Василий Тёркин. 24. От автора (Александр Твардовский)
← 23. Тёркин-Тёркин
Василий Тёркин автор Александр Твардовский
25. Дед и баба →
Дата создания: 1941—1945. Источник: Собрание сочинений. Издательство «Художественная литература». М.: 1966 OCR Кудрявцев Г.Г. • Книга про бойца
От автора
По которой речке плыть, — Той и славушку творить…
С первых дней годины горькой, В тяжкий час земли родной, Не шутя, Василий Тёркин, Подружились мы с тобой.
Но ещё не знал я, право, Что с печатного столбца Всем придёшься ты по нраву, А иным войдёшь в сердца.
До войны едва в помине Был ты, Тёркин, на Руси. Тёркин? Кто такой? А ныне Тёркин — кто такой? — спроси.
— Тёркин, как же! — Знаем. — Дорог. — Парень свой, как говорят.
— Словом, Тёркин, тот, который На войне лихой солдат, На гулянке гость не лишний, На работе — хоть куда…
Жаль, давно его не слышно, Может, что худое вышло? Может, с Тёркиным беда?
— Не могло того случиться. — Не похоже. — Враки. — Вздор…
— Как же, если очевидца Подвозил один шофёр.
В том бою лежали рядом, Тёркин будто бы привстал, В тот же миг его снарядом Бронебойным — наповал.
— Пуля-дура… — А у нас Говорили, что фугас.
— Говорил насчёт победы. Мол, вперёд. Примерно так…
— Жаль, — сказал, — что до обеда Я убитый, натощак. Неизвестно, мол, ребята, Отправляясь на тот свет, Как там, что: без аттестата Признают нас или нет?
— Нет, иное почему-то Слышал раненый боец. Молвил Тёркин в ту минуту: «Мне — конец, войне — конец».
Если так, тогда не верьте, Разве это невдомёк: Не подвержен Тёркин смерти, Коль войне не вышел срок…
Шутки, слухи в этом духе Автор слышит не впервой. Правда правдой остаётся, А молва себе — молвой.
Нет, товарищи, герою, Столько лямку протащив, Выходить теперь из строя? — Извините! — Тёркин жив!
Жив-здоров. Бодрей, чем прежде. Помирать? Наоборот, Я в такой теперь надежде: Он меня переживёт.
Всё худое он изведал, Он терял родимый край И одну политбеседу Повторял: — Не унывай!
С первых дней годины горькой Мир слыхал сквозь грозный гром, Повторял Василий Тёркин: — Перетерпим. Перетрём…
Нипочём труды и муки, Горечь бедствий и потерь. А кому же книги в руки, Как не Тёркину теперь?!
Рассуди-ка, друг-товарищ, Посмотри-ка, где ты вновь На привалах кашу варишь, В деревнях грызёшь морковь.
Снова воду привелося Из какой черпать реки! Где стучат твои колёса, Где ступают сапоги!
Оглянись, как встал с рассвета Или ночь не спал, солдат, Был иль не был здесь два лета, Две зимы тому назад.
Вся она — от Подмосковья И от Волжского верховья До Днепра и Заднепровья — Вдаль на запад сторона, — Прежде отданная с кровью, Кровью вновь возвращена.
Вновь отныне это свято: Где ни свет, то наша хата, Где ни дым, то наш костёр, Где ни стук, то наш топор, Что ни груз идёт куда-то, — Наш маршрут и наш мотор!
И такую-то махину, Где гони, гони машину, — Есть где ехать вдаль и вширь, Он пешком, не вполовину, Всю промерил, богатырь.
Богатырь не тот, что в сказке — Беззаботный великан, А в походной запояске, Человек простой закваски, Что в бою не чужд опаски, Коль не пьян. А он не пьян.
Но покуда вздох в запасе, Толку нет о смертном часе. В муках твёрд и в горе горд, Тёркин жив и весел, чёрт!
Праздник близок, мать-Россия, Оберни на запад взгляд: Далеко ушёл Василий, Вася Тёркин, твой солдат.
То серьёзный, то потешный, Нипочём, что дождь, что снег, — В бой, вперёд, в огонь кромешный Он идёт, святой и грешный, Русский чудо-человек.
Разносись, молва, по свету: Объявился старый друг… — Ну-ка, к свету. — Ну-ка, вслух.
С первых дней годины горькой, В тяжкий час земли родной, Не шутя, Василий Теркин, Подружились мы с тобой.
Но еще не знал я, право, Что с печатного столбца Всем придешься ты по нраву, А иным войдешь в сердца.
До войны едва в помине Был ты, Теркин, на Руси. Теркин? Кто такой? А ныне Теркин — кто такой? — спроси.
— Теркин, как же! — Знаем. — Дорог. — Парень свой, как говорят.
— Словом, Теркин, тот, который На войне лихой солдат, На гулянке гость не лишний, На работе — хоть куда…
Жаль, давно его не слышно, Может, что худое вышло? Может, с Теркиным беда?
— Не могло того случиться. — Не похоже. — Враки. — Вздор…
— Как же, если очевидца Подвозил один шофер.
В том бою лежали рядом, Теркин будто бы привстал, В тот же миг его снарядом Бронебойным — наповал.
— Пуля-дура… — А у нас Говорили, что фугас.
— Говорил насчет победы. Мол, вперед. Примерно так…
— Жаль, — сказал, — что до обеда Я убитый, натощак. Неизвестно, мол, ребята, Отправляясь на тот свет, Как там, что: без аттестата Признают нас или нет?
— Нет, иное почему-то Слышал раненый боец. Молвил Теркин в ту минуту: «Мне — конец, войне — конец».
Если так, тогда не верьте, Разве это невдомек: Не подвержен Теркин смерти, Коль войне не вышел срок…
Шутки, слухи в этом духе Автор слышит не впервой. Правда правдой остается, А молва себе — молвой.
Нет, товарищи, герою, Столько лямку протащив, Выходить теперь из строя? — Извините! — Теркин жив!
Жив-здоров. Бодрей, чем прежде. Помирать? Наоборот, Я в такой теперь надежде: Он меня переживет.
Все худое он изведал, Он терял родимый край И одну политбеседу Повторял: — Не унывай!
С первых дней годины горькой Мир слыхал сквозь грозный гром, Повторял Василий Теркин: — Перетерпим. Перетрем…
Нипочем труды и муки, Горечь бедствий и потерь. А кому же книги в руки, Как не Теркину теперь?!
Рассуди-ка, друг-товарищ, Посмотри-ка, где ты вновь На привалах кашу варишь, В деревнях грызешь морковь.
Снова воду привелося Из какой черпать реки! Где стучат твои колеса, Где ступают сапоги!
Оглянись, как встал с рассвета Или ночь не спал, солдат, Был иль не был здесь два лета, Две зимы тому назад.
Вся она — от Подмосковья И от Волжского верховья До Днепра и Заднепровья — Вдаль на запад сторона, — Прежде отданная с кровью, Кровью вновь возвращена.
Вновь отныне это свято: Где ни свет, то наша хата, Где ни дым, то наш костер, Где ни стук, то наш топор, Что ни груз идет куда-то, — Наш маршрут и наш мотор!
И такую-то махину, Где гони, гони машину, — Есть где ехать вдаль и вширь, Он пешком, не вполовину, Всю промерил, богатырь.
Богатырь не тот, что в сказке — Беззаботный великан, А в походной запояске, Человек простой закваски, Что в бою не чужд опаски, Коль не пьян. А он не пьян.
Но покуда вздох в запасе, Толку нет о смертном часе. В муках тверд и в горе горд, Теркин жив и весел, черт!
Праздник близок, мать-Россия, Оберни на запад взгляд: Далеко ушел Василий, Вася Теркин, твой солдат.
То серьезный, то потешный, Нипочем, что дождь, что снег, — В бой, вперед, в огонь кромешный Он идет, святой и грешный, Русский чудо-человек.
Разносись, молва, по свету: Объявился старый друг… — Ну-ка, к свету. — Ну-ка, вслух.
Нажмите «Мне нравится» и поделитесь стихом с друзьями:
Русский народ был жертвой за всемирное отступление от Христа
Праздник близок, мать-Россия, Оберни на запад взгляд: Далеко ушёл Василий, Вася Тёркин, твой солдат. То серьёзный, то потешный, Нипочём, что дождь, что снег, — В бой, вперёд, в огонь кромешный Он идёт, святой и грешный, Русский чудо-человек.
(Александр Твардовский «Василий Тёркин»)
Русский народ пострадал за отсутпничество?
Александр Филиппов: 9 мая 2015 г. празднуется 70-летие победы в Великой Отечественной войне. Давайте попробуем найти ответ на вопрос, какова роль Церкви в Победе, потому что кроме верующих людей об этом вряд ли кто-нибудь будет говорить.
Борис Филиппов: В советское время было принято сводить роль Церкви в войне к деньгам, которые были собраны духовенством во время войны. Этим не следует ограничиваться. Задача Церкви не может сводиться к сбору денег. Христианство – это, прежде всего Жертва.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Целью нашей беседы является продвижение вперед в понимании прошедшей войны. Полемика возможна, но это должен быть серьезный разговор.
Мы обращаемся к аудитории, которая мало знает о войне, и должны говорить не о проблемах изучения истории войны, которых она не знает, а постараться донести до них базовые понятия, наши представления о таком грандиозном, сверхъестественном событии, как победа в великой войне, и постараться увидеть в нем руку Божию.
Роль Церкви, как духовного начала – исключительно важна. Когда говорят о роли Церкви, то называют 300 миллионов рублей пожертвований, танковую колону «Дмитрий Донской» и авиационную эскадрилью «Александр Невский». Всегда полезно перевести абсолютные цифры в относительные. Верующих было 100 млн. человек. [1] То есть, по трешке с носа за 4 года войны. Спрашивается: это вклад Церкви? Колонна «Дмитрий Донской» – 40 танков, а за годы войны изготовлено более 100 000 танков. Кто их изготавливал? Практически все мужчины были на фронте, в тылу преимущественно работали женщины и дети, они что – были неверующие?
Я был однажды в деревне и говорил со старушечкой удивительной, видно, какая она праведница. Она рассказывала, как они с девушками и бабоньками во время войны впрягались в плуг и, надрываясь, пахали землю.
Борис Филиппов: 90 % текстов о войне советского времени посвящено боевым действиям, но на этом не воспитаешь ни патриотизма, ни жертвенности. А рядовой читатель не знает, что происходило на полях, на трудовом фронте, в оккупации. Русский человек работал не за медали. Нужно было работать до упаду, и работали до упаду.
Церковь на протяжении веков воспитывала в народе жертвенность и готовность переносить любые страдания, ставить общее выше своего частного. Вклад Русской Церкви в победу на войне – русский народ. А кто добился Победы? Народ. Следовательно, вклад Русской Церкви это сама победа и есть. И этот вклад не поддается никакому численному эквиваленту, он – духовный, метафизический.
Продолжая эту тему, можно сказать, что немецкая армия, как и итальянская, не была атеистическая, там были полковые священники, которые совершали богослужения, служили благодарственные молебны. Капелланы, то есть полковые священники, утешали, помогали, исповедовали, причащали. Красная армия была формально атеистической. У немцев на пряжках был девиз «Got mit uns», а у красноармейцев – красная звезда. Но, несмотря на это, Бог даровал победу русскому народу. Не немецкому народу, не коммунистической партии или советскому правительству, не «самому справедливому в мире социалистическому строю», а русскому народу. Как замечательно сказал Твардовский:
То серьёзный, то потешный, Нипочём, что дождь, что снег, — В бой, вперёд, в огонь кромешный Он идёт, святой и грешный, Русский чудо-человек.
(Александр Твардовский, «Василий Тёркин»)
Каждое слово здесь – церковное. Весь народ ощутил святость своего призвания: «святой и грешный» – гениальное определение. Кто говорит, что русский человек безгрешный? Это смешно! А при этом он и святой! Можно долго перечислять слабости русского человека, сейчас пропаганда только этим и занимается. Да, они есть. У кого их нет? Однажды на ток-шоу зашел разговор на эту тему, и один из собеседников вспомнил слова Пушкина: «Не дай нам Бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный»! Я спросил его: «А какой бунт вы хотите видеть? Французский? Американский? Немецкий? Мало показалось?» Он не нашел, что ответить.
Александр Филиппов: Мы с разными священниками говорили о том, каким мог быть промысел Божий во Второй мировой войне, почему Бог допустил ее? Один из ответов в том, что коммунистическая власть воздвигла гонения на христиан, и Бог, попустив войну, остановил гонения на христиан. После начала войны Сталин закрыл «Союз воинствующих безбожников», прекратил гонения, открыл храмы.
Второй момент – у компартии был так называемый Коминтерн — международная организация, целью которой была подготовка революций во всем мире, чтобы установить диктатуру коммунизма, которая, естественно, не отделима от гонений на христиан. Чтобы не допустить всемирного гонения на христиан, Бог попустил ударить нацистам в спину интернационалистам – то есть Гитлеру первым напасть на Сталина. Согласны вы с такой постановкой вопроса? Как вы видите волю Божию в войне?
Протоиерей Александр Ильяшенко: Мне кажется, в реальной жизни все сложнее. Излишне прямолинейный подход может уводить в сторону. Оглянемся несколько назад. Товарищ Ленин говорил про Дзержинского, что «ему нужен хороший якобинец». И в первые годы революции большевики копировали борьбу с христианством, происходившую в первые годы французской революции.
Борис Филиппов: Я в своей книге даю сравнительный анализ главы из книги Олара «Политическая история Французской революции» с политикой большевиков против Церкви в первые годы революции (См. приложение – Ред.).
Протоиерей Александр Ильяшенко: Представим такую ситуацию – русский народ проигрывает Гитлеру. Что бы было? В Европе пангерманский мир. Англия против немецкого подводного флота продержаться не может и тоже подчиняется фашистской Германии. Атлантические перевозки прекращаются полностью, Америка оказывается в изоляции, Гитлер входит в Иран, Япония продолжает войну на Тихом океане против американцев. В самой Америке тоже нашлись бы прогерманские силы. Даже великий Генри Форд одно время поддерживал Гитлера. Латинская Америка наводнена агентами Гитлера. Если бы все повернулось так, то и США были бы вынуждены войти в орбиту самой мощной тогда панъевропейской державы. Это была бы Европа, объединенная германским ордунгом. О каком христианстве тогда можно было бы говорить?
Александр Филиппов: Как в Германии относились к христианству при Гитлере? Его гнали?
Борис Филиппов: Нет, не гнали, но Гитлер в одной из застольных бесед сказал, что когда кончится война, он возьмется за Церковь.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Гитлеру христианство было не нужно, он был враг христианства. Его заместитель по партии – Борман распорядился вывозить в Германию экспонаты из советских музеев научного атеизма. Победа фашизма означала бы конец христианства в Европе и, возможно, в мире.
Александр Филиппов: Так же конец христианству в Европе пришел бы, если бы победил Сталин.
Протоиерей Александр Ильяшенко: История не знает сослагательного наклонения. Мы должны исходить из фактов. Господь даровал победу в войне русскому народу, а не какой-то партии, или ее лидеру. Победа от Господа. Что, Всемогущий Господь вручает победу лично вождю всего прогрессивного человечества товарищу Сталину?
Можно взглянуть иначе. Не был ли русский народ жертвой за всемирное отступление от Христа? Мне кажется, надо посмотреть на историю Второй Мировой войны с этой точки зрения. Получается совершенно другое значение подвига русского народа. Я подчеркиваю – русского народа. Не какой-то коммунистической партии. Если коммунист был обманутым русским человеком, хорошим в своей душе, то надо его отличать от коммунистов-палачей. Одно дело – коммунист товарищ Берия, другое – коммунист – рядовой солдатик, который в партию вступил, потому что он хотел максимально себя проявить.
Борис Филиппов: Стоит ли говорить, что победил только русский народ? Слава Богу, страна была многонациональная. Я бы не поднимал этой национальной темы.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Я понимаю русский народ, как внеэтническое понятие.
Александр Филиппов: Отец Александр, я с вами согласен, победил именно русский народ, и вместе с ним воевавшие другие народы, которые осознавали свою этническую принадлежность. «Народ» по-гречески — «этнос», поэтому сказать что «такой-то народ – это внеэтническое понятие» – оксюморон. У нас страна фактически мононациональная – почти 90 % населения были русские, а остальные народы объединялись вокруг русского народа, который осознавал себя именно русским народом. А вот советского народа, действительно, не было и нет.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Я так для себя определил это понятие: русский человек это тот, который служит своей Родине, тогда она называлась Советский Союз, верой и правдой, даже вне зависимости от вероисповедания и национальности.
Борис Филиппов: Русский народ продемонстрировал способность к жертвенности и служению, а это ключевое понятие для христианства.
Александр Филиппов: Русский народ был религиозным.
Борис Филиппов: Не религиозным, а верующим. Религиозность связана с храмом. До войны в России было открыто всего 100 храмов, остальные были закрыты богоборческой советской властью, и четыре служащих архиерея были на свободе, остальные были посажены в тюрьмы, погибли от пыток коммунистических палачей, были расстреляны в ходе репрессий против Церкви.
Фактором, который предопределил победу русского народа в Великой Отечественной войне, была жертвенная любовь народа к своей Родине, воспитанная Церковью за тысячелетнюю историю государства российского, и ставшая частью русской культуры и менталитета.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Еще раз хочу подчеркнуть: победа в Великой Отечественной Войне – это вовсе не победа компартии или «всесильного» учения Маркса-Энгельса-Ленина-Сталина. Вовсе нет! Это победа великого русского народа, который не дрогнул перед смертельной опасностью, который вынес всё, вопреки тому, что он оказался между молотом и наковальней: между молотом фашистского агрессора и наковальней коммунистических палачей. По приговору военных трибуналов в фашистской армии расстреляли 35 000 человек. А в Красной армии — 135 000 человек. Так советская власть относилась к своим защитникам…
Борис Филиппов: В Польше единственный институт, который пережил войну, это Католическая церковь. В Германии, первыми людьми, с которыми встретился советский комендант покоренного Берлина, были два католических епископа. Надо было строить администрацию без бывших нацистов, и единственной силой, с которой победители могли на первых порах сотрудничать, была Католическая церковь и епископы.
Александр Филиппов: Мы сравниваем фашистский и коммунистический режимы.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Мы сюда должны добавить демократов и либералов, которые тоже гнали Церковь.
Борис Филиппов: Отец Александр! Американский демократ и либерал Рузвельт заставил Сталина восстановить патриаршество…
Протоиерей Александр Ильяшенко: Согласен, но в демократической Англии, да и не только в Англии, храмы закрываются и продаются под жилье или под рестораны.
Александр Филиппов: Отец Александр, указание на преступления капиталистов не является оправданием преступлений коммунистов, ведь так? Хотя о преступлениях европейцев надо тоже говорить, как и о преступлениях всех преступников вообще. В защиту же американских демократов хочу сказать, что в Америке до сих пор 40% населения ходят в храм каждое воскресенье.
Если говорить о политических резонах, почему американское правительство, поддержало Россию, то мы уже говорили — они видели в нас единственную силу, способную противостоять Гитлеру в Европе.
Александр Филиппов: Грубо говоря, воевать чужими руками.
Борис Филиппов: Они не скрывали этого! Выступая в конгрессе в 1941 году, вице-президент Генри Уоллес говорил, что каждый немец, убитый в России — значит спасенный американец. Но, для того, чтобы оказать помощь стране, имеющей репутацию безбожной, которая уничтожала священников, стране, в которой взрывались храмы, нужно было добиться от Сталина не просто того, чтобы были «ослаблены гайки», а чтобы были сделаны демонстративные жесты, которые бы показали, что коммунисты прекратили гонения на христиан, и Россия превратилась в нормальную страну. Это началось на первых переговорах, а к тегеранской встрече Сталин пошел на восстановление патриаршества. Речь шла о том, что для коммунистов прекратить гонения на христиан означало наступить на собственное горло. Поэтому изменение церковной политики растянулось на целых два года, от визита Гопкинса в 1941 году, до кануна Тегеранской конференции в 1943 году, когда Сталиным были сделаны самые главные жесты.
Александр Филиппов: Получается, что американцы были первым фактором прекращения гонений на Церковь в России! Вторым фактором, получается, стало открытие Гитлером на завоеванных русских территориях православных храмов, закрытых большевиками.
Борис Филиппов: Да, получается так.
Александр Филиппов: Следующий вывод: получается, что капиталисты – американцы и фашисты – немцы помогли восстановить церковную жизнь в России?
Борис Филиппов: Формально, да. Вот здесь о Боге самое время вспомнить.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Объективно получается так.
Александр Филиппов: Из этого мы должны сделать и отрицательный вывод: коммунисты для Церкви хуже, чем фашисты и капиталисты?
Протоиерей Александр Ильяшенко: Нельзя так сказать: среди коммунистов было много хороших людей.
Александр Филиппов: Мы должны допустить, что есть хорошие и плохие коммунисты?
Протоиерей Александр Ильяшенко: Конечно, как есть хорошие люди и плохие.
Александр Филиппов: Следующее допущение – есть хорошие и плохие фашисты?
Протоиерей Александр Ильяшенко: Конечно. Например, генерал Франко был хорошим фашистом.
Борис Филиппов: Генерал Франко не был фашистом, он был авторитарным диктатором. Это принципиальная разница. Тоталитарные диктаторы – те, кто строят новое общество, принципиально враждебное Церкви, и авторитарные диктаторы – которые опираются на армию и Церковь.
Александр Филиппов: В России был тоталитарный режим, фактически равный фашизму?
Борис Филиппов: И да, и нет. У них было много схожего и много общего. Но война была не между фашизмом и коммунизмом. Наш народ защищал от фашистских захватчиков свою Родину, а не колхозы, Сталина, партию, социализм.
Александр Филиппов: Как мы можем определить сходства и различия коммунизма и фашизма?
Борис Филиппов: Расскажу такую историю. Однажды я ездил читать лекцию пограничникам в Среднюю Азию. После лекции служившие там генералы: начальник войск, разведки, политуправления, – пригласили меня в кабинет и задали принципиальный вопрос: Китай это социалистическое государство или нет?
Они служили рядом с Китаем и для них это было важно. И важно не только для них. Дискуссии на эту тему, насколько я знаю, затронули Международный отдел ЦК КПСС. На мое счастье, к этому времени польский ревизионист Адам Шафф издал в Вене книгу «Коммунистическое движение на распутье», в которой между прочим написал, что «на капиталистическом базисе может быть и демократия и фашистский режим, и так же бывает на коммунистическом базисе».
Как были счастливы генералы, услышав об этом! Потому что они, благодаря Шаффу, могли совместить доселе несовместимое. По своему экономическому базису Китай – это социалистическая страна, но «надстройка» у него – фашистская. Я предложил им ответ в марксистских категориях. Так люди были воспитаны.
Александр Филиппов: Подведем итоги нашей беседы о роли Церкви во Второй Мировой и Великой Отечественной войне.
Протоиерей Александр Ильяшенко: Русский народ явился жертвой за отступление мира от Христа. И крайней степенью этого отступления явился германский фашизм. Русский народ, вопреки годам атеистической пропаганды, вопреки жестокости коммунистического гнета, совершил столь великий жертвенный подвиг, что привлек милость Божию и на себя, и на другие народы, и на германский в том числе. Потому и даровал Господь Бог победу в войне нашим совсем недавним предкам, что они своим мужеством, своим великодушием, своим самоотвержением оказались достойными этого дара. А мы, их потомки, должны помнить, что долг любви и благодарности лежит на каждом из нас. И от того, как мы исполняем свой долг, зависит, сможем ли мы этот дар Божий сохранить, или нет.
Записал Александр Филиппов
[1]По данным переписи, в СССР верующих среди лиц в возрасте 16 лет и старше оказалось больше, чем неверующих: 55,3 млн против 42,2 млн, или 56,7% против 43,3 % от всех выразивших свое отношение к религии21. В действительности верующих было, конечно, еще больше. Часть ответов могла быть неискренной. Кроме того, с большей долей вероятности можно предположить, что в основном не ответившие на вопрос о религии были верующими. Жиромская В.Б
Из книги Б.А Филиппова «Очерки по истории России. ХХ век. М.: Изд-во ПСТГУ, 2012. С.63-66.
В начале января 1918 г. с лекцией о задачах правительства выступил заместитель наркома юстиции, левый эсер И.А. Шпицберг, который сказал: «Мы свергли земного царя, но нам предстоит свергнуть и Небесного. Предстоит издание декрета о том, что запрещается совершение таинства Причащения, как колдовского действия, а затем, во-вторых, предстоит декрет о закрытии всех храмов. Это жестоко, но мы должны к этому прибегнуть. Французская революция пришла к этой мысли на четвертом году, а мы пришли к этому на первый год революции. Будет запрещено богослужение и будут отобраны церковные сосуды, как средства для колдовства; духовенство будет объявлено подозрительным. Все духовные учреждения должны быть реквизированы. Что касается школы, то она должна быть светской».
Особое место в формировании большевистского мировоззрения занимала Великая французская революция XVIII в. Книги о ней были «любимым чтением» лидеров большевиков. К столетию революции было издано много серьезных исследований в русских переводах. Революция стала для большевиков своеобразным эталоном, которым они проверяли свою деятельность, позиции своих друзей и врагов, свои достижения и неудачи и которую они искренне желали превзойти. В суровые и голодные 1917-1919 гг. ими были изданы (на плохой бумаге и в бумажных переплетах) «Французская буржуазная революция» П. Кропоткина, «Борьба классов и партий в Великой Французской революции» Г. Кунова, «Политическая история Французской революции» А. Олара и один том «Социалистической истории Французской революции» Ж. Жореса.
Главными идеями, воспринятыми ими у своих учителей были: построение «нового общества» и создание«нового человека«. В этом обществе не было места ни религии, ни Церкви. Поэтому весь период существования советской власти в России успехи в деле борьбы с любой религией рассматривались партийными идеологами как важнейший критерий построения социалистического общества. Большевики никогда не верили в прочность религиозных убеждений населения и в своей практической деятельности ее не учитывали.
Идеологом формирования «нового человека» в руководстве РКП (б) был Н. Бухарин. Он (как и его коллеги) воспринимал взрослое население страны как строительный материал для «светлого будущего». Идеи такого рода составили программу культурной революции. Она предполагала не только достижение всеобщей грамотности, но и изоляцию от культурной традиции (при помощи отрыва детей от родителей), и борьбу с религией.
«Освобождение детей от реакционных влияний их родителей составляет важную задачу пролетарского государства. Радикальное средство – общественное воспитание детей, проведенное в полном объеме… Только при такой массовой переделке людей, только при такой установке строительных кадров, мы можем в наиболее короткие сроки выполнить всемирно-исторические задачи» – писал Бухарин.
А.В. Луначарский писал в этой связи в статье «Политика и религия»: «…Религия, как гвоздь: если бить ее по шляпке, то она входит все глубже, и можно, наконец, так забить её в стену, что потом нельзя даже подхватить её клещами, чтобы выдернуть… «.
Конкретный опыт антирелигиозной и антицерковной борьбы был заимствован из «Политической истории Французской революции» французского историка А. Олара. (глава 9). В 1919 г. вышло третье, а в 1937 г. четвертое русское издание этой книги. Она была в библиотеке ссыльных в Туруханском крае, где ее прочли и Сталин, и Свердлов.
Формы и методы антирелигиозной и антицерковной борьбы якобинцев по книге Олара
(в скобках время реализации аналогичных мер в Советской России и СССР):
– провозглашение свободы всех культов как путь изживания религии (1917);
– отмена церковной регистрации актов гражданского состояния (1918);
– прекращение оплаты духовенства из государственного бюджета (1918);
– изгнание религии из школы (1917);
– противопоставление в пропаганде епископов (монашества) приходскому духовенству (1917);
– вскрытие мощей с составлением протоколов (1918-1920);
– пародии на религиозные торжества (комсомольские «пасхи и рождества», 1922);
– закрытие церквей и превращение их в клубы (1929-1933);
– поощрение священников, снявших сан и заявивших о себе как об обманщиках (1922);
– отношение ко всякому священнику как к контрреволюционеру (1917);
– зачисление в категорию «подозрительный» (в советских условиях – признание «врагом народа») не только любого представителя духовенства, но и всякого, кто выступит за открытие храмов (список врагов народа, опубликованный в “Известиях” 28 марта 1922 г., открывал патриарх Тихон «со всем своим церковным собором»);
– переименование городов (1919);
– отмена григорианского календаря и введение революционного календаря. Новый стиль был введен с 1918. С 1923 по 1929 г. отмена празднования Рождества, Пасхи, Нового Года, замена их торжествами, носящими антихристианский характер. В отличие от декады у якобинцев (десятидневки) у большевиков была введена пятидневка (т.е. 1 выходной в 5 дней) и скользящий выходной, с целью «уничтожить воскресенье»;
– запрет богослужения вне храмов (1918);
– уничтожение религиозных сооружений и символов при дорогах (кресты, часовни), на площадях и «вообще во всех общественных местах» (1918);
– запрещение духовенству «показываться вне храмов в одежде, присвоенной их культу» (1929).
По мнению Олара, наиболее существенными антирелигиозными мероприятиями якобинцев были: провозглашение свободы вероисповеданий, вскрытие мощей, попытка раскола Церкви и введение нового революционного календаря.
«Воспользовавшись нашим опытом, вы не шли, подобно нам, ощупью, у вас не было ни наших колебаний, ни наших противоречий, ни наших промедлений. Что мы совершили в три года, вы совершили в три дня». Из Письма А. Олара, профессора истории французской революции к гражданам свободной России. Париж, 1917. – С.6.
