деточка о жизни нельзя размышлять сидя
Виктор Пелевин > Quotes
Наиболее распространенным в Катманду культом является секта «Стремящихся Убедиться». На улицах города часто можно видеть её последователей — они ходят в наглухо застегнутых синих рясах и носят с собой корзинку для милостыни. Цель их духовной практики — путем усиленных размышлений и подвижничества осознать человеческую жизнь такой, какова она на самом деле. Некоторым из подвижников это удается, такие называются «убедившимися». Их легко узнать по постоянно издаваемому ими дикому крику. «Убедившегося» адепта немедленно доставляют на специальном автомобиле в особый монастырь-изолятор, называющийся «Гнездо Убедившихся». Там они и проводят остаток дней, прекращая кричать только на время приема пищи. При приближении смерти «убедившиеся» начинают кричать особенно громко и пронзительно, и тогда молодые адепты под руки выводят их на скотный двор умирать. Некоторым из присутствующих на этой церемонии тут же удается убедиться самим — и их водворяют в обитые пробкой помещения, где пройдет их дальнейшая жизнь. Таким присваивается титул «Убедившихся в Гнезде», дающий право на ношение зелёных бус. Рассказывают, что в ответ на замечание одного из гостей монастыря-изолятора о том, как это ужасно — умирать среди луж грязи и хрюкающих свиней, один из «убедившихся», перестав на минуту вопить, сказал: «Те, кто полагает, что легче умирать в кругу родных и близких, лёжа на удобной постели, не имеют никакого понятия о том, что такое смерть».
Напомню дорогим радиослушателям, что в традиционном понимании это – сорокадневное путешествие душ по слоям, населенным различными демонами, разрывающими пораженное грехом сознание на части. Современная наука установила, что сущностью греха является забвение Бога, а сущностью воздушных мытарств является бесконечное движение по суживающейся спирали к точке подлинной смерти. Умереть не так просто, как это кажется кое-кому…
“– И всю жизнь так, мордой о бетон.
– Но все-таки жизнь прекрасна, – с легкой угрозой сказал отец.
Муравей муравью – жук, сверчок и стрекоза.
Кому-нибудь другому очень просто рассказать, как надо жить и что делать. Я бы любому всё объяснил. И даже показал бы, к каким огням лететь и как. А если то же самое надо делать самому, сидишь на месте или летишь совсем в другую сторону.
Часть навоза дадим тебе мы с мамой, а потом ты научишься находить его сам.
В углу тихонько трещал маленький белый холодильник, на дверце которого, как бы компенсируя очевидное отсутствие мяса внутри, помещался плакат с голым по пояс Сильвестром Сталлоне.
Я тут заметил одну странную вещь. Россия ведь третий Рим?
– Третий, – сказала Наташа, – точно. И еще второй Израиль. Это Иван Грозный сказал. Я в газете читала.
– Вся жизнь ночного мотылька, – сказал он, – и есть секунда, которую он тратит, чтобы попрощаться с темнотой. К сожалению, ничего, кроме этой секунды, в мире просто нет. Понимаешь? Вся огромная жизнь, в которой ты собираешься со временем повернуть к свету, на самом деле и есть тот единственный момент, когда ты выбираешь тьму.
Собственно, ночным мотыльком становишься именно в тот момент, когда понимаешь, какая вокруг тьма
У нее очень интересные взаимоотношения с реальностью. Она сначала кричит, а потом вслушивается в отраженный звук и делает выводы.
Настоящий свет – любой, до которого ты долетишь. А если ты не долетел хоть чуть-чуть, то к какому бы яркому огню ты до этого ни направлялся, это была ошибка. И вообще, дело не в том, к чему ты летишь, а в том, кто летит. Хотя это одно и то же.
Как будто раньше было в жизни что-то удивительно простое и самое главное, а потом исчезло, и только тогда стало понятно, что оно было. И оказалось, что абсолютно все, чего хотелось когда-то раньше, имело смысл только потому, что было это, самое главное. А без него уже ничего не нужно. И даже сказать про это нельзя.
. ничего вокруг тебя не изменилось от того, что ты что-то понял. Мир остался прежним. Мотыльки летят к свету, мухи – к говну, и все это в полной тьме. Но ты теперь будешь другим!!
– Значит, Ницше был прав? Бог умер?
– Это Ницше умер. А с Богом все в порядке.”
― Виктор Пелевин, Жизнь насекомых
“Что уму представляется позором, то сердцу сплошь красотою
Какая, если вдуматься, мерзость эта красота
Степа уважал психоанализ, считая его чем-то вроде рыночной экономики души
Во всем мире белые консумер-христиане прекращали рожать детей, чтобы поднять уровень своей жизни. Причем от уровня жизни это не зависело, а зависело только от навязчивого стремления его поднять.
Но в постиндустриальную эпоху главным становится не потребление материальных предметов, а потребление образов, поскольку образы обладают гораздо большей капиталоемкостью.
Эта тема, – продолжала Мюс, – столкновение двух исконных начал русской души. Одно из них – доброе, лоховатое, глуповатое, даже придурковатое, словом, юродивое. Другое начало – наоборот, могучее, яростное и безжалостно-непобедимое. Сливаясь в символическом браке, они взаимно оплодотворяют друг друга и придают русской душе ее неиссякаемую силу и глубину.
Отношение Степы к религии определили впечатавшиеся в память буквы «ХЗ», которые он ребенком увидел в церкви во время Пасхи (на церковной стене должно было гореть «ХВ», но одна стойка ламп не работала).
Степа почувствовал, как где-то под ложечкой заработал небольшой, но мощный холодильник. – Как не понять, – ответил он и принял еще водки. Она так и стекла по полированному боку этого холодильника – в душу не попало ни капли.
У российской власти, Чубайка, есть две основные функции, которые не меняются уже много-много лет. Первая – это воровать. Вторая – это душить все высокое и светлое. Когда власть слишком увлекается своей первой функцией, на душение времени не хватает, и наступает так называемая оттепель – ярко расцветают все искусства и общественная мысль
Степу восхищала принятая в восточной поэзии форма хайку. Их было очень легко писать – за триста долларов его обучил этому Простислав. Не надо было подыскивать рифмы, мучаться с размером. Достаточно было разбить спонтанно родившиеся в сердце слова на три строчки и проверить, не встречается ли среди них слово «километр». Если оно встречалось, надо было заменить его на «ли»
Все становилось прозрачным и понятным. Серьезные денежные реки, попетляв по Cреднерусской возвышенности, заворачивали к черным дырам, о которых не принято было говорить в хорошем обществе по причинам, о которых тоже не принято было говорить в хорошем обществе. Степин бизнес в число этих черных дыр не попал по причинам, о которых в хорошем обществе говорить было не принято, так что Степа постепенно начинал ненавидеть это хорошее общество, где всем все ясно, но ни о чем нельзя сказать вслух.
Чувствуется человек, небезразличный к судьбам страны и мира
Как говорится, первый блиц кригом
«Человек рожден для счастья, как птица для полета! Чикен Макнаггетс»
кроме быстро разрушающегося физиологического ресурса, у бедняжек нет других активов, и их прогноз на длительную перспективу ничуть не лучше, чем у инвесторов, целиком вложившихся в Интернет-проекты.”
― Виктор Пелевин, Числа
“Лет десять назад новая пара кроссовок, привезенная дальним родственником из-за бугра, становилась точкой отсчета нового периода в жизни – рисунок подошвы был подобием узора на ладони, по которому можно было предсказать будущее на год вперед. Счастье, которое можно было извлечь из такого приобретения, было безмерным. Теперь, чтобы заслужить право на такой же его объем, надо было покупать как минимум джип, а то и дом. На это у Татарского денег не было, и он не ожидал, что в обозримом будущем они появятся. Кроссовок, правда, можно было купить вагон, но они больше не радовали душу. Наморщив лоб, Татарский несколько секунд вспоминал, как этот феномен назывался на профессиональной фене, а вспомнив, достал книжечку и открыл ее на букву «Н», где была «недвижимость».
Инфляция счастья, – торопливо застрочил он, – надо платить за те же его объемы больше денег.”
― Виктор Пелевин, Homo Zapiens
“Нирвана и есть смерть
и чуть не поцеловалась с огромной белой буйволкой
После каждых двух мужчин – одна женщина для реабилитации
Все московские знакомые кем-то стали: учитель йоги, музыкант, художница, закладчик, содержанка, содержанка, еще одна содержанка
Хотела написать про родителей еще, но не буду, наверно. Спасибо им за все, многие лета и вечная память. Чудовищное преступление моего рождения на этот свет я им почти уже простила.
и уставилась на него как баран. Как баранка, поправили бы меня боевые подруги – но здесь я не соглашусь, поскольку слово «баранка» намекает, что я пыталась заинтересовать его своей дырочкой
Бирка со словом эксклюзив необходима для массовых продаж
Мне почему-то пришло в голову, что именно так вел себя Клинтон в Овальном офисе, когда Моника Левински делала ему миту.
– Двухсотые, двухтысячные – как-то очень нумерологично, – сказала я. – Лучше тогда «милленипуты». Те, кто вырос, повзрослел – и начал увядать при Путине
В наших СМИ, вы не поверите, переводят и цитируют все статейки, где кто-то вспомнил про Россию, даже блоги безработных афроамериканок. А уж если пара немецких геев напишет про Россию песню, то обнимутся и благодарно заплачут все перцы и имперцы.
И начнётся золотой русский век. Тогда новостные заголовки будут такими:
1. Петух попал в ощип вместо куры.
2. Наевшаяся арбуза буфетчица помочилась за будкой.
3. Кот задремал на штабеле досок.
4. Между старыми шпалами вырос подорожник.
5. В туманный день водокачка почти не видна с реки.
6. Кто-то помолился. Господи Иисусе!
И так далее. Тихо, покойно, немного бюджетно, но никакой чернухи. Вот это и будет наш новый русский логос.
Тут я подумала, что он может быть банальным психом. Или, вернее, глубоко верующим человеком.
Четыре истины и восьмеричный путь – это самые высокие возможные постижения и практики. Правильный перевод не «четыре благородных истины», а «четыре истины благородных». Они доступны только редким благородным путникам, как раньше говорили, ариям. А всё остальное, и в древности, и сейчас, просто торговля волшебными бубликами под весёлые прибаутки.
– Почему волшебными, – спросила я.
– Потому что они состоят из одной дырки, но многие едят эти дырки всю жизнь и нахваливают
Получить от Сената такой приказ, конечно, не составляло труда. Жизнь в Риме хороша тем, что все чудачества императора сразу же получают надлежащую юридическую базу. Этим мы и отличаемся от варварских восточных деспотий, даже не понимающих, что такое верховенство закона.
Всё-таки Россия быстро выпрямляет запутанные смыслы, уже за одно это можно ее уважать.
Для нас это не песня – это мы сами, но если тебе повезёт, ты можешь услышать её именно как песню, и тогда ты вспомнишь, что ничего, кроме счастья в жизни нет.
– Серьёзно? А почему в жизни нет ничего, кроме счастья?
– Потому что жизнь кажется страшной и безвыходной, но на самом деле всё проходит. Всё проходит, всё исчезает, ничто не может удержать нас в плену – ни горе, ни радость. Даже мы сами на это не способны. Мы не можем стать для себя тюрьмой, хотя стараемся изо всех сил. Это свобода. Это счастье.”
― Виктор Пелевин, Непобедимое солнце
Виктор Пелевин. Непобедимое солнце
Другие цитаты
я не знаю точно, когда мы умрём, но я точно знаю,
живём, чтоб притворяться ночью и днём
Жизнь – это одинокое странствие, то под палящим солнцем, то в лютый холод. Как часто дорога, по которой мы идем, ведет в никуда? И неизвестно, где встретит нас смерть… Когда вспомнишь об этом, всё в мире кажется пустым и ничтожным, и тогда наступает прозрение.
В чем смысл жизни, по-вашему? Мое мнение — в том, чтобы прожить жизнь, полную счастья и радости. Чтобы с каждым днем становиться все счастливее и счастливее. Чтобы мои дети тоже были всегда счастливы.
Я желаю верить, что доброта чего-то стоит, что любовь преодолевает любые предубеждения, что богатство вовсе не то, к чему надо безудержно стремиться, что мир имеет смысл и что смерти бояться не следует.
Она кивнула, и в ее зрачках полыхнул тот древний гордый огонь, который загорается в глазах любой женщины, когда она чувствует, что за нее сейчас станут драться самцы – а саму ее бить пока не будут.
Я твои озера лайкал,
Ты и фича, ты и бага,
Лицо Лихарева потемнело.
Лихарев вскочил и заходил по комнате.
— Благородное, возвышенное рабство! — сказал он, всплескивая руками. — В нём-то именно и заключается высокий смысл женской жизни! Из страшного сумбура, накопившегося в моей голове за всё время моего общения с женщинами, в моей памяти, как в фильтре, уцелели не идеи, не умные слова, не философия, а эта необыкновенная покорность судьбе, это необычайное милосердие, всепрощение.
Лихарев сжал кулаки, уставился в одну точку и с каким-то страстным напряжением, точно обсасывая каждое слово, процедил сквозь сжатые зубы:
— Эта. эта великодушная выносливость, верность до могилы, поэзия сердца. Смысл жизни именно в этом безропотном мученичестве, в слезах, которые размягчают камень, в безграничной, всепрощающей любви, которая вносит в хаос жизни свет и теплоту.
Впрочем, где мы, пилоты-надомники, на самом деле? В своих тесных комнатах или в оркском небе? И где это небо — вокруг моей «Хеннелоры» или в моем мозгу, куда его транслируют электронные удлинители глаз и ушей?
По её мнению ответ зависит от того, что именно мы называем собой. Если тело, мы в комнате. Если это внимание и осознание, то мы в небе. Но в действительности мы ни там, ни здесь — поскольку тело не может летать в облаках, а вниманию и осознанию неоткуда взяться без тела. И ответа на этот вопрос просто нет.
И перестал жить скучно, начал жить нескучно. Потому что скучный жизнь хуже смерти, так?
Им не остановиться потому, что в повседневной рутине есть возможность забыться, свести жизнь к одним практическим соображениям. Они так поступают, чтобы не вспоминать о терзающих их сомнениях относительно того, зачем они живут.
В.Пелевин. Непобедимое солнце. Цитаты. Часть 1.
Мужская нежность – это такой буксирчик, курсирующий между буквами «Ы» и «У». Ты для него то остро необходимая дырочка, то слегка обременительная дурочка, своего рода сумка с кирпичами, к которой его привязывает порядочность или привычка.
Эмодзи_привлекательной_блондинки_только_ что_открывшей_свое_большое_и_доброе_серд це_совершенно_незнакомым_людям.png
Политолог Егор, любивший когда-то меня и пивандрий (его, я уверена, он любит до сих пор), обожал издеваться над моими духовными, как он выражался, метаниями. Особенно когда нам уже становилось понемногу ясно, что скоро он останется с пивандрием наедине.
– Вот посмотри на себя. Ты каждый день делаешь йогу на коврике, как будто молишься. Моталась в Индии по каким-то мутным ашрамам. Регулярно делаешь вид, что медитируешь, и тогда рядом с тобой даже половицей нельзя скрипнуть. Читаешь разное эзотерическое фуфло, на котором умные люди зарабатывают. Ты хоть понимаешь, что это все такое?
– Что? – спросила я.
– Бусы! – поднял он палец. – Это просто твои бусы. Виртуальная связка духовных сокровищ, которую ты предъявишь своему благоверному вместо приданого в обмен на…
Тут он замялся, потому что для его сарказма резко кончилось топливо. Но мысль, конечно, была занятная – и в определенном смысле верная.
Не в смысле приданого, конечно – это глупость. Если бы я была на месте Егора и хотела саму себя грамотно простебать, я развила бы эту мысль примерно так:
– Вот, Саша, ты прихорашиваешься по утрам перед зеркалом. Иногда довольно долго. Бывает?
– И что? – спросила бы я.
– Но ты наводишь на себя марафет не только перед физическим зеркалом. Ты, как и любая другая продвинутая девушка, собираешь коллекцию всего самого крутого, красивого, няшного и звонкого, что только может предложить окружающая тебя реальность, и украшаешь себя этим. Делаешь как бы такое ожерелье из офигенских камушков, которые тебе попадаются. Один камушек – йога. Другой – анапана. Третий – какое-нибудь там холотропное дыхание. Четвертый – адвайта. Книжки. Подкасты. Музыка. Ты собираешь это все на свою нитку, потому что хочешь быть самым красивым цветочком… А почему ты хочешь быть самым красивым цветочком? Для кого?
И цветочек точно покраснел бы – и не нашелся бы сразу, что ответить.
Вот, например, у махаянских буддистов, с которыми я много тусила по молодости, есть тема насчет «бодхисаттв». Если вы будете ходить на тибетское хоровое пение или так называемый «дзен», вас обязательно когда-нибудь ею пролечат.
Смысл в том, что «бодхисаттва» отказывается от окончательного просветления и берет торжественный обет перерождаться в мире страдания до тех пор, пока не спасется все живое.
Когда это объяснили Рамане Махарши, он ответил – «это примерно как сказать – я беру обет не просыпаться, пока не проснутся все те, кого я вижу во сне».
Эмодзи_привлекательной_блондинки_почтите льно_вешающей_над_кроваткой_фотографию_з агорелого_индусского_старичка_с_красивой _белой_щетинкой.png
– Проблема не в том, что истину нельзя найти, моя девочка. Проблема в том, что ее слишком много на рынке. Найти ее чересчур просто. Жизнь коротка, а прилавков, где торгуют этим продуктом, слишком много… Ты даже не успеешь обойти их все, какое там попробовать товар на вкус. Понимаешь?
– Так что же делать? – спросила я.
– Для начала надо понять, что истину нельзя узнать от людей.
– Почему?
– «Человек» и «истина» – это антонимы.
– В каком смысле?
– Каждый человек есть по своей природе вопрос. Вопиющий вопрос. Откуда же у него возьмется ответ? Люди могут прятать эту свою вопросительность под разными мантиями, рясами и так далее – и раздавать другим великие окончательные учения. Но это просто бизнес.
– А что не бизнес?
– Бог, – улыбнулся он. – Если это и бизнес, то не с нами. Истину можно узнать только от бога.
– Мы все работаем у бога штативами для селфи. Бог доверяет тебе видеть за него твой участок реальности. Как бы работать на специально выделенной грядке.
По дороге Ганс-Фридрих ядовито и смешно издевался над индийскими гуру, торгующими «просветлением». По его словам, у слова «просветление» было два значения: «фьючерс» и «ролевая игра». Верка спросила, как это понимать.
– Участники рынка делятся на просветленных и ищущих просветления, – ответил Ганс-Фридрих. – Слова эти, разумеется, надо брать в кавычки. Если вы «просветленный», то «просветление» – это фьючерс, который вы продаете другим участникам рынка. Одновременно это ваша ролевая игра. Если вы «ищущий просветления», то это тоже ваша ролевая игра, потому что после года работы с купленными ранее фьючерсами вы можете изображать просветление не хуже любого гуру – но этого не допускает ваша роль. У каждой из этих ролевых позиций свой язык и своя функция…
Эмодзи_красивой_блондинки_со_светлой_гру стью_вспоминающей_как_это_бывает_в_Индии _когда_тебе_двадцать_пять_лет_а_в_небе_т анцует_шива_и_все_еще_впереди.png
«Есть легенда, что господь Шива много раз появлялся в окрестностях Аруначалы, давая учение паломникам из разных стран и культур. Он назывался многими именами, всегда двойными: Жан-Поль, Иван-Владимир, Ганс-Фридрих, Хосе-Мария, Джон-Малькольм (чтобы перечислить несколько известных доподлинно). Вид его при этом был самым разным – от веселого рыжего бородача-бретера до седого старца, похожего на фортепьянного настройщика. В разных обличьях он давал искателям учения, строго соответствующие их уровню развития. Учения могли быть самого разного свойства – от навыков по управлению энергетическими каналами до тонкостей игры на ситаре…»
Интересно, думала я, есть у моих продвинутых сверстников какой-то, так сказать, духовный консенсус? В общем, да. Такая смесь из разжеванной в кашицу квантовой физики сознания, пастеризованных буддийских и индусских практик, психоделического шаманизма-лайт и смутного «виаризма»: веры в то, что весь наш мир – это виртуалка, кровавая VR-игра для извращенцев из другой Вселенной. Вопрос о боге, таким образом, решать должны не мы, а создавшие виртуальную реальность космические извращенцы – с нас-то какой спрос, раз мы просто ихняя плэйстейшн.
Мы действительно духовные дети твиттера и нетфликса.
«Ну а чьи дети твиттер и нетфликс, сосчитать несложно», сказал в моей голове хмурый бас, и я засмеялась. Даже сосчитала буквы – если с пробелами, «твиттер и нетфликс» дает ровно восемнадцать. Три раза по шесть. Мемасик про число зверя я помню, и хоть в него, конечно, не верю – но цифр этих тем не менее побаиваюсь…
Во что еще я верю? Ну в деньги, конечно. Их и мастера трансерфинга уважают, хотя могли бы просто обосрать со своих квантово-сознательных вершин (или, как у них выражаются, «запутать с дерьмом» – хотя это когда-то уже проделал дедушка Зигги Фрейд.). В деньги верят вообще все, кто ходит по магазинам – в этом самая сердцевина научного мировоззрения. Эту тему мы деликатно пропустим.
Во что еще? В Господа Шиву? Он же посылал мне лиловые облака, верно? Да, тут вопрос посложнее. Я ведь натурально молилась ему на вершине Аруначалы. Но это совсем другое. Не то чтобы я в него верила или не верила – просто в силу культурной отдаленности он для меня скорее герой комикса, к которому можно иногда обратиться как к богу. Это не религия, а игра. Или игра с элементами религии – почему бы и нет…
Скажем так, Господа Шиву я всем сердцем люблю. Но не могу сказать, что всем сердцем в него верю. Кто любил, тот поймет. И эту тему мы тоже опустим – ом нама шивая, спасибо, что живая.
В бессмертие души? Смотря как это понимать. Если душа бессмертна, то какой ты будешь после смерти – трехлетней, двадцатилетней, сорокалетней? Или такой, какой была в момент смерти? Значит, если умрешь старухой, у тебя будет старушечье бессмертие, а если ребенком – детское? Или там всех режут под одну гребенку? Или жизнь ничего не значит, и душа не меняется вообще? Непонятно. Надо уточнить вопрос у Шивы при личной встрече.
В общем, получается, я действительно не верю ни во что. Наша духовная подписка подразумевает, конечно, существование неких вечных истин, но мудро оставляет их в тумане.
Вот, например, насчет того, что наш мир – это симуляция. Я и правда склоняюсь к такой мысли. Когда долго играешь в 3D-очках на хорошем разрешении, а потом снимаешь их и видишь все вот это, сразу же тянет снять и встроенные очки тоже. Но они, увы, наглухо вмонтированы в корпус.
Мир и мы все – это сновидение бога. Слышали? Я тоже слышала. Значит, спим дальше – раз боженька так хочет.
С другой стороны, некоторые ведь вроде просыпаются. И очень свое состояние хвалят. Значит, боженька и этого тоже иногда хочет? Или, как говорит Ганс-Фридрих, это просто ролевая игра? Запутаешься в этой запутанности.
Эмодзи_привлекательной_блондинки_с_толст ым_мешком_золота_в_руке_презрительно_раз глядывающей_небольшой_затасканный_земной _шар.png
Азия в наше время так хорошо притворяется Европой, что получается лучше, чем у самой Европы, которая в основном притворяется северной Африкой. Но многое в Азии не замазать никаким макияжем: оливковые тона, эта древняя пыль. Эти лица. Ну и политика, наверно – она ведь, если разобраться, всегда просто функция климата. Угнетенные солнцем.
Есть такое клише – мол, у некоторых людей особая аура, сразу притягивающая к ним внимание, внушающая почтение и так далее. Что такое аура, никто не знает. Происходит, скорее всего, следующее: мозг обрабатывает сумму приходящих в него сигналов и выдает вердикт – тут присутствует нечто такое, что я не могу расшифровать, поэтому лучше не хами, Саша.
– Темные времена – это изобретение восемнадцатого-девятнадцатого веков. Чтобы создать эпоху Просвещения, нужно придумать эпоху тьмы.
– Вы историк? – спросила я.
– В прошлом.
– То есть темных веков не было?
– Конечно нет. Всегда есть тьма и свет – в любую эпоху, в любом месте, где живут люди. Наши концепции истории – это граффити спреем на развалинах. Мы видим только то, что сами нарисовали поверх руин. У нас не остается никакой пришедшей из веков мудрости. Истины полностью меняют свой смысл и вкус, хотя все скрижали вроде бы на местах… Божественное откровение выцветает вместе со словами. А потом наступает новый век и оставляет поверх руин очередную наглую роспись. Мудрость была в этом мире. Она жила в этом храме. Но теперь она испарилась без следа. Каждый век должен искать ее заново, и каждый человек тоже… Одна мудрость для молодых, другая мудрость для старых…
Эмодзи_красивой_но_уже_не_слишком_юной_б лондинки_с_удовольствием_понимающей_что_ для_кого_то_она_совсем_еще_девочка.png
Когда мы подошли к яхте, я увидела название:
AUrora
Почему, подумала я, и тут же поняла: «AU» – это обозначение золота в таблице Менделеева. Мало того, в один символ вписали другой: «А» было анархистским значком в кружке. Ну да, богатые тоже плачут. Главным образом от смеха над нами.
На стене висел сразу рассмешивший меня плакат: молодой бородатый человек, эдакий голубоватый гик в черной рубашке с анархистской инсигнией, смотрел на зрителя, явно пытаясь выглядеть грозно. Снизу была подпись:
КАПИТАЛИЗМ, БЕРЕГИСЬ! Я РАЗРАБАТЫВАЮ НОВЫЕ АНАРХИСТСКИЕ ЭМОДЗИ ДЛЯ АЙФОНА!
– Мы не просто анархисты, Саша, – говорил Андреас. – Мы корпоративные анархисты…
– А что это? – спросила я.
– Ну, это как бы последняя ступень в развитии анархо-капитализма. По сути, мы даже анархо-империалисты.
– Корпоративные анархисты здесь не все, – сказала Сара, поглядев на Андреаса. – Некоторые здесь считают их простыми прислужниками истеблишмента.
– Да хоть так, – ответил Андреас. – У нас серьезный стартап. Мы реалисты и не боремся против империи. Мы модифицируем элементы системы. И на это время заключаем тактический союз с другими ее элементами.
– Я не очень понимаю, – призналась я.
– Я объясню, – сказала Сара. – Знаешь, почему здесь висит этот плакатик про эмодзи? Потому что именно этим они и собираются заниматься… Корпоративные анархисты не воюют со злом. Они делают для него клевые чехлы и обложки, на которых допускается политкорректная атака на менеджмент. Это делает установленный порядок значительно крепче…
Я вдруг обратила внимание на майку Сары. Это была обычная белая футболка со словом «Google», составленным из разноцветных букв, которые обычно видишь на стартовой странице поисковика. Это я заметила сразу – но только теперь прочла надпись правильно: «Goolag».
– Некроэмпатик, – повторила я. – Вот это точно самое крутое за сегодня. А что, интересно, это значит? То, что я думаю?
Фрэнк засмеялся.
– Обычные историки, – сказал он, – пытаются понять живших прежде людей через документы эпохи, культуру и так далее. Но это как пытаться понять современного американца через фильмы про «Мстителей» или резолюции ООН.
– Отличный метод, – ответила я.
Фрэнк отрицательно помотал головой.
– Человек никогда не бывает похож на свое время. Наоборот – он всегда прячется от времени в свою личную тайну. Как устрица в раковину. Он воспринимает свое время как катастрофу, а потом, через тысячу лет, кто-то откапывает его скелет – и об этом человеке начинают судить по потопу, от которого он убегал. По тому самому монстру, от которого человек всю жизнь скрывался.
– Ты хочешь понять эпоху как-то по-другому?
– Я вообще не хочу понять эпоху, – ответил он, – потому что это невозможно. Вернее, это может сделать любой шарлатан десятью разными способами, и каждый из них будет фейком. Эпоху нельзя понять.
– Почему?
– Потому что эпох не бывает. Это не что-то реальное и объективное. Это метафора. Нечто выдуманное людьми. А как можно понять выдуманное? Каким его придумаешь, таким оно и будет.
Интересный подход.
– Может быть, – сказала я, – выдумывают одни люди, а изучают другие. То, что придумали первые.
– Верно, так и есть. Но мне их выдумки ни к чему.
– Так что такое «некроэмпатия»? Эмпатия к мертвецам?
– Это когда ты пытаешься понять какого-нибудь очень давно умершего человека, принимая его форму, – сказал Фрэнк. – И копируя обстоятельства его жизни.
– А почему ты считаешь, что так можно кого-то понять?
– Это вопрос веры, – улыбнулся он. – Я верю, что мы оставляем после себя след. Стоячую волну, как говорят физики. Своего рода эхо. И если правильно на это эхо настроиться, его можно ощутить и даже пережить заново.
– Саша, – сказал Тим, – ты ведь из России?
Я кивнула.
– У меня к тебе один вопрос. Скажи, а зачем вы вмешиваетесь в наши выборы? Зачем вы посадили в Белый Дом этого рыжего монстра?
За столом засмеялись. Со укоризненно посмотрела на мужа.
– Неужели непонятно? – ответила я.
– Нет. Я потому и спрашиваю.
– Просто, видите ли, – сказала я, придав своему голосу тот оттенок искренней девичей задушевности, который так возбуждает пожилых мужчин, – мы ненавидим вашу свободу.
За столом опять засмеялись.
– А почему? – спросил Тим.
– Ну как почему. Мы понимаем, что никогда не будем такими свободными и прекрасными как вы, и все, что нам остается – это скрежетать зубами в темном углу и стараться из зависти вам нагадить.
– Ага, – сказала я, – понятно. Это путешествие по линии твоей эмпатической истории?
Он кивнул.
– А где ты будешь жить в Стамбуле? – спросила я.
– Еще не знаю.
Я секунду колебалась. Потом сказала:
– В моей гостинице полно свободных номеров. И она в самом центре. Не бог весть что, комнаты маленькие, но вполне уютное место.
– Это может быть интересно, – ответил он.
Мы почему-то перестали глядеть друг на друга. Затем он сказал:
– Это очень интересно. Освобождает от необходимости что-то искать. Ты меня подождешь? Мне надо собрать вещи.
– Подожду, – сказала я. – Я не особо спешу.
Когда все уже покидали столовую, в нее с виноватой улыбкой вошел Андреас, только к этому моменту созревший для принятия пищи. Еды вокруг было много. Имперская сварка терпеливо ждала. Жизнь была прекрасна.
Фрэнк ушел собираться, а я с остальными борцами вернулась в штаб корпоративных анархистов. Они зажгли сразу два косяка. Я не курила вместе с ними – но через полчаса реальность все равно изменилась настолько, что я испугалась Фрэнка, вернувшегося в каюту.
Правда, это было несложно.
Нет, не зря мы сегодня вспоминали Кайло Рена. Фрэнк успел надеть темную хламиду с капюшоном, очень похожую на наряд ситха из Звездных Войн. Она вполне гармонировала с его бородатым римским лицом – но совсем не сочеталась с потертой камуфляжной сумкой.
Римское лицо. У него действительно было римское лицо – теперь я могла в этом поклясться. Но вот интересно, пришло бы мне подобное в голову без его рассказа?
– Я готов, – сообщил Фрэнк.
– Уже уходите? – спросил Майкл.
Он даже не поглядел на меня. Судя по всему, план мамы не увенчался успехом, но я не особо расстраивалась.
– Можно попрощаться с Со?
– Она сейчас на массаже, – улыбнулась Сара. – Кончится через час.
– Тогда я позвоню, – сказала я. – У нее есть мой мэйл, а у меня ее карточка. Спасибо за угощение.
Эмодзи_красивой_блондинки_только_что_наш едшей_себе_нового_мальчика_но_пока_не_сп ешащей_признаться_в_этом_даже_себе_самой.p ng
– Гид говорил, что культура переваривает себя. Поедает свое прошлое без остатка. А по-моему, прошлое забрасывает в будущее свои семена. Они прорастают где угодно, и мы уже не знаем, чем они были раньше. Особенно часто такое бывает в поэзии и музыке.
– Прорастает в каком смысле? – спросила я. – Повторяется мелодия? Или рифма?
– Бывает, что всплывает какая-то таинственная и скрытая от людей история, но ее не узнают. Вот такая же голова медузы. Кто-то вдруг спотыкается об нее в психоделическом тумане. Это часто случалось в шестидесятые, когда сразу много разных энтузиастов стали копать нашу бессознательную память под кислотой…
Эмодзи_красивой_блондинки_которая_забрел а_на_немного_странную_историческую_лекци ю_в_масках_но_не_слишком_переживает_пото му_что_лектор_уже_почти_совсем_ее_парень.p ng
Впрочем, в IQ я все равно никогда не верила – по-моему, чистой воды шарлатанство. Единственное, что определяет IQ-тест – это способность человека проходить IQ-тесты. Все остальные интерпретации этого опыта сводят человеческий мозг и душу к дешевому несложному механизму. Если действительно есть какая-то расовая корреляция IQ, то значения в ней не больше, чем в расовой корреляции цвета кожи или жесткости волос. Люди разные, вот и все.
Эмодзи_древней_но_очень_молодо_выглядяще й_богини_луны_со_снисходительным_интерес ом_слушающей_рассказ_одного_из_своих_осо бо_приближенных_массажистов.png
Где-то на этом месте я стала засыпать, и рассказ Фрэнка плавно перетек в смешной полусон, который я наполовину видела, а наполовину придумывала сама в дреме – диспут двух генералов на российском телевидении. Они сидели в пустой студии и неодобрительно глядели друг на друга.
«В нашей армии нет и никогда не было гомосексуализма!» – сурово говорил один. «Очень жаль, – кокетливо отвечал другой, – если б был, может быть, в сорок первом не драпали бы через всю страну, а били врага по уставу – на его территории… Да и без сорок первого года обошлось бы, потому что не было бы ни Цусимы, ни революции, ни товарища Сталина…»
Эмодзи_привлекательной_блондинки_проснув шейся_на_ночном_кладбище_и_пытающейся_по нять_как_она_на_него_попала.png
Эмодзи_красивой_печальной_блондинки_не_п ерестающей_думать_о_вопросах_экологии_да же_в_ситуации_большого_личного_горя.png
Фотографии на столе Тима были повернуты лицом к визитеру, чтобы взгляда в славное прошлое хозяина не мог избежать никто.
На одной Тим стоял рядом со Стивом Джобсом – и что-то объяснял ему, тыча пальцем в лист бумаги. Стив Джобс был поздний – в черной водолазке, с заострившимся уже лицом и тем выражением еле заметной иронии, которая заменяет предсмертное отчаяние сильным людям.
На другой фотографии Тим стоял в обнимку с молодой Со. Сам он выглядел почти так же, как сейчас, а Со немножко походила на меня, что почему-то было мне приятно. На третьей Тим был сфоткан с Берни Сандерсом, а на четвертой – что особо меня впечатлило – с неизвестным, чей силуэт был тщательно зачернен маркером. Возможно, там стоял какой-нибудь Эпштейн или Вайнштейн, которого приличия требовали вымарать из памяти – но фотография была повернута к зрителю вместе с остальными, словно сообщая, что, хоть в прошлом Тима тоже есть малоприятные воспоминания и связи, лично он не замешан ни в чем дурном, поскольку иначе вряд ли оставил бы такое свидетельство на виду.
Это было тонко.
В душе было два крана. Над одним – эмалевая ладонь с синей пилюлей, над другим – с красной. Тонко, да. Я открыла кран с красной пилюлей, но, сколько я ни ждала, вода так и не потеплела. Пришлось мыться холодной. Богатые продолжают плакать.
Эмодзи_безногого_моряка_с_бутылочным_про тезом_и_мелким_неразборчивым_лицом_потом у_что_кому_нафиг_нужны_разборчивые_лица_ безногих_моряков_даже_если_еще_вчера_они _были_красивыми_молодыми_блондинками.png
– Стилистические журналы учат, что роскошь – это окружить себя дорогими вещами. Но они лгут. Настоящая роскошь – древняя, истинная – это окружить себя дешевыми жизнями. Вот как Сталин. Или Каракалла…
Я недоверчиво покачала головой.
– Но как можно общаться с душами мертвецов? Они где-то сидят и ждут, что их позовут?
– It’s complicated, – сказала Со. – Вопрошать души, безусловно, можно. Они отвечают, и очень осмысленно. Но я не уверена, что эти души существуют в то время, когда с ними никто не говорит.
– Чтобы отвечать, они должны откуда-то приходить.
– Почему, – сказала Со. – Они могут возникать из небытия ровно на то время, пока с ними общаются. Я подозреваю, что дело обстоит именно так. Мы как бы создаем их своим вопрошанием, и отвечая нам, они обретают новое существование. Как эхо в информационной матрице. Новая жизнь вопрошаемого духа совсем короткая – она кончается сразу после ответа на вопрос.
Эмодзи_красивой_блондинки_с_опаской_выхо дящей_из_пещеры_где_только_что_происходи ло_нечто_мрачное_оккультное_и_скорей_все го_незаконное.png
Эмодзи_милой_блондинки_ложащейся_спать_в _шипастой_маске_солнца_за_лучами_которой _даже_не_видно_что_она_блондинка_что_не_ так_уж_страшно_поскольку_ночь_темна_пуст а_и_безлюдна_и_нравиться_в_ней_особо_нек ому.png