Как на руси называли юродивых
ЮРОДИВЫЙ
Юро́дивый (гр. σαλός, слав. глупый, безумный), сонм святых подвижников, избравших особый подвиг – юродство, подвиг изображения внешнего, т.е. видимого безумия, с целью достижения внутреннего смирения. Юродство как путь святости реализует то противоположение мудрости века сего и веры во Христа, которое утверждает апостол Павел: “Никто не обольщай самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их” (1 Кор. 3, 18-19), ср. еще: “Мы безумны Христа ради” (1 Кор. 4, 10).
Юродивые отказывались ради Христа не только от всех благ и удобств земной жизни, но также часто и от общепринятых норм поведения в обществе. Зимой и летом они ходили босиком, а многие и вообще без одежды. Нарушали часто юродивые и требования морали, если смотреть на нее как на выполнение определенных этических норм.
Многие из юродивых, обладая даром прозорливости, принимали подвиг юродства из чувства глубоко развитого смирения, чтобы люди приписывали их прозорливость не им, а Богу. Поэтому они часто говорили, употребляя внешне бессвязную форму, намеками, иносказаниями. Другие юродствовали, чтобы потерпеть унижения и бесславия ради Царства Небесного.
Были и такие юродивые, называемые в народе блаженными, которые не принимали на себя подвига юродства, а действительно производили впечатление слабоумных благодаря своей оставшейся на всю жизнь детскости.
Если объединить мотивы, побуждавшие подвижников принимать на себя подвиг юродства, то можно выделить три основных момента. Попрание тщеславия, весьма возможного при совершении монашеского аскетического подвига. Подчеркивание противоречия между истиной во Христе и так называемым здравым смыслом и нормами поведения. Служение Христу в своеобразной проповеди не словом или делом, а силой духа, облеченной во внешне убогую форму.
История
Юродство как особый род аскезы возникает в среде восточного монашества около V в. Палладий в Лавсаике рассказывает о монахине в одном из египетских монастырей, которая делала вид, что она безумна и одержима бесами, жила обособленно, выполняла всю грязную работу, и монахини называли ее σαλή позднее обнаруживается ее святость, и Палладий указывает, что она воплотила в жизнь те слова из Послания к Коринфянам, которые цитировались выше.
Евагрий Схоластик (+ ок. 600) рассказывает в своей Церковной истории о травоядцах, аскетах, которые питались травами и растениями; эти аскеты вернулись из пустыни в мир, но в миру продолжали аскетический подвиг – ходили в одних набедренных повязках, постились и притворялись безумными. Их поведение было исполнено соблазна, и это демонстрировало то совершенное бесстрастие (άπάθεια), неподверженность соблазнам, которых они достигли своим аскетическим подвигом. Из этой среды, согласно житию, написанному Леонтием Неапольским (середина VII в.), выходит Симеон, юродивый из Эмесы в Сирии, который, прикрываясь безумием, обличал грешников, творил чудеса; после его кончины жители Эмесы убеждаются в его святости. Таким образом, юродство как определенный путь святости складывается к VI-VII вв.
Юродство предполагает внешнее безумие (бесноватость) как крайнее средство изничтожение гордыни, способность к прорицанию, осуществляемому под видом безумия и лишь постепенно постигаемому людьми, смиренное приятие поношений и побоев как следования Христу, обличение грешников и способность видеть бесов, их окружающих, ночные тайные молитвы и демонстративное неблагочестие днем и т.д.
Юродство как тип поведения использует, видимо, ту модель, которая была задана бесноватыми, жившими у мощей святых. В V-VI вв. около церквей, построенных на могилах святых (мартириумы), образуются общины бесноватых, которые периодически подвергаются экзорцизму, а в остальное время живут при церкви, выполняя различные работы в церковном хозяйстве. Бесноватые участвуют в церковных процессиях и могут выкриками и жестами обличать власть имущих в грехах и неблагочестии; их обличения воспринимаются как вещие слова, исходящие от обитающего в них беса (убеждение в том, что обитающие в бесноватых демоны могут открывать истины, скрытые от людей, основано на евангельских примерах бесов, исповедающих Сына Божия, ср. Мф. 8, 29; Мк. 5, 7). Вместе с тем в житиях юродивых часто повторяется мотив восприятия их как одержимых бесами, а их пророчеств и обличений как исходящих от демонов (в житии Симеона Эмесского, в житии Андрея, юродивого цареградского и т.д.).
Подвиг юродства не получает значительного распространения в Византии или, во всяком случае, лишь в редких случаях удостаивается признание в форме санкционированного Церковью почитания. Ряд святых прибегают к юродству лишь в течение определенного времени, посвящая, однако, большую часть своей жизни аскезе другого типа. Период юродства отмечается, например, в житиях преп. Василия Нового (X в.), преп. Симеона Студита, учителя Симеона Нового Богослова, святителя Леонтия, патриарха Иерусалимского (+ 1186/1187) и др. В византийских источниках, однако, содержатся многочисленные рассказы о “божиих людях”, принимавших облик безумцев, ходивших нагими, носивших вериги и пользовавшихся исключительным почитанием византийцев. Иоанн Цец (XII в.) говорит, например, в своих письмах о знатных константинопольских дамах, которые в своих домашних церквях вешают не иконы, а вериги юродивых, заполнивших столицу и почитаемых более, чем апостолы и мученики; Иоанн Цец пишет, однако, о них с осуждением, равно как и некоторые другие поздневизантийские авторы. Такого рода осуждение было, видимо, характерно для церковных властей этой эпохи и связано со стремлением утвердить общежительное монашество, живущее по уставу и не практикующее нерегламентированные формы аскезы. При этих условиях, естественно, почитание юродивых как святых официальной санкции не получало.
Юродивые в России
Первым русским юродивым следует считать Исаакия Печерского (+1090 г.), о котором рассказывается в Киево-Печерском патерике. Далее сведения о юродивых отсутствуют вплоть до XIV в., на XV – первую половину XVII в. приходится расцвет подвижничества, связанного с юродством, в Московской Руси. Русские юродивые ориентировались прежде всего на образец Андрея, юродивого цареградского, житие которого получило исключительно широкое распространение в России и вызвало многочисленные подражания [1]. К числу почитаемых русских юродивых относятся Авраамий Смоленский, Прокопий Устюжский, Василий Блаженный Московский, Максим Московский, Николай Псковский, Михаил Клопский и др. В их аскетическом подвиге отчетливо опознаются те черты, которые характерны и для византийской традиции юродства: внешнее безумие, дар прорицания, соблазн как принцип поведения (перевернутое благочестие), обличение грешников и т.д.
В Московской Руси юродивые получают большую социальную значимость, они выступают как обличители неправедной власти и глашатаи Божией воли. Юродство воспринимается здесь как полноправный путь святости, и многие юродивые почитаются еще при жизни.
Очень поражали юродивые иностранцев-путешественников, находившихся в то время в Москве. Флетчер в 1588 году пишет:
Флетчер же сообщает о Василии Блаженном, что «он решился упрекнуть покойного царя в жестокости». Об огромном уважении русского народа к юродивым пишет также Герберштейн: «Их почитали пророками: явно обличаемые ими говорили: это по грехам моим. Если они что брали в лавке, торговцы еще благодарили».
По свидетельству иностранцев, юродивых в Москве было очень много, они составляли по существу как бы некий отдельный орден. Канонизована из них весьма незначительная часть. Есть глубоко почитаемые до сих пор, хотя и неканонизованные местные юродивые.
Таким образом, юродство на Руси по большей части не подвиг смирения, а форма пророческого служения, соединенного с крайней аскезой. Юродивые обличали грехи и несправедливость и таким образом не мир смеялся над русскими юродивыми, а юродивые смеялись над миром. В XIV-XVI веках русские юродивые были воплощением совести народа.
Почитание народом юродивых привело, начиная с XVII века, к тому, что появилось много лжеюродивых, преследовавших свои корыстные цели. Случалось также, что за юродивых принимали и просто душевнобольных людей. Поэтому Церковь всегда очень осторожно подходила к канонизации юродивых.
Использованные материалы
[1] Житие было написано в Византии, видимо, в X в. и вскоре переведено на славянский; время жизни Андрея отнесено к V в., многочисленные анахронизмы и иного рода несообразности побуждают думать, что Андрей Блаженный является вымышленной фигурой
Юродивые на Руси и в других культурах: Святые маргиналы или безумцы
Получайте на почту один раз в сутки одну самую читаемую статью. Присоединяйтесь к нам в Facebook и ВКонтакте.
Слово «юродство» происходит от старославянского «дурак, безумец». Однако смысл «юродства Христа ради» заключается в осознанном отказе от собственных добродетелей и нарушении законов человеческого мира. Это считается очень тяжелым служением. Целью такого мнимого безумия является обличение мирских заблуждений. Если говорить именно о целях и средствах и не искать глубинных различий, то примеры подобного поведения можно найти в истории, начиная с древнейших времен.
Например, законодатель Солон, один из «семи мудрецов» Древней Греции, еще за шесть веков до рождения Христа, сумел, прикинувшись душевнобольным, разрешить сложную ситуацию, связанную с завоеванием острова Саломин:
«После многих поражений афиняне установили смертную казнь для того, кто внесет закон о завоевании этого острова. Солон, боясь, что молчание его повредит государству, а выступление погубит его самого, притворился внезапно впавшим в безумие и решился, под предлогом невменяемости, не только говорить о том, что было запрещено, но и действовать. В растерзанном виде, какой имеют обычно лишившиеся ума, он побежал туда, где бывало много народа. Когда сбежалась толпа, он, чтобы лучше скрыть своё намерение, начал говорить стихами, что было в то время необычно, и подстрекать народ к нарушению запрета. Он до такой степени увлек всех, что тотчас же было постановлено начать войну, и после победы над врагами остров Саламин перешел во владение афинян.» (Юстин «Эпитома сочинения Помпея Трога «История Филиппа»»)
Многие пророки Ветхого Завета Библии вели себя подобно юродивым: ходили босыми и нагими, ели то, к чему обычно человеку даже неприятно притрагиваться, и даже спали с блудницами. Чего только не сделаешь, чтобы привлечь внимание обывателей к наболевшим проблемам! Надо сказать, что чаще всего подобное эпатирование было очень действенным средством и приносило свои плоды. События, описанные в Новом Завете, и подавно можно считать безумным изменением устоявшихся канонов и законов:
Затем, когда христианство уже стало нормой и превратилось в государственную религию, новые юродивые начали обличать общество и обвинять его в отступничестве от Христа. По мнению историков, первые подвижники, которых можно с полным правом назвать юродивыми, появились только в VI веке.
Юродивые – это «люди дела». Они появляются тогда, когда слова уже бессильны и пользу обществу могут принести лишь необычные поступки, выбивающие людей из «территории комфорта», если говорить современным языком. Блаженный Симеон ( VI век) прикидывался хромым, подставлял спешащим мимо горожанам подножки и валил их на землю; святой Василий Блаженный ( XVI век) бросался камнями в чудотворную икону и спорил с грозным царем; Прокопий Устюжский ( XIII век) под видом нищего калеки спал на куче мусора и ходил по Устюгу в рубище, несмотря на то, что был богатым купцом. Платой за подобное, на первый взгляд, асоциальное поведение были не только холод, голод и лишения. Часто люди, не понимая причин их действий, подвергали юродивых поношению, а то и хуже. Василия Блаженного, например, за раскиданные по земле на ярмарке калачи народ сначала побил, а уж потом выяснилось, что плут-торговец подмешивал в муку мел. За сломанную икону, творившую чудеса, ему, вероятно, досталось бы и того хуже, если бы из-под святых ликов не показался нижний слой краски – иконописец, якобы, намалевал там дьявола, чтобы подшутить над православными. Кстати, этот пример является одним из первых упоминаний адописных икон, в существовании которых ученые до сих пор не уверены.
В XII веке в Центральной Азии расцвела секта пашупата. Ее адепты вели себя тоже очень похожим образом. Вот, например, какие наставления даются в одном из трактатов пашупата:
«Мудрец должен искать бесчестья, надо навлекать его на себя. Пусть о нем говорят: «Он изгой, он безумец, он лунатик, он дурак». Пусть он имеет вид безумца, будет похож на нищего, пусть его тело будет покрыто калом, пусть у него будут не остриженные борода, ногти и волосы, пусть он не заботится о теле. »
Исследователи считают, что практически каждое общество рано или поздно порождало элементы, разрушающие правила, установленные им самим. Клоуны и шуты – фигуры, известные почти во всех культурах. Где-то их почитают, где-то соплеменники глумятся над ними большую часть времени, но на время религиозных церемоний эти персонажи вдруг превращаются в могущественных жрецов.
Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:
Юродивые: Святые дураки
«Любят на Руси юродивых» — расхожая поговорка, но в устах соотечественников все чаще она звучит как «Любят на Руси дураков». Церковь молится этим «дуракам», то есть юродивым. Почему? Кто такой юродивый и в чем заключается его подвиг?
Блаженный блаженному рознь!
Икона — Прокопий Устюжский, предстоящий Богоматери
Святой Василий Блаженный ( XVI век) бросался камнями в чудотворные иконы и спорил с грозным царем; блаженный Симеон ( VI век) прикидывался хромым, подставлял спешащим мимо горожанам подножки и валил их на землю. Прокопий Устюжский ( XIII век) никого не валил, не кусал и не ругал. Но под видом нищего калеки спал на куче мусора и ходил по Устюгу в рубище, несмотря на то, что был богатым немецким купцом. В подобном рубище Ксения Петербуржская многими веками позже скиталась по державному Петербургу. Зачем они все это делали?
«Юродивый — это человек, который добровольно избирает путь сокрытия своих способностей, притворяется лишенным добродетелей и обличает мир в отсутствии этих самых добродетелей, — такое определение предлагает Андрей Виноградов, кандидат исторических наук, доцент Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. — Иногда их называли блаженными. В современном употреблении некоторых терминов, связанных с этим ликом святости, существует неясность. Часто мы именуем “блаженными” подвижников, не имевших опыта обличения мира. Почему? Во многом это результат католического влияния. Для Католической Церкви блаженный — это низший ранг святости. С этим и связано то, что в нашей Церкви блаженными иногда называются подвижники, чей подвиг принадлежит к нетипичному, “периферийному” типу. На Востоке термин “блаженный”, то есть “макариос”, традиционно употреблялся как полный синоним слова “святой”. Но в первые века большинство святых были или мучениками, или апостолами. Со временем количество “типов” выросло: с четвертого века появились святые (блаженные) монахи — “преподобные”, святые епископы — “святители”. И в это время термин “блаженный” начинает прилагаться к каким-то необычным типам святости, как, например, юродство. Блаженными называются и “Божии люди”, которые ведут похожую с юродивыми жизнь, но чей подвиг не вполне равен подвигу юродивого».
Подвиг юродивого, в отличие от «Божьего человека», имеет яркую социальную направленность. «Он не просто скрывает от мира свои дарования (как Алексий Человек Божий, чье византийское житие широко известно), но притворяется безумным, “буйным” — отсюда и греческий термин “салос”, которым называют юродивых (по древнеславянски — уродивый или урод). Этот термин происходит от глагола “салеуо” — “колебаться, качаться”. “Салос” — человек помешанный, человек, который ведет себя неадекватно, — продолжает Андрей Виноградов. — По средствам мнимого безумия юродивый обличает мир в его грехах, пытается его наставить на путь исправления. Юродство внутренне связанно с подвигом “человека Божия”, типологически это близкие лики святых, и отличает их только элемент обличения, направленность подвига юродивого вовне».
Экстремальная аскетика
Когда впервые появляется этот тип аскетического подвига, сказать сложно. «Появление юродства было связано с расцветом духовной жизни, — считает игумен Дамаскин (Орловский), член Синодальной комиссии по канонизации святых, руководитель фонда “Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви”, клирик храма Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе (Москва). — Мы не знаем юродства в самые первые времена христианства, тогда само христианство воспринималось миром как юродство. Когда апостол Павел призывал своих обвинителей к вере в воскресение Христово, они ему говорили: безумствуешь ты Павел. Но в традиционном понимании юродство появляется, когда пустынникам и подвижникам было мало и поста и молитвы и они обращались к крайним средствам стяжания смирения – поношения от мира за самый образ жизни. И, побеждая свою гордость, достигали совершенного смирения». «Духовные основания для юродства заложены были еще в Новом Завете, это знаменитые слова о безумии ради Христа (см. 1 Кор. 4: 10). Уже раннехристианские общины ставят себя в определенный конфликт с миром и, как поздние юродивые, обличают мир в его грехах. — Андрей Виноградов видит преемственность подвига первых апостольских учеников и поздних подвижников. — В то же время феномен юродства в прямом смысле мог появиться только уже в христианском обществе. Юродивый обличает общество в неследовании христианским нормам, но эта апелляция возможна только в том случае, если христианство является для общества общепризнанной нормой. А как государственная религия христианство утверждается только в Византии в конце IV века».
В нашем привычном понимании феномен юродства появляется только к шестому веку в Сирии, где подвизается знаменитый Симеон Юродивый. «Сирия вообще была своеобразным регионом с точки зрения аскетической традиции, которая там сложилась. Христианство там воспринималось очень горячо, и поэтому возникали такие “экстремальные” виды подвижничества, как, например, столпничество (это тоже порождение Сирии), и юродство», — замечает Андрей Виноградов.
Юродивые. Язык дела
«Обличение словами — это язык мира, который со временем притупляется, — объясняет А.Виноградов — Юродивый обличает делом, он, демонстрируя обществу общественные пороки, как бы сам принимает за эти пороки страдание, подвергается поношению и этим переворачивает ситуацию. Подвергая атаке устоявшиеся формы общественного поведения или благочестия, юродивый обращает внимание на внутреннюю сущность, актуализирует забытое внутреннее содержание этих форм».
Сложный диагноз
В жизни отличить юродивого от сумасшедшего бывает очень сложно. «Нам просто в древнем юродивом увидеть его святость, потому что мы смотрим на него через призму агиографии, церковного осмысления его подвига», — говорит Андрей Виноградов.
«Всякое дело проверяется временем. Как сказал в синедрионе Гамалиил, учитель апостола Павла, когда туда привели апостолов, пытаясь запретить им говорить о Христе, “если это предприятие и это дело — от человеков, то оно разрушится, а если от Бога, то вы не можете разрушить его, берегитесь, чтобы вам не оказаться и богопротивниками” (Деян. 5: 38-39). Как есть старцы, а есть младостарцы, лжестарцы, так бывают и юродивые истинные, а бывают кликуши. Внутренняя жизнь человека — тайна. Поэтому часто при канонизации возникают вопросы, связанные с тем, что внутреннее ведомо только одному Богу, — считает духовник московской епархии, настоятель Покровского храма села Акулово протоиерей Валериан Кречетов. С ним согласен и отец Дамаскин (Орловский): «Поскольку этот подвиг крайности, очень трудно определить, в точности оценить юродство Христа ради. Это, пожалуй, единственная форма подвига, которая духовно настолько сложно различима».
Сложно говорить о типологии русского юродства, потому это настолько специфическое явление, что выделить его «национальные черты» очень сложно, разводят руками исследователи, каждый юродивый по-своему уникален. Кто-то, как Симеон Юродивый, бросался камнями во время богослужения, кто-то просто стоял на камне, молился и обличал словом, как Прокопий Устюжский. Кроме того, все агиографы пользовались как образцом одним и тем же византийским житием Симеона Юродивого и, объясняя духовный смысл подвига юродства, во многом повторяли друг друга.
Назад в будущее?
Русское юродство сконцентрировано в очень небольшом временном промежутке с XVI по XVII век. Подвиги современных юродивых все-таки ближе к житию «человека Божия», чем к классическому «буйству»: это и Ксения Петербуржская, и Матрона Анемнясевская, и Матрона Московская. «В их подвиге нет такой атаки, обличения, характерного для юродства, — отмечает Андрей Виноградов, — так как юродивый в классическом понимании может жить только в том обществе, ценности которого он призывает соблюдать».
Андрей Виноградов размышляет об актуальности подвига юродства в современной России: «Известно, что многие старцы XX века — святитель Иоанн Шанхайский, протоиерей Николай Залитский — в некоторых ситуациях принимали модели поведения, свойственные юродивым, но, чтобы такой подвиг был постоянным, требуется определенное состояние общества. Возможно ли возрождение этого подвига в будущем? Судя по тем процессам, которые сейчас происходят, когда общество внешне воцерковляется, часто именно внешне, и в перспективе может быть создано новое традиционное общество, основанное на христианских ценностях, — появится и необходимость в новых юродивых, которые будут обличать общество, актуализировать для обывателей внутреннее содержание принятых норм поведения и христианских ценностей».
Читайте также:
Юродство на Руси
Юродство — сложный и многоликий феномен кyльтypы Древней Рyси. О юpодстве большей частью писали истоpики цеpкви, хотя истоpико-цеpковные pамки для него явно yзки. Юpодство занимает пpомежyточное положение междy смеховым миpом и миpом цеpковной кyльтypы. Можно сказать, что без скомоpохов и шyтов не было бы юpодивых. Связь юpодства со смеховым миpом не огpаничивается «изнаночным» пpинципом (юpодство, как бyдет показано, создает свой «миp навывоpот»), а захватывает и зpелищнyю стоpонy дела. Hо юpодство настолько устоялось в миру возле церкви, что во встречающихся описаниях и рассуждениях считается, что именно в Евангелии оно ищет свое нpавственное опpавдание, беpет от цеpкви тот дидактизм, котоpый так для него хаpактеpен. Юpодивый балансиpyет на гpани междy смешным и сеpьезным, олицетвоpяя собою тpагический ваpиант смехового миpа.
Юpодство — как бы «тpетий миp» дpевнеpyсской кyльтypы.
Из нескольких десятков юpодивых, чествyемых пpавославной цеpковью, только шесть подвизались на хpистианском Востоке — еще до кpещения Рyси:
Рyсское юpодство ведет начало от Исаакия Печоpского (14 февpаля), о котоpом повествyет Киево-Печеpский патеpик (Исаакий yмеp в 1090 г.). Затем вплоть до XIV в. источники молчат о юpодстве. Его pасцвет пpиходится на XV — пеpвyю половинy XVII столетия. Хотя многие из pyсских канонизиpованных юpодивых — это, так сказать, втоpоpазpядные фигypы, но сpеди них встpечаются п заметные в цеpковной и светской истоpии личности. Это Авpаамий Смоленский, Пpокопий Устюжский, Василий Блаженный Московский, Hикола Псковский Салос, Михаил Клопский.
К эпохе pасцвета юpодство стало pyсским национальным явлением. В это вpемя пpавославный Восток почти не знает юpодивых. Римско-католическомy миpy этот феномен также чyжд. Это, в частности, доказывается тем, что о pyсских юpодивых с немалым yдивлением писали иностpанные пyтешественники XVI — XVII вв. — Геpбеpштейн, Гоpсей, Флетчеp и дp. Чтобы встyпить на пyть юpодства, евpопейцy пpиходилось пеpеселяться в Россию. Поэтомy сpеди юpодивых так много выезжих иноземцев. Пpокопий Устюжский, как сообщает агиогpафия, был кyпцом «от западных стpан, от латинска языка, от немецкий земли». Об Исидоpе Твеpдислове в житии сообщается следyющее: «Сей блаженный, яко поведають неции, от западных yбо стpан, от латынского языка, от немеческиа земля. Рождение име и воспитание от славных же и богатых, яко же глаголють, от местеpьска pодy бе. И възненавидев богомеpъзскyю отческyю латыньскyю веpy, възлюби же истиннyю нашю хpистианскyю пpавославнyю веpy». У Иоанна Властаpя Ростовского была латинская псалтыpь, по котоpой он молился.
Кто такие юродивые
В агиогpафических памятниках его называют «ypодивым Хpиста pади», но, как кажется, в нем пpеобладают чеpты юpодивого в житейском смысле. Михаил Клопский не склонен к юpодскомy анаpхизмy и индивидyализмy, он стpого и неyкоснительно исполняет монашеские обязанности, вытекающие из иноческого yстава. Даpы пpоpочества и чyдотвоpения, котоpые пpиписывают Михаилy Клопскомy автоpы житий, пpямой связи с подвигом юpодства не имеют и, таким обpазом, на него не yказывают: такими даpами, с точки зpения цеpкви, мог быть наделен pавно затвоpник и столпник, пyстынножитель и юpодивый. Склонность к обличению сильных миpа («ты не князь, а гpязь»), yсиленная в тyчковской pедакции жития Михаила Клопского, pазyмеется, свойственна человекy, избpавшемy «юpодственное житие».
Обличительство есть следствие подвига юpодства, но yстановление обpатной пpичинной связи (обличитель — значит юpодивый) — логическая ошибка. Самое главное заключается в том, что Михаил Клопский ведет жизнь благочестивого монаха, совсем не похожyю на скитания «меж двоp», котоpые столь хаpактеpны для юpодивых. Смеховой момент в pассказах о Михаиле Клопском полностью отсyтствyет. Хотя оттенок юpодства ощyтим в его загадочных ответах пpи пеpвой встpече с бpатией Клопского монастыpя (см. pаздел «Юpодство как зpелище»), все-таки он не может быть пpизнан каноническим типом юpодивого.
Учитывая этy непоследовательность в агиогpафии (вообще говоpя, yникальнyю), мы должны все же помнить о pазличении юpодства вpожденного и юpодства добpовольного, «Хpиста pади». Имеется сколько yгодно фактов, доказывающих, что сpеди юpодивых было много вполне pазyмных людей.
Для юpодивого, пpебывающего «в подвиге», исключено писательство. Так что говорить и творить — это да, а писать мемуары — это нет.
Активная стоpона юpодства заключается в обязанности «pyгаться миpy», т. е. жить в миpy, сpеди людей, обличая поpоки и гpехи сильных и слабых и не обpащая внимания на общественные пpиличия. Более того: пpезpение к общественным пpиличиям составляет нечто вpоде пpивилегии и непpеменного yсловия юpодства, пpичем юpодивый не считается с yсловиями места и вpемени, «pyгаясь миpy» даже в божьем хpаме, во вpемя цеpковной слyжбы. «Благодать почиет на хyдшем», — вот что имеет в видy юpодивый. Две стоpоны юpодства, активная и пассивная, как бы ypавновешивают и обyсловливают одна дpyгyю: добpовольное подвижничество, полная тягот и поношений жизнь дает юpодивомy пpаво «pyгаться гоpделивомy и сyетномy миpy» (pазyмеется, власти пpизнавали это пpаво лишь до известных пpеделов — ниже об этом бyдет сказано специально).
Итак, среди юродивых были не только душевно здоровые, но и интеллигентные люди. Парадоксальное на первый взгляд сочетание этих слов — «юродство» и «интеллигентность» — не должно нас смущать. Юродство действительно могло быть одной из форм интеллигентного и интеллектуального критицизма. В данном случае юродство опиралось на старинную традицию античного кинизма. Конечно, нет смысла утверждать, что юродство генетически восходит к кинизму (для положительного или отрицательного решения этой проблемы нужны специальные разыскания). Сближение юродства и кинизма — это, так сказать, типологическая параллель (можно припомнить еще мусульманских дервишей), но общие культурно-бытовые моменты здесь и там налицо.
Жизнь юродивого, как и жизнь киника, — это сознательное отрицание красоты, опровержение общепринятого идеала прекрасного, точнее говоря, перестановка этого идеала с ног на голову и возведение безобразного в степень эстетически положительного. Если у киников «эстетика безобразного» есть следствие доведенного до абсурда «сократовского принципа утилитарной добродетели», то безобразие юродства также возможно лишь потому, что эстетический момент поглощен этикой. Это возвращение к раннехристианским идеалам, согласно которым плотская красота — от дьявола.
В «Деяниях Павла и Теклы» апостол Павел изображен уродцем. У Иустина, Оригена, Климента Александрийского и Тортуллиана отражено предание о безобразии самого Христа. Это значит, что Иисусу приписывалась одна из черт, которые в ветхозаветные времена считались мессианскими. В юродстве словно застыла та эпоха, когда христианство и изящные искусства были антагонистическими категориями. Различие в посылках кинизма и юродства не мешает видеть, что оба феномена, в сущности, близки в философском осмыслении жизни: и киники, и юродивый стремятся достичь духовной свободы, их цель — благо, а благо не может зависеть от плотской красоты. Впрочем, благо никак не вытекает и из безобразия, поэтому в кинизме и юродстве столь отчетлива полемическая заостренность против общепринятых норм поведения. В кинизме бросается в глаза момент эпатирования, а в юродстве — мотивы укора.
Тяготы юродства, его «безобразие» — это одновременно и плата за позволение обличать. Провозглашая нагую истину, голую правду, юродивый как бы сообразуется с пословицей «Не грози щуке морем, а нагому горем». В этом отношении юродивые могут быть сопоставлены с институтом европейских шутов. Еще Кретьен де Труа в «Персевале» отметил две черты шута, которые непременно приписываются юродивому, — дар предвидения и неприкосновенность. Однако между шутами и юродивыми есть принципиальная разница. Шут лечит пороки смехом, юродивый провоцирует к смеху аудиторию, перед которой разыгрывает свой спектакль. Этот «спектакль одного актера» по внешним признакам действительно смешон, но смеяться над ним могут только грешники (сам смех греховен), не понимающие сокровенного, «душеспасительного» смысла юродства. Рыдать над смешным — вот благой эффект, к которому стремится юродивый.
ЮРОДСТВО КАК ЗРЕЛИЩЕ
Есть ли основание относить юродство к разряду зрелищ? Есть, и притом вполне достаточное. Агиографы настойчиво подчеркивают, что юродивый наедине с собой не юродствует: «В день убо яко юрод хождаше, в нощи же без сна пребываше и моляшеся непрестанно господу богу … В нощи ни мала покоя себе приимаше, но по граду и по всем божиим церквам хождаше и моляшеся господеви со многими слезами. Заутра же паки во весь день … исхождаше на улицы градныя и в похабстве пребывая». Это стереотип, кочующий из жития в житие. Ночью юродивый молится, на людях же — никогда. Эта формула равно употребляется и в этикетных, и в документально достоверных рассказах о юродстве.
Идеальный костюм юpодивого — нагота. Обнажаясь, юpодивый надевает «белые pизы нетленныя жизни».*25 Голое тело больше всего теpпит от зимнего холода и летнего зноя и наглядно свидетельствyет о пpезpении к тленной плоти (отнюдь не слyчайно действие в житиях юpодивых пpотекает большей частью в зимнюю поpy): «Миpа вся кpасная потвеpгл еси, ничтоже на теле своем ношаше от тленных одеяний, наготою телесною Хpистови pаботая … Яко же от чpева матеpия изыде, тако и в наpоде наг ходя не сpамляяся, мpаза и жжения солнечнаго николи же yклоняяся»
ЮРОДСТВО КАК ОБЩЕСТВЕHHЫЙ ПРОТЕСТ
Разyмеется, безнаказанность юpодивых-обличителей была скоpее идеальной, нежели действительной. Hа пpактике пpаво поpyгания миpа пpизнавалось и yважалось лишь в известных пpеделах, пока инвективы «Хpиста pади юpодивого» касались «малых сих». Как только они затpагивали интеpесы сильных людей, положение юpодивого становилось двyсмысленным и опасным: тепеpь только от богобоязненности или снисходительности власть пpедеpжащих зависела его свобода и даже жизнь. «Иногда слyчается, — говоpит Джильс Флетчеp, — что за такyю деpзкyю свободy, котоpyю они позволяют себе, пpикидываясь юpодивыми, от них тайно отделываются, как это и было с одним или двyмя в
пpошедшее цаpствование за то, что они yж слишком смело поносили пpавление цаpя»
В пеpвые годы pаскола власти казнили нескольких юpодивых, защищавших стаpyю веpy: на Мезени — Федоpа, в Холмогоpах — Ивана, в Пyстозеpске — Кипpияна.
В юpодстве соединены pазличные фоpмы пpотеста. Самый способ сyществования юpодивых, их беспpиютность и нагота слyжат yкоpом благополyчномy, плотскомy, бездyховномy миpy. Когда юpодивый выдеpживает изнypительный пост или ходит босиком по снегy, он, конечно, одyшевлен пpежде всего мыслью о личном спасении.
Смысл юpодского осмеяния миpа вполне пpозpачен и достyпен наблюдателю. Юpодивый — «мнимый безyмец», самопpоизвольный дypачок, скpывающий под личиной глyпости святость и мyдpость. Люди, котоpых он осмеивает, — это мнимые мyдpецы.
Хотя пpавославная цеpковь до синодальных вpемен и пpизнавала подвиг юpодства, но юpодивый состоял в чpезвычайно своеобpазных отношениях с цеpковью (в иеpаpхии святых он занимал последнее место — ниже пpеподобных, сpеди плотоyбийц, веpижников и столпников). Юpодивый не молится на людях, в хpам заходит только для того, чтобы «шаловать», как «шаловал» в цеpкви, на глазах y цаpя Алексея Михайловича, дyховный сын Аввакyма юpодивый Федоp. Авва Симеон, появившись в гоpоде с дохлой собакой на веpевке, пеpвым делом набpал оpехов и отпpавился в цеpковь, где только что началась слyжба. Там он «стал бpосаться ими и гасить светильники. Когда подошли люди, чтобы его вывести, Симеон вскочил на амвон и начал оттyда кидать в женщин оpехами»
Любопытно, что междy юpодивым и нищими yстанавливаются непpиязненные отношения, они откpыто вpаждyют дpyг с дpyгом.
В средневековой Руси юродство было институтом протеста. Кризис этого института начался тогда, когда протест достиг наибольшей силы и остроты, — в третьей четверти XVII в., в эпоху церковного раскола. Появилась оппозиционная старообрядческая партия, которая взяла на себя функцию обличения и тем самым в известном смысле ассимилировала юродивых. Они оказались как бы не у дел, и не случайно именно в это время зафиксирован отказ от юродства (имею в виду сожженного за активную борьбу против никонианской церкви инока Авраамия, бывшего юродивого Афанасия). Такой отказ канонически допускался всегда, но в практике встречался дотоле крайне редко.
Примкнув к старообрядцам, юродивые распрощались с социальной отверженностью. Одновременно исчезла исключительность их протеста. Умаление общественной роли юродства было также следствием тех преследований, которые обрушили на него власть предержащие. Примечательно, что эти преследования шли рука об руку с гонениями на «ревнителей древлего благочестия». Как в юродивых, так и в староверах власти не без оснований усматривали нечто общее. Те и другие были помехой на пути европеизации, и эту помеху надлежало устранить во что бы то ни стало. Чем решительнее становилась Россия на европейский путь, тем сильнее становились гонения на юродивых.
Если в молодые годы Петра, при последнем патриархе Адриане, юродство «Христа ради» еще более или менее уважалось церковью (так, в 1698 г. были открыты мощи Максима Московского), то в период реформ ему было отказано в праве на существование. Разумно не посягая на память канонизированных подвижников прежних веков, Петр всех юродивых своего времени объявил «притворно беснующимися». Дело не кончилось рационалистическим неприятием юродства. Были предписаны репрессивные меры. В одном из типичных документов эпохи — в «обещании, чинимом архиереями при поставлении их в сей чин» (1716 г., пункт 6-й), — читаем: «Паки обещаваюся притворных беснующих, в колтунах, босых и в рубашках ходящих, не точию наказывать, но и градскому суду отсылать». Репрессивный мотив постоянно звучит в узаконениях петровского, а затем аннинского времени. Например, в 1737 г. Синод приказал отыскивать, ловить и «отсылать в светский суд при промемориях» разных «суеверцев», в том числе «притворных юродцев и босых и с колтунами». Если в XVII в. юродивых губили за дерзкие речи, то в XVIII в. хватали уже за колтуны и наготу, т. е. за сам юродский облик.