Но за первые несколько сотен кругов Даркон ни разу не упустил возможности напомнить о себе. Гомункулы и выращенные с помощью магии животные, боевые големы и механизмы, откормленные живые мертвецы, паразитные заклятия и даже настоящие живые воины, обреченные на смерть, раз в десять кругов проходили через Стену, чтобы попытаться причинить хоть какой—то вред. Надо ли говорить, что и Сайнесс не забывал напоминать о себе соседу? Вскоре отправка в Даркон боевого отряда превратилась в Сайнессе в традицию. Один из дальновидных предков императора начал проводить специальный турнир среди Домов за право отправить за Стену свое несущее смерть изобретение. Дома получали престиж и ойр, а Императорский Дом – поддержание традиций и тот же самый ойр. Турнир проводился и организовывался Домом Тарлиза и был необыкновенно популярен. Последние десятилетия его все чаще стали называть Играми Монстров, потому что живых людей в Даркон не отправляли очень давно – исключительно создания изобретательных умов магов, инженеров и артефакторов.

Даркон последний раз посылал через Стену что—то масштабное более сотни кругов назад. После это были исключительно шпионы. Великолепно подготовленные маги, которым, время от времени, удавалось преодолеть все поисковые заслоны.

– Недостаток ресурсов, могущественный, – ответил императору Дралоз. – Не все магоэлементы можно восполнить, а вот человека, даже очень хорошо подготовленного, всегда можно заменить. Я уверен, раз в десять лет сквозь Горло пытается пройти множество дарконцев.

Горлом называли тот самый пустой промежуток в Стене. Звук, с которым происходил выброс, напоминал чудовищный, натужный хрип: словно у больного с дыхательной болезнью, только громче в тысячу раз.

– Другими словами, – после небольшой паузы подал голос первый держатель, – ты считаешь, что…

– Даркон существовал 140 кругов назад, был враждебен нам 29 кругов назад, значит сейчас он по-прежнему существует и по-прежнему враждебен, а значит так же опасен, как и полторы тысячи кругов назад, – проговорил Дралоз ровным тоном. – Если Стена перестанет работать, нас ждет война на уничтожение.

– У нас есть Скайрон…

– А у них была Шкатулка Памяти.

– Это легенда! – отмахнулся Гастон.

– Про Скайрон многие тоже так думают…

– И по той же легенде Шкатулка была уничтожена.

– У них тоже может что—то быть. Истинные маги, например.

Гастон хотел что—то возразить, но услышав последнюю фразу, осекся.

– Это проверенная информация?

– Нет, – повернулся к нему Дралоз. – Но теоретически, мы должны допускать, что у них истинные маги сохранились.

– Тогда бы они уже разрушили Стену! – уверено произнес Гастон.

– Ее создал Реган, – возразил Нота.

– Мы теперь не знаем, сколько из того, что о нем рассказывают, на самом деле правда! – не согласился первый держатель. – Да и истинные маги… Что с ними, что без них Даркон будет огромной проблемой. Если падет Стена, война в любом случае разрушит тот Сайнесс, что существует сейчас. Я против того, чтобы даже рассматривать… То есть, ты можешь рассматривать все варианты, Дикан, это твоя работа, но мы не можем позволить Стене перестать работать. Это слишком большой риск.

– Гастон прав, – произнес император, когда его двоюродный брат договорил. – Стена работала полторы тысячи кругов, значит будет работать и дальше. Ваша задача это обеспечить.

– Мы прилагали и будем прилагать к этому все усилия, могущественный, – Дралоз чуть склонил голову, отвечая императору. – Но это возвращает нас к основной проблеме. Увеличение расходов на содержание Стены.

– Настолько же, насколько в прошлый раз? – переспросил Гастон. – А нельзя использовать магоэлементы с меньшим количеством магических ядер? Забить накопители ими, пока вываливаться не начнут…

– Это невозможно, – снова взяла слово Сандра. – Даже если мы будем направлять к Стене сеиниры со всего Сайнесса, этого все равно не будет хватать.

– Тогда о чем речь?

– Оревоны вместо кантов в том же количестве.

– Это невозможно! – едва ли не выкрикнул Первый Держатель.

– Можно использовать более емкие магоэлементы, но их количество непостоянно, так что мы можем не собрать достаточно…

– Оревоны, Сандра! Из них манусы делают! Это обойдется нам не меньше чем…

– Сто миллионов ойров каждый круг.

– Бюджет не выдержит, – уверенно заявил первый держатель. – Нас хватит на несколько кругов, потом… Да какое может быть потом?!

За столом снова воцарилось молчание. Император выглядел недовольным, его двоюродный брат – возмущенным, обескураженным. Супруги Дралоз были знакомы с информацией раньше, потому держались ровно.

– Деньгами эту проблему не решить, – нарушил, наконец, паузу Нота.

– Что ты предлагаешь? – посмотрел на него император.

– Даже если мы сумеем убедить Онорию и Сар помочь, в конечном счете денег не хватит, – проговорил держатель подданных. – Кроме того, они всегда боялись Даркона меньше и потому могут просто захотеть посмотреть, что будет…

– А затем разобраться с проигравшим! – горячо поддержал Гастон

–…потому, – невозмутимо продолжил Нота, – мы должны, прежде всего понять, почему перестает работать Стена. Да, ее строил Реган, но ведь у нас теперь тоже есть истинный маг, верно?

После этих слов никто не мог рискнуть встретиться с императором взглядом. Широкой общественности тщательно демонстрировалось иное, но уж членам могущественного кабинета было известно, что Герберт с прохладцей относился к дочери. К тому же, уже довольно давно «на границе» внутреннего круга стали появляться слухи о неполном психическом здоровье будущей императрицы. Вряд ли кто—то другой кроме держателя подданных рискнул бы предложить такое спорное решение проблемы.

– Не факт, что у нее что-то получится, – произнесла осторожно Сандра. – Она слишком… молода.

– Мы ничего не теряем, – спокойно ответил Нота. – Да, она нестабильна, но никто не обещает, что с возрастом это пройдет. При этом, сейчас, она чуть ли не единственный способ решить вопрос. Почему не дать ей задание? Заодно и выясним, насколько с ней можно иметь дело.

Высказанное Декстором предложение звучало спорно. Все, как один, повернулись к императору, ожидая решения. Думал могущественный долго: не меньше пары полных листов. Для Герберта Тарлиза подобное было несвойственно. Император имел твердое мнение по большинству важных вопросов и редко колебался.

– Готовьте ее к отправке на Дикий, – принял решение император. – Если она пройдет Испытание и закончит обучение, мы обдумаем этот вариант еще раз. Гастон, твоя задача – бюджет. Ближайшие три-четыре круга мы должны справиться с проблемой Стены без помощи из заграницы. Декстор и Сандра, вы, работаете по предложению Декстора. Всем все ясно? Жду результатов.

МИНИ-ГЛОССАРИЙ

Магия:

Магоэлемент: источник магии, обычно природный. Сеиниры, оревоны, канты и т.д.

Катастр: магический артефакт, работает на магоэлементах.

Султ: нестандартный катастр.

Манус: магическая «перчатка». Универсальный катастр. Обучение управлению длительное и сложное, требует таланта.

Ойр: магический металл, из которого делают деньги.

Лазры: артефакторные доспехи.

Форма: магический планшет

Скайрон: древний магический корабль. Оружие невероятной мощи.

Обращения:

Номме: вежливое обращение к благородному мужчине.

Леона: вежливое обращение к благородной женщине.

Владелец: общее наименованеи благородных

Гавра: вежливое обращение к неблагородному.

Держатель: то же, что и министр, руководитель.

Надзор: то же, что и министерство.

Искатель: охотник-собиратель магоэлементов.

Внутренник: служащий надзора охраны (службы госбезопасности)

Граничник: служащий надзора границ (армии), солдат.

Истинный маг: маг, колдующий без мануса и без катастров.

Защитник: телохранитель.

Иерархия Сайнесса (и обращения):

Императорский дом – могущественный, владелец

Древний дом – высоковлиятельный, владелец

Дом – влиятельный, владелец

Младшая семья древнего дома – высокоименный, владелец

Младшая семья дома – именный, владелец

Имперский подданный – имперец, гавра

Подданный дома – слуга дома, гавра

Подданный города – горожанин, гавра

Подданный земли – земляк, гавра

Меры времени:

Круг: местный год. В нем 400 оборотов.

Рождение, Возвышение, Распад – три времени года. В Возвышении 4 схождения, в остальных временах по 3.

Схождение: месяц. В нем 40 оборотов.

Оборот: день. В дне 25 шаров.

Шар: час. В часе 72 листа.

Лист: минута. Равен 50 земным секундам.

Мал (=листик): секунда. Равен 2,5-3,5 земным секундам.

Мот: время, за которое можно моргнуть. Равен 0,2-0,5 земной секунды

Меры расстояния:

Линия: местный километр. В нем 1100 мечей.

Меч: местный метр. В нем 1,25 земных метра. Длина стандартного армейского меча.

Призма или Планет: местный дециметр. В нем 11,3636 земных см. Длина стандартной призмы катастра.

Сен: местный сантиметр. В нем 1,03306 земных см. Длина магоэлемента сеинир.

Меры веса:

Сотня: местный килограмм. В нем 1331 земных грамм. Вес сотни магоэлементов сеиниров.

Сен: местный грамм. В нем 11 граммов. Вес магоэлемента сеинир.

География:

Арда: название мира.

Дикий Материк: материк Арды. На нем расположены фактории, в которых добывают магоэлементы.

Анор: густозаселенный материк Арды. На нем расположены основные государства этого мира: Сайнесс, Сарское Графство, Онория, Султанат Нот и другие.

Лайт: столица Сайнесса.

Даркон: государство – противник Сайнесса. Сотни кругов назад было отделено от мира магическим заслоном – Стеной Регана.

Реган: могучий маг древности.

Глава 7

Энергия в теле бурлила. Пары «патиссонов» хватило, чтобы вновь ощутить силу в мышцах и ясность в голове.

–…выдергивать зубы по одному, а потом их же засовывать под ногти…

Просветленное сознание я использовал, чтобы придумывать все новые и новые способы пыток. А кто бы на моем месте вел себя иначе?

–…подвесить кожаную голову за одно ухо, ко второму привязать гантель килограммов на двадцать, и наблюдать, как из остроугольной гоблинская харя превращается в тупоугольную…

Лес перестал казаться подмосковным. Трава, если не приглядываться – обычная, а рассмотришь – незнакомая. Сосны с корой и шишками насыщенного красноватого оттенка. Как я сразу не заметил? Про фиолетовую смородину я вообще молчу. Забравшись на дерево, я не увидел шоссе – кто бы сомневался? – зато обнаружил реку – куда более полноводную, чем на Острове. Пить хотелось нещадно, так что я прибавил шагу.

–…посадить в тюрьму из банок Кока–Колы! И не давать никакой другой еды кроме этой самой Колы! И продлить его жизнь до вечности! И сделать так, чтоб он возненавидел Колу! Возненавидел то, что любит! Предал самого себя! Чтобы мечтал бы о том, чтобы не пить ее! Но все равно пил! Хотел просто воды, но у него была бы только Кола! Она и вечные страдания! Буга–гха–ха–ха!!!

Понемногу отпускало. В мыслях я стал разрешать гоблину раз в неделю выпивать стакан апельсинового сока. Чуть позже добавил сдобную булочку по утрам вторников. Я уж совсем было расщедрился до ежедневных прогулок и часа аэрохоккея раз в четыре дня, когда напомнило о себе мертвозрение, которое я теперь всегда держал на грани сознания. Будто смотришь в экран монитора, а по бокам у тебя всплывающие панельки с индикаторами. Я высматривал кусты со смородиной, когда на пределе чувствительности возникла желтая точка. Возникла и исчезла. Километрах в полутора от меня, как раз около реки.

Я сосредоточился на мертвозрении, радиус чувствительности увеличился, и желтая точка вернулась. Не одна, а в компании пары таких же желтых и одной с вкраплениями красного. Люди! Люди, и, судя по всему, колдун? Кольнуло жаждой, но я отмахнулся от нее быстрее, чем от банки Пепси. Если уж я тело Владимира есть не стал, то живых людей точно не трону. Нет, люди мне нужны не для еды, а для установления контакта. Если я все же в Подмосковье – во что слабо верилось – спрошу дорогу, если нет… не знаю. Сначала посмотрю на них.

Точки перестали двигаться. Я тоже замер, а минут через пять заметил еще кое-что. Тоже точки, только не желтые или красные, а… зеленые! Мертвяки?! Это могло означать… а что это могло означать? Что я все-таки в подмосковном лесу? Или что в Москву первые зараженные пришли отсюда?

И зеленых было много, причем все в пределах пары сотен метров. Часть торчала на месте, часть двигалась. Я пролез сквозь густой ряд кустов, чтобы добраться до ближайшей… и точка бросилась наутек. Что-то некрупное, точно не человек. Зомби-животное? Я проверял «зеленых» одну за другой, пока не понял, что они означают… обычных животных, не зомби. Ящерица размером со скейтборд выпрыгнула из кустов, напугав меня до чертиков, а птица наподобие перепела, взлетая, пересчитала крошечной головкой все ближайшие ветки. Чтобы не выдавать себя, дальше я пошел обходя «зеленых». Попрактиковавшись, я в итоге уловил отличие: точки животных имели другой оттенок: бледнее, чем тот, что я помнил у мертвяков.

Когда до людей осталось метров двести, я притормозил, стал почти красться. Я уже спустился почти к самой реке, должен был уже кого–нибудь увидеть, но… хрен вам. Как майские указы практически. Результаты видишь? Нет? А они есть.

Дальше решил ползти. Подвесил рюкзак на ветку, высунул Глок из кобуры пополз. От одного дерева к другому, стараясь не шуметь. Через полчаса я спрятался среди крупных корней на границе леса. Будь место недалеко от города, на региональном телевиденье его называли бы «излюбленным для отдыха горожан». У воды росло несколько развесистых дубов. По всей ширине реки рассыпались брызгами волны, закручивались водовороты. Хочешь пикники устраивай, хочешь рыбу лови. Вот только людей я видел исключительно в мертвозрении. Глаза наблюдали пустой берег. Что за чертовщина?

Мертвозрение работало неправильно? Или… невидимые люди?!?! Догадка показалось до того невероятной, что я едва не поверил. Пришлось даже напомнить себе, что искусство рационалиста заключается в том, чтобы больше удивляться ошибочным предположениям чем реалистичным. Мудрено, но прочитав как-то, я запомнил. Помогает отделить чушь от не самых очевидных, но все же возможных вариантов.

Что самое глупое я могу предположить?

1. Неправильная работа мертвозрения.

Слишком хорошо оно мне служило. Были бы косяки, я бы уже заметил.

2. Невидимые люди.

Абсолютная невидимость почти недостижима с точки зрения обычной физики. Есть варианты, но все с оговорками:

–Я мог сам их не замечать. К примеру, они выглядели, как проигравший Спартак или банка бабушкиных огурчиков, показавшая дно. То есть, настолько травмирующее, что мой мозг сам искажал увиденное. Прежде со мной такого не случалось. Вроде.

–Второй вариант: они отвели мне глаза. То есть, я их вижу, но некий гипноз заставляет думать, что нет. То же вряд ли, тогда почему сразу не приказать мне выйти с поднятыми руками?

–Маскировка по–принципу хамелеона. Естественная с помощью какой–то пигментации или электронная: миллион камер транслируют изображение с противоположной стороны. Причем, чуть измененное, чтобы учесть разницу в расстоянии. Сложновато, да.

–Обычная маскировка. Типа черных полос на лице или ростового костюма носорога.

–Невидимость с помощью магии. Любой из предложенных вариантов, но не за счет знания биологии или техники, а потому, что жабья икра поспела, или Венера в седьмом доме. Или кентавр.

3. Я их не видел, потому что они очень маленькие. Размером с муравья, к примеру. Интересный вариант. Мертвозрение не показывало размер, но расстояние и скорость транслировало без малейших багов, а значит и размер я прикинуть мог. И пешеход и муха могут двигаться со скоростью в 5 километров в час, но траектории будут настолько разными, что никак не перепутаешь.

4. Иные физические законы.

К примеру, в этой вселенной люди могли становиться прозрачными, стоило им только подойти к рекам. Потому что в воде было огромное содержание труктония, а человек, во время дыхания выделял очень много штупторгия, а когда труктоний и штупторгий смешиваются, то человек приобретает прозрачность. О чем здесь даже первоклашкам известно. А сколько веселых розыгрышей бывает, когда весной, ближе к каникулам, детвора приезжает в деревню, чтобы поиграть в Исчезнувшую… В общем, бред да и только. Все физические законы вырастают один из другого, повязаны константами и переменными крепче, чем «АПэшечка» коррупцией. Будь хоть малейшие отличия, я бы и секунды тут не протянул.

Вариант с маскировкой казался наименее идиотским. Если резко сменю угол обзора, скорей всего, что–то замечу… но могу и сам попасться… нет уж, лучше ползком.

Картина не менялась, пока я не заметил очередную зверушку. Точка светилась зеленым. Я долго щурился, разглядывая обычным взглядом. Разглядел. Почти у самого берега, чуть раздвигая траву, ползла то ли змейка, то ли ящерка. В какой-то момент воздух дрогнул, поглотив зверька и шевелившиеся вокруг него стебельки. В мертвозрении ничего не изменилось, а в обычном пространстве, будто на участок берега вторую кожу надели. Секунду изображение двоилось, затем все стало, как раньше. Наткнувшись на одну из желтых точек, существо рвануло обратно, и я смог увидеть весь процесс во второй раз.

И в правду маскировка – магическая или техническая. Я вспомнил, как в некоторых фильмах, обычно про похитителей ценностей, герои подключались к охранной системе, записывали изображение с камеры, а потом пускали на экран, будто в реальном времени. Когда запись делали в спешке, на видео появлялся уборщик в середине коридора, и все шло крахом. Здесь же либо «запись» не содержала ничего, что ее выдавало, либо управляющий элемент «подтирал» все неточности. На солнце время от времени наползали тучи, ветер иногда дул, шевеля траву и листья, а иногда нет. А когда зверек нарушил периметр, моргнул не весь барьер, а только кусочек. То есть, скорей всего, была не одна «запись» на весь объем, а множество мелких. Крутая технология. Причем, мертвозрение не помогало ее обнаружить. Когда колдовал Француз, я видел что-то вроде красноватого тумана. Здесь же ничего подобного. Правда, и расстояние больше… ну, да ладно.

Все могло работать и по-другому, но тогда я пас. В одной книге героиня объясняла чудеса, которые творит одним емким словом: «Магия». Сражаться с врагом, возможностей которого не представляешь – та еще задачка. Не то, чтобы я собирался сражаться, но кто-то стоял за превращением миллионов, а может и миллиардов моих соотечественников – под «своими» я имею ввиду землян – в стадо мертвяков. И даже если найти лекарство, это не всех спасет. Скольким уже оторвали головы, вырвали сердца? Сколько умерло от голода в запертых квартирах, сгорело в них или попало в руки к насильникам и убийцам, которых породил хаос? Люди, что ответственны за все это, заслужили хорошего такого ремня.

Хотя вряд ли едва выйдя из леса, я мог сразу наткнуться на мозг всей операции. То есть, шанс был: глупо упустить победу только оттого, что выигрышное решение кажется слишком простым, но объективно – ставить на это не стоило. Потому, сначала собрать информацию, а еще раньше – попить. Горло уже крошилось от сухости. Я даже решил обойти стоянку, чтобы спуститься к воде незамеченным, когда ощутил еще «точки».

***

Это были люди. На вид самые обыкновенные. Я опасался, что они будут выглядеть как Джонни. О вожделенных магических принцессах в этом случае пришлось бы забыть. Но, по крайней мере, мужики казались обычными: двое светились в мертвозрении желтым, один желтым с красным и еще была «зеленая»… корова что ли? Нет, что-то другое. Пониже коровы, зато с ногами толщиной с тумбочку. Округлая голова на длинной шее то и дело нагибалась, чтобы отщипнуть травы. На плоской, как стол спине лежало с десяток тюков. Еще у «коровы» были руки! Скорее рудименты, а не полноценные конечности. Они торчали почти оттуда же откуда шея. Мужики были одеты… как я на рыбалке: сапоги, рюкзаки, на поясах ножи. А у желто–красного… железная перчатка на руке! Как у Француза! Точно колдун! Я пытался рассмотреть нет ли у них той же фигни с глазами, что была у колдунов в Москве, но с такого расстояния не смог. Если подумать – то, что я все остальное рассмотрел – уже удивительно.

Они почти поравнялись со мной, когда я услышал первые слова: колдун что-то сказал. Ему ответил мужик, что держался за спину «коровы». То ли погонщик, то ли ему идти так было легче. Язык напомнил европейский, но точно не английский – я бы опознал.

Шли эти трое, судя по всему, чего-то опасаясь. Колдун чуть впереди; погонщик бросал взгляды на реку, иногда оборачивался назад; третий держал в руке что-то наподобие молотилки для перца – наверное, это была все же не она – и почти не отводил взгляда от леса. Его я рассмотрел лучше всех. И это был годный вариант, чтобы поставить базовым в программу по составлению фотороботов. Конечно, это предубеждение, но если бы в новостях передали, что поблизости едят мусор и насилуют собак, я бы с этим мужиком в одну подворотню не зашел.

Шагов за двадцать до линии, где начиналась маскировка, колдун замер и резко выставил руку в перчатке перед собой. Воздух перед ним замерцал и завибрировал, будто в калейдоскопе. Маскировка спала, и в тот же миг колдуна ударило в грудь насыщенным красным лучом: отбросило назад и протащило несколько метров по земле. «Погонщик» с «фотороботом» получили по такому же лучу. У первого в прямом смысле слова взорвалась голова, второму оторвало руку ниже локтя. После этого «фоторобот» умудрился подняться и отправить несколько огненных шаров в ответ. Кончик «молотилки», исторгая пламя, каждый раз ярко вспыхивал. Только все оказалось тщетно. Заклятия рассеялись, встретившись с невидимой защитой…

…из–за которой выходили люди. Все такие же небритые и хмурые, в походной одежде. Тридцати пяти-сорока лет на вид. Трое держали в руках такие же с виду «молотилки–амулеты», что и у «фоторобота». Четвертый стоял чуть позади – колдун, как подсказало мертвозрение.

Нападавшие не торопились, но и не медлили. Красные лучи выбивали каменную крошку из валунов, за которыми таился «фоторобот», но совсем разбить преграду не могли. Хотя надолго этого хватить не могло. Мужику, как-никак, руку оторвало.