почему нельзя бросать родителей
Папа устал?
Покаявшихся у нас принято прощать. Разве не у всех случаются минуты слабости? Правда, слабостью можно назвать, допустим, вечерние походы к холодильнику. А тут предательство детей во всей своей неприглядности.
Тем не менее и в прессе, и в соцсетях при бурном обсуждении инцидента в Шереметьеве эти два понятия, слабость и предательство, стали почти неразличимы. Отца, оставившего сыновей в опасности, всячески пытаются обелить. Подчеркивается, например, что мужчина был вежливым, мальчики одевались не с чужого плеча и так далее. Кроме того, у Виктора сложности с работой, что нельзя не учитывать: «Мужик старался, а денег не было. Все съедали нахлебники». Нахлебники?
Не только Виктор нашел заступников, но и Ольга. Хотя однажды она оставила мальчиков одних, и они обварились кипятком. В другой раз привела в детский сад, а домой не забрала. Решила начать жизнь заново, без обременительного «хвоста» в качестве двух сыновей. Новому мужу не призналась, что у нее уже есть родные дети. Представила их приемными.
Однако и в ее защиту поднялся целый сонм поборниц женских прав и свобод. Обвинили «патриархальную культуру российского общества». «На женщину привыкли все валить. Никакого терпения не хватит, когда мужья не знают даже, где памперсы в доме лежат», «каждая из нас должна иметь возможность наладить личную жизнь, самореализоваться как личность и в профессии. Это называется второй шанс».
Между полами развернулась настоящая война. Про детей вспомнить недосуг, разве что как о нахлебниках. Причем нахлебников этих не очень жалко, с ними ничего не случилось, «прошвырнулись пацаны до Москвы». Сочувствуют, как ни парадоксально, родителям. Папа устал, не сдюжил. А мама, оказывается, так претерпела от патриархальной культуры, что забыла о родных детях. К слову, о кровном родстве с мальчишками она все-таки вспомнила, пообещала их забрать и воспитывать.
Честно говоря, мне симпатично, что люди не бросились бичевать пару, чьи дети оказались брошенными в Шереметьево. Пусть будет прощение. Но оправдывать их? Ведь это все равно что примерить ситуацию на себя и признать: попаду я, обремененный детьми, в столичный аэропорт, и неизвестно еще, как жизнь повернется. Бес попутает, и улечу сам, без своих спиногрызов.
К сожалению, такие ЧП, как в Шереметьево, совсем не редкость. В подмосковных Люберцах женщина оставила двух годовалых малышей в хостеле. Еще одна «кукушка» Мария Р. «забыла» двухлетнюю дочь в московской поликлинике. А другая бросила в игровой комнате супермаркета шестилетнего ребенка и сбежала. В Ставропольском крае женщина хотела выручить за дочь 440 тысяч рублей. В селе под Ростовом мать четырех детей, лишенная родительских прав, решила продать еще не родившегося ребенка за миллион. В Челябинске на сайте объявлений в разделе «Кухонные принадлежности» появилось предложение о продаже пятилетней девочки.
Марина Клименко, психолог:
— Бросают малышей не только в нынешнее время, такое бывало и раньше. Часто родители сами были лишены семейного тепла, их тоже предавали. Глубоко раненные в детстве, став взрослыми, они повторяют поступки родителей и предают своих детей. О детях забывают и те, кто скатился в пьянство и другие пороки. В этом смысле ничто не ново под Луной.
Михаил Розенблит, социолог:
Александр Успенский, священник, принявший в свою семью нескольких детей с тяжелой судьбой:
Обратная сторона материнства. Почему детей не любят и бросают
Стало ли матерей-кукушек больше? И почему женщины так поступают? Эту тему мы обсудили с нашим постоянным экспертом – психологом Владимиром Гамбаровым. А также на примере реальных историй рассмотрели проблемы, с которыми сталкиваются мамы.
Всю республику потрясла история из Новоильинска. Там в сугробе нашли ребёнка. Полуторагодовалая девочка всю ночь пробыла на морозе. По версии следствия, именно мать могла потерять ее по дороге.
Сейчас с девочкой все более или менее в порядке. Шок, но в палате она лежит вместе с матерью, из-за которой, как предполагается, и оказалась в больнице.
И такие истории происходят регулярно. Еще один недавний случай из Якутска. Там мать бросила четверых детей на двое суток в частном доме. Ребятишки – их возраст от десяти месяцев до 7 лет, сидели без еды и воды пока их не нашёл сотрудник ПДН.
Стало ли матерей-кукушек больше? Подавляющее большинство опрошенных нами людей в социальных сетях считают, что да. Но почему матери так поступают? Эту тему мы решили обсудить с нашим постоянным экспертом – психологом Владимиром Гамбаровым. А также на примере реальных историй рассмотрим проблемы, с которыми сталкиваются мамы.
— Владимир, как вы считаете, сегодня матери чаще бросают своих детей?
— Статистику сложно проследить, но сегодня действительно приходится чаще слышать о подобном явлении. Сейчас СМИ очень развиты, может, и поэтому мы чаще узнаём такую информацию. Но дыма без огня не бывает, если ситуации возникают, их освещают, значит, они происходят. А случается это потому, что женщина может не любить своего ребёнка.
— Тогда почему мать может не любить своего ребёнка?
— Во-первых, нужно понять, почему ломается заложенный природой материнский инстинкт, механизм. Причин много, но можно выделить основные:
— Родитель сам вырос в нелюбящей семье.
— Жена не любит мужа – отца детей. Тут не важно, живёт женщина с отцом своего ребёнка или он её бросил. Важно, что она его не любит и даже ненавидит, и вымещает свою злость на чадо.
— Женщина просто слишком инфантильная, чтобы стать матерью. Такие женщины равнодушны к своим детям, могут уйти к подруге, оставив дитя без присмотра. Мало уделять времени. Чаще всего – это молодые девушки.
— Есть и ещё один тип. Мама просто эгоистка. Дети в принципе мешают ей жить. Она хочет свободы.
— Ребёнок не оправдал надежд матери. Например, она хотела девочку, а родился мальчик. Или родила, потому что так надо, возраст подошёл. Думала, что полюбит и не полюбила.
— Забеременела, чтобы удержать мужчину. Ребёнок родился, а муж всё равно ушёл. И ребёнок стал не нужен.
— А можно ли полюбить нелюбимого ребёнка?
О. мама дочки (реальная история)
«Все говорят, что любовь к ребенку приходит с момента, когда ты его увидела впервые. Ничего подобного! Я всегда хотела, точнее не так, я была уверена, что проблем с родами у меня не будет: молодая, здоровая, полная сил. Но врачам пришлось делать кесарево, и это сильно ударило по моему самолюбию. Первые дни я плакала и думала, что я плохая мать, раз не смогла родить сама. Усугубляли ситуацию и жуткий шрам от операции, и боль, и лишние кило, и хронический недосып. Почти полгода я смотрела на свою дочь и думала, боже, что ты со мной сделала?».
— Есть ли профилактика или методы, чтобы избежать подобных моментов?
М. мама дочки и сына (реальная история)
«Когда я оказалась беременна, мне было всего 20 лет. Рожать – это больно и страшно, плюс не самые лучшие условия в нашем роддоме: на меня кричали, меня зашивали, потом я валялась в коридоре, чуть прикрытая простынями. В таком состоянии у меня не было никаких эмоций к ребёнку, точнее к этому живому существу. Я прекрасно помню ощущение пустоты. Грудь лопалась от молока и медсестра колючими пальцами разминала мне соски – это одно из самых кошмарных ощущений. Благо, моя соседка по палате подкармливала мою дочь. Но как оказалось, всё это была только лирика. Самое интересное началось, когда я приехала домой. Если бы не свекровь, то «кукушка» бы у меня точно поехала».
Нельзя давить на женщин. В обществе есть установка, что нужно родить до определенного возраста, и женщина часто вынуждена подстраиваться. Это в корне неверно.
— Возможно, у героинь этих историй была так называемая послеродовая депрессия. А можно ли между ней и нелюбовью к ребенку поставить знак «равно»?
— Нет, это может случиться абсолютно с любой женщиной независимо от внешних обстоятельств.
Действительно, женщина может причинить вред, но чаще всего не ребенку, а себе. Сегодня, за мамой всё чаще признают право быть не в порядке после родов. Тему послеродовой депрессии поднимают в СМИ и блогах – и это, безусловно, прекрасная тенденция. Причем часто женщина в послеродовой депрессии наоборот очень сильно любят своё дитя, отсюда повышенная тревожность, превращающаяся в панику.
Р. мама дочки (реальная история)
«У меня «крыша» точно чуток поехала. У меня было огромное всепоглощающее чувство вины. Постоянно казалось, что я все делаю неправильно. Например, я купала дочку средством для купания, добавляла его в воду и после не смывала. А потом выяснилось, что это средство нужно оказывается смывать. Для меня это было трагедией. Или когда я узнала, что салфетки, которыми я вытирала малышку в роддоме, оказались с не очень хорошим составом. Меня неделю «колбасило»: думала, какая я плохая мать, что не выбрала нормальные салфетки. Или, когда муж купил не ту коляску, которую я хотела, так я тупо не гуляла. Это все закончилось, когда дочке исполнилось 7-8 месяцев. Я просто сказала себе: стоп.
Сейчас то я знаю, почему это было. Просто у меня с бывшем мужем были плохие отношения, не было поддержки. Мне не с кем, в прямом смысле, было разделить материнство».
— Чем больше людей и специалистов говорят об этом, чем больше женщин делятся своим опытом, тем быстрее послеродовая депрессия будет признана реальной и тяжелой болезнью. Между прочим, закончиться она может даже летальным исходом.
«С первым ребёнком была депрессия, вплоть до панических атак. Обращалась за помощью к психологу, принимала таблетки, делала аутотренинги. Очень помогло. Со вторым не было послеродовой депрессии. Уже знала изнанку материнства, и опыт уже был, легче справлялась.
А вообще, конечно, после родов необходима большая помощь и поддержка со стороны мужа, родных и близких. Необходима спокойная, доброжелательная атмосфера в доме. Тогда период после родов пройдёт более благополучно и для ребёнка, и для мамочки».
А. мама дочки и сына (реальная история)
— Какие могут быть признаки послеродовой депрессии?
«Слава богу, медленно, но верно ко мне приходило чувство любви и привязанности к моему ребенку. И сейчас это чувство, особенное и ни на что не похожее, с каждым днем оно становится все сильнее».
«Все проблемы оказались такой мелочью. У меня есть моя дочка и это, правда, лучшее, что может быть в жизни».
«Когда дочь подросла: стала агукать, ползать, ворчать, я вдруг осознала, что я мать. И я осознала вдруг, что это любовь».
«Когда я держу тёплую ладошку моего сына, слушаю его дыхание, когда он засыпает, смотрю, как он растёт, то понимаю, что все не зря».
Девочке, которая чуть насмерть не замёрзла в Новоильинске, врачи сумели спасти пальчики. Ампутировать их не будут. Малышка продолжает находиться в больнице вместе с мамой. Женщина категорически отказывается давать интервью и тем более сниматься на камеру.
Психолог считает, что в этой ситуации социальные службы поступили верно. Ведь до сих пор до конца не ясно, почему ребёнок оказался в сугробе. И даже если в этом виновата мама, у неё есть все шансы исправить ситуацию и стать лучше для своего ребёнка.
В 25 лет на маминой шее. Почему иногда взрослые дети продолжают жить с родителями
«Я без тебя умру»
— Вроде бы первым такого великовозрастного малыша описал Гончаров: Обломов не хочет выходить в мир, а свернулся у себя на диване, как в материнской утробе. В Японии, по статистике, сейчас больше миллиона хикикомори — неработающих людей, добровольно изолировавшихся от общества. В Италии жалуются на бамбоччино — взрослых людей, сидящих на шее у родителей. И в России наверняка многие знают семьи, где взрослые парни (реже девушки) сидят на шее у матери.
— А где отцы в этих семьях?
— А где отцы в большинстве семей с выросшими детьми? Очень часто если кто-то и есть, то отчим.
— Отсутствие отца — одна из главных причин проблемы: ведь отец (в психологическом смысле) становится тем третьим, кто может отделить ребенка от матери в период младенчества и раннего детства. Дальше он устанавливает правила и требует их соблюдения.
Матери сделать это чрезвычайно сложно: ей приходится одновременно быть «принимающей стороной», тем, кто исполняет желания и кормит младенца, но со временем становиться «невкусной», чтобы ребенок отказался от груди и начал питаться сам.
А функция отца заключается в том, чтобы вывести ребенка в мир: здравствуй, мир, вот мой сын/дочь.
Если этого не было сделано, ребенок остается слитым, склеенным с матерью. Скорей всего, мы увидим, что по тому же шаблону происходило любое разлучение в паре мать/дитя: отлучение от груди, выход в детский сад, в школу… Так формируется созависимость.
— В паре есть бессознательное убеждение, что по отдельности существовать невозможно, «я без тебя умру», самое страшное, что может произойти — потерять друг друга.
Нормально, когда так себя ощущает грудной младенец, но взрослая женщина вообще-то должна догадываться, что и она сама, и ее взрослое дитя вполне могут счастливо жить по отдельности. В норме взрослые люди остаются вместе потому, что это им интересно, вдвоем лучше, чем по отдельности, этот союз взаимно обогащает жизнь. А в паре мать — взрослый ребенок совместность невозможна, отношения неравноправные.
«Мама всегда нужна»
— Но ведь мама нередко требует, чтобы выросший ребенок начал самостоятельную жизнь, а он не уходит.
— Это происходит, когда нормальная агрессия заблокирована и, соответственно, невозможно ее использовать для установления дистанции. Даже если мать говорит «видеть тебя не могу», она не произносит последнего слова, после которого ребенку приходится покинуть дом. Она жалуется, но за интернет его платит, еду ему покупает — он же просит.
В каждом таком случае мы спрашиваем: а что происходит между вами? Почему вы вдвоем до сих пор? Почему вам важно, чтобы ваш сын оставался с вами?
Разматывая клубок этой истории, мы обнаруживаем, что был момент, когда мальчик собирался уходить, но для мамы это оказывалось невыносимым. Ей становилось страшно, или одиноко, или она спрашивала себя: «А как же я теперь?» — и удерживала его.
— Но ведь невозможно всю жизнь таскать на себе взрослого дядьку, люди стареют.
— У этой конструкции есть оборотная сторона: мама всегда нужна, у нее нет проблем со смыслом жизни, она необходима своему ребенку. Вы же понимаете, какую огромную мощь дает ей эта позиция? Она же бессмертная, не умрет никогда.
— Но ей же невозможно тяжело.
— Когда кто-то долго страдает (на словах), но при этом ничего не меняется, мы должны смотреть на теневую сторону: что происходит между людьми на самом деле? В чем истинный смысл этой ситуации?
Мама остается вечно молодой, вечно кормящей матерью. А уход ребенка лишает ее всех опор, предназначения.
Я как-то спросила одну маму, почему у нее дети не ходят в сад. Она ответила: а что же я тогда буду делать весь день? У меня был бы список отсюда и до Магадана, что я могу делать, пока дети в саду. Нет, говорит, я так не могу, я же их люблю. Как будто любить можно, только держа за руку в прямом смысле слова.
А еще у нас в культуре исчезла традиция благословения детей на уход. Отгоревать, смириться, научиться выдерживать свою тревогу и печаль, но отпустить ребенка в его собственную жизнь. У таких сверхтревожных родителей есть фантазия, что ребенок как бы уйдет, но все равно как бы останется с нами. Самое главное — он останется под контролем. А должно быть: иди, будь молодцом, береги себя, я в тебя верю, ты справишься… Главное, что моя любовь будет с тобой, где бы ты ни был.
— Ну да, в литературе про это много: Петруше Гриневу отец на прощанье говорит беречь честь смолоду, Чичикову — беречь копеечку, Молчалину — угождать всем людям без изъятья…
— А без этой традиции у ребенка остается только два варианта: или не уходить, или полный разрыв отношений. И матери кажется, что ребенок может уйти только через полный разрыв.
— …когда оба друг друга так бесят, что лучше разойтись, пока не начали бросаться утюгами…
— Бесят — это значит, для ухода нужна огромная энергия ярости. В слиянии (так называются такие отношения, когда буквально «дышим одним воздухом», все общее, нет никаких границ между участниками) у ребенка возникает очень сильная потребность в отделении, вот как малыш упирается изо всех сил руками в грудь матери, чтобы вырваться из удушающих объятий. А теперь представьте себе, что «малышу» лет 20. Иногда максимум, что он может противопоставить этому материнскому захвату — это бесить ее всем своим поведением.
«Извини, мама, я иду на свидание»
— Сбой может произойти на следующей, эдипальной фазе. Эдипальная фаза — это период, когда ребенок влюбляется в родителя противоположного пола и конкурирует с родителем своего пола. Но он должен проиграть эту битву по обоим направлениям. Родители дают ему понять: ты наш ребенок, дорогой и любимый, мы о тебе позаботимся, но в плане захвата власти тебе ничего не светит. Ни маму ты не победишь, ни папу ты не получишь (если речь идет о девочке, у мальчика, соответственно, наоборот).
К сожалению, у нас критически мало людей, которые благополучно прошли эту фазу, потому что на трехлетний возраст ребенка приходится пик разводов.
Ребенок традиционно остается с матерью, отец почти всегда исчезает. Мальчик в этот момент получает чрезвычайно не полезный и разрушительный для него опыт, который называется «эдипальная победа»: он выгнал отца, он всемогущий.
А дочь в этом случае может решить, что ее никто не любит. Она не получает опыта восхищения, безопасного внимания отца, не насыщается им, как это было бы, если бы родители оставались в паре. (Безопасность в этом контексте связана с глубинным ощущением, что любовь отца не грозит ей инцестом, символическим или буквальным, потому что есть родительская пара, сексуальная энергия остается между ними. Но это очень сложный концепт, требующий подробного разъяснения.)
Что значит уход взрослого человека из дома? Он находит себе или работу, или сексуального партнера, который становится третьим в его треугольнике с мамой, а лучше бы — и то, и другое, и еще друзей полная корзинка. «Извини, мама, я сегодня не буду с тобой пить чай, потому что я иду или на свидание, или на работу».
А когда эта стадия не пройдена, уход мыслится как нечто невозможное, неосуществимое в принципе, и ребенком, и матерью. Поэтому тут действительно есть сложно преодолимый барьер.
Обычно преодолеть его помогает эрос, когда у молодого взрослого появляются сексуальные отношения, или психотерапия, когда этим третьим становится терапевт. Поэтому, кстати, молодые взрослые часто скрывают факт терапии от родителей. А если родители предлагают оплачивать терапию, я иногда отказываю, потому что нельзя, чтобы клиент и (условно) заказчик были разными людьми. Хотя бывает, очень редко, что родители говорят: я понимаю, что это были мои ошибки, поэтому я хочу оплатить взрослому ребенку терапию, это мой акт репарации. Но там тогда обычно и отношения другие.
— Но ведь очень хочется помочь ребенку, он ведь действительно страдает.
— Это действительно трудно, иногда даже невозможно пережить: а как же наша деточка будет страдать. Очень помогают закрытые границы. Все, о чем мы сегодня так или иначе разговариваем — это про границы. «А как же я ребенку супа не налью?» — легко. Потому что он уже не ребенок.
Вот когда ты про него начнешь думать не как про ребенка, а как про 25-летнего мужика, тогда немножко мозги встают на место.
Когда мы нашего сына отправили в Израиль на год на учебу, ему, конечно, там было очень трудно, очень сложно. Но забрать его оттуда мы физически не могли. Мы могли бесконечно об этом разговаривать, сочувствовать, обсуждать — и ничего не делать, потому что даже если бы мы очень захотели, мы бы все равно не могли никак. В результате получилось, что он справлялся, — плохо, криво, косо — но сейчас для него это история победы. В тот момент казалось, что это полный провал.
«Папа гораздо больше»
— Почему с мальчиками это случается чаще, чем с девочками?
— Потому что злой эдип, как говорят у нас в профессиональном сообществе: мальчики становятся партнерами матерей в то время, как с девочкой рано или поздно развивается конкуренция. Только матери в этом не признаются, скорей всего, они даже об этом не догадываются. А на самом деле мы имеем дело с серьезной проблемой, когда ребенок и мать образуют семью. Это противоестественный союз. С такими мамами надо разговаривать о том, какого результата они хотят. Только надо внимательно слушать. Сначала будут общие места. А минуты через три-четыре она начнет проговариваться, и окажется, что она хочет, чтобы он был ее полноценным партнером.
— А если в семье есть отчим?
— А где он? Почему он не реагирует? Почему не может выйти и сказать: собирай шмоточки, куда тебя отвезти? Ему не дают, потому что он не родной отец, у него как будто нет прав.
Когда отчим появляется в ребенкины 10-12 лет, его практически не допускают к воспитанию, он не получает мандат на правление. Авторитет появляется, когда малыша еще можно на руках носить, он построен на близости и безопасности, на ощущении защищенности.
Мы с шестилетним сыном шли по улице, обсуждали размеры динозавров, которыми он в тот момент был страстно увлечен. Я показала на киоск «Союзпечати», говорю, вот примерно такого роста тираннозавр, метра три-четыре. Он посмотрел на киоск и уверенно сказал: «Ну, папа-то гораздо больше».
Авторитет в дошкольном возрасте закладывается, а в пятнадцать лет поздно, там хорошо хотя бы принятию и нормальной вежливости появиться.
— Иногда такие мальчики все-таки уходят из дома. Даже женятся, но браки, мне кажется, быстро заканчиваются.
— Так называемые сепарационные браки, единственное предназначение которых — дать юному человеку возможность более-менее законно уйти из родительской семьи, редко продолжаются дольше трех лет. Это ракета-носитель: вывела корабль на орбиту и отстрелилась, больше не нужна. Главное, чтобы не успели детей нарожать, не приходя в сознание.
— Там, где изучали проблему, в Японии, например, обратили внимание, что такая самоизоляция взрослого часто связана с его психическим состоянием: с депрессией, тревожностью, обсессивно-компульсивным расстройством, расстройствами аутистического спектра и так далее. Значит ли это, что такой молодой человек не может выйти из дома и будет сидеть у себя в комнате всегда?
— Психопатология тоже может быть следствием симбиоза. Ребенок поглощен матерью, у них нет границ в семье. Куда же он пойдет-то от себя? В случае таких расстройств психики имеет место крайне неблагоприятное встречное движение: неблагоприятное генетическое и средовое сочетание.
Мама сначала подстраивалась под особенности ребенка, как могла, а потом это стало проблемой.
Но, конечно, выводить молодого взрослого с психиатрическим диагнозом в самостоятельное плавание очень и очень сложно. Конечно, этому нужно обучать родителей. В некоторых странах есть такие программы, которые учат родителей поддерживать детей с нарушениями развития или психическими отклонениями, чтобы они могли вести более-менее автономную жизнь.
А у нас таких программ нет. И быть не может пока что. Для абсолютного большинства наших соотечественников самое страшное, что может случиться с человеком — «останешься один». Да и квартирный вопрос стоит острее некуда. И поэтому — как и куда отделять детей с особенностями, никто не знает.
«Подростку должно стать дома некомфортно»
— Попробуем встать на точку зрения ребенка. Он может быть таким Обломовым: зачем мне вставать с дивана, ради чего? В жизни нет ничего достаточно ценного. Обломова крестьяне кормили, потом Агафья Матвеевна. Других мама кормит. Некоторые такие взрослые Обломовы говорят: а мне ничего не надо, у меня очень маленькие потребности. Они в самом деле могут ходить в одной куртке двадцать лет, питаться одной пиццей или одной вареной картошкой.
— То есть этот человек в своих потребностях не ушел дальше первичных физиологических. Похоже, он остался в своем развитии на уровне от нуля до полутора лет. Когда ребенок начинает в полтора года проявлять желания вовне, стремится осваивать мир, вместо того чтобы его в этих желаниях поддерживать и стимулировать, ему говорят: куда, упадешь, разобьешься, у тебя и так все есть. Сиди, радуй глаз. Еще и бабушки обычно добавляют.
— Ну да, с Обломовым так все и было.
Мама (в идеале) должна быть достаточно зрелой, чтобы выдерживать эту разлуку. Я сижу на лавочке в парке, а мальчик мой отходит от меня все дальше и дальше, а потом возвращается ко мне, как на базу: отдохнул, кладет голову на колени, постоит и потом опять уходит. Но я должна сидеть на месте. Не ходить за ним, не останавливать его, но и не уходить домой, не исчезать.
Я думаю, что у таких детей есть опыт или тотальной опеки под девизом «не ходи, утонешь», или когда его бросали тайком. Это тоже очень распространенный у нас вариант, когда ребенка оставляли с бабушкой, например, а мама уходила на работу. Вместо того, чтобы дать ему это оплакать, его начинали забалтывать: у-тю-тю, вон птичка полетела-полетела-полетела! — а мама тишком выходит. И тогда уже он психически прикноплен к маме, он не может никуда уйти. Вместо того, чтобы активно творить (хаос, например, баловаться и хулиганить, как и полагается в два-три года), он вынужден тревожно контролировать маму, ее уходы-приходы, ее творческие порывы (подробно можно прочитать в бессмертном стихотворении Алана Милна «Непослушная мама» — очень точное изображение процесса). Это останавливает его сепарацию и уход во внешний мир.
— А что надо, чтобы он все-таки захотел уйти?
— Чтобы подросток хотел уходить из дома, ему должно стать дома некомфортно. Совсем некомфортно. Уходят по разным поводам: родители ссорятся, не разрешают приводить домой сексуальных партнеров, подружек или просто друзей. Или младшие братья и сестры стали невыносимы.
Ребенок запускает процесс родов, гормональный посыл идет от ребенка. Но когда дома светло, тепло, кормят и есть планшет с бесконечным количеством развлечений…
— …компьютер с бесконечным количеством друзей.
— Купленный матерью, я полагаю? Вот еще один повод для инициации конфликта: ты не заработал на компьютер, на планшет, на телефон, на интернет. Вот тебе кнопочный телефон и вперед.
— Кстати, про внутриутробный период. У Мари-Од Мюррей в одном из сезонов «Спасителя и сына» описан такой молодой человек, который не хочет выходить из комнаты, не хочет мыться…
— Вонючка такой, да? Я часто говорю на семинарах: противный подростковый запах тела отпугивает взрослых. Вкусненьких деток едят.
— Да, он как раз маму отпугивал. Там главный герой, психотерапевт, как раз ему говорил: пока ты лежишь на диване и никуда не уходишь, ты как будто лежишь у мамы в животе. А раз ты не рождаешься, так и не умираешь.
— Да-да. А после того, как родился или женился — так сразу умер, поэтому лучше я никуда не пойду. Да, выходить куда-то в свет — это покидать материнскую утробу.
— Но что же делать, в самом деле, если молодой человек пребывает в депрессии, лежит на диване, размышляет о смысле жизни, сил нет, зато есть тревожность — как его слабенького и бедного выпихнуть из дома?
— Нужен какой-то проводник, который будет ему помогать. Который скажет: «Да, тебе страшно, сейчас мы эту панику продышим и пойдем дальше».
Это трудно, да. Нужно таких людей обучать, разговаривать, у них очень детские представления о деньгах, о жизни, это долгая работа. Если она не была сделана в детстве, придется сейчас.
Например, в очень спаянной, слитной семье девочка пятнадцати лет начинает таскать деньги у родителей. Спрашиваю, есть ли у нее карманные деньги. «Нет, а зачем?» — «Чтобы покупать что захочет». — «Так что же, она будет покупать всякую гадость?» То есть фантазия не идет дальше чипсов и шоколадок, что говорит о восприятии подростка как очень маленького ребенка, который тащит в рот камушки и песок. «Да, для этого карманные деньги и дают. Именно с этой целью». — «Нет». — «Вы хотите, чтобы ребенок сепарировался, или хотите ее контролировать?» — «Мы хотим, чтобы она слушалась». Ушли, не стали дальше разбираться.
— А если мама согласна работать, что ей надо делать?
— Тут важно понимать: сможет ли она переживать разочарование в детях? Обычно мамы хотят очень определенного вида сепарации — благополучного и успешного. Ребенок должен поступить в крутой вуз, получить сразу хорошую должность, обручиться с одобряемым в их кругу партнером…
А вот это все: обломы, провалы, депрессии, думали, что он талантливый, а он пиццу развозит — не надо, заберите.
Здесь нужна терапия в любой форме. Я бы рекомендовала группы для взрослых детей алкоголиков, группы для созависимых, группы родителей детей с нарушениями развития, чтобы у мамы появилась своя отдельная жизнь. Когда у мамы она есть, всем как-то веселее.
Это проблема не однослойная. Посмотрите на народные сказки, в которых мальчик проживает сепарацию: все начинается с того, что у него умирает мать. Мать должна символически умереть и перестать его кормить. Она может превратиться в мачеху — злую, жестокую, ничего не дающую. Или царь-отец отсылает юношу от себя, дает опасное поручение, требует подвига.
Мы должны требовать от сыновей свершений, иначе им грустно, скучно и бессмысленно.